Неоновые росчерки

Эпизод двадцатый. "Внезапное озарение"

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Понедельник, 23 марта, раннее утро.

Мне обработали рану и перебинтовали голову. По словам врача, который мной занимался, мне крупно повезло.

— «Чуть-чуть правее, и была бы задета височная артерия, — посетовал травматолог, изучавший мои ранения».

Когда со мной закончили, вежливая медсестра проводила меня в одну из палат. Кроме меня здесь больше никого не было, хотя палата была с двумя кроватями.

— Тебе есть кому позвонить? — спросил медсестра, когда я села на одну из кроватей. — Нужно сообщить твоим родителям или родным, что ты в больнице.

— Я сообщу, — кивнула я.

Хотя, кому мне сообщать? Дяде Сигизмунду сейчас не до меня, Стас и так всё знает. А родители… папе я вряд ли дозвонюсь, а матери моя судьба давно безразлична.

Была бы моя воля, я бы вообще собралась и уехала… да вот только мне некуда. Домой мне нельзя, учитывая с кем связался мой дядя, лучше не нарушать его запретов. К Лерке я тоже не поеду, а домой к Стасу я без него самого не попаду. Так что до утра — я точно в больнице.

Я, не раздевшись и не расправляя больничную кровать, обреченно улеглась на неё и уставилась в потолок. Когда моя голова коснулась подушки, я почувствовала, как тяжесть резко нахлынувшей усталости разливается по телу. Какая-то неведомая сила, как будто придавила меня к кровати, сделав тело свинцовым. Закрыв глаза, я ощутила тошнотворное головокружение. Оно быстро прошло, а перед моими глазами замелькали видения воспоминаний.

В больнице хватало пациентов с разными проблемами и стены заведения были насквозь пропитаны их воспоминаниями.

Счастливыми, страшными, весёлыми и горькими. Лежа в одиночестве в полутёмной палате, я не была одна. Я была среди сотен людей, глядя на мир в разное время, разные года, десятилетия и в разных странах. А потом, когда этот хаотичный поток воспоминаний иссяк, вернулись воспоминания из квартиры «Масок».

Я увидела «продолжение», узнала, что ещё Панкрат сделал той страшной роковой ночью. Хорошо, что со мной в палате больше никого не было, потому что я слышала, сквозь видение, как плакала от увиденного и умоляла Панкрата перестать.

Я не всегда могу себя контролировать. Когда я вижу слишком шокирующие вещи, слишком ярко ощущаю происходящее, я забываю, что это лишь отрывок минувших событий. Гнилая, болезненная кровоточащая частичка мрачного прошлого, навсегда засевшая в памяти пережившего её человека.

И я видела, что несмотря на совершенный ужас, Панкрат жалел о случившемся. Нет, он, конечно же, нашел себе оправдание — его жена сама виновата, «довела», «достала» и тому подобное — но сделанное им тяготило его на протяжении всех последующих лет жизни.

Видение продолжалось по кругу. В эти короткие мучительные мгновения я существовала между двух реальностей — моим настоящим и прошлым Панкрата. Я то пребывала в стенах палаты, то вновь оказывалась в квартире Рындиных.

Это не прекращалось, смена видений и движение людей в них ускорялось, искажался звук, в голове нарастала ломящая и распирающая череп боль.

Кто-то потряс меня за плечи, и я услышала обеспокоенное: «Роджеровна! Роджеровна очнись, пожалуйста! Слышишь меня! Давай возвращайся… где бы ты там не была! Эй!»

Я медленно открыла глаза и поморгала. Когда мой взгляд сфокусировался, я смогла различить склонившуюся надо мной Лерку в лилово-бежевом свитере и черных кожаных брюках.

Логинова, сжимая пальцами мои плечи, настороженно и удивленно заглядывала мне в глаза.

— Ле-ера… — слабым голосом протянула я.

— Ну, слава Смешарикам! — выдохнула Лерка и опустилась на краешек кровати.

Я тоже села и поставила под спину подушку, поджала ноги, обхватив колени руками.

— Лер, а ты откуда здесь? — я хмуро и растерянно смотрела на свою подругу.

— Из дома, мхмыкнув, ответила моя подруга, — а если точнее, прямо из ванной.

Она посмотрела на меня и осуждающе покачала головой.

— Ты чё творишь Роджеровна? Ты, что коза моя белобрысая, не можешь вообще на месте ровно сидеть? Ты чё хочешь, чтобы, я не знаю… хочешь чтобы я однажды в один миг поседела и стала прозрачным приведением, витающим над куполами Хогвартса?!

— Т-там нет куполов, — виноватым голосом ответила я, — там только башенки…

— Да один хрен! — выпалила Лерка и смахнула с лица пряди темных волос. — Объясни мне, как ты ***ть, вообще оказалась возле того дома, который жахнул?

— Откуда ты знаешь?

Логинова скривила губы и осуждающе покачала.

— В главном шоу страны — «Вести» называется — рассказали про взрыв дома на Твардовского! Про твоего Стаса, про Корнилова! А я уже точно знаю: где этот Корнилов — там можешь быть, и ты!

Я виновато опустила взгляд. По голосу Лерки было слышно, что она и вполовину не так сердита, как бешено напугана. Логинова всегда, когда очень перепугается, злая, как консьержка без зарплаты.

— А как ты меня нашла? — осторожно спросила я.

Лерка гневно сдула с лица прядку волос и, сложив руки на груди, пробурчала:

— Ты забываешь, что у меня мама врач и когда я её попросила проверить среди своих нет ли всяких Лазовских Вероник в столичных больницах, оказалось, что вас там таких аж пять штук.

Я удивленно вскинула брови, но ничего не сказала.

— Но с не русским отчеством была только одна, — с толикой язвительности заметила Лерка и, негодующе покачав головой, спросила. — Как ты вообще? Что у тебя с головой-то?! Надеюсь, хоть не сотрясение?! Мозги тебе не отшибло?! Никакие там эти… осколки черепа… не попали никуда?..

Тревожные вопросы просто сыпались из уст перенервничавшей Лерки.

— Нет, — усмехнулась я, — всё в порядке. Жить буду.

— Угу, — недовольно буркнула Лерка. — Я говорила с твоим врачом, Роджеровна. У тебя порез рядом с какой-то там артерией…

— Височной, — вздохнув, вставила я.

— Вот-вот, — кивнула Логинова. — Роджеровна, а если бы вот чуть-чуть правее? Что тогда? Ты хоть, идиотка, понимаешь, что… блин…

От недостатка слов Лерка просто замотала головой. Я увидела слёзы, блеснувшие в уголках её глаз и скатившиеся по щекам. Логинова сердито смахнула их и подсела ко мне ближе.

— Иди сюда, — буркнула она сердито, раскинув руки для объятий.

Я придвинулась к ней, и мы крепко, с чувством обнялись.

— Какая же ты у меня дурочка, Роджеровна, — плаксиво прогнусавила мне над ухом Лерка, — вечно куда-то прёшься, куда-то вляпаешься… Она всхлипнула и судорожно вздохнула.

— Прости, — прошептала я, сама, ощущая слёзы на собственных щеках.

Мне было очень совестно, что Лерка из-за меня так испереживалась. Плюс ко всему, давали о себе знать пережитые события ночи.

Обнявшись и тихо плача, то и дело всхлипывая, мы просидели так минут двадцать, наверное, или больше.

Потом, я тихо, вкратце, чтобы не стращать Лерку ещё больше, пересказала ей про случившееся со мной за последние несколько часов.

Логинова только ошарашенно качала головой и в конце заявила:

- ***здец, какой-то Роджеровна… Вообще тебя одну оставить нельзя!

Я засмеялась, Лерка тоже захихикала в ответ.

В этот миг дверь в палату приоткрылась и внутрь заглянул взъерошенный, запыхавшийся Мирон.

— Ника! — ахнул он, увидев меня в кровати и мою перебинтованную голову.

Я, на миг удивленно замерла, успела бросить вопросительный взгляд на Лерку, но та лишь быстро пожала плечами.

— Привет… — тихо произнесла я и улыбнулась ему.

При виде Мирона я испытала некую неловкость и даже смущение. Нет, я была рада, что он приехал… С одной стороны, а с другой, я не готова была сейчас отвечать на его вопросы, хотя бы потому, что ещё не успела придумать, что соврать.

Это с Леркой я могу быть откровенной, так как она одна из не многих людей, знающая о моей «особенности» и другой стороне жизни. А Мирон… Мирон не знает, и я слишком боюсь ему рассказывать. Я даже представить не могу, как он отреагирует, но уверенна, что он точно будет не в восторге.

Мирон вошел в палату, немного нерешительно приблизился к моей кровати и настороженно взглянул на Лерку, как будто только сейчас её заметил.

— Привет, — бросил он.

— Привет, уголовник, — шутливо отозвалась Лерка.

— Почему это «уголовник»? — чуть нахмурился парень. — Меня тогда не за что упекли…

— А это уже не важно, — продолжала издеваться ухмыляющаяся Лерка. — Важен сам факт. Упекли — значит сидел. Сидел — значит уголовник. Всё просто.

Мирон открыл рот, чтобы возразить, но Лерка сама поднялась с кровати и, хитро ухмыльнувшись мне, бросила:

— Пойду маме позвоню, скажу, что с тобой всё в порядке.

Я молча, с улыбкой ей кивнула.

Мирон обернулся ей вслед, затем посмотрел на меня. Не находя слов, он лишь выразительно покачал головой.

— Она у тебя, конечно, клёвая, но я до сих пор не понимаю, как вы дружите.

Он приблизился ко мне, наклонился и ласково, осторожно коснулся губами моих губ.

— Удивишься, но очень крепко дружим, — я с усмешкой пожала плечами, глядя в его глаза.

Мне хотелось, чтобы Мирон поцеловал меня ещё раз. Хотелось ещё раз почувствовать прикосновение его теплых ищущих и сдержанно жадных губ.

Зубатый, как будто знал, чего я хочу и, понимающе улыбнувшись после моих слов, снова нежно подчинил меня настойчивым поцелуем.

— Что с тобой произошло? — Мирон, сел в кресло рядом с кроватью и взял в ладони мою левую руку, а затем правой боязливо коснулся кончиками пальцев бинта на моей голове.

Я так и застыла, глядя на свое отражение в серо-зелёных глазах Зубатого. Аж стыдно стало, что я сижу тут и пытаюсь придумать, что соврать в эти обеспокоенные глаза…

Пришлось, не вдаваясь в подробности, сказать, что «неудачно упала».

— Неудачно?! — выразительно переспросил Мирон, осоловело глядя то мне в лицо, то на красноречивую бинтовую повязку на голове. — Принцесса, судя по твоему общему виду, ещё немного, и было бы не «неудачно», а… фатально.

Я лишь пристыженно потупила взор и печальным голосом тихо пробормотала:

— Ну, да… так получилось.

— А сейчас ты себя как чувствуешь? — участливо спросил Мирон и ласково провёл по моим светлым волосам.

— Вполне нормально, — соврала я.

Голова у меня, вроде, не болела, но общее моральное и соматическое состояние оставляли желать лучшего.

От предмета моего состояния наш разговор незаметно перекочевал к разным нейтральным темам. Нам было все равно, о чем говорить. Я чувствовала, что мне хотелось просто слушать голос Мирона, смотреть на него и видеть его глаза. Ему хотелось того же самого по отношению ко мне.

Удивительно, но я даже не предполагала, что смогу по нему так соскучится. Я не буду швыряться громкими словами и убеждать себя, что я безумно его люблю, но… мне чертовски хорошо и уютно с ним. И этого… пока достаточно, чтобы желать видеть его рядом с собой, чувствовать его прикосновения и вместе с ним смеяться, вспоминая какие-то общие смешные истории.

Я даже и не заметила, как этот улыбчивый парень, некогда с презрением относившийся к девушкам, стал мне так дорог и близок.

— Слушай, — проговорила я, — а ты откуда узнал, что я здесь?

— Так твоя подруга рассказала, — слегка удивленно ответил Мирон. — Лера тебе разве не сказала?

Я усмехнулась и качнула головой.

— И ты… ты просто взял вот так и посреди ночи приехал?

— Ну, во-первых уже, считай, утро, — резонно заметил Мирон. — А во-вторых…

Что во-вторых, Зубатый сказать не успел, потому что в мою палату как ошпаренная влетела Лерка и закричала, чуть ли не с порога:

— Ника, новости! Тебе нужно это увидеть!

— Н-новости? — не вполне понимая, тихо переспросила я.

Я не понимала, почему Лерка так переполошилась. Что там такого может быть в новостях? Что-то про разрушенный дом? Появились списки жертв? Что-то со Стасом?

Но, когда Лерка пультом врубила висящий на стене телевизор, я увидела на экране кадры разбитых окон какого-то казино. А внизу, красным светом была подсвечена тема выпуска: «Перестрелка в одном из столичных районов!».

На кадрах показался засыпанный поблескивающими осколками стекла и припорошенный снегом асфальт, разбитые пулями пару автомобилей, выбоины от пуль в дверях заведения и глубокие царапины от них на кирпичной стене близ стоящего дома. Затем оператор крупным планом показал гильзы, что зловеще поблескивали на асфальте в свете ещё горящих уличных фонарей.

И всё бы ничего, это были бы в кадр не попал ещё один автомобиль. Внедорожник, который я узнаю из тысяч!

Это был жестоко расстрелянный Toyota Land Cruiser FJ40. Окрашенный в отлично знакомый мне черно-желтый металлик.

Трепещущее чувство ужаса и паники, ворвалось в сознание, упругой тяжестью оседая где-то в лёгких.

Это был тот самый FJ40, на котором мы с дядей Сигизмундом частенько катались и на котором я, в том числе, училась водить. Это был личный и любимый автомобиль дяди Сигизмунда.

Лера тоже его узнала и обернулась на меня с нескрываемой тревогой в глазах. Я скосила глаза на Мирона, Зубатый не успел обратить внимание на кадр с Тойотой и сейчас безразлично рассматривал панораму перестрелки.

Не заметно для него, я жестом показала Лерке, чтобы она быстро выключила новости. Логинова поняла мгновенно и переключила на другой канал. Обожаю её.

Мирон покачал головой и посетовал:

— Кажется, бандитские девяностые ещё не до конца выветрились из Москвы.

— А они полностью и не «выветрятся», — хмыкнув, ответила Лерка. — Уже никогда. Максимум, видоизменятся.

— Что мы и наблюдаем, — согласилась я с ней и посмотрела на Мирона. — Извини пожалуйста, ты не мог бы купить мне кое-что?

Мирон не только мог, но и, судя по виду, был рад.

— Чего желаешь принцесса?

— Я дам тебе денег, а ты не мог бы купить мне наушники?

Они действительно были мне нужны. Когда мы перевернулись в той машине, телефон у меня каким-то чудом выжил, правда защитное стекло треснуло, но аппарат работал. А вот наушники бесследно исчезли, и без музыки мне о-очень непросто. Она — мое спасение от лишних и настырных видений.

— Принцесса, я в состоянии купить своей девушки наушники за свои деньги, — слегка обиженно ответил Мирон. — Может тебе ещё вкусняшки какие взять?

— М-м, — слегка смутилась я, — ну, если тебя не затруднит, я была бы очень признательна.

— Отлично! — воскликнул Зубатый и, наклонившись ко мне, легонько поцеловал, — Я мигом.

— Мирон… — я остановила парня на пороге палаты.

— Да?

— Голубенькие, если будут. Хорошо?

— Наушники? — уточнил парень.

— Да.

— Как скажешь, — пожал он плечами и выскочил из палаты.

Я перевела взгляд на Леру. Подруга восхищенно и довольно улыбалась.

— Что?.. — не поняла я её весёлости.

— Ничего, — с невинным видом покачала головой Лерка. мПросто он у тебя… почти ручной стал.

— Лера!.. — укоризненно воскликнула я. — Мирон, просто заботиться обо мне.

— Да, да. Конечно, — с издевкой ответила Лерка. — Взяла себе матёрого ловеласа и вскружила ему голову.

Она игриво прищурила глаза и искоса посмотрела на меня.

— Опасный ты человек, Роджеровна.

— Перестань, Лер, — чувствуя, что немного краснею, ответила я. — Это просто забота о дорогом человеке. И я…

— И ты ею умело пользуешься, — закончила за меня улыбающаяся Лерка. — Я поняла. Давай к делу, ты узнала тачку своего дяди?

Вопрос Логинова задала уже шепотом.

— Я же не ошиблась? — спросила она ещё тише.

— Нет, — шепнула я едва слышно.

— И что это значит? Ты знаешь где он сейчас? Что с ним?

— Вот как раз сейчас и попытаюсь выяснить, — чувствуя саднящую на сердце тревогу, проговорила я.

Достав мобильник, я набрала дядю и тут же обескураженно убрала телефон от уха.

— Вне зоны? — догадалась Лерка по моему обеспокоенному и разочарованному лицу.

Я с отстраненным видом кивнула.

Я мысленно перебирала в голове возможные варианты событий. Что могло случится? Если в перестрелке принимал участие мой дядя… Может ли это быть как-то связано с появлением в городе Гудзевича? Может, конечно, дядя в принципе выключил телефон, чтобы его по нему не вычислили. Но… Кто его знает!..

Я судорожно и нервно вздохнула.

По всему выходило, что до появления одного криминального авторитета из Мурома, подобных «баталий» в столице не происходило.

Я прижала пальцы с пульсирующим вискам, опустила взгляд.

Нужно было что-то предпринять. Я должна выяснить, что с дядей Сигизмундом.

— Мне нужно ехать, — я решительно качнула головой.

Я поняла, что просто не смогу спокойно лежать в больнице и мучится неизвестностью. Я обязана узнать, что с моим дядей.

— А как же твоя рана? — обеспокоенно спросила Лерка. — Роджеровна, может не надо? Твой дядюшка взрослый и сильный мужчина. К тому же бывалый, ты сама мне рассказывала… Может он сам справится?..

— Лер, — я подняла на неё взгляд и со вздохом чувственно произнесла. — У меня кроме никого нет… Я… не могу так, лежать и не думать о нём… А если с ним что-то случилось?

— Прости за бестактный вопрос, — хмыкнув, ответила Лерка, — но чем ты сможешь ему помочь, если с ним и правда «что-то случилось»?

Я выразительно посмотрел на неё. Она вопросительно вскинула брови.

— Не знаю, — буркнула я. — Но я мне важно знать, что он не пострадал, или, что, хотя бы, живой…

— А если…

— Лера, пожалуйста, я не хочу об этом говорить и даже думать! Мне просто… просто нужно знать…

От переживаний мне было тяжело сформулировать мысль. Я не могла сосредоточится. Всё, чего я сейчас хотела — это увидеть моего дядю живым и здоровым.

Поэтому, вооружившись, расчёской и кое-какой косметикой из запасов Леркиной сумки, я как можно быстрее привела себя в порядок. Затем написала Мирону сообщение, чтобы не торопился, и что меня из больницы увёз дядя, потому что посчитал, что дома мне будет лучше.

— Я смотрю ты набираешься опыта в мастерстве вранья, — заглянув мне через плечо, хмыкнула Лерка.

Я стыдливо и недовольно поджала губы.

— Это ради его же блага. Я не хочу, чтобы Мирон в это встревал… Ну, что мне ему нужно было написать?

— Да ладно, написала и написала, — пожала плечами Лерка, — правда, если он у тебя не дурак, то рано или поздно поймает тебя на таком дешевом вранье, Роджеровна.

Я представила себе такой момент и Мирона, смотрящего на меня с уничтожающим укором. Зажмурившись, я быстро с неприязнью помотала головой из стороны в сторону. Такого не должно случится! Ни за что не хочу пережить подобное!

Мы вышли из моей палаты, проскользнули мимо поста старшей медсестры и шмыгнули между дверь закрывающегося лифта.

На улице моя тревога странным образом только усилилась.

Не знаю, может быть я поступаю глупо. Может вообще стоило бы позвонить Стасу и… И что? Что я ему скажу? Что мой дядя участвует в бандитских перестрелках и ему нужно помочь

Я не знала, что делать. А не делать ничего тоже не могла. Вот такое вот дурацкое положение.

— Если ты не против, могу я узнать каков план? — деловито поинтересовалась Лерка, когда мы уже пристёгивали ремни в салоне её Форестера. — Ты знаешь, хотя бы, где нужно искать Сигизмунда Владиславовича?

— Не имею ни малейшего представления, — я по привычке бросила взгляд на боковое зеркало, проверяя собственный внешний вид. — Зато я знаю человека, которому наверняка известно местонахождение моего дяди.

Я посмотрела на Лерку.

— Нам нужен в бар «Сантьяго-де-Мос»

Лерка чуть наморщила лоб, словно что-то припоминая. Затем выражение её лица изменилось, и она медленно перевела на меня слегка шокированный взгляд.

— Я слышала про этот бар, — настороженно проговорила она, внимательно глядя на меня, — там тусуются банды байкеров, компании уличных гонщиков, незаконные торговцы оружием, контрабандисты, воры и ещё куча подозрительных личностей.

— Да, — с фальшивой жизнерадостностью ответила я. — Очень точная характеристика тамошней публики.

Лерка ничуть не утрировала. «Сантьяго-де-Мос», это… хм, это, если хотите, пиратский Порт-Роял или Тортуга Москвы, которая служит пристанищем личностей, живущих одной ногой по другую сторону закона. То бишь «пиратам» современного мира.

— И ты уверена, что это подходящее место для двух школьниц шестнадцати и пятнадцати годков? Ты понимаешь, что с нами там могут сделать?

— Ты забываешь одну вещь, — с толикой лукавости и превосходства, улыбнулась я.

— Какую? — быстро спросила Лера.

— Я — Лазовская, — ответила я с кроткой улыбкой и посмотрела на Леру. — И моего дядю о-очень хорошо знают, Лер.

— О-ой, Роджеровна, попаду я с тобой когда-нибудь в ситуацию, — проворчала Логинова и повернула ключ в замке зажигания.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Понедельник, утро. 23 марта.

Их было великое множество. Корнилову стыдно было бы признаться, но не знал названия по меньшей мере половины инструментов, что предстали перед ним.

Ножовки, ленточные и циркулярные пилы самых разных видов. Размер щипцов колебался от миниатюрных, полностью помещающихся в мужскую ладонь, до огромных и жутких. Здесь же висела целая галерея ножей, под ними вытянулись ряды с кошмарного вида хирургическими свёрлами. Правее красовались распаторы, костные ложки, долота, хирургические ножницы и ранорасширители.

Весь этот, нагоняющий жуть, инструментарий зловеще и угрожающе переливался скользящими мерклыми бликами.

Корнилов поймал себя на мысли, что кошмарный вид этих кровожадных инструментов, неуловимым образом, одновременно завораживал и пугал.

Рядом со Стасом поравнялся невысокий мужчина в серой футболке с логотипом «Samsung» и бежевом фартуке в клетку. У мужчины были светлые кучерявые волосы и светлая бородка с проседью.

— И вы всё это делаете сами? — под впечатлением, не глядя на мужчину, спросил Стас.

Мужчина в фартуке кивнул.

— Уже восемнадцать лет, как занимаюсь. Заказов много, деньги хорошие.

Он пожал плечами.

— Всё было в порядке, пока…

— Пока с вами не связался Панкрат, — с сожалением поджав губы, проговорил Стас.

Стоявший рядом с ним отец Артёма, которого Стас успел спасти от Панкрата, лишь опечаленно вздохнул. А затем спросил:

— Меня теперь посадят?

Стас искоса удивленно взглянул на него.

— За что?

— Я ведь… — Прокл Бельский, отец шестилетнего Артёмки, прочистил горло. — Я ведь знал, для чего… используются мои инструменты.

Его кадык нервно дернулся, когда он шумно сглотнул.

— Вас шантажировали жизнью вашего сына, — напомнил Стас. — Так, что по делу об этих убийцах, когда мы их поймаем, вы будете проходить, как свидетель.

Прокл глубоко вздохнул.

— Господин подполковник, простите, но вы уверены, что сможете… поймать их? И когда вам это удасться?..

Стас ещё пару секунд рассматривал галерею инструментов в мастерской Прокла. Затем развернулся к выходу, посмотрел на Артёмку, которого во дворе со слезами счастья обнимала и прижимала к сердцу темноволосая женщина в белой стёганой куртке.

— Моя жена… — указал Прокл.

— Я догадался, — кивнул Стас и посмотрел на мастера. — Скоро.

— С-скоро? — непонимающе моргнул глазами Бельский.

— Ответ на ваш вопрос, — объяснил Стас и с толикой грусти ободряюще усмехнулся. — Да, и вы уж простите, но вашу семью придется взять под наблюдение. Сами понимаете…

— Конечно, конечно! — с готовностью закивал головой мастер по изготовлению хирургических предметов.

— Счастливо, — кивнул ему Стас. — Если вспомните что-то ещё, набирайте меня или просто номер УГРО.

— До свидания, — слегка растерянно бросил ему вслед Прокл.

Стас вышел из мастерской на свет дня и, чуть запрокинув голову, вдохнул бодрящий морозный воздух русского марта. В воздухе чувствовался слабый аромат ещё холодной, но уже приближающейся весны.

Скоро.

Уже сидя в своей машине Стас ещё раз обдумал открывшиеся ему новые сведения.

Панкрат, хоть и отказывался говорить, многое и так было понятно.

Потакая мерзким наклонностям своих детей, он нашел Прокла и сделал ему предложение. По словам Бельского старик был готов купить чуть ли не половину его инструментов. Бельского, как умного человека, это порядком насторожило. Ведь половину его штучной продукции можно смело отнести к классу холодного оружия. И Панкрат вознамерился купить у него целый арсенал. Причем всего и сразу.

А дальше всё было просто, Бельский ответил отказом. И «Маски» похитили его сына. А смотреть за маленьким пленником должен был именно Панкрат. Он же должен был и убрать мальчика, если «Маски» окажутся под угрозой раскрытия и поимки. Именно для этого старик и поспешил на лодочную станцию: казнить маленького Артёма.

Стас многое повидал, но такое рвение старика поразило даже его. Он и вправду собрался лишить жизни маленького беззащитного мальчика, который ещё даже в школу ходить не начал! Даже Панкрата трудно судить за желанием уберечь сыновей от опасности, которую представляла для них особая оперативно-следственная группа Корнилова. Но ему нельзя простить цену, которую он собрался ради этого заплатить.

От раздумий о Панкрате Рындине Стас отвлёк звонок Аспирина.

— Слушаю вас, товарищ генерал, — произнес в трубку Корнилов.

— Стас, дом Токмаковых зачистили. Террористов в СИЗО, правда не в нашем, а у СКР. А заложники, пока в больнице.

— А почему террористов забрал Следственный комитет? — сухо поинтересовался Стас.

— Твой старый знакомый постарался, — с язвительной насмешкой ответил генерал Савельев.

Стас вздохнул и покачал головой.

— Злишься? — понимающе хохотнул в трубке генерал.

— Думаю перерезать ему тормозной шланг, — сдержано, но зло проговорил Стас.

— Недурственная идея, но давай пока отложим войну между ведомствами, — посмеялся Аспирин. — У меня есть для тебя хорошая новость. Мне удалось отстоять перед СКР право для УГРО первыми обследовать дом Токмаковых на предмет ценных улик. Он стал местом сразу нескольких преступлений, подпадающих под нашу юрисдикцию. Так, что у тебя есть уникальная возможность…

— Уже еду, — кивнул Стас.

— Тогда до скорого, — бросил генерал. — И держи в курсе.

— Есть, — кивнул Корнилов и дал отбой.

Стас ещё раз, мысленно, обругал вездесущего Датчанина и надавил на газ.

По дороге он несколько раз набрал Колю Домбровского, но телефон у майора по-прежнему молчал.

Стас отправил сообщение Сени, чтобы разузнал о положении дел у Коли.

Благодаря раннему времени, дороги столицы были полупустыми и он довольно быстро добрался до дома Токмаковых.

Полиция ещё не сняла оцепление, продолжая отгонять голодную свору журналистов.

Стас специально припарковался подальше, чтобы не сразу обратить на себя внимание дотошных сотрудников СМИ.

Выйдя из машины, Корнилов прошел через оцепление и приблизился к дому.

За время отсутствия Стаса, шикарная загородная резиденция прокурора Вацлава Токмакова серьёзно преобразилась. И сейчас некогда фешенебельный коттедж со стильным экстерьером, двориком и привлекательной архитектурой выглядел так, словно пережил войну.

В каком-то смысле так и было.

Разбитые окна, на стенах дома темнеют выбоины от пуль. В снегу тусклыми бронзовыми бликами переливаются десятки гильз.

Переступив порог истерзанного стрельбой и перестрелкой коттеджа, Стас возрадовался, что с ним сейчас нет Вероники.

Глядя на измазанный кровью пол прихожей, россыпи автоматных гильз и разбитые пулями стены, Стас мог только ужаснуться, чтобы было с Лазовской, окажись он сейчас здесь.

Дом буквально «кричал» пережитыми здесь пугающими событиями. Даже Стас это ощущал, каким-то шестым чувством.

Корнилов осторожно прошел в холл на первом этаже. Под его ботинками похрустывали мелкие осколки стекла из выбитых окон.

На коврах засохли и потемнели смазанные багровые пятна и грязные следы от протекторов обуви малолетних террористов.

Глядя на них, Корнилов представлял, как вооруженные автоматами парни беспорядочно носились по дому, запугивая заложников и всё более ощущая себя загнанными зверьми.

Корнилов, от полицейских и пары человек из ЦСН, что остались в оцеплении, был наслышан о свидетельствах тех заложников, что могли кое-как складывать слова в предложения.

Стас неспешно прошел в просторный зал и остановился на пороге.

Сейчас здесь, в утреннем сумраке, расплывалась не естественная тишина.

Корнилов молчаливым взором обвёл богато обставленное помещение зала, задержал взгляд на перевёрнутых стульях, разбросанной по коврам еде и огромном темно-кровавом пятне, справа от торца стола.

Багровое, ещё не до конца засохшее и влажно поблескивающее, пятно казалось бездонным и несмываемым. Быть может из-за впечатляющих размеров, а возможно из-за того, что это отметина первой крови, пролившейся в стенах этого дома, после захвата Прохором Мечниковым и его друзьями.

Корнилов ещё заглянул в туалет, где предположительно, была застрелена Ирина Токмакова.

Когда он открыл дверь в уборную, картина случившегося ознаменовалась сразу несколькими красноречиво «иллюстрированными» этапами.

Открытое, маленькое окно, следы грязи от обуви на умывальнике, под окном. Большие, явно мужские и женские следы на полу. Женские обрываются возле растёртого тяжестью падающего тела кровавого пятна на стене.

За спиной у Стаса раздались шаги, Корнилов обернулся и увидел стоящую в дверях Жанну Микадзе.

— Вы?.. — Корнилов подавил легкий приступ удивления. — Кто вас сюда пустил?!

Она не отвечала. Взгляд женщины был стремлен вниз, мимо Стаса.

Проследив за направлением её взгляда, Корнилов увидел, что она смотрит на то самое растёртое пятно крови на стене.

— Здесь?.. — прошептала женщина хрипловатым голосом.

— Видимо, да, — тихо ответил Стас.

В болотно-зелёных глазах Жанны блеснули слёзы, и женщина, быстро зажмурившись, отвернулась.

Несмотря на то, что Корнилов знал об этой женщине, он испытал жалость и сочувствие, глядя на неё.

— Извините… — пробормотала Жанна. — Вы не должны были этого видеть, господин подполковник.

— Всё в порядке, — вздохнув, ответил Стас.

Жанна в ответ взглянула на него блестящими от слёз глазами.

— Вы, наверное, не в первый раз видите… такое?

— Слёзы тех, чьих родных нашли мёртвыми? — переспросил Стас и честно ответил. — Вижу регулярно.

Он криво, с печалью во взгляде, скупо улыбнулся.

— Кровь, трупы, слёзы и неизлечимая душевная боль — привычная обстановка в нашей работе.

Жанна молча, согласно кивнула и указал на умывальник.

— Подайте полотенце, пожалуйста.

Стас обернулся, вытащил из диспенсера пару бумажных полотенец.

— Пожалуйста, — протянул их женщине и обойдя её, ринулся к лестнице.

Оставив за спиной плачущую Жанну Микадзе, Стас поднялся на второй этаж и отыскал кабинет Вацлава Токмакова.

Здесь, Корнилов вновь задержался на пороге, пристально глядя на дорогое, обитое кожей, кресло возле стола с компьютером.

Светло-кремовая обивка кресла была исполосована тёмно-алыми и багровыми засыхающими разводами.

На ковре, под креслом темнело несколько кровавых клякс. Чуть дальше, по кабинету, на ковре были разбросаны какие-то листы, папки и документы. Многие из них были смяты и запачканы тёмно-бурыми следами от обуви.

Пока Стас созерцал эту сцену, сзади к нему приблизилась Жанна и судорожно, чуть сипловато, как будто задыхаясь, втянула ртом воздух.

Корнилов почувствовал, как женщина, явно непроизвольно, вцепилась в его левое плечо.

Стас вздохнул и коснулся её пальцев, комкающих его свитер.

— Жанна? — он посмотрел на неё и увидел собственное отражение в расширенных от ужаса глазах Жанны.

— Что они с ним сделали?! — прошептала та, не глядя на Стаса. — Это зверьё, что пытало Вацлава?!

— Боюсь, что так, — кивнул Стас. — Поэтому, почему бы вам не проведать его в больнице?

Жанна перевела взгляд на Стаса.

— Я не могу…

— Почему же?

— Это всё… Всё, что случилось — его вина! И Ира… Моя Ира, погибла по вине этого легкомысленного ублюдка!

Жанна разжала пальцы, шумно шмыгнула носом и прошептала с яростью:

— Лучше бы его пристрелили, вместо Иры! Это Вацлав должен был сдохнуть, а не моя дочь!..

— Не кричите, Жанна, — ответил Стас. — Не хотите общаться с зятем — ваше дело. Но, тогда съездите к внуку. Климу уж точно не повредит ваше внимание. Он сейчас один, наедине со всем, что ему пришлось пережить. Поддержка родного человека, ему бы не повредила.

Жанна молча покивала головой, а потом с подозрением нахмурилась.

— Подполковник… Вы что пытаетесь меня спровадить?

Стас не желал терять время на долгие объяснения.

Он развернулся к Жанне, женщина в нерешительности отступила на шаг. Корнилов приблизился к ней, заставив уткнутся спиной в стену.

— Жанна, — проникновенно сказал Стас, — этот дом — место преступления. И вам, сейчас, находиться нельзя.

— Это дом моей дочери, — упрямо ответила Жанна.

— Именно поэтому вам лучше уйти, — Стас старался быть вежливым и даже мягким.

Люди, которые потеряли близких, какими бы они сами не были, заслуживают деликатного отношения и понимания.

— Вы ведь собираетесь обыскивать его кабинет? — Жанна почти не спрашивала, а утверждала.

Стас с каменным лицом пристально смотрел в глаза Жанны.

— Мои действия вас не касаются.

— Ещё как касаются, чёрт побери! — вспылила Жанна и обойдя Стаса вошла в кабинет Вацлава.

— Жанна! — громыхнул Стас и два шага оказался рядом с женщиной.

Микадзе, привыкший к власти и высокому положению человек, замерла на месте и оглянулась на Корнилова.

— Не хотите уходить, чёрт с вами! Но не топчитесь по месту преступления!

Стас взял её локоть и отвёл к порогу кабинета.

— Вам ясно?!

Она посмотрела в его глаза. Корнилов видел, как много ей хотелось сказать ему в лицо.

Стас понимал, что ему следовало бы настоять, чтобы Микадзе покинула дом. Но учитывая её положение, работу судьёй и многочисленные связи в структуре юстиции, это будет сложно и чревато непредвиденными последствиями.

— Жанна, вам всё понятно? — ещё раз и более настойчиво спросил Стас.

Микадзе одарила его гневным осуждающим взглядом и раздраженно кивнула.

— Работайте, подполковник. Я не буду путаться под ногами. Хотя и не понимаю, что вы собираетесь здесь искать: всех виновных уже задержали и личности их уже установлены.

— Детали вас не касаются, — отрезал Стас и подошел к мебельной стенке кабинета.

Он чувствовал спиной возмущенный изучающий взгляд Жанны.

Но её взгляд он мог игнорировать. Для него было главным, чтобы она молчала.

Первым делом Корнилов подошел к небольшому сейфу, с распахнутой дверцей.

Внутри и рядом с ним, на полу лежало несколько листов. Подняв один из них, Стас прочитал его и нахмурился. Это были какие-то накладные на поставку сырья вторичной переработки в Казахстан.

Корнилов не вполне понимал, зачем такие документы хранит у себя Токмаков, но не сомневался, что, если исследовать всю документацию, минимум две трети будет содержать подробности разного рода нарушения законов.

Среди вороха документов на полу, внимание Стаса привлек приоткрытый пухлый конверт. Подняв его Стас достал содержимое.

Это оказались фотографии. Их было около трёх десятков и многие, судя по одежде людей на снимках, довольно старые.

На снимках повсюду присутствовал Вацлав. И почти везде он был в компании той или ной девушки. Ни на одной из них не было Ирины.

— Это история его кобелиных похождений, — произнесла стоящая у порога Жанна.

Стас обернулся, взглянул на неё. Микадзе с плохо скрываемым презрением смотрела на конверт.

— Вы знаете этих девушек? — Стас чуть приподнял конверт со снимками.

На лице Жанны отразилось ещё большее презрение.

— Делать мне больше нечего, только его ш**х изучать! — процедила она зло.

Искренняя ненависть в её взгляде не оставляла сомнений, за что Жанна ненавидит своего зятя.

Стас просмотрел другие фотографии. Если это всё бывшие пассии Вацлава, то товарищ прокурор Дорогомиловского района, некогда вёл весьма бурную сексуальную жизнь.

— Ирина думала, что все его похождения в прошлом, — хмыкнув, с злой и горькой насмешкой проговорила женщина.

— Могу предположить, что это было не так, — не глядя на Жанну ответил Стас.

— Ещё бы!.. — фыркнула Жанна.

Стас хотел было спросить, почему она, в таком случае, не попыталась открыть своей дочери правду, но застыл с очередным снимком в руках.

Эта фотография отличалась от других. Потому что здесь Стас знал обоих, а не только молодого Вацлава.

Счастливо улыбающуюся девушку в канареечно-желтом летнем платье он точно где-то видел. И где-то совсем недавно.

— Что вы там такое увидели, господин подполковник? — подозрительно спросила Жанна. — Только не говорите, что узнали кого-то.

— Узнал, — протянул Стас и кивнул сам себе.

Девушку на фотографии он видел и только что вспомнил где — возле дачного дома семьи Неклюдовых. Девушка в желтом платье, которую на снимке обнимает молодой Вацлав — мать убитого Влада Неклюдова.

Чувство волнительного и тревожного озарения захлестнуло Корнилова. Он не ошибался, это была она! Та самая женщина.

Память на лица, имена, даты и события у Корнилова всегда была отменная. Это было профессиональное качество любого хорошего следователя.

Стас быстро сложил все фотографии в конверт и запечатал его найденным на столе Токмакова степлером.

— Зачем вам это? — с подозрением спросила Жанна.

— Вы обещали молчать, — не глядя на неё, напомнил Стас.

Жанна недовольно засопела, но смолчала.

Стас ещё раз перебрал содержимое сейфа. Ему попались на глаза ещё несколько довольно интересных документов, способные вызвать вопросы к деятельности многих обществ ограниченной ответственности. Исходя из обрывочных данных и понимания того, чем промышляет на своей должности Токмаков, Стас сделал предположение, что в сейфе должна хранится гора-аздо более важная и опасная информация.

А раз её здесь нет — значит до неё добрались террористы. Дыры от пуль в полу и залитое кровью кресло, говорят о давлении на прокурора и пытках Вацлава. И, похоже, прокурор сдался.

Корнилов сделал вывод, что ему обязательно нужно будет переговорить с задержанными террористами, хотя выдрать их из лап СКР будет затруднительно.

Стас обошел стол Токмакова, выдвинул ящики, проверил содержимое. Но, в основном там была всякая канцелярия. Среди неё Стас отыскал белый провод и достал его.

Это было зарядное устройство от MacBook. Примечательно, что самого лэптопа нигде не было. Стас успел подумать, что его, как и большую часть содержимого сейфа успели где-то припрятать.

Но если так, то это «где-то» здесь, в этом доме.

Парни знали о преступных махинациях, которые покрывал Токмаков на своей должности. И резонно предположили, что продажный прокурор должен обладать солидным состоянием. Увидев сейф, сопляки решили, что в нем деньги. А потом узнали, что внутри нечто намного более ценное.

Они изъяли и припрятали самые важные документы из сейфа, очевидно решив, в будущем, или заработать на этом, или вынудить влиятельных людей вытащить их из тюрьмы.

Одной мести для мотивации им явно было недостаточно. Вполне логично. Должен же риск быть оправдан чем-то кроме бесцельной мести за Татьяну Белкину.

И если предположения Стаса верны, террористы или их главарь должны были спрятать документы так, чтобы их не нашли ни ФСБ, ни СКР, ни полиция.

Корнилов протяжно вздохнул. Похоже, в этом доме ему придется немного задержаться.

Стас задумчиво осмотрел провод в руках, бросил взгляд на сейф.

Мысленно он поставил себя на место малолетних бандитов и смоделировал ситуацию, при которой ему необходимо быстро, пока его поймали или не убили, спрятать важный предмет. Времени нет, и он находиться в помещении, которое не слишком хорошо знает. Куда, в таком случае, он бы спрятал этот самый ценный предмет?

Учитывая все выше перечисленные факторы… туда, куда человек посмотрит в последнюю очередь.

А куда бросает взгляд человек, находясь в помещение или на улицы? Большинство из нас рассеянно глазеют по сторонам, некоторые и вовсе смотрят себе под ноги. Почти никто не поднимает взгляд на небо или… потолок.

Осененный этой мыслью, Стас медленно поднял взгляд и посмотрел на красивый двухуровневый натяжной потолок в кабинете Вацлава.

— Что это вы так уставились на потолок, подполковник? — с подозрением спросила Микадзе.

— Жанна, — чуть усмехнувшись, проговорил Стас, — скажите, а в доме вашего зятя все потолок натяжные?

Жанна удивленно поморгала, в недоумении глядя на Стаса.

— Вроде бы… — неуверенно проговорила она.

— И подвал есть? — ухмыльнулся Стас.

— Разумеется.

— И там тоже потолки натяжные?

— Из панелей, насколько я помню.

— Замечательно, — кивнул Стас, поднимаясь из-за стола.

Настроение у него слегка улучшилось.

Не обращая внимание на вопросы Жанны, он вышел из кабинета Токмакова и спустился в подвал.

Образно говоря, это был не столько подвал, сколько ещё один этаж, пусть с маленькими окнами, без нормальной мебели, заставленный стеллажами со всяким хламом, инструментами, автозапчастями и даже рыболовными снастями.

Первое, что заметил Стас — это, как он и предполагал, очень низкий потолок, намного ниже, чем в остальном доме. Если взять стремянку или просто встать на табурет, вполне можно дотянуться до него.

Стремянка здесь, кстати тоже была, аккуратно стояла в углу за громоздкими коробками.

— Господин подполковник, — Жанна спустилась в подвал следом за Стасом. — Вы можете объяснить, что вы ищете?

— Когда найду, покажу, — ответил Стас, сосредоточенно рассматривая подвальный потолок.

Он состоял из нескольких прямоугольных секций, древесного цвета.

Корнилов неторопливо прошелся под потолком, пока его взгляд на заметил, что одна из секций совсем чуть-чуть, едва ли на пару сантиметров, сдвинута в сторону.

— Торопился, — ухмыльнулся Стас, думая о главаре террористов.

Только этим можно было объяснить, почему Мечников не аккуратно поставил потолочную секцию на место.

Взяв стремянку, Стас встал всего лишь на вторую ступеньку. С его ростом, ему этого хватило, чтобы дотянутся до секции, сдвинуть её и, поднявшись на ещё одну ступень, заглянуть внутрь.

Посветив себе телефоном, Стас с радостной ухмылкой, обнаружил, что искал: небольшая, ровная стопочка листов и пара папок, поверх которых лежал небольшой Макбук.

Довольный собой, Стас достал найденное и спустился вниз.

— Что это такое? — Жанна ринулась к Стасу.

Но Корнилов показательно прижал находки к груди и заявил:

— Это материалы следствия.

— Следствия? — поморщилась Микадзе. — Какого следствия, Корнилов? Кого вы собираетесь искать? Я не понимаю ваших действий…

— А от вас этого не требуется, — ответил Стас. — Лучше, действительно, съездите и навестите внука. Серьёзно.

— Господин подполковник, я вообще-то!..

— Хорошего вам дня, Жанна, — бросил Стас.

Микадзе он не опасался. Пусть она и достаточно влиятельная персона, подполковник УГРО, да ещё с такой известностью, как у Стаса, ей не по зубам.

Оставив раздосадованную и ошарашенную Жанну в доме её зятя, Стас поднялся из подвала и вышел на улицу.

Оказавшись снова в своей машине, Корнилов первым делом включил МакБук. К его сожалению и вопреки надеждам, вход в систему оказался под паролем.

— Ладно, этим займутся знающие люди, — проворчал он, закрыв гаджет и отложив на сидение рядом.

Он занялся найденными документами.

Едва только Стас начал их читать, как у него, бывалого следователя, брови стремительно всползли вверх по лбу.

Стасу хватило лишь пересмотреть стопку документов, чтобы понять, что он держит в руках вещественные доказательства нескольких незаконных сделок на многомиллионные суммы.

И все их покрывал Вацлав Токмаков, и, разумеется, за определённое солидное вознаграждение. И, конечно же, он действовал не один.

Правительство, последние лет пятнадцать довольно успешно выкорчёвывает прогнившие элемент государственной системы, но на то, чтобы избавиться от «наследия» конца восьмидестях и девяностых потребуются ещё годы. Жаль только, что не все это понимают: что по мановению волшебной палочки такие проблемы не решаются — нужны года и даже десятилетия, и то не хватит.

Стас перечитал документацию. Чем дальше он вчитывался, тем больше темнело его лицо.

Это были тайные договора, накладные, распечатки онлайн переписок и копии секретных контрактов, изобличающие чиновников разного уровня почти из всех министерств. Исключение составляли разве что МЧС и Министерство образования.

Стас подавил сиюминутный порыв и нестерпимое желание поскорее обнародовать этот материал.

Во-первых, нужно детально во всем разобраться. Во-вторых, наказывать виновных нужно фрагментарно, иначе если посадить всех и сразу, ничего кроме хаоса это не вызовет. Так, как пусть и вовлеченные в коррупционную систему чиновники, худо-бедно, выполняют свои функции, служа винтиками госаппарата. Некоторым, наименее провинившимся, возможно, стоит дать шанс. А в-третьих, самое сложное, неизвестно как поведут себя соответствующие органы, которые должны будут проводить расследования. В Следственном комитете и прокуратуре вполне могут заседать люди, заинтересованные в сохранении существующего порядка.

Ввиду выше перечисленных причин, Корнилов решил отложить акт децимации правительственных чиновников. Сейчас есть дела поважнее.

Помимо доказательств различных махинаций, Стас обнаружил несколько листов со своеобразным досье на нескольких людей.

Всего восемь, три девушки и пятеро парней. Все в возрасте от четырнадцати до двадцати двух лет.

На бумагах содержалась дата и место рождения, номер школы и название ВУЗа, родители и прочие родственники, краткая характеристика, список достижений и даже ближайший круг общения.

Стас, нахмурившись, рассматривал подробные описания о жизни этих молодых людей и не мог взять в толк.

Зачем они понадобились Токмакову? Чем эти простые парни и девчонки могли заинтересовать Вацлава? Дети каких-то влиятельных фигур? Но на фотографиях, половина не выделяется из толпы обычных граждан, а «золотую молодежь» видно издалека, даже по ленивому и высокомерному взгляду можно определить. Здесь таких было только двое.

Можно было бы не придавать значения этим досье, если бы одно из них не было заведено на Татьяну Белкину.

— Какого чёрта, Вацлав? — нахмурившись, проговорил Стас.

Листая дело первой жертвы «Масок», Стас чувствовал знакомое подстёгивающее волнение и слегка нервирующее охотничье чувство.

Он нашёл след. Стас знал это и чувствовал. Он нащупал очень важную нить, способную пролить свет на причину кошмарных убийств и, самое главное, мотив неоновых убийц.

Читая жизнеописание убитой девушки, Стас пытался понять, чем она могла заинтересовать Вацлава. Ответ, Стас нашел довольно быстро — у Белкиной и остальных парней и девушек просматривались общие черты внешности.

Чувство правильного следа усилилось и нарастающими темпами забилось в груди.

Стас достал телефон, зашел на сайт Московской прокуратуры и нашёл там фотографию Вацлава Токмакова в форменном кителе, на фоне государственного флага.

Всё ещё не веря в свою догадку, Стас увеличил фотографию прокурора Дорогомилова и внимательно рассмотрел.

Черты лица Вацлава Стас кропотливо и внимательно сравнивал с фотографиями в досье.

Разрез глаз у Токмакова слегка смахивал на азиатский. Возле слезных протоков, глазное яблоко как будто бы углублялось под кожу.

Верхняя губа немного кривовата, на подбородке три мелких точки родимых пятен, уголки рта опущены вниз, слишком маленькие ноздри и довольно крупные ушные раковины.

Все эти признаки были в лицах парней и девушек на фотографиях досье.

Сердце Корнилова заколотилось сильнее, под кожей рук, шеи и спины упруго пульсировал жар.

— Ах ты боров похотливый, — протянул Стас, всё ещё не веря в очевидное. — Они… они — твои! Все до единого! Все эти мальчишки и девчонки, родились от тебя!..

Корнилов тихо выругался.

Догадку нужно было срочно проверить! Стас отложил документы на сидение, поверх Макбука и повернул ключ в замке зажигания.

Заводя двигатель, Корнилов всерьез подумывал сперва наведаться к Нике. К тому же водитель, которому он написал телефон на руке, ему позвонил и отчитался, что «девочку доставили в больницу номер сто восемьдесят два».

Но, Стас должен был сперва проверить свои версии, чтобы понимать, как действовать дальше.

Он выехал со стоянки и направился по адресу к дому семьи Неклюдовых, которые недавно потеряли своего сына, Влада.

АРСЕНИЙ АРЦЕУЛОВ

Понедельник, 23 марта.

Он лежал с открытыми глазами и удивленно таращился куда-то в сторону. Из-под его правой щеки по мерзлому асфальту стремительно растекалась плотная и вязкая лужа темной крови.

Стоя над телом Тимофея Горна Арцеулов мог рассмотреть в нем свое темное и блеклое отражение.

Сеня поднял взгляд к серому утреннему небу. Налетевший из-за забора холодный порыв ветра хладной дланью провел по голове и щекам Арсения.

Арцеулов одновременно чувствовал раздражение, досаду, сожаление и злость. Он с усилием подавил эти чувства. Чтобы мыслить трезво и рационально, он должен быть свободен от эмоций.

Он уже знал, что Прохора Мечникова и других «мстителей» арестовали и упекли в СИЗО Следственного комитета. Сеня так же был уведомлен, что сотрудники УГРО застрелили Таю Зимину и даже то, что скорее всего именно Тая активировал бомбу в доме, на Можайском переулке. В том самом доме, при взрыве которого, чуть не погибли Стас и Ника.

Сеня вздохнул и, хотя многие бы его за это осудили, он подумал, что гибель Горна и Зиминой к лучшему, для всех.

Сеня не хотел бы быть тем, кто сказал бы Тимофею, будь он жив, что девушка, которую он так любит — мертва. Сеня знал, что не смог бы смотреть в глаза Горну и говорить, что, несмотря на его согласие сотрудничать с УГРО, они застрелили ту, ради которой он на это пошёл.

Арцеулов навсегда запомнит то, что беззвучно прошептали губы Тимофея за миг до его гибели: «спаси…».

Не стоило долго гадать, о ком шла речь.

Сеня также не знал, как бы он лично поступил бы с Зиминой, если бы она осталась жива, после того, что натворила. Арцеулов никогда не поднял бы руки на женщину, тем более на девчонку, но… он бы лично сделал всё, чтобы она села надолго. А желательно навсегда.

Поэтому он думал, что для них обоих — Горна и Зиминой — всё закончилось лучше, чем могло бы. И не только для них.

Это были ужасные и жестокие мысли, Сеня понимал это, стыдился их, но также знал, что это — правда. Гадкая и подлая, жестокая и аморальная, но правда, чёрт бы её побрал!

Сеня вызвал скорую и направился к дому Горна. Там его ожидали сержанты Липаева и Годунов.

Последнему крупно повезло, что выжил после того, как врезался в дерево. Мало того, что капот автомобиля смялся как гармошка, так двигатель на треть пробил салон несчастного Форда.

Годунову также повезло, что он получил открытый перелом ноги и, судя рвоте, серьёзное сотрясение мозга. Повезло потому что, если бы он отделался легкими ушибами, то обе травмы Сеня организовал бы ему самолично.

Девчонку он бы тоже как следует отходил ремнем по заднице и вернул бы на курсы в академию МВД.

Мало того, что из-за них погиб подозреваемый, за счет которого, можно было бы предотвратить взрыв так ведь и сами чуть не погибли.

— Ну что?! — громыхнул Сеня, войдя в дом.

Липаева, зажимающая перебинтованную руку вздрогнула, от голоса Сени. Лежавший на диване Годунов, с перевязанной ногой и головой тоже с опаской поглядел на капитана Арцеулова.

— Два дебила — это сила, да?! — прогрохотал Сеня. — Вы можете мне, жертвы скользких ступенек, объяснить за каким хреном вы меня ослушались?

Он обвел их суровым взглядом и ткнул пальцем в Липаеву.

— Вот ты, идиотки кусок, ты начерта полезла через забор? А если бы тебя эти псы на части порвали? И почему ты не стреляла?!

— Я п-пистолет… — заикаясь, пролепетала девушка.

— Что? — нетерпеливо зло спросил Сеня.

— Уронила, — чуть ли не плача, проговорила сержант.

Арцеулов смерил её тяжелым взглядом. Его так и подмывало добить девушку ехидным и колким замечанием, но Арцеулов решил, что ей пока хватит. От начальства ей и так влетит, хорошо если из полиции не вышвырнут.

— А ты, стритрейсер-самоучка, — обратился Сеня к Годунову, — ты куда так гнал? На кладбище или к увольнению из МВД? У тебя вообще есть хоть какие-то оправдания твоему муд*цкому поступку, ёлопень?

— Я… я не сп-пециально… — промямлил Годунов.

— О**енное оправдание, — проворчал Сеня. — Ладно, отдыхайте, сейчас скорая приедет.

— А вы куда? — взволнованно спросила Липаева.

— По делам, — не оборачиваясь, бросил Сеня.

— А можно с вами?

— Нет, — отрезал Сеня и вышел из дома.

Но Липаева не намеренна была сдаваться.

— Пожалуйста, разрешите мне поехать с вами!

— Нет, — повторил Арцеулов, шагая к своему мотоциклу. — К тому же ты ранена.

— Да ерунда, просто глубокая царапина.

— У тебя от этой «царапины» шрам на всю жизнь останется! — напомнил Сеня.

— Я знаю, — голос Липаевой погрустнел и она замолчала.

Арцеулов мысленно ругнулся, остановился и возведя оче-горе, обернулся.

Липаева стояла в двух шагах от него и рассматривала забинтованную руку.

— Может это и к лучшему, — она плаксиво шмыгнула носом. — Будет мне напоминанием… Чтобы не лезла больше никуда. Может быть… может я по-другому и не поняла бы, пока не испытала бы боль…

Она подняла на Сеню взгляд и Арцеулов вновь мысленно ругнулся. По щекам молоденькой полицейской стекали две блестящие струйки слёз.

— Простите меня! — выпалила она громко. — Пожалуйста!.. Я правда только хотела вам помочь! Я уже год хожу в сержантах! Меня никто в серьёз не воспринимает! Считают, что я ни на что годная! Что мне вообще в полиции делать нечего! Я еле-еле добилась, чтобы меня в патруль поставили! Так мое начальство всё равно мне поднагадило: поставили к этому… — она неприязненно мотнула головой в сторону дома. — под начало этого неудачника!

Сеня, поддавшись внезапному импульсу сочувственного наития, приблизился к рыдающей девушке и положил ладони на её маленькие плечи.

— Ну, чего ты? — мягко спросил он, слегка сжав подрагивающие плечи плачущей девушки. — Хорош рыдать, Липаева… Да ты сегодня наворотила дел, но, если тебя это утешит, твой этот Годунов вообще убил свидетеля, и я не знаю, как он дальше будет служить.

Она подняла на Сеню заплаканные глаза с влажными ресницами.

— Ты напишешь в рапорте о сегодняшнем? — спросила она.

Арцеулов пару секунд смотрел в ее золотисто-карие глаза, а затем хмыкнув, пробурчал:

— Если ты о том, собираюсь ли я настучать про вас… то нет. То, что вы оба напишите в своих рапортах ваше личное дело.

— А вы, товарищ капитан? Что вы будете писать?

— Ничего, — качнул головой Сеня.

Глаза сержанта Липаевой удивленно округлились.

— Ничего? — переспросила она удивленным шепотом. — Но мы же с Годуновым такое…

Сеня фыркнул и пожал плечами.

— Многие меня бы за это осудили, но… лишь те, кто не служит в полиции и других структурах. Полиция, как и все остальные структуры, во многом держится на взаимном доверии и взаимовыручки, Липаева. Начнем стучать друг на друга — и нам конец. Мы просто перестанем быть эффективными.

Арцеулов пожал плечами. Своих мыслей он не стеснялся и считал оправданными. Прозрачность в структурах должна быть, но в меру.

Годунова накажут, но без шума и лишних рапортов. В любом случае, карьеру в полиции парень уже вряд ли построит. В лучшем случае будет вечным сержантом, чтобы потом уйти на пенсию прапорщиком. А вот Липаева…

Сеня несколько мгновений смотрел на заплаканное лицо девушки, и понимал, что не сможет в должной мере возложить на неё вину за всё случившееся. Арцеулов мысленно отругал себя, но девчонку ему было жаль.

Она была искренняя с ним, когда выпалила все те словах: «Меня никто в серьёз не воспринимает! Считают, что я ни на что годная!».

Её мотивацию Сеня теперь, отчасти, понимал и принимал.

— Мне точно нельзя с вами? — жалостливо спросила Липаева.

Сеня угрюмо качнул головой.

— Присмотри за напарником. А мне пора.

Он по-дружески легонько похлопал её по плечу и направился к своему мотоциклу.

Спиной Сеня чувствовал взгляд девчонки, но он не обернулся, когда садился на свой верный байк, и не смотрел на неё в зеркала над ручками мотоцикла, когда уже гнал по дороге в светлеющих сумерках.

Арцеулов с усилием выбросил Липаеву из головы и прибавил газу. Он получил сообщение от Аспирина и должен был срочно проведать Домбровского. Похоже тот серьёзно пострадал при выполнении задания.

Возле больницы, где содержали Николая, Сеня был через сорок с лишним минут. Чтобы, как можно скорее успеть к другу и сослуживцу, он серьёзно превышал скорость и безбожно срезал через дворы, нарушив десятки пунктов ПДД.

Николай лежал в хирургическом отделении. В палате на троих, он обитал один.

Когда Сеня ввалился в его палату, на кровати у Коли сидели две медсестры и с увлечением слушали, как майор Домбровский что-то усердно им «заливал».

Сеня одобрительно и облегченно усмехнулся: ну раз его друг уже вновь начал применять свою неотразимую обаятельность к женщинам, значит его жизни ничего не угрожает.

— Я смотрю, Аспирин преувеличил твою травму, — хохотнув, заметил Сеня.

Коля взглянул на него, устало улыбнулся. Арцеулов заметил, что хоть Домбровский и выглядит лучше ожидаемого, у него бледное, изможденное лицо и слегка запавшие глаза.

— Продолжим наше общение позже, дамы, — Домбровский с намеком подмигнул девушкам, одобрительным мечтающим взглядом провожая их из палаты.

— Удивляюсь я тебе, — покачал головой Сеня, когда медсёстры вышел. — Как ты умудряешься сочетать в себе черты прилежного семьянина и отпетого бабника?

Домбровский усмехнулся.

— Полагаю, я совершенстве обладаю чувством баланса, между желаемым и необходимым.

— Любить жену и сына — необходимо? — Сеня пожал руку Коле и сел рядом, в кресло.

— Желанно, — чуть усмехнулся Коля, — и приятно. А вот заботиться и отвечать за их благополучие — необходимо. За них я чувствую ответственность, которую, полагаю, рано или поздно, должен чувствовать любой уважающий себя мужчина.

— А они?.. — Сеня мотнул рукой на дверь, за которой скрылись молоденький медсёстры.

— А они, для меня, только желанны, — пожал плечами Коля, — никакой необходимой ответственности относительно них я не чувствую и не буду. В этом и разница, Сень.

— Удобно, — оценил Арцеулов. — Хорошо устроился.

— Моральное оправдание своего поведения — ключ к душевному комфорту, — довольно улыбнулся Коль.

— Ладно, мудрец, расскажи-ка про свои приключения, — Сеня откинулся на спинку кресла. — Как тебя угораздило-то?

Коля в подробностях рассказал про сегодняшнюю ночь и КАМАЗ, на котором обнаружил засохшие брызги шамота.

— И как только ты их нашёл, тебя одарили чем-то тяжелым по башке? — Сеня выразительно посмотрел на перебинтованную голову Домбровского.

Тот невесело усмехнулся.

— Кто бы это ни был, им этого показалось мало и меня попытались переехать.

Сеня замер, внимательно глядя в глаза друга.

— Ну, хорошо, что их попытка не увенчалась успехом.

Домбровский опустил взгляд.

— Я бы так не сказал, Сень.

Арцеулов проследил за удрученным взглядом Коли, затем наклонился к его одеялу у ног и откинул край в сторону.

Коля закрыл глаза и откинул голову на подушку.

Сеня долго смотрел на ноги друга, не в силах осознать увиденное. Потому, что под одеялом у Коли была только одна, левая нога и перебинтованная у колена культя.

— Твою же мать… — выдохнул Сеня. — Коля… дружище! Ядрит же тебя налево!..

Арцеулов с бессильной злой досадой сцепил зубы и дёрнул головой.

Он с сожалением посмотрел на друга и увидел во внезапно открывшихся глазах Домбровского ярость.

— Не смей на меня так смотреть! — рыкнул он.

Сень удивленно вскинул брови.

— Как так?

— С жалостью! — процедил Коля. — Как на беспомощного, жалкого калеку!

Арцеулов понимающе кивнул и проговорил:

— Ногу никак было не спасти?

Коля снова откинулся головой на подушку, шумно с раздражением вздохнул и ответил:

— Нет. Берцовые кости — в щеки… Сказали, мне ещё охрененно повезло, что только до колена.

— Коля…

— Что?!

— И как теперь?

— Как все.

— Не понял?

Домбровский раздраженно цокнул языком и всплеснул руками.

— На дворе третье десятилетие двадцать первого века! — проговорил Коля. — Уверен, с этим можно что-то придумать.

— Как прежде уже не будет.

— Я понял, Сеня! — вспылил Коля. — Ты пришел меня поддержать или добить своей грустной мордой и упадническим настроем? Вот поэтому, ***ть, ногу потерял я, а не ты. Ты бы — уже, наверное, поскакал на одной ноге, вены резать.

— Скорее всего! — засмеялся Сеня. — Это ж… ***дец, Коль. Ты теперь, как гребанный Джон Сильвер! Хочешь, с мужиками скинемся, попугая Ара тебе купим? Ну, на плечо?

— Ой, пошел на ***, Арцеулов, — чуть скривившись, беззлобно бросил Коля.

Сеня в ответ засмеялся.

— Кстати, — Коля рывком вернул отброшенный край одеяла на место, — КАМАЗ этих уродов, я подстрелил.

Арцеулов задумчиво взглянул на Колю.

— Если они не найдут пробоины, по ним можно вычислить грузовик.

— Бинго, — кивнул Коля. — А ещё, я думаю, следует проверить всех водителей и сотрудников этой стоянки грузовиков. Маски могут скрываться среди них.

— Как думаешь, этот грузовик можется сейчас находиться на стоянке? — Сеня в это не верил, но предпочитал узнать мнение коллеги.

Домбровский, скривив губы, скептически покачал головой.

— Это маловероятно. Но след грузовика стоит начинать искать на там.

Сеня кивнул.

— Тогда я, наверное, не буду терять время…

— Тем более, что у нас его и нет, — усмехнулся Коля, — только перед тем, как уедешь, будь добр принеси какой-то нормальной еды из супермаркета, больничные харчи мне категорически не по вкусу.

— Тебе побольше сладкого? Или может покрепче чего?

Домбровский с сочувствием и снисходительностью посмотрел на Сеню.

— Чего? — не понял тот.

— Сень.

— Ну?

— Купи палку колбасы, плавленый сыр и… нормальный кофе. Больше ни о чем не прошу.

— Может тебе хоть хлеба ко всему этому?

Вместо ответа Коля взял с прикроватной тумбочки тарелку и показал Сене. Она была завалена тостерным больничным хлебом.

— Понял, — кивнул Арцеулов и поднялся из кресла. — Уже лечу.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Понедельник, 23 марта.

Мокрые снежинки на лобовом стекле чёрного Subaru Forester неторопливо таяли и тонкими извивающимися струйками сползали вниз по стеклу.

Лерка, то и дело, раздраженно включала дворники и не переставала жевать жвачку со вкусом арбуза.

Я отвела взгляд от фасада бара «Сантьяго-де-Мос» и посмотрела на подругу.

Заметив мой пристальный взгляд, Лерка перестала жевать и скосила на меня глаза.

— Что?

— Лер, пожалуйста, перестань нервничать.

— Я не нервничаю, Роджеровна! — резковато ответила Лерка.

— Помимо того, что ты злишься на снежинки, ты уже полпачки жвачки употребила, — заметила я.

Лерка недовольно нахмурилась, взяла смятую пачку с подушечками «Орбит» и поднесла к лицу.

— Слушай, — мягко произнесла я, — Лер, давай я выйду, а ты поедешь домой. Тебе не зачем в это влезать. Это… проблемы моей семьи.

— Но ты-то в решение проблем моей семьи и моих, в частности, впрягаешься регулярно, — не глядя на меня проговорила Лерка. — Да и как ты вообще себе это представляешь, Роджеровна? Ты правда думаешь, что я могу вот так вот запросто бросить тебя в трудной ситуации, с опасными головняками и свалить себе ровненько домой, смачно харкнув, на всё что мы с тобой успели вместе пережить? Такого ты обо мне мнения?! Да?!

— Нет, нет, — мягко возразила я чуть испугавшись, что могла всерьёз обидеть Лерку. — Я не об этом, просто…

— Боишься за меня, — договорила Лерка. — Ага, я в курсе. Но это мое личное решение, и сама способна отвечать за свои поступки. И я если хочу рисковать собственной шкурой, задницей и жизнью то это, блин, мое личное право!..

Она опять взяла жвачку и закинула в рот очередную подушечку.

— А ты знаешь, — проговорила Лерка, оценивающе глядя на здание «Сантьяго-де-Мос», — со вкусом у владельца этого заведения весьма неплохо.

Я согласно кивнула. Монолитное, крепкое кирпичное здание с фасада было обнесено бутафорным брутальным частоколом. В котором были «вырублены» отверстия для узких окон.

Над крышей развевался всем известный «Весёлый Роджер». Перед фасадом же на стоянке громоздилось три вида колесной техники: брутальные и массивные грузовики, эффектные байкерские мотоциклы и шикарно тюнингованные для гонок тачки.

Двери в баре заменяла копия огромного люка, наподобие того, что ставят киношных швейцарских банках. А вход в обитель любителей моторов и дорог, сторожил рослый «стражник» в костюме минотавра.

— Слушай, а он всегда так наряжается? — Лерка с одобрительной усмешкой на губах кивнула на стражника «Санто-де-Мос».

— Нет, — спокойно и серьёзно ответила я, — в зависимости от того, водителям каких марок мотоциклов или автомобилей сегодня скидка на выпивку.

Лерка искоса взглянула на меня.

— Боюсь поинтересоваться, — ехидно протянула она, — и кому сегодня достанется бухло по скидке?

— Владельцам мотоциклов YAMAHA, грузовиков DAF и седанам от TOYOTA, — ответила я.

Лерка на пару секунд зависла.

— Серьёзно? — кивнула она. — Это правда так работает?

— Это традиция — каждый день определенный костюм, обозначает кому скидка, — усмехнулась я. — И ей, если я правильно помню, уже двадцать четыре года.

Лерка присвистнула.

— Не дурственно… О! Смотри-ка! Это не тот хозяин заведения, о котором ты говорила?!

Я посмотрела на человека, вышедшего из бара.

У него была косматая огненно-рыжая борода и такая же лохматая рыжая шевелюра. Вообще вид у мужчины был дикий.

Он был одет в темную куртку с эполетами и цветными нашивками. Из-под куртки просвечивали бело-голубые полосы тельняшки, а на ногах у рыжего дикаря красовались бесформенные вздувающиеся штаны, похожие на шаровары.

— Гильермо Флорес, хозяин «Сантьяго-де-Мос», — улыбнулась я, — он к моему дяде, в прошлом году, на день рождение приезжал и пару раз бывал во время Рождества.

— Он испанец какой-то? — спросила Лерка.

— Кубинец, — поправила я.

— Чего-то он какой-то больно рыжий для кубинца, — скептически заметила Логинова.

— Он красит бороду и волосы, — я пожала плечами. — Гильермо думает, что рыжий цвет более воинственный.

— Ну, ему вроде идёт, — оценила Лерка.

Мы увидели, как хозяин бара «Сантьяго-де-Мос» забирается в один из грузовиков без фуры.

Флорес обожал свой огромный черно-серебристый International с черепом и костями на обоих дверцах.

Грузовик глухо рыкнул, эффектно выпустил дым из сверкающих вертикальных патрубков и тронулся с места.

Лерка быстро, но ласково повернула ключ, Субару, заикнувшись, плавно завёлся. Логинова положила руку на рычаг коробки передач, но я осторожно коснулась её кисти и проговорила:

— Не торопись, Гильермо очень осторожный, подозрительный и жутко мнительный. Если даже ему просто покажется, что есть намек на слежку, он не поедет к моему дяде.

— А ты уверена, что он вообще поедет к Сигизмунду Владиславовичу? — хмыкнув, спросила Лерка.

— Нет, — качнула я головой, — но в годы… бурной и незаконной деятельности моего любимого дяди, именно Гильермо предоставлял ему укрытие и место для хранения… разного товара. Так что логично предположить, что и сейчас дядюшка со своими друзьями в одном из предоставленных Гильермо укрытий… Уже можно ехать, Лер.

— Отлично, — Логинова надавила на газ и Форестер плавно выехал из укрытия, между домами, где мы прятались от тени от посторонних глаз.

— Держи дистанцию и не гони, — предупредила я, внимательно глядя на массивный грузовик, подъезжающий к перекрестку.

— Поняла, — вздохнула Лерка. — А если мы спалимся перед этим Гильермо, он надолго заляжет на дно?

— На пару-тройку месяцев однозначно, — ответила я.

— Ясно-понятно, — мрачно ответила Лерка.

ВАЦЛАВ ТОКМАКОВ

Понедельник, 23 марта.

Он балансировал между бессознательной полукоматозным состоянием и болью. Боль жила и пульсировала во всех его ранах, беспокойно ворочалась под засыхающими корками крови и бинтами. Боль не желала уходить, несмотря на вколотые ему анестетики.

Вацлав снова, в который раз, разлепил отяжелевшие пересохшие веки и уставился в потолок больничной палаты. Каждый раз, когда он открывал глаза после, наполненного ужасами пережитых моментов, бредового беспамятства, он видел одну и ту же картину: бежевый потолок, серо-белые стены, телевизор, дверь и окно, в котором виднелся высокий строительный кран.

Из-за этого, Вацлаву казалось, что время или стоит на месте, или каждый раз, он начинает день заново.

Но в этот раз всё было иначе — в палате кроме него кто-то был. Вацлав почувствовал движение слева и слабый запах табака.

Токмаков скосил глаза в сторону и заметил человека, сидящего в кресле, рядом с его больничной кроватью.

— Доброе утро, Вацлав, — произнес знакомый низкий голос.

Токмаков, помимо боли, ощутил, как его от наваливающегося страха судороги скручивают его мышцы.

— Ты… — прохрипел он слабеющим и срывающимся голосом.

— Я, Вацлав, я, — над перебинтованным и почти неподвижным телом Токмакова склонилось усатое лицо Датчанина.

— Здравствуй, дерьмоеда кусок, — беззлобно бросил Датский. — Как поживаешь? Ладно, не отвечай. Вижу, что паршиво.

— Что… тебе…

— А, что нужно? — Датский был обманчиво добродушным. — Да видишь ли, Вацлав, тут уважаемые и влиятельные люди интересуются, что стало с бумагами из твоего замечательного сейфа.

За дверью палаты послышались чьи-то голоса, кто-то прошел совсем рядом. У Вацлава мелькнула мысль позвать на помощь. Но Датский, поняв намерение Токмакова, двумя пальцами взял его за кадык.

— Не делай глупостей, Вацлав — это чревато, — покачал головой Датский. — Лучше скажи мне, что стало с содержимым из твоего сейфа? Где оно? Где бумаги? Люди беспокоятся, знаешь ли. Ну? Чего заткнулся? Говори, Вацлав. Я здесь от Мирбаха и ему жутко интересно, куда, по твоей неосмотрительности, пропали важные документы.

— Я… я н-не знаю… — прохрипел Токмаков.

Страх смешивался с приступами боли в теле. Вацлав с трудом мог соображать.

— Это не тот ответ, за которым я пришёл, — с этими словами Датский медленно, но жестко надавил на одну из ран Вацлава.

Токмаков зажмурился от боли, сдавленно замычал. Датчанин, зажав ему рот, надавил сильнее.

— Напоминаю, кретина кусок, у тебя в сейфе содержались бумаги, изобличающие подробности твои общих дел с корпорацией «Медеор». Ты хоть понимаешь, что сделают с тобой и с твоей семьей, если эти бумаги попадут не в те руки?

Да, Вацлав понимал, но ему было трудно сосредоточиться и вспомнить все происходящее. Все его воспоминания затмевала боль и страх за Клима. Он до сих пор точно не знал, что с его женой и сыном, и со всеми остальными родственниками.

— Теб-бе… лучше… спросить тех… — Вацлаву с трудом удавалось произносить слова.

— Кого спросить? — вскинул брови Вацлав. — Тех малолетних бандюг? Хочешь сказать, что это они забрали бумаги? Да? Я должен в это поверить? Вацлав…

Датский изобразил отчаянный вздох.

— Я знаю, что Прохор Мечников и его друзья, пришли мстить тебе. Понимаешь? Тебе, Вацлав! Откуда им знать, что лежит у тебя в сейфе?! С чего им вообще туда лезть?!

Вацлав хотел ответить, но поперхнулся и закашлялся. Раны вокруг рта, на лице обожгло болью. Токмаков почувствовал, как по коже лица медленно заструилась кровь.

— Чёрт бы тебя побрал, Вацлав, — проворчал Датчанин.

Он взял с тумбочки стакан с водой, затем встал из кресла и помог Токмакову приподняться. Датчанин поднес к губам Вацлава стакан с водой и тот с жадностью начал глотать воду.

— Полегчало? — спросил Датчанин, когда Вацлав вдоволь напился.

Тот едва заметно кивнул.

— Тогда говори.

— Они угрожали моему сыну, — Вацлав только сейчас сумел это вспомнить.

— И?мнадавил Датский.

— И я сказал… пароль.

Датчанин несколько секунд, с каменным лицом и тяжелым взглядом молча смотрел на Вацлава.

— Они бы уб… убили его!.. — тяжело дыша, проговорил Вацлав.

— А теперь его, скорее всего, убьют люди, которых ты подставил. Радуйся, что твоей женушки нет в живых, иначе тебя, как минимум, заставили бы смотреть, как её насилуют стадо каких-нибудь гостей из Средней Азии. Что? Чего ты на меня так уставился?

Датчанин недоуменно нахмурил брови.

— А-а… — он ухмыльнулся в свои густые усы. — Так ты не знал? Один из тех сопляков, что захватили твой дом, пристрелил её, когда она помогла вашему сыну сбежать.

— Т-ты… Ты… лжёшь!.. — глухо прорычал Токмаков.

— Зачем мне это? — пожал плечами Датский. — Мне похрен на тебя, твою жену и твоего сына, Вацлав. Поэтому говорю, как есть. Сам виноват, нужно было хотя бы иногда исправно исполнять свои обязанности.

Он оглянулся на дверь палаты, за которой вновь послышались шаги.

— Значит, эти мальчишки выгребли содержимое сейфа? — уточнил Датчанин.

Вацлав слабо кивнул.

— Ты видел или, может быть, слышал, куда они их подевали? Где спрятали? Их обыскивали Вацлав и ни при ком из них, не были обнаружены никакие документы.

— Их… главарь… этот…

— Мечников?мподсказала Датчанин.

— Д-да… — вновь выдавил Токмаков. — Он спрятал их… где-то… в доме…

— В доме, в котором, в этот самый момент, орудует УГРО, — покачал головой Датчанин и поднялся из кресла. — Ты создал мне и многим уважаемым людям очень много проблем, Вацлав. И сейчас, ты уж прости, но мне придется решить одну из них.

В правой руке Датчанина блеснул шприц с блекло-желтоватой жидкостью.

Глаза Токмакова округлились, он было закричал, но Датчанин коротким ударом ладони лупанул его по кадыку.

Вацлав со свистом засипел, выгнулся на кровати.

— Тихо, не дёргайся так, а то долго мучится будешь, — издевательски проворковал Датчанин. — Это Андромедотоксин, он постепенно и безболезненно начнет угнетать твою центральную нервную систему. Потом ты ослабеешь и просто уснёшь. При вскрытии…

Датский пожал плечами.

— Очень внимательный и придирчивый судмедэксперт может что и обнаружит, но… сам понимаешь, пока поднимут дело, пока обвинение сможет что-то доказать. В общем никто особенно запариваться о твоей смерти не будет. Особенно в свете тех должностных преступлений, о которых скоро будут трубить большинство наших вездесущих СМИ.

Датчанин полностью ввел все содержимо шприца в пакет с физраствором, закрепленный на штативе капельницы.

— Счастливо Вацлав, — Датчанин спрятал шприц под куртку и помахал рукой бессильному Токмакову.

Вацлав видел, как Датский вышел из палаты и тихо прикрыл за собой дверь.

Токмаков силился закричать, но последствия удара по горлу, не давали ему произнести и звука.

А между тем, он уже начал ощущать, как его тело теряет остатки сил. Как медленно и неотвратимо наваливается сонная тяжесть и туманится разум.

От кончиков пальцев ног поднимается покалывание и крепнущее чувство онемения.

Медленно, но неотвратимо его тело теряло чувствительность.

Токмаков так и не успел закричать или позвать на помощь. Он вновь провалился в бездонное и бесконечное бессознательное состояние, из которого, через несколько часов непробудного сна провалится в кому. И пока медперсонал больницы будет ждать, когда он очнется, введенный в кровь в Андромедотоксин будет омертвлять ЦНС его организма и выдавливать из него остатки жизни.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Понедельник, 23 марта.

Ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы заставить позвонить в дверь квартиры Неклюдовых.

Стас понимал, что у него нет никаких моральных прав заявляться сюда и устраивать допрос. Но, он должен был найти подтверждения или опровержение своей версии.

Сорок минут назад он отдал найденный в доме Токмаковых макбук Ящеру и его спецам, чтобы они «вскрыли» лэптоп и изучили сохраненные на нем данные.

Стас, всё-таки, нажал на дверной звонок. Прошло несколько минут, Стас увидел, как в глазке двери мелькнул свет. Затем зашуршали замки и дверь открылась. На пороге, перед Корниловым стояла мать Влада Неклюдова.

Заплаканная, с осунувшимся лицом и опустевшим взглядом, Полина Неклюдова как будто постарела сразу на десяток лет.

Стас мысленно отругал себя за то, что собирался мучить её вопросами о прошлом.

— Вы? — Полина, кажется, с трудом узнала Стаса. — Вы… Вы тот следователь… Вы нашли их?.. Тех, которые…

Женщина судорожно вздохнула и губы плаксиво скривились.

— Нет, — тяжелым голосом ответил Стас. — Но, я приближаюсь к этому моменту.

Мать Влада лишь рассеянно кивнула.

— Простите, Полина, вы разрешите мне войти? — осторожно спросил Стас.

Женщина подняла на него всё тот же рассеянный и бесцельный взгляд покрасневших от слёз глаз.

— Д-да… — срывающимся шепотом, проговорила она. — Проходите.

Полина медленно посторонилась, и Стас переступил порог их квартиры.

Пошатываясь, иногда держась за стены, убитая горем женщина провела Стаса в гостиную.

Несмотря на красивый и дорогой интерьер, в квартире Неклюдовых явственно ощущалось, удавливающее и сминающее чувство болезненной горечи утраты.

Полина провела Стаса в зал. Корнилову показалось, что воздух в стенах квартиры Неклюдовых, как будто прогорк и пересох. Да, это будет один из тех трудных разговоров, которые ему слишком часто приходиться вести с родными очередных жертв.

— Может быть чаю? — вежливо и кротко предложила Полина, взглянув на Стаса.

— Нет-нет, благодарю, — Стас подумал, что со стороны, наверное, будет выглядеть последним уродом, задавая несчастной матери, потерявшей сына, гадкие и оскорбительные вопросы.

Полина вздохнула и присела в светло-бежевое кресло. Женщина подняла на Стаса вопросительный взгляд.

— Полина, — после вздоха, проговорил Корнилов. — Я должен задать вам крайне неприятный вопрос.

— Задавайте, — женщина с безразличием покачала головой. — Вряд ли ваши вопросы могут оказаться страшнее, чем…

— Хорошо, — быстро проговорил Стас, почувствовав, что Полина вот-вот снова начнет убиваться в рыданиях.

Ему бы хотелось поскорее узнать ответы и уйти отсюда.

— Скажите мне, пожалуйста, Влад… — Корнилов на миг замолчал, не в силах заставить себя договорить.

Он смотрел в глаза Полины, и они казались ему как будто сонными, потухшими и уставшими. Как будто бы эта нечастная женщина устала от жизни, в которой, для нее, больше не было смысла.

— Влад, родился от вашего мужа? — наконец, спросил Стас.

Корнилов на миг затаил дыхание. — Или нет?

Полина несколько раз удивленно моргнула.

— Как… Как вы узнали? — прошептала она ошарашенно.

— Так это правда? — Стас был несколько удивлен, что она не стала отпираться и противоречить. — Влад родился от другого мужчины?

— Да, — Полина пожала плечами и тут же на мгновение встрепенулась, как будто бы вспомнив что-то важное. — О, только… не говорите ему…моему мужу. Он не знает, что Влад… не от него.

Он чуть скривила губы, и Стасу показалось, что даже просвети он её мужа на счет Влада, ей было бы всё равно.

— Полагаю, в молодости вы встречались с таким человеком, как Вацлав Токмаков? — спросил Стас.

— Вацлав, — горько и грустно усмехнувшись, чуть севшим голосом проговорила Полина. — Да-а… Когда-то между нами было что-то похожее на любовь…

То, как она проговорила последнее слово и как дрогнул в этот момент её голос, выразительно говорило о том, что её надежды не оправдались.

— Влад родился от Вацлава? — кивнул Стас.

Полина вздохнула и несколько раз кивнула.

— Да… я очень хотела этого ребенка… И Вацлава я любила… Даже, после того, как узнала какой он козёл…

— Ещё какой, — пробормотал Стас едва слышно, спешно обдумывая услышанное.

Значит его предположение верно. Мысль это лихорадочным извивающимся чувством проникла в тело и разум Корнилова.

Стас почувствовал приятное и волнительно щекочущее чувство на затылке и у основания шеи — верный признак того, что он приближается к цели.

От раздумий Корнилова отвлёк телефонный звонок. Стас посмотрел на дисплей — звонил Ящер — и быстро принял вызов.

— Скажи, что вы смогли взломать его ноутбук, — быстро и с надеждой произнес Стас.

От того, сумеют ли спецы Яши Щербакова взломать лэптоп Токмакова зависело очень многое.

— Хрен ли там ломать, — пренебрежительно бросил Ящер. — Как сказали в одном старом хорошем фильме: «Все уже украдено до нас!».

— Поясни, — Стас знаком попросил Полину подождать и отошел к окну.

— Кто-то, примерно месяц назад взломал Macbook Вацлава и спёр оттуда кучу инфы…

— Какой инфы? — быстро перебил его Стас.

— Чёрт его знает, но судя по весу украденных файлов — там было немало. А зная, что тут хранил Вацлав, можно предположить, что украдено было много важного, ценного и в очень большом количестве.

— Яша будь точнее, — с холодком и долей раздражения проговорил Стас.

— На лэптопе бесчисленное множество важных документов, контрактов, фьючерсов, зафиксированных валютных свопов и даже пара облигаций, явно купленных в обход фондовых бирж, — вздохнул Ящер. — И это то, что неизвестный злоумышленник оставил. Прикинь, что он мог забрать с компа?

— Не понимаю, — нахмурился Стас, — он, что украл файлы и удалил их?

— Выходит, что так.

— Су*ин кот! — выругался Корнилов.

— Да, серьёзно испоганил нам дельце этот засранец. Но ты знаешь, Стас, обставлено все о-очень грамотно. У меня тут в кабинетах не лохи сидят, сам знаешь. И все только руками разводят, уважительно покачивая головой: парень, кто бы он ни был, свое дело знает — вскрыл аккуратно и следы замел.

— Дальше, — кивнул Стас.

— А дальше на «левую» почту Токмакова пришло пара писем, с откровенно шантажистским содержанием.

— Дай, угадаю, — ухмыльнулся Стас. — С Вацлава требовали деньги, в обмен на украденные файлы?

— Ага, — хмыкнул Яша, — нахал не стал мелочится и запросил пятьдесят тысяч долларов за каждую порцию файлов.

— И Вацлав платил? — удивленно спросил Стас.

— О, да, — пропел Яша. — Отбашлял по-честному… и попутно усиленно пытался вычислить негодяя. У него тут разные программульки стоят, соответствующего назначения. Только толку от них, как от правозащитных организаций — шуму много, места занимают до хрена, память жрут, и все бестолку.

— А номер счета, на который Токмаков переводил деньги, вы смогли узнать.

— А как же, только тут не один счёт, а целых два, Стас, — Корнилов слышал, что Яша чему-то улыбается. — И я думаю, ты догадаешься, на кого они были заведены. Для тебя это не сложная загадка.

Корнилов знаками быстро попрощался с растерянной и встревоженной Полиной. А затем быстро вышел из квартиры и, не прерывая связь, спустился на первый этаж.

— Один счёт был заведен на Татьяну Белкину, а второй открыт на имя Влада Неклюдова, — ответил Стас, когда вышел из подъезда дома Неклюдовых.

Он широким быстрым шагом двигался к внедорожнику.

— Верно, верно — хихикнул в трубке Яша, — и в сумме с тем фактом, что оба, судя по всему, являются детьми Вацлава, говорит о том, что…

— Токмаков был уверен, что его нашел и шантажирует кто-то из его внебрачных детей, — договорил Стас. — Только не знал, кто именно. Вот зачем ему понадобилось собирать подробную информацию о своих внебрачных отпрысках.

Яша прокашлялся и, чуть более тихим голосом поинтересовался.

— Думаешь, это он?

— Что «он»?

— Ну, он имеет какое-то отношение к убийствам Белкиной и Неклюдова?

— Сначала мне нужно будет с ним переговорить, чтобы сделать выводы, — ответил Стас. — Спасибо, Яш. Я с тобой свяжусь.

— Конечно, что тебе ещё остается, — с едкой издевкой заметил Ящер.

Стас только фыркнул и дал отбой.

Не успел он сесть за руль, как телефон снова требовательно зазвонил. На этот раз дисплей показывал имя Антона Спиридоновича.

— Да, товарищ генерал?

— Стас, ты успел переговорить с Вацлавом Токмаковым? — без предисловий, с заметным волнением в голосе, спросил Аспирин.

— Ещё нет, — настороженно ответил Корнилов. — Но, как раз еду.

— Можешь, не торопиться, — мрачно ответил Аспирин. — Врачи к нему никого не пускают.

— Что с ним?

— Почти час назад, Вацлав Токмаков заснул и, не просыпаясь, впал в кому.

Стас не сдержал ругательств.