Это была очень плохая идея. Книга называется «Притяжение» некоего автора Лорен Руноу, и я уверена, что она садистка.
Когда мы добираемся до дома, я настолько увлечена историей, что даже не встаю.
Адам тянется через сиденье и открывает бардачок. Вытаскивает один из этих прямоугольных пакетиков с платками и предлагает мне.
Я всхлипываю и вытаскиваю платок из пачки.
— Как тебе удаётся не зарыдать?
Пальцем он стирает слезу, катящуюся вниз к моему подбородку.
— Я повидал много уродства. Надо приложить немало усилий, чтобы заставить меня плакать.
— Приятно знать, что ты сделан не из камня.
Он вручает мне ещё один платок.
— Я-то думал, мы уже установили, что я романтик.
Я фыркаю.
— Это ещё предстоит узнать. Пойдём, мне не терпится узнать, что же будет дальше.
Хватаю его телефон, первая выбираюсь из машины и прошу у Тоби взаймы его радио. Сегодня мы с Адамом красим спальни наверху, поэтому, пока он хватает валики, кисти и краску, я синхронизирую телефон с радио и жду, пока не поднимется Адам, чтобы включить книгу с того места, где мы остановились.
Я не быстро вникла в суть книги, но к седьмой главе полностью поглощена историей. Не плохо и то, что рассказчик - мужчина с хриплым голосом.
Я на полу, наклеиваю синюю липкую ленту на отделку, чтобы мы не испортили свежую белую краску, которую нанесла вчерашняя команда.
«Никогда, даже в самых диких мечтах, я бы не подумал, что мой отец, снявший для меня проститутку на шестнадцатый день рождения, сблизит нас».
Я смеюсь и говорю сама себе.
— Похоже, он классный парень.
Разрываю кусок ленты зубами, когда история становится более зловещей.
«Первый раз, когда он дал мне наркоты, был самым страшным днём в моей жизни».
Мои глаза устремляются через комнату к Адаму, который стоит на лестнице.
Словно ощущая мой взгляд, он смотрит в мою сторону.
— Нормально, что мы слушаем про это?
Я откашливаюсь, быстро кивая головой, и возвращаюсь к работе.
«Я хватаю свернутую купюру и наклоняюсь, чтобы вдохнуть свою первую дорожку. Глаза горят, и я не могу не закашлять от порошка, ударившего мне в горло, но я сделал это. Мое горло немеет, а температура тела растет».
Я оглядываюсь на Адама и вижу, что он не двигается. Он слушает, но его внимание сосредоточено на мне. Его мысли, вероятно, скачут так же дико, как и мои.
«Не знаю, стоит ли мне испытывать отвращение по поводу того, во что превратилась моя жизнь, или просто пожалеть себя».
Неужели именно таким был первый раз, когда Брэд испытал кайф? Предполагал ли он, что это станет зависимостью? Остался ли он один с неправильными людьми, при этом считая, что они хорошие, когда его близкие друзья играли в баскетбол, глядя совершенно в другом направлении?
Адам ставит банку с краской на лестницу и пристально смотрит на меня.
— Мы можем выключить.
Милое предложение, но если он способен слушать историю о том, как парень накачивается наркотиками, то и я смогу.
— Неа. Это всего лишь история, — отрываю кусок ленты не так аккуратно, как хотелось бы. — Не могу дождаться, когда дело дойдёт до сексуальных сцен. А то что это за романтика такая?
Он громко смеётся, красивый, гулкий смех. И, поворачиваясь ко мне спиной, возвращается к покраске стен.
Все утро мы слушаем книгу и красим стены, работая так до полудня. До сих пор в книге сладкое сменялось печальным. Два главных героя ходят вокруг да около своего притяжения друг к другу и, наконец, теперь одиноки.
Я использую валик для покраски стен. Адам же проходится по углам кистью.
Провожу валиком вверх по стене, когда рассказчик говорит:
«Прежде чем ей удаётся сесть, я хватаю ее за руку, притягивая к себе, наши тела касаются друг друга. И не думая, прижимаюсь губами к ее губам».
— Наконец-то! — практически выкрикиваю я.
Слышу, как Адам усмехается со своего места позади меня на другой стороне комнаты.
Окунаю ролик в краску и прохожусь кремовым оттенком по стене.
«В ту же секунду, когда мои губы касаются ее, ее рот открывается, приглашая меня, скользя языком по моему, в то время как сама она толкается ко мне ближе».
Поцелуи в книгах всегда такие страстные. У меня были горячие сеансы поцелуйчиков, но они никогда не были такими же эротичными, как этот.
«Мы оба останавливаемся, когда ее икры касаются ее кровати».
На пару секунд я прекращаю красить и обращаю внимание на динамики. Эти двое определенно собираются сделать именно это. Мои движения медленные, слишком медленные, поскольку я уделяю больше внимания книге, слушая слова, выходящие из радио, чем занятию, которым занимаюсь с валиком в руке.
«Я провожу руками по ее груди, сжимая ее, наслаждаясь ощущением мягкой кожи под моими грубыми пальцами».
Украдкой оглядываюсь через плечо. В руках Адама банка краски, но кисточка висит на бедре. Тёмная голова опущена и наклонена в сторону, словно он тоже слушает.
«Пытаясь скрыть дрожь в руках, я делаю глубокий вдох и провожу пальцами по внутренней части ее бедра, а затем впервые прикасаюсь к ее киске. Звук ее учащённого дыхания посылает холод по моему позвоночнику и заставляет кровь устремиться прямо к члену».
Адам переступает с ноги на ногу. Спина поднимается, когда он делает длинный, глубокий вдох, а великолепная задница напрягается.
«Мои пальцы касаются ее губ, кружа по клитору и опускаются, чтобы почувствовать ее влажность. Я медленно погружаю пальцы внутрь, не сводя с нее глаз, любуясь тем, как ее спина на кровати выгибается от наслаждения».
Мои ладони влажные. Вытираю их о хлопок своих штанов и сжимаю бедра, наслаждаясь жаром, зарождающимся глубоко внутри меня.
«Я встаю во весь рост и снимаю собственную одежду, прежде чем посмотреть вниз на своего лучшего друга - девушку, которую я всегда буду любить...»
Адам оборачивается, и наши взгляды встречаются. Моя грудь пульсирует от резкого потока воздуха, наполняющего легкие. Сердце трепещет, посылая волны прямо к моему животу и через сердцевину.
Широко расставив ноги, он демонстрирует мне всего себя - крепкое тело, немалый рост. Он настолько мужественный и доминирующий в пустой и огромной комнате, что его присутствие заставляет ее казаться неправдоподобно маленькой.
«Я прижимаюсь к ней, устраиваясь между ее бёдер».
Зрачки Адама расширяются, и остаётся лишь тёмная похоть.
«Мои губы опускаются на ее рот, когда я медленно в первый раз начинаю входить в нее».
Он высовывает язык и проводит им по нижней губе, прежде чем прикусить ее.
«Ее тело напрягается, и я крепко обнимаю ее, делая финальный толчок».
Он стонет.
«Ее рот снова находит мой», теперь стону я, «и вместе мы находим свой ритм, двигаясь и постанывая».
— Ребята, вы идете на обед? — Тоби заходит в комнату, и его голова дергается прямо в сторону колонок, когда он слышит рассказчика, заканчивающего повествование о самой чувственной любовной сцене, что я слышала. Переступая с ноги на ногу, он похоже, пытается решить, стоит ли ему остаться, или будет более неудобно, если он уйдет.
Он остаётся.
И это странно.
К счастью, глава быстро заканчивается, и повисает неудобная тишина. Мы с Адамом все еще смотрим друг на друга, а Тоби просто стоит там.
— Итак, да уж... время перерыва, — говорит Тоби, его руки в карманах, и он выходит из комнаты. — В любое время, когда будете готовы.
Когда он исчезает, я бросаю валик и выхожу из комнаты.
— Похоже, кто-то голоден, — кричит мне Адам.
— Умираю с голода! — кричу я в ответ, наполовину спустившись по лестнице.
— Не против, если я сяду здесь?
Адам стоит надо мной, его лицо скрыто в тени дерева, под которым я сижу.
— Только потому что ты принёс мне еду, — выхватывают пакет из его рук.
Из кармана он достает персиковый «Снэпл». Я трясу бутылку и ударяю по дну. А когда откручиваю крышку, раздаётся хлопок.
Он садится рядом со мной, его длинные ноги вытянуты вперед рядом с моими. Наши бедра соприкасаются.
— Я хочу извиниться, — говорит он.
— За что?
— За неуместное поведение. Я должен был присматривать за тобой, а не развращать тебя.
Громко и противно смеюсь.
— Я уже достаточно испорчена, — делая глоток чая, я искоса смотрю на него и вижу, что он не улыбается. — В смысле, с помощью книг. Не в реальной жизни. Я все время читаю пикантные книги.
Что вызывает у него интерес.
— Правда?
Заглядывая в пакет, я вытаскиваю сэндвич и мандарин, которые он упаковал для меня.
И нахмуриваюсь.
— Не это ищешь? — он показывает маленький «Сникерс».
Я хватаю шоколад у него из рук, разворачиваю и засовываю в рот. А потом закрываю глаза и наслаждаюсь.
— Джеймс Джойс, — мои слова едва слышны.
— А? — мычит он.
Я поворачиваюсь к нему, во рту «Сникерс»
— Мой папа большой поклонник Джеймса Джойса. У него даже есть первое издание «Дублинцев», которое, вероятно, стоит больше, чем наш дом. Он не купил его. Оно перешло к нему от деда. Во всяком случае, у нас в доме есть все его книги, и одна из них - книга писем, которые он писал своей жене. Они довольно грязные.
Он ставит свой пакет вниз, наклоняет колено и поворачивается ко мне.
— Трудно поверить, что Джеймс Джойс написал что-то отдаленно близкое к тому, что мы только что слушали.
Наклонив голову, я отвечаю:
— Он и его жена год были в разлуке. Они пообещали писать друг другу эротические любовные письма. Он называл ее своей милой маленькой шлюшкой и в мельчайших подробностях описывал, что делал с собой, когда думал о ней.
Он облокачивается на дерево и ухмыляется мне. В его голосе слышно недоверие.
— Мельчайших?
— Определенно. Он вспоминает, как она в первый раз положила руку ему на штаны. Они были на людях, может быть на вечеринке, и она скользнула рукой под стол и... ну ты понимаешь...
Он сдвигает колено в сторону. Его рука сжимает воротник рубашки.
— Больше никаких аудиокниг и никакого Джеймса Джойса, — говорит он, отодвигаясь от меня.
Порыв ветра шуршит сквозь дерево, и мое лицо обдает жаром. Я наклоняюсь и хватаю свой мандарин. Быстро очищая его, бросаю ломтик в рот, заставляя сок капать по моему подбородку и на футболку. Смотрю вниз, где сок приземлился на футболку и вижу, что мои соски достаточно сильно выделяются.
— Хорошая идея, — отвечаю я.
Это его худшая идея за весь день.