Полиция приезжает через три минуты. Сразу же за ней прибывает машина скорой. Когда подвозят каталку, меня практически трясет при мысли о том, что сейчас Адама положат на нее. Парамедики отодвигают меня в сторону, потому что им нужно работать.
Когда они видят кровь на диване и мою порванную одежду, они вызывают вторую машину.
Сидя в задней части скорой помощи, я слышу, как они говорят мне, что у меня сотрясение мозга, и что я должна поехать в больницу для обследования. Я отказываюсь. Не без Адама. Не раньше, чем я вижу, как его вывозят с кислородной маской на лице, и тогда я, наконец, сажусь и позволяю им увезти меня.
Он жив.
Машина скорой, в которой находится он, прибывает в больницу раньше моей, и его спешно увозят внутрь. Мой случай не такой срочный, так что меня провозят через приемное отделение и к кровати в углу. У меня с собой нет телефона, так что я прошу дать мне позвонить.
И звоню своим родителям. Мама начинает паниковать и, вероятно, будет причитать всю дорогу сюда. Папа, скорее всего, будет молчать, предпочитая нервничать молча, все держа в себе.
По громкой связи объявляют красный код[8]. И знаю, ужасно, что я думаю так, но я надеюсь, что это умирает кто-то другой. Я не могу потерять Адама. Не сейчас. Не в ближайшие шестьдесят лет.
Когда офицер подходит, чтобы опросить меня, первое, что выходит из моего рта:
— Как Адам?
У него нет для меня никаких ответов. Ему нужны детали сегодняшней ночи. Так что я рассказываю их. Каждый ужасный момент. Сцена, продолжительностью пятнадцать минут растягивается больше, чем на сорок пять. И, у меня такое чувство, что я прожила все те мгновения раза три.
Мои родители приезжают как раз тогда, когда медсестра забирает меня для прохождения тестов. Я заверяю их, что со мной все нормально, и потом меня увозят. Уверена, мое МРТ покажет ненормальную активность, так как мозг не может перестать думать со скоростью миллион миль в минуту.
Уже прошло достаточно времени. К этой минуте он уже должен был вернуться из операционной.
— С тобой все в порядке? — мама хватает меня за руку, когда я снова оказываюсь в приемном отделении, цепляясь за меня, словно я могу исчезнуть. — Нам сообщили лишь детали. Он... он...
— Нет, мам, — успокаиваю я ее. — Не произошло ничего ужасного. Адам подоспел вовремя. И мне необходимо знать, где он.
К моей кровати подходит папа.
— Мы уже спрашивали, дорогая. Они ничего нам не скажут.
— Я звонила его маме. Вероятно, она уже здесь, — добавляет мама.
— А как насчёт Нико? Он где-то на улице. Он может...
Я замолкаю, когда папа похлопывает меня по плечу, заставляя меня замолчать.
— По всей больнице расставлены полицейские, ожидающие, когда Адам появится из операционной. Здесь вы в безопасности.
Я поднимаю руку к голове и внезапно ощущаю головокружение, комната качается из стороны в сторону. Закрываю глаза, чтобы заставить это ощущение уйти, но от этого меня лишь начинает мутить. Должно быть, мама замечает, что что-то не так, потому что незамедлительно оказывается рядом, кладя руку мне на спину, и удерживает передо мной круглое розовое корыто. А папа придерживает мои волосы, пока я опустошаю желудок.
— Это один из признаков сотрясения, — говорит врач.
Красивая женщина с вьющимися каштановыми волосами и большими глазами. Под расстегнутым халатом на ней футболка из сказки «Красавица и Чудовище». На бейдже имя доктор Грей Дитто.
— Вы педиатр? — спрашиваю я, когда она заходит.
Мои родители все еще рядом, помогают мне принять вертикальное положение.
Доктор Дитто смотрит на свою футболку и смеется.
— Нет. Просто мечтательница. На прошлой неделе мы с детьми ходили на мультик Дисней, и я все еще не готова расстаться с магией.
Обычно я привыкла верить в волшебство, но по какой-то причине не могу избавиться от ужасного чувства. И меня снова тошнит.
— Мы госпитализируем вас. Ваши анализы чисты. Нет кровоизлияний в мозг, но на основании ваших симптомов, — она указывает на меня, ее ручка зависает над розовым корытом, — у вас сотрясение второй степени. Мы оставим вас на ночь для наблюдения.
— Со мной все нормально, — отвечаю я. — Просто хочу домой.
Она наклоняется и включает флуоресцентные лампы над кроватью. И голова взрывается от боли - жгучий, мучительный кулак отбивает ритм прямо у меня в мозгу. Я невольно зажмуриваюсь. Отворачиваюсь от света, утыкаясь в мамино плечо.
Доктор Дитто убирает свет.
— Да, вы определенно останетесь на ночь.
Открываю глаза и смотрю на нее. На ее лице улыбка, и она что-то записывает в белый блокнот.
— Пока эти симптомы не исчезнут, вы никуда не пойдете. Мы дадим вам лекарства от тошноты, а также ибупрофен от боли, — говорит она, когда она начинает выходить за дверь.
— Доктор, — зову я. — У вас есть информация об офицере, который поступил со мной?
Она качает головой.
— Уверена, доктора делают все, что могут.
Стоит ей выйти из палаты, моя голова начинает пульсировать.
Мои родители остаются со мной, когда медсестра приходит с новой кроватью. Я заползаю на нее и позволяю ей провезти меня через приемное отделение, по длинному коридору, вверх на лифте, в другой коридор с постом медсестер и в палату. Она двухместная, но вторая кровать пуста.
Приходит другая медсестра, и представляется. На ней темно-бордовый халат, и у нее передвижная тележка с ноутбуком. Она сканирует мой больничный браслет, а затем протягивает мне маленькую белую чашку и еще одну таблетку, которую вытащила из пакета.
Солнце проглядывает сквозь жалюзи. Мои родители выглядят так, словно отлично покутили, учитывая тёмные круги у них под глазами, потекшую тушь у мамы и бледное лицо папы.
— Идите домой и отдохните.
— Нет, — мама непреклонна. — Мы останемся, пока они не скажут, что ты можешь вернуться домой.
Я вздыхаю.
— Я действительно устала, и если вы будете здесь, я не засну. Док сказала, что мне нужно отдохнуть, — частично это правда. Мое тело истощено, но то, что они здесь, не помешает мне уснуть.— Идите, — настаиваю я. — Возвращайтесь днем. Вам нужно быть отдохнувшими, если собираетесь заботиться обо мне, когда я вернусь домой. Я ожидаю от вас обоих круглосуточного ухода, включающего завтрак в постель, — посылаю им дьявольскую улыбку. Зная своих родителей, у папы к обеду будет готова масса вкусностей, а мама свяжет плед с изображением котенка.
Моя мать выглядит несогласной, когда папа кладет ей руки на плечи.
— Пойдем, Пэмми. Мы вернемся через несколько часов.
Вот так я остаюсь одна в своей больничной палате. Поворачиваю голову и смотрю на металлические решетки оконных жалюзи. Сквозь них видно не так уж много. Все, что я вижу, это солнечный свет, проходящий сквозь грязное окно. Осматриваю комнату. Одинокая кровать рядом с моей. Занавеска, свисающая с потолка, открыта. Несколько пустых стульев и тумбочка. Я стараюсь сфокусироваться на квадратах на линолеуме, но мои веки тяжелеют. Истощение, с которым я сражалась, накрывает меня.
Угрожающие темные глаза скользят по моему обнаженному телу. Красная ткань разрезана, оставляя мою грудь обнаженной. Он снова использует нож, разрывая мой лифчик и царапая кожу. Кровь течет по моему телу, леденея, прежде чем попасть в пупок. Мое тело превращается в лед от того, что его выставили напоказ и открыли жуткому взору чудовища.
У него полно золотых зубов и он извергает проклятия. Опускается к моей шее и кусает кожу. Я пытаюсь бороться с ним, но не могу. Я парализована. Мои руки не могут оттолкнуть его. Ноги отказываются пинать. Я хочу, чтобы мое тело сопротивлялось, но оно неподвижно.
Руки Нико хватают разорванную ткань внизу моего комбинезона, и он разрывает ее дальше, пока я не оказываюсь обнаженной до кончиков пальцев. Я пытаюсь кричать. Но он отрезает мне язык. Все, что я могу сделать, это позволить слезам катиться по лицу, пока я молюсь за Адама.
Он расстегивает ремень и затем резко молнию. Я поворачиваю голову, чтобы отвести взгляд. И от того, что вижу, у меня перехватывает дыхание.
Адам лежит в луже крови на полу рядом со мной. Его некогда яркие глаза безжизненны, а сам он мертвый лежит на ковре.
Я хочу добраться до него.
Хочу помочь ему.
Я хочу умереть.
Но не могу даже попросить об этом.
— Лия. Проснись, Лия. Успокойся. Дыши глубоко, — говорит мне женский голос.
Меня мягко трясут за плечо. Я морщусь, уворачиваюсь от прикосновения.
— Отстаньте от меня!
— Давай. Возвращайся к нам. Это всего лишь плохой сон.
Открываю глаза и вижу доктора Дитто у моей кровати. Медсестра стоит на другой стороне.
Она тепло улыбается, а затем светит ярким светом мне в глаза.
— Все нормально. У тебя просто был плохой сон.
Во рту невероятно сухо. Я сглатываю, несмотря на отсутствие во рту слюны. Медсестра приносит мне небольшую чашку воды. Я пью ее, пока доктор Дитто поднимает палец и просит, чтоб я проследила за ним.
— Тебе снилось нападение? — спрашивает она.
Медленно киваю.
— Попрошу социального работника поговорить с тобой, — она кладёт свой мини фонарик в карман на груди.
— Мне необходимо увидеть Адама, — слова выходят хриплыми. Я пытаюсь сесть, чтобы сделать еще один глоток воды - на этот раз, самостоятельно - и чувствую, как мои уставшие мышцы борются со мной. Раньше, с адреналином, несущимся по телу, я могла поднять тележку. А теперь я дрожу, просто держа в руках чашку.
Доктор Дитто смотрит на меня с сочувствием. Протягивает руку, кладет ее мне на плечо, и укладывает меня обратно на кровать.
— Ты не его семья, поэтому я не могу дать тебе никакой информации. Я посмотрю, что смогу сделать, но сейчас тебе нужно сосредоточиться на собственном выздоровлении. Попытайся отдохнуть. Ты через многое прошла.
Ненавижу ее слова. Ненавижу ее и ее футболку с принцессой, зверем и красной розой. Глупая вещь для того, кто работает врачом.
Как бы я не пыталась бороться со сном, он снова накрывает меня.
— Я попал в Коннектикутский университет, — Адам наклонился и завязал шнурки.
— Поздравляю! — я наклонилась и обняла его, заставив нас практически упасть с нижней трибуны. Откинувшись назад, посмотрела на него. — Значит вот как выглядят парни в колледже.
Он сел прямо.
— А что, пребывание в колледже сделает меня более привлекательным?
— Черт, да! Ты только что получилось примерно десять очков сверху. Ты уже знаешь свой главный предмет?
— Архитектура, — уверенно ответил он. — Я хочу проектировать дома.
Я наклонила голову, удивленно вскинув руки.
— Правда? А я почему не знала? Это восхитительно. У тебя отлично получиться Ты сможешь спроектировать мой будущий дом.
Он рассмеялся. Поставив локти на колени, он наклонился и пристально посмотрел на меня.
— И какой он, дом Лии?
Я прикусила губу и задумалась над вопросом. Долго я не раздумывала. Именно об этом я думала на самом деле, витая в облаках во время математики.
— Большой дом в стиле ранчо. Мне не нравится, когда все на разных этажах. Люк живет в мансарде, и у меня такое чувство, что там наверху он существует в собственном мире. Заходишь в дом, и видишь одно большое открытое помещение с кухней, гостиной и столовой. На кухне длинный остров с табуретами, за которым можно играть в разные игры и потчевать гостей и раздвижная стеклянная дверь, выходящая во двор. Из гостиной коридор ведет в главную спальню. Гардеробные просто огромны! По крайней мере, моя. Мой муж может делать все, что захочет.
— А что о детских? Или в твоём будущем доме не будет детских?
— Их спальни в другой стороне дома. В их собственном крыле. А нам с мужем нужна приватность, — я подмигиваю и продолжаю: — Две спальни. Одна для мальчика, другая для девочки.
Брови Адама были напряжены. Казалось, он был чем-то смущён, или, может быть, впечатлен. Я не была уверена.
Он схватил свой рюкзак, который был на трибуне позади нас, и положил его на колени.
— Хочу показать тебе кое-что.
Я наблюдала, как он расстегнул рюкзак, открыл папку и достал несколько бумаг.
— Думаю, тебе понравится дом моей мечты.
Он протянул мне бумаги, и мои глаза расширились от удивления, когда я увидела фасад.
Дом-ранчо со скатной крышей и верандой. Дом был разбит на три здания, соединенные коридорами с окнами от потолка до пола.
Я провела пальцами по чертежу и проследила треугольник над дверью.
Адам наклонился ко мне и взял бумагу из моей руки, показывая следующий лист. План внутренней части дома.
Он положил руку позади меня и словно окутал меня, объясняя то, что было изображено на рисунках.
— Это, — он указал на бумагу, — прихожая, из нее открывается доступ в большую комнату. В ней потолок с уклоном, облицованный деревянными балками. В гостиной французские двери, выглядывающие во двор. Это столовая, а это кухня, оборудованная островом для приема гостей.
Я взглядом двигалась за его пальцем, показывающим мне все в комнате. Все было в точности так же, как я только что описывала ему.
Он перешел к одному из стеклянных коридоров.
— Это главная спальня с большим шкафом для меня и еще большим для моей жены, а также главная ванная. Есть еще две спальни - одна для мальчика и одна для девочки.
Адам посмотрел на меня, и я старалась не слишком заглядываться на то, как его губы изогнулись в улыбке.
Он продолжил, указывая на другой стеклянный коридор.
— Это медиа-зал. Одного телевизора в доме недостаточно, — объяснил он.
Я рассмеялась. Если кто и понимал его, так это я.
— Это гостевая спальня с ванной, а эта комната здесь... я еще точно не решил.
Адам поднял глаза. Я тоже. Его темные глаза искали мои. Мурашки пробежали по моему телу.
— Наши дома мечты одинаковые, — прошептала я.
— Да, — он прикусил нижнюю губу. — Тогда, может, ты скажешь мне, что мне делать с этой комнатой.
Я снова посмотрела на квадратную комнату с правой стороны дома. Она могла бы стать музыкальной или игровой комнатой. Или библиотекой для спокойного чтения, а так же мастерской.
— Это твой офис. Твоя жена не захочет, чтобы ты тратил слишком много времени на работу. Она захочет, чтоб ты как можно больше времени проводил дома. Ужин будет в пять, так что у тебя будет достаточно времени, чтобы поиграть с детьми перед сном. Когда дети будут спать, ты сможешь пойти в свой кабинет и сделать какую-то работу. Она принесет тебе выпить и, может быть, перекусить. Поцелует тебя и станет ждать в медиа-зале, пока ты закончишь, чтобы вы вместе смогли посмотреть какой-нибудь из твоих любимых фильмов с Мэтью Макконахи.
У него перехватило дыхание, стоило ему услышать последнее предложение.
Я закрыла глаза и покачала головой. Затем добавила:
— Потому что его все любят. Если твоей будущей жене не будут нравиться фильмы с Макконахи, то я не буду приходить по вторникам на ночь покера.
— Мы играем в покер? — спросил он со злобной улыбкой.
— Да. Мы вчетвером собираемся каждый вторник. Это наша традиция.
Он продолжал смотреть на меня, улыбка исчезла с его лица. На его месте появился задумчивый взгляд, словно он пытался заглянуть в будущее. Он снова посмотрел на дом своей мечты, а затем на меня. А я просто сидела там, сложив руки под коленями, и все продолжала смотреть на него.
Его губы раскрылись, и я приготовилась к тому, что он скажет:
— Обещаю, я женюсь на девушке, которой нравиться Мэтью Макконахи.
— Она открыла глаза, — сказал женский голос.
— Она не в коме. Мы знали, что, в конце концов, она проснется, — в комнате присутствует еще одна женщина.
Я узнаю их голоса. Две девушки, которых я называю подругами.
Медленно открываю глаза, моргаю несколько раз и осматриваю комнату. Хмурюсь и смотрю на стены, как если бы комната была мне совершенно не знакома, затем на телевизор, словно я никогда раньше не видела такого устройства, и, наконец, на девочек, как будто они незнакомки.
Снова моргаю, изображая изумление и смущение.
— Вы медсестры?
Джессика выпучивает глаза, рукой прикрывая рот.
— У нее амнезия.
Сьюзен же прищуривается.
— Ты знаешь, как тебя зовут?
Ерзаю на постели, оглядываясь по сторонам в поисках ответа.
— Нет, — говорю слегка испуганно.
— О Господи, — вскрикивает Джессика. Она наклоняется и кричит практически мне в лицо. — Я - Джессика. Это Сьюзен. Мы твои подруги.
Сьюзен смотрит на Джессику и морщится.
— Не думаешь, что она хочет знать, как зовут ее, а?
— Джессика кивает.
— Твое имя Л-и-я, — она произносит мое имя по буквам, словно я иностранка, изучающая новый язык.
— Лия, — повторяю я. — Кто я? Где я живу? Какая я?
— Ты живешь с родителями и управляешь баром в городе, — отвечает Джессика.
Сьюзен добавляет:
— Тебе отчаянно необходимо покрасить волосы, и у тебя ужасный вкус в моде.
— Вранье! — кричу я.
Сьюзен улыбается.
— Ты - дурочка! — раздраженно визжит Джессика, толкая мою ногу.
— Ай! — хватаюсь за бедро, притворяюсь, что мне ужасно больно.
— Прости, пожалуйста! Я не хотела... подожди, — Джессика откидывается на стул и скрещивает руки, — у тебя травма головы. Твои ноги в порядке.
Пожимаю плечами и снова ложусь на кровать.
Сьюзен качает головой и усмехается.
— Приятно знать, что ты не потеряла чувство юмора. Мы принесли тебе настоящую одежду, — она поднимает спортивную сумку Vera Bradley.
Мое тело все еще болит, но теперь, когда я поспала еще раз, я могу двигаться лучше. Сажусь на кровати.
— Никто не знает девушку лучше, чем ее друзья, — говорю им спасибо и беру сумку. Здесь есть пижама, расческа и косметика. Кладу сумку в ноги откидываюсь на кровать.
Обе они, которые обычно шумны и болтливы, необычайно спокойны. Я знаю, они хотят узнать больше, чем им рассказали моя мама или Эмма, или кто бы еще не сообщил, что я здесь.
Скрестив руки перед собой, я открываюсь своим девочкам.
— Я думала, что умру. Я расскажу вам все, только не сегодня. Прямо сейчас, я пытаюсь сосредоточиться на том, что не умерла. Адам вернулся домой как раз вовремя и спас меня. Вы что-нибудь слышали о нем?
Они качают головами.
Сьюзен убирает кудрявые волосы от лица и поправляет очки.
— Мы только что приехали.
Я киваю и смотрю на свои руки. Джессика кладет руку мне на ногу. Я смотрю на ее красивое лицо и милую улыбку. Она открывает рот, чтобы заговорить, а потом снова закрывает.
Снова открывает и закрывает его, и тут я отвечаю на ее вопрос:
— Мы вместе.
Она прикусывает губу. Я знаю, что у нее за вопросы. Просто она слишком милая, чтобы задавать их.
Я смотрю на неё и жду, пока она посмотрит на меня.
— Прости. Я знаю, он тебе нравился.
Ее голова поднимается, и я, наконец, ловлю ее взгляд. Она смотрит на меня с обидой и пониманием.
— С того вечера в «Велосити», когда я ушла раньше, все стало официальным, — и больше не добавляю ничего.
Она смотрит на меня.
— Я знала. Имею в виду, я видела знаки. Просто игнорировала их. Мы все знали, что между вами что-то есть, — говорит Джессика. Сьюзен кивает в знак согласия. — Я поняла.
— Я никогда не хотела ранить твои чувства, — говорю я искренне.
Она хватает мою руку и улыбается. Ее карие глаза слегка мерцают.
— Я рада за тебя. За вас обоих.
С облегчением смеюсь. Все прошло намного лучше, чем я боялась, будет.
Сьюзен добавляет.
— Этому не мешает и то, что вчера Дерек из Цинциннати приезжал, чтобы сводить ее поужинать.
От изумления я открываю рот.
— Он провел три часа за рулем, чтобы увидеть тебя? — машу рукой в воздухе и продолжаю: — Ладно, мне нужны детали. Все до единой.
Я откидываюсь назад и слушаю, как мои подруги рассказывают мне свои истории.
Разговор ни о чем, но он напоминает мне, что моя жизнь продолжается. У меня хорошая жизнь. Все Нико мира не заставят меня опуститься на колени.
Я просыпаюсь, слыша, как колеса катятся по коридору. По-видимому, во время пребывания здесь мне можно спать лишь по чуть-чуть. Я открываю глаза, когда доктор Дитто заходит в комнату с пустой инвалидной коляской.
— Подумала, ты не прочь прокатиться, — говорит она.
По тому, как приподнимается ее уголок рта, я понимаю, что еду отнюдь не на МРТ.
Она помогает мне встать и сесть в кресло. На мне нежно-голубой пижамный топ с соответствующими полосатыми брюками. Волосы расчесаны и убраны в конский хвост, и я смыла макияж, остававшийся после бара.
Доктор Дитто везет меня по коридору и через двери, предназначенные только для персонала. Она собирается провезти меня в больничную палату, когда наклоняется и говорит:
— Думаю, благодаря этому ты перестанешь видеть кошмары.
Мы заезжаем в комнату, и единственное, что я вижу - Адам, лежащий на постели. Его глаза закрыты, а на лице большая глубокая рана от удара. Не считая этого, он выглядит прекрасно.
Поворачиваю голову к ней.
— Я думала, только семье разрешено видеть его.
Она подвозит меня ближе к кровати.
— Магия заставила меня захотеть нарушить правила.
Как только доктор Дитто покидает комнату, я поднимаюсь на ноги и подбегаю к изголовью его кровати. Подтягиваю стул и встаю на колени. Мои руки в его волосах и на его лице, ласкают щетину и линию его точеной челюсти.
Наклоняюсь и целую его губы. Они теплые.
Снова целую его, потому что могу.
Я целую его в третий раз, потому что до этого момента я серьезно задавалась вопросом, а что, если он мертв, и ни у кого не хватило храбрости рассказать мне.
Я целую его четвертый раз, потому что, может мне и сняться кошмары из-за одного происшествия, но именно об этом человеке я мечтала сладкие семь лет. Мечты о нем превосходят самые жуткие видения. Этот человек защищает меня от любой ненависти.
— Начинаю думать, что получить удар ножом, это хорошо, — говорит он.
Целую его ещё.
— Я понятия не имела, что с тобой. Они мне ничего не рассказывали, — держу в руках его голову и смотрю на его красивое лицо.
— Лия, — шепчет он, поднимая руку к моей щеке. — Не плач. Все будет хорошо. Они взяли Нико.
— Взяли?
Он потирает мою щеку. Его глаза сверкают, когда он с любовью смотрит на меня.
— Он был в плохом состоянии, поэтому ушел не так уж далеко от дома. Он сел надолго, и ему не выбраться.
Я смеюсь и одновременно всхлипываю.
— Это второе лучшее событие, что произошло за сегодня.
— А что было первым? — спрашивает он.
— Обнаружить, что ты жив. И сообщаю официально: я не могу жить без тебя.
— И это хорошо, — он притягивает меня ближе и потирается губами о мои губы. — Потому что я живу лишь ради тебя.
Утыкаюсь ему в шею и плачу. Да, я плачущая машина и не могу контролировать эмоции.
Он целует меня в макушку и потирает спину.
— Я должен сказать тебе ещё кое-что. Виктория снова на реабилитации. На этот раз приехали ее родители. И отправили ее на долгое лечение в клинику в Сан-Диего.
Я наклоняюсь и прикусываю губу, пока чувство вины наполняет меня.
Адам смотрит на меня в замешательстве. Он заправляет прядь волос мне за ухо и снова гладит меня по щеке.
— Думал, ты будешь счастлива.
— Я ведь практически выкинула ее на улице. Ей некуда было податься, кроме как вернуться к наркотикам.
— Эй, эй, эй, — говорит он, утыкаясь лбом в мой лоб, — Никогда больше не хочу слышать о том, что ты винишь себя. Мы - команда, ты и я. Мы не сможем спасти их всех, но постараемся сделать все от нас зависящее. Сегодня с улицы исчез дилер, а наркоманка получает лечение, которое ей необходимо.
Киваю и шмыгаю носом. Должно быть, я задеваю его рану, потому что он шипит сквозь стиснутые зубы. Его глаза закрываются, и он дышит, превозмогая боль.
— Прости, — пытаюсь отстраниться, но он притягивает меня ближе.
Когда боль утихает, он берет мою руку и целует ладонь.
— Мне плевать, кричу ли я от боли. Я не хочу, чтоб ты была где-то там, хочу, чтобы ты была здесь, рядом со мной.
Он притягивает меня для поцелуя, и мои руки поднимаются, чтобы обнять его лицо. Это великолепное лицо, а я так долго притворялась, что это не единственное лицо, которое я хотела бы целовать целую вечность.
Я люблю этого мужчину. Не только потому, что он хочет, чтобы я была рядом, когда он в агонии. Даже не потому, что он спас мне жизнь, и особенно не потому, что он придумал нелепый план, чтобы заставить нас проводить время вместе, что почти стоило ему работы и мне дружбы. Я люблю его, потому что, хочу признавать это или нет, он мой партнер. Нападение, защита, независимо от положения, Адам прав; мы - команда.
Он отпускает меня, чтобы подвинуться повыше на кровати и лечь немного на бок. Предоставляя мне достаточно места, чтобы лечь рядом с ним.
— Ты уверен? — спрашиваю я.
Он похлопывает по простыне и поднимает руку, побуждая меня лечь на него. Я ложусь рядом, осторожно, чтобы не касаться его повязки, и кладу голову ему на грудь.
Его пальцы пробегают вверх и вниз по моей руке, когда он кладёт голову на мою. Делает глубокий вдох и расслабляется. Кокон, который он создал для меня, убаюкивает.
Я слушаю его ровное сердцебиение в груди. Ритм - мирная песня по сравнению с издающей сигналы машиной рядом с нами.
— Моя маленькая преступница, — вздыхает он.
— Мой испорченный офицер-надзиратель, — мой голос становится сонливым.
— Ты мне это никогда не забудешь.
— Но ведь ты бы и не хотел, чтоб все было по-другому.