Неожиданное осложнение

Глава 18

Мы переодеваемся в сухую одежду и впятером садимся вокруг костра. Адам принес газовый гриль, и мне кажется, это своего рода жульничество. Я подаю макароны и картофельные салаты, которые привезла, и даже специальные «Маргариты» без пенки и бутылку «Сангрии», которую я сделала дома с лепестками роз, настоянными на виски, кленовым сиропом и домашней настойкой.

С музыкой, играющей из моих динамиков в фоновом режиме и напитками, вечеринка получается отличная. Рори комментирует, насколько классную еду я приготовила, и Адам соглашается. Сьюзен, Джессика и я рассказываем истории, смеемся и хихикаем, пока Рори общается с Адамом.

— И он такой: Ты не должна быть учителем. Ты должна быть библиотекарем, чтобы я смог проверить тебя.

Мы со Сьюзен смеемся над ужасной попыткой знакомства, которая была у Джессики в супермаркете.

— Ты должна была дать ему номер Рона. Лия именно так и делает, — говорит Сьюзен, поворачиваясь ко мне. — Парень с того вечера звонил?

— Да! Рон сказал, что парень даже заикался, так сильно нервничал. Даже если не знать, как выглядит Рон, его голос, обещающий оторвать голову, если ты тронешь его женщину, игнорировать невозможно.

— Над чем смеетесь, девочки? — спрашивает Рори.

Сьюзен со смехом закрывает рот.

— Лия дает номер Рона парням, ведущим себя как извращенцы. Это довольно забавно.

Адам ставит свое пиво вниз.

— А как насчет тех, кто не извращенцы?

Сьюзен смотрит на меня с любопытством.

— Когда ты в последний раз давала свой реальный номер?

Я морщу губы.

— Может, прошлой осенью?

— К слову о прошлой осени... — Джессика начинает рассказывать историю, но я отвлекаюсь.

Адама прищуривается, когда поднимает пиво с земли. Он отвлекается от своих мыслей, когда Рори ударяет его колено и начинает говорить. Это намек для меня, что пора вернуть свое внимание девушкам.

Но как бы я не была поглощена разговором, я не могу не бросать мимолётные взгляды через костер.

Волосы Адама в беспорядке. Он смеется над чем-то, что говорит Рори. Эти морщинки вокруг глаз возвращаются, и он выглядит безумно красиво. Его губы окружают кончик горлышка, когда он делает глоток, а горло двигается. Я нахожу это действие гипнотизирующим, что странно для женщины, которая в прямом смысле слова зарабатывает на жизнь тем, что наблюдает за тем, как люди пьют.

Но когда дело касается Адама, простое движение его губ опьяняет. Бог знал, что делает, когда создал Адамово яблоко. Черт, да оно была названа в его честь.

Джессика продолжает рассказывать о своих летних учениках, а я не могу перестать смотреть на офицера.

Он кивает, но мерцание в янтарном сиянии огня должно быть привлекает его внимание, потому что он смотрит в мою сторону, и я теряюсь.

Великолепные глаза отражают тепло пламени, и все, что я вижу, это огонь в его глазах.

Потому что его глаза смотрят на меня.

Мир останавливается с этим жестом, и я не могу отвернуться, потому что сейчас, когда эти глаза смотрят мне в душу, мои ноги словно наливаются свинцом и тело замирает на месте.

Его рот слегка приоткрывается, а плечи приподнимаются.

Он выпрямляет пальцы, словно его руки жаждут прикоснуться к чему-то.

Скользит кончиком языка по нижней губе, словно искушая.

И выпускает дрожащий вздох, словно сдерживая себя.

Как два конца магнита, наши души тянутся друг к другу. Моя - отрицательная, и его - положительная.

Он - все хорошее и справедливое в мире, а я нет, но под святостью его горячего взгляда мне хочется измениться.

Моя грудь дрожит. Я выдыхаю только для того, чтобы выпустить чистую потребность в человеке, сидящем через костер от меня. Может быть, виной тому поворот событий за последние несколько недель, может быть, это ночь или огонь или выпивка, но нужда, которой я никогда не знала, путешествует по моему телу, плывет по венам и попадает в самую сердцевину.

Каждый раз, когда я смотрю на него, я чувствую, словно меня изгоняют. Я должна держаться за свое тело, потому что боюсь, что оно пролетит сквозь огонь и упадет в его объятия.

Поднимаюсь и тру ладонью лоб.

— Мне надо в туалет.

Когда я отхожу от костра, Сьюзен кричит.

— Не уходи слишком далеко.

Отмахиваюсь от нее иду в лес. Подальше от Сьюзен и ее напоминания о том, что поставлено на карту, подальше от Джессики, которая здесь с Адамом, и без ума от него, и подальше от самой ненасытной потребности в мужчине, которую я никогда не испытывала.

Я иду далеко в лес, пока едва вижу оранжевое свечение от пламени. В темноте ночи кладу руку на дерево. Моя рука скользит по коре. Грубые, прохладные края успокаивают меня. Я вдыхаю запах мха и росы, стараясь успокоить тело, привести в то состоянии, в котором оно должно находиться. Прочь от единственного мужчины, которого мне не следует хотеть.

— Лия?

На секунду мне кажется, что у меня галлюцинации.

Я зажмуриваюсь, хотя и так ничего не вижу перед собой. Когда я открываю их, все еще темно, но воздух насыщен белым шумом.

— Лия? — голос Адама теперь мягкий, но более требовательный.

Я не вижу его, но чувствую.

Он близко.

Очень близко.

— Я здесь, — говорю я дрожащим голосом.

Тепло. Я ощущаю тепло. Оно исходит от него, настолько горячее, что я поворачиваюсь, пока не оказываюсь у него на пути.

— Я знаю, где ты, — говорит он чувственным голосом. — Мне нужно, чтобы ты сказал мне, что я тоже могу быть там.

Склоняю голову и выдыхаю:

— Хотела бы я иметь возможность сказать так.

Я слышу его тяжелое дыхание. Листья хрустят под его ногами, когда он приближается, ища меня. Подушечки его пальцев задевают мою руку, и простое прикосновение заставляет мое тело пылать. Как только наша кожа соприкасается, он отступает. Потеря его прикосновения катастрофична.

— Адам, что ты тут делаешь?

— Ты не должна быть в лесу одна. Здесь слишком темно и опасно.

— Вот почему ты здесь? Мне не нужен телохранитель.

— Нет, нужен, — говорит он, делая шаг ближе.

Я опираюсь на дерево позади. Сердце дико бьется в груди.

— Теперь ты станешь моим защитником? Ты годами игнорировал меня, а теперь вдруг заинтересован в моей безопасности?

Это странное ощущение, не видеть ничего. Мои другие чувства обостряются до крайности, когда я окружена Адамом. Его контролируемые вдохи тяжелы в воздухе. Жар его кожи практически осязаем, он согревает меня, даже не прикасаясь ко мне. Он пахнет пряностями, дымом и настоящим мужчиной. И, когда он говорит, клянусь, деревья тоже склоняются, чтобы услышать самый чувственный звук на планете.

— Когда ты остановишься и увидишь, что ты ошибаешься? Что мы ошибались?

— Увижу что, Адам? Я ничего не вижу, — мои слова - мольба.

— Если ты меня не видишь, тогда мне надо, чтоб ты почувствовала меня.

Он делает шаг настолько близко, что его тело толкает меня, его руки опущены по бокам. Не знаю, хочу ли я, чтобы они оставались там, где они есть, или обняли меня.

— Чувствуешь, как быстро бьется мое сердце? Чувствуешь, как быстро кровь бежит по венам лишь потому, что я рядом с тобой?

Ответ - да. Мое собственное сердце вот-вот выскочит из груди.

— Нет, — лгу я.

Адам снимает свою толстовку и бросает ее на землю. Хватает мою руку, поднимает ее к груди и опускает свою руку, оставляя мою на небольшом участке волос. Его тело крепкое и мускулистое, скрывает усиленное биение сердца, пульсирующего напротив моей ладони.

— Вот так ты заставляешь меня чувствовать себя. Именно так и было всегда.

Моя рука поднимается и падает от тяжести его слов. Нерешительно, я поднимаю другую руку к его лицу, потому что желание прикоснуться к нему всепоглощающее. Когда моя ладонь касается его щетины, он прижимается к ней щекой, издавая стон, словно мое прикосновение - единственное, чего он жаждал всю свою жизнь.

— Как я заставляю тебя чувствовать себя?

Его руки по-прежнему находятся по бокам, и я втайне жажду, чтобы он тоже коснулся меня. Вместо этого он опускает лоб к моему.

— Словно я теряю контроль.

Я закрываю глаза и крепко удерживаю его лицо, не желая, чтобы он отодвигался ни на дюйм.

— Звучит не очень хорошо.

— Это не так. Я всегда начеку.

— Сейчас так не кажется.

— Ты понятия не имеешь, чего мне стоит не дотрагиваться до тебя прямо сейчас.

— Почему ты не прикоснешься ко мне?

— Потому что ты не позволяешь.

Его пах крепко прижат ко мне, я ощущаю мощь его тела. Отталкиваю боль в горле и горячее желание, которое испытываю. Знаю, мне не следует хотеть его. Я знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Вините в этом его слова. Вините темноту ночи. Обвиняйте мое чертово сердце, потому что я настолько чертовски сильно хочу почувствовать его прикосновение, что мне наплевать на последствия.

— Прикоснись ко мне, — выдыхаю я.

Только слова слетают с моих губ, как его грудь под моей рукой дергается. На какой-то момент мне кажется, что он не собирается ничего делать.

Неожиданно я ощущаю его губы на своих, и весь мир словно взрывается белым ярким светом.

Его губы мягкие, теплые и слегка раскрыты на моих губах. Сила этого простого действия заставляет голову закружиться от вожделения. Адам настойчив, но нежен, словно хочет большего, но боится взять то, что хочет.

Я открываю рот и пробегаюсь языком по его мягкой губе. Он стонет мне в рот, и я знаю, что именно этого он и хочет. Я углубляю поцелуй, и такое чувство, что я только что дала ему разрешение открыть врата в рай.

Наши языки переплетаются. Нежный Адам ушел, а на его месте мужчина, берущий свое сокровище. Его руки поднимаются к моему лицу, и я отдаюсь поцелую, позволяя ему взять на себя инициативу.

Адам - мужчина, созданный из ребра Бога, и я его Ева, соблазняющая его запретным плодом в Эдемском саду.

Если раньше я думала, что его тело находилось близко, я ошибалась. Когда он притягивает меня ближе, между нами не остается ни миллиметра. Даже воздух не может протиснуться через ограниченное пространство между нашими телами.

Его рука опускается к моей попе и поднимает меня к дереву, заставляя мои ноги обхватить его талию. Одна рука удерживает меня, в то время как другая возвращается к моей голове, удерживая ее.

Наши тела начинают двигаться - его вверх и ко мне, мое вниз и к нему - образуя волну сексуального удовольствия. Наши сердцевинки трутся друг о друга, и это трение уже заставляет меня пульсировать. Я провожу руками по его волосам и толкаюсь сильнее, а Адам кусает мою нижнюю губу.

Я целовалась и раньше. И дурачилась. Но нет ничего, что когда-либо могло сравниться с мгновенным взрывом похоти, жара и нужды, которые я прямо сейчас испытываю с Адамом.

Его рука опускается вниз и скользит по моему телу, чтобы поднять край моей рубашки. Он двигает ткань вверх, обнажая меня. Его губы освобождаются от нашего поцелуя и опускаются, чтобы найти кожу на краю моего атласного лифчика. Он пробегает языком по краю, и я задыхаюсь от этого контакта.

Я использую свою руку, чтобы опустить лифчик, поэтому моя грудь оказывается на виду, соски покалывает от ночного бриза.

— Как же сильно я сейчас мечтаю увидеть тебя, — произносит Адам, его язык танцует вокруг моего соска, когда он толкается в меня.

— А я очень хочу прямо сейчас заняться с тобой сексом, — говорю я, прерывисто дыша.

— Господи Боже, — выдавливает он, прежде чем втянуть сосок в рот.

Я практически кричу в темноту.

Толкаясь.

Потираясь.

Пульсируя.

Я в огне, и он необходим мне внутри.

Опуская ноги, я стараюсь встать на ровную почву. Когда я это делаю, его рот отрывается от моей груди, но быстро находит мой рот. Расстегиваю пуговицу его шорт и скольжу рукой внутрь, оборачивая пальцы вокруг него.

— Черт подери, Лия. Пожалуйста, скажи мне, что это происходит на самом деле, — выдыхает он. Ему приходиться опереться на дерево позади меня, чтобы сохранять равновесие.

Я сильнее потираю его твердую длину, и пробегаюсь большим пальцем по головке. Желание, чтобы он оказался внутри меня, нарастает, и если я не почувствую его там, я умру прямо посреди леса.

Свободной рукой я опускаю шорты, а затем тянусь к трусикам.

— Детка, мы должны остановиться, — тяжело дыша, говорит он.

— Остановиться? — говорю я, снова целуя его невероятный рот. — Незачем останавливаться, — посасываю его язык.

Его руки вокруг моей попы напрягаются, сжимая мою кожу и притягивая меня ближе.

Я сильнее и быстрее работаю рукой, а затем провожу головкой его члена по своему животу, показывая ему, что должно произойти.

— Лия, пожалуйста.

Я поднимаюсь на носочки, чтобы лучше соединиться с ним. Ожидание этой твердой, припухшей головки, входящей в меня, заставляет меня задрожать.

Он кладет руку мне на запястье и останавливает движение.

— Мы не можем это сделать.

Откидываюсь обратно на дерево, мое сердце бешено стучит, тело на грани, голова кружиться.

— Ты только что лишил нас возможности заняться сексом?

Адам громко дышит, пытаясь контролировать дыхание.

— Да.

Двумя руками я толкаю его в грудь. Натягиваю шорты, и помещаю лифчик и футболку на место. Пробегаясь рукой по волосам, пытаюсь понять, какого черта только что произошло.

— Не расстраивайся — говорит он.

— Расстраиваться? — спрашиваю я, спотыкаясь в темноте, пока отхожу от него и от дерева. — Я не расстроена. С чего бы? Ты просто прижал меня к дереву и позволил дразнить тебя, только чтобы оттолкнуть меня и сказать, что ты не хочешь меня трахнуть.

— В точку. Я не хочу трахнуть тебя у дерева посреди леса, пока твои друзья в двадцати ярдах от нас. Извини, если пытаюсь вести себя благородно.

Мои друзья.

Джессика.

— Черт! — кричу я, ударяя рукой по дереву. Ну, это больно. Очень. Прижимаю руку к груди и пытаюсь унять боль.

Какого черта я делаю здесь с Адамом, когда Джессика в лагере, ждет когда ее подруга и парень, по которому она сходит с ума, вернуться с самой длинной прогулки в туалет в лесу? Я самый худший человек на планете.

Я начинаю отходить от деревьев, направляясь к свету. Адам сразу же оказывается рядом.

— Нет, — говорю ему и останавливаюсь. — Я пойду первая.

— Нас не было уже давно. Они, вероятно, знают, что происходит.

— Не хочу, чтобы они что-то знали. Если они спросят, мы просто спорили.

Он хватает меня за запястье и тянет к себе. Луна светит сквозь деревья, отражаясь белым светом на его лице.

— Я сказал, что не хочу в первый раз взять тебя у дерева. Но не говорил, что хочу притворяться, будто ничего не произошло.

Вытаскивая запястье из его хватки, я отступаю и начинаю уходить.

— Джессика - моя подруга, Адам. У меня много недостатков, но я честная подруга, и всегда буду. Не говоря уже о том, что это невозможно. Что, если кто-то узнает, что ты спишь со мной? Ты можешь потерять работу, а я могу потерять свой бар. Из нас двоих хоть ты должен мыслить более здраво. Должен удерживать меня от глупостей. Вместо этого ты позволяешь мне совращать тебя, вести так же, как и со всеми, — мои глаза начинают гореть, но будь я проклята, если начну плакать.

Он наклоняется, и его руки тянутся, чтобы схватить меня, но я отступаю.

— Но ты мне не безразлична, — говорит он.

— Если я тебе не безразлична, держись от меня подальше.