У нас был секс. Много секса.
В кровати он был сладким. На полу - грубым. А в душе... в душе было влажно.
Он взял меня сзади у спинки дивана в гостиной
Стоя, пока я сидела на столешнице на кухне.
На лестнице он ласкал меня ртом.
А я ублажила его, стоя на коленях в коридоре.
Изобразила девушку-ковбоя, скача на нем на обеднённом столе, и делала это спиной к нему.
А еще показала ему все, чему научилась на механическом быке в «Необъезженном жеребце», пока объезжала его на кресле с колесиками.
Теперь мы снова лежим в его постели на смятых простынях. Я здесь двадцать четыре часа, и совершенно не хочу уходить.
Адам играет с пупком. Его большая футболка, надетая на мне, сдвинута вверх, поэтому у него отличный доступ к моему животу. Он погружает язык в мой пупок, и я хихикаю от ощущения.
— После всего, что я сделал с тобой, именно это заставляет тебя извиваться, — дразнит он, когда щекочет мои ребра, место, которое, как он выяснил, может заставить меня сдаться при любых обстоятельствах.
Я щекочу его за коленкой, и он отступает. Да, да, Адам боится, когда его щекочут за коленкой, и это странно.
Боже, я люблю в нем абсолютно все.
— Мы должны поговорить, — говорит он, когда снова ложится рядом, проводя пальцем по моим ребрам.
Я с любопытством поднимаю брови.
— Ты была права, я о том, что ты сказала на заправке. Юридически тебя необоснованно привлекли к общественным работам, и ты не на испытательном сроке. Я солгал тебе, и мне очень жаль.
— Зачем ты это сделал?
— Сделка, которую я заключил с тобой в ту ночь, была настоящей. Я собирался тебе помочь. А Викторию нашел уже после нашего первого дня совместной работы. В то время я не знал, почему, но я просто не мог отпустить тебя.
Делаю глубокий вдох.
— А что теперь?
— Харпер уже несколько месяцев мечтает о моей должности. Он все еще не верит, что не ты была за рулем, и, если обнаружит, что мы вместе, ну, это будет огромный скандал. И я буду выглядеть, как дурак перед людьми из «Домов для всех душ». Я не хочу, чтобы репутация организации хоть как-то пострадала.
— Значит то, что происходит здесь, какое-то время не сможет происходить снова, — говорю я.
— Нет. Я не собираюсь скрывать нас. Я устроил полный бардак, но я все исправлю.
— Нет, нет. Мне ведь еще надо беспокоиться о Джессике. Вероятно, дать этим отношениям время, прежде чем о них кто-то узнает, правильный ход. И я все еще хочу работать на стройке.
Его лицо загорается.
— Хочешь?
— Именно. Хотя я верну себе воскресенья. Но ты получишь меня по вторникам перед работой.
Он перекатывается на меня.
— Я хочу тебя каждый день.
Я чувствую, как его эрекция растёт у моего бедра.
Он громко выдыхает и зарывается лицом мне в шею.
— Не знаю, как мне удастся держаться от тебя подальше.
— Никогда не знаешь; может быть, я тебе надоем и ты переболеешь мной. Знаешь, острые ощущения от победы и все такое, — я произношу это дразнящий тоном, но не могу сопротивляться этому назойливому чувству, сидящему глубоко во мне.
— Эй, — он берет меня за подбородок, чтобы я посмотрела на него. — У тебя есть какие-то сомнения?
— Нет! — быстро говорю я. — Просто не могу поверить в то, что произошло. Что все это случилось.
Он улыбается, несмотря на тень беспокойства в глазах. Не знаю, чем вызвана эта озабоченность.
Есть кое-что, о чем я думаю. Не знаю, должна ли я говорить об этом. Может быть, странно, что я поднимаю такую тему, но я просто выпаливаю:
— Ты всего лишь второй парень, с которым я спала.
Рука, скользящая вверх-вниз по моей грудной клетке, вздрагивает. Его пальцы горячие на моей коже, и они просто неподвижно замерли. Его грудь тоже не двигается, поэтому я поднимаю голову, чтобы убедиться, что он все еще жив.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
Кажется, что его глаза закрыты, но он просто смотрит вниз на простыни.
Приподнимаюсь на локтях. Теперь я начинаю беспокоиться.
— Адам?
— Я разрушил тебя, — он поворачивается лицом ко мне, взгляд полон уверенности. — Мои слова в тот день... они полностью уничтожили тебя.
— Давай не будем сходить с ума. Я тусовалась с парнями. Со многими. Меня постоянно кадрят в баре, и мои девочки любят сводить меня с кем-нибудь. Может я никого и не подпускала к финишу, но я определенно... ты не хочешь об этом слышать, да?
Его ноздри расширяются, а из горла вырывается рычание.
Я вздыхаю и продолжаю:
— Имею в виду, что да, твои слова так сильно повлияли на меня, что я боялась быть с кем-то, потому что ты оказался бы прав. И, если честно, я рада, что не была ни с кем, потому что вчера вечером, сегодня утром, сегодня днем...— я кусаю губу, потому что не могу даже говорить.
Большим пальцем он тянет мою губу и проводит по ней.
— А что насчёт танцев, сексуальных нарядов и флирта? Ты понятия не имеешь, как это терзало меня все эти годы. Вот почему я проводил время в баре. Я не искал ничего в комнате. Я следил за тобой. И был готов убить любого, кто подойдёт к тебе слишком близко.
Я игриво прикусываю его большой палец и отпускаю.
— А я так сильно злилась на тебя. По большей части потому, что хотела поговорить с тобой больше, чем с кем-то ещё. Мне столько всего нужно тебе рассказать.
Он притягивает меня в убежище своих рук и оборачивает руки вокруг меня. Когда мы оказываемся лицом друг к другу, он говорит:
— Тогда расскажи. Расскажи мне все. Обо всех семи годах.
Так я и делаю.
Я говорю. Мы говорим. Это самый волшебный момент последних двадцати четырех часов.
Я вешаю жалюзи в спальне, дом почти готов к переезду семьи Монтгомери. В ванной и кухне установлены приспособления для инвалидов, а по коридорам шириной в четыре фута может проехать инвалидное кресло.
Я рада видеть, что дом почти закончен, но мне грустно, что проект заканчивается. Интересно, где мы с Адамом будем работать дальше. «Дома для всех душ» много значит для него, и теперь они много значат и для меня.
Оставаться вдали от него - самое тяжелое, что мне приходилось делать. Мы решили, что будет лучше не работать вместе. Черт, мы решили вообще не видеться друг с другом. Каждый вечер, независимо от того, на работе он или нет, он все еще стоит у бара. И из патрульной машины наблюдает, как я каждый вечер иду к своей машине.
У нас нет больше причины, чтобы он подвозил меня, так что мы приезжаем на стройку на двух машинах. Всякий раз, когда мне выпадает шанс, я смотрю на улицу, где он укладывает дерн на переднем лужайке. Каждый раз, когда я украдкой смотрю на него, кажется, он смотрит в мою сторону.
Во время обеда он оставляет на кулере коричневый пакет с моим именем, пока берет свой и садиться под нашим деревом в поле. Он всегда кладет мне какой-то десерт. Сегодня это конфеты Hershey’s Kisses. Я закидываю одну в рот и вытаскиваю ярко-оранжевый листок с клейким краем, который лежит в пакете.
Прошло всего несколько дней, но они ощущаются, словно вечность.
Я бы подождал в тысячу раз дольше, если это значит, что ты будешь моей навсегда.
Я пытаюсь скрыть свой румянец, когда складываю бумагу в карман. Когда мой обед закончен, я подхожу к мобильному офису Тоби и отрываю листочек из блока бумаги.
Ты как-то сказал мне, что любишь запах кокоса.
С того дня я каждый день пользовалась духами с ароматом кокоса, лишь надеясь, что ты заметишь меня... или мои кокосы.
Тебе нравятся мои кокосы? Потому что ты им очень нравишься.
Убедившись, что на записке нет имен, я складываю ее и кладу в задний карман. Выхожу на улицу и подхожу к его чемодану с инструментами. Убеждаюсь, что он видит, что я оставила записку внутри, и закрываю крышку. Тащу свою милую попку внутрь и заканчиваю вешать шторы.
Направляясь в столовую, я сверлю отверстия в нужных местах, когда появляется Рик, держа в руках красно-черный набор инструментов Адама.
— Вот держи, — говорит он, когда ставит чемоданчик на пол.
— Это зачем? — вопросительно смотрю на него.
— Адам сказал, тебе это нужно.
— А, — округляю глаза.— Да. Спасибо тебе.
Как только Рик выходит за дверь, я спешу вниз по лестнице и подхожу к инструментам. Внутри лежит кусочек отрывного листочка, идеально разорванный по сгибу.
Твоя записка такая же, как и ты – милая и горячая.
Пожалуй, я начну с милого. Заманчивый запах твоих духов преследовал меня годами. Не из-за запаха. Из-за девушки, которая пахнет ими, и воспоминаний, которые они вызывают.
В тот день на подъездной дорожке ты собиралась задать мне вопрос. Я знал, что это будет за вопрос - чувствовал ли я то, что происходило между нами. И ответ был - да. Я бы ответил, что мечтал о тебе и запахе твоих духов, которые оставались на моей футболке, когда я проводил с тобой день. Ответил бы, что устал бороться с происходящим и хотел, чтобы в моих объятиях была ты, а не какая-то старая футболка, которую я отказывался стирать, потому что она была всем, что у меня было от тебя. Я хотел тебя. Нуждался в тебе.
И это приводит меня к горячему. Теперь, когда ты моя, мне надо воплотить в жизнь семь лет мечтаний. Я начну с того, что слижу этот сладкий аромат с твоей кожи, начиная с твоих бедер. И буду продолжать, пока не окажусь в самом совершенном райском местечке... посасывая, облизывая и пробуя тебя на вкус, пока ты не промокнешь от потребности во мне и не станешь кричать мое имя.
Я уже говорил о том, как сильно люблю слышать, как ты кричишь мое имя?
В комнате вдруг становится жарко. О-о-очень жарко. Я кладу записку в свою сумку и ищу что-то, на чем можно написать ответ. Все, что у меня есть - подстаканник и маркер. Всего ничего, но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Я стучу маркером по подбородку, пока минуту раздумываю над тем, как мне вести себя, мило или горячо.
Твоё имя последнее, которое я планирую выкрикивать.
Один ноль в мою пользу за то, что показала себя милой и сексуальной в одном флаконе. Кладу подстаканник в инструменты, иду вниз и ищу Адама. Он поливает дерн, когда я подхожу к нему.
— Тебя не должно быть здесь, — говорит он, напоминая мне о наших правилах.
Я протягиваю коробку.
— Ну что ж, тогда я не смогу тебе кое-что сказать.
У него задумчивый взгляд.
— Не могу дождаться, когда ты окажешься у меня во рту, и я буду сосать так сильно, что ты рухнешь на колени.
С огромной улыбкой я снова устремляюсь в дом. Ладно, я немного переборщила с горячим. Но это так весело.
К тому времени, когда день подходит к концу, и я собираюсь уйти, я немного разочарована тем, что чемодан с инструментами не сработал в мою пользу. Прощаюсь с командой и оглядываюсь на дома. Я не вижу Адама или его машину. И меня удивляет, что он уехал до меня.
Залезаю в «Голубую блудницу» и начинаю свой путь домой. Я еще не на шоссе, когда за моей спиной вспыхивает красный свет. Нет сирены, только огни полицейской машины сияют на закате. Смотрю на спидометр. Я не превысила скорость. Ремень безопасности застегнут, и я не разговариваю по телефону. Фыркнув, включаю поворотник и паркуюсь на обочине.
Когда вижу свет, я замечаю, что это не полицейская машина, а лишь пикап Адама со съемным сигналами, которые он поместил на крышу. Выйдя из грузовика, он подходит к моей машине.
Опускаю окно.
— Да, офицер?
Он наклоняется, локти на окне. Снимает солнцезащитные очки и смотрит в машину.
— Знаешь, почему тебя остановили?
— Поврежденная задняя фара? — спрашиваю я.
Он качает головой.
— Соблазнительные кокосы, — дразню я, покачивая плечами.
Он улыбается и снова качает головой.
Хмурюсь.
— Хочешь, чтоб я выполнила обещание?
Он легко смеется и говорит:
— Нет, — кладёт руку мне на затылок, зарываясь пальцами в волосы, притягивает меня ближе и шепчет у моих губ: — Просто хотел поцеловать свою девушку на прощание.
Этот поцелуй страстный. Волосы на затылке встают дыбом. И я полностью отдаюсь поцелую. Когда он отстраняется, мои губы все еще жаждут большего.
— Люблю тебя, — говорит он.
— Я тоже тебя люблю, — беру его руку и целую костяшки.
Очко Адаму за то, что был в тысячу раз милее. Он намного превзошел мой пикантный комментарий.
Он садится в свою машину и уезжает. Отъезжая, смотрю в зеркало заднего вида и вижу еще одну машину на противоположной стороне у обочины. Если не ошибаюсь, это красный «Мерседес». Я знаю только одного человека, который водит такую машину.
Разворачиваюсь и начинаю ехать к машине Виктории. Как только вижу ее на водительском сиденье, она ударяет по педали газа и ускоряется. К тому времени, как я снова разворачиваюсь и собираюсь догнать ее, она въезжает на шоссе и петляет между машинами.
Хлопаю рукой по рулю и ругаюсь в пустой машине.
— Черт!
У меня сейчас словно дежавю из кошмара, который был последние несколько недель, и я снова не могу найти Викторию.