Неоновые росчерки

Эпизод тридцать шестой. Рассвет над адским пепелищем

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Среда, 25 марта. Предрассветное время.

Я проследила за уходящим от нас Лаптевым, меня кольнуло чувство вины, что я сейчас не смогу быть рядом с ними, рядом со Стасом и помогать ему!

Я заметила, как Лаптев остановился и оглянулся на нас. Лицо оперативника вытянулось от удивления, он даже развернулся и сделал шаг в нашу сторону, с изумлением глядя на нас.

— Что с ним? — удивленно спросила я, оглянувшись на Амалию.

— Я создала иллюзию невидимости, — призналась женщина. — Можно было подождать, пока он уйдёт, но мне, каюсь, было интересно увидеть его реакцию.

— Напугала человека на ровном месте, — покачала я головой.

— Скорее заставила задуматься, — возразила Амалия.

— Как ты это делаешь? — спросила я с любопытством. — Как ты создаешь свои иллюзии? Ты… ты каким-то образом меняешь реальность?

— Реальность — состоит из материй, с определенными физическими свойствами, — в поучительной манере ответила Амалия. — И я не обладаю силами способными вносить изменения в подобную среду. Зато…

Она негромко и слегка самодовольно усмехнулась.

— Я могу влиять на разум человека, заставляя его поверить в то, что он видит… ну, или, как сейчас, в то, что он не видит нас.

— Это действует только на него сейчас?

— Нет, на всех, кто появится здесь. Мы не можем быть уверены, что убийцы, которых вы преследуете не объявятся рядом с нами, Ника. И я бы не хотела, чтобы они подкрались к нам незамеченными.

Да, тут она была права. Хорошо ещё, что мы стояли на не трассе, а на съезде — иначе мы бы серьёзно рисковали, что какой-нибудь водитель-полуночник в нас впилится на скорости выше восьмидесяти.

Потекли тяжёлые и изматывающие минуты ожидания…

Ожидание и нервирующая неизвестность, одно из самых тяжелейших испытаний!

Я то и дело вертелась и смотрела по сторонам, ожидая увидеть Стаса и опасаясь обнаружить убийц в Масках.

— Хватит ёрзать, — одёрнула меня Амалия, — лучше скажи, как ты себя чувствуешь?

Самочувствие у меня было так себе: тошнило, сильно кружилась голова и подкатывающие приступы боли атаковали то голову, то зарождались в плевральной области, в районе живота.

— Лучше, — слегка приврала я.

— Тебе следует следить за тем, чтобы не перенапрягаться, — заметила Амалия. — Силы, к которым ты обращаешься, Природа, Мироздания, Общемировое Сознание… Это могучие, величественные и совершенно беспощадные стихии. Если ты зачерпнешь от них слишком много, если залезешь слишком глубоко, не будучи готовой справиться с ответным воздействием на твой организм… Не буду скрывать от тебя правду: ты умрёшь. И при том довольно болезненно и мучительно.

— Звучит очень обнадёживающе, — хмыкнула я.

— Я не собираюсь тебя обнадёживать, — немного резко и с прохладностью в голосе ответила Амалия. — Я собираюсь учить тебя. Твои умения — это, не достояние, не предмет гордости и ни в коем случае не благословенный Дар. Нет! То, что ты умеешь, скорее накладывает на тебя тонну ответственности, это в гораздо большей степени бремя, тяжкое, бесконечное и истощающее. Жизнь Первой, никогда не сможет быть беззаботной, как у человека. Люди живут кратко, часто не думая не о прошлом, ни, тем более о будущем. А если и думают, то у большинства из них оно схожее, как по шаблону — дом, машина, деньги, дети, всё. Они больше любят развлекаться, чем работать, а потом еженедельно жаловаться друг другу на жизнь. Часто поддаются элементарной и губительной лени, забывая, что деятельность — основа их существования. Многие из них ходят на работу с единственной мыслью об отпуске или ближайших выходных.

Амалия невесело усмехнулась.

— У тебя, с годами, такой роскоши будет все меньше и меньше. Твои силы будут расти, Синеглазая. Тебе придется учится справляться с ними, особенно если ты продолжишь применять их для помощи Стасу…

— Продолжу, — тут же, запальчиво, воскликнула я.

— Я не сомневалась, — усмехнулась Амалия, — и рада твоему ответу. Потому, что среди тех, кого вы со Стасом будете искать, не редко могут попадаться представители Красного двора, как Первые, так и их софитиды, или же прирученные софитидами или Первыми из Красного двора люди.

— Что такое Красный двор? — немедленно спросила я.

— Если коротко — вся история Конфликта Великих Дворов займет недели рассказов, и то без подробностей — то это враждебная Белому двору фракция.

— А я…

— А ты, твоя прабабушка и ещё ряд Первых, как раз из Белого Двора, — кивнула Амалия.

Ага, то есть я, неожиданно для себя, состою ещё и в какой-то фракции.

— И чего хочет этот Красный двор? — настороженно спросила я.

— Ты будешь разочарованна банальным и ожидаемым ответом, — хмыкнула Амалия.

— Власти над миром? — фыркнула я.

— Власть, Ника, определяет всё — могущество, богатство, влияние и силу. Её все хотят. Красный двор, финансовые кланы, которыми они повелевают, террористы, наркокартели, мировые правительства… Белый двор, кстати, тоже не исключение. Разница между философиями и взглядами двух Великих Дворов, такая же, как и миллионы лет назад: Белые жаждут развивать сегодняшний мир, пресекать попытки людей уничтожать друг друга, жаждут учить людей и помогать им, чтобы они созидали и развивали, прости за тавтологию, строили мирный мир… Не утопию без войн — это не возможно — но более гармоничный, более безопасный и спокойный, придерживающийся баланса, мир, под управлением Белого Двора, разумеется.

Амалия пожала плечами.

— Красных это категорически не устраивает. Во-первых, они убеждены, что людей на планете развелось слишком много и их численность нужно резко и быстро сократить минимум до миллиарда, а ещё лучше и до пятисот-шестисот миллионов, по всему миру. Во-вторых, они желают, в прямом смысле слова, перестроить мир по своему усмотрению. Причем именно в географическом, геологическом, физическом и материальном смысле… И в этом им помогают многие финансовые кланы и богатейшие семьи мира, они полностью разделяют идеи Красного Двора, об изменениях на планете.

— Надо думать, это повлечет за собой кошмарные разрушения, — проговорила я.

— Ещё какие! — фыркнула Амалия. — Но, Красные не фанатики, они не собираются уничтожать созданную ими планету или делать её непригодной для жизни. Некоторые из них, с которыми лично мне довелось пообщаться, считают, что они таким образом исцелят и исправят многострадальный мир, вернув ему Первозданный чистый вид. И начнут писать его историю заново, по своему усмотрению. Но без людей, которые должны будут занять изначально уготованное им место — безвольной прислуги и чернорабочих, рабов, с примитивным интеллектом. Помнишь картинки из учебников по истории? Вспомни, как выглядели люди Каменного века, до того, как стали Разумными? Вот такими питекантропами они и должны были остаться на веки, по изначальной задумке. Разумеется, Красных слишком мало, и им не обойтись без того миллиарда людей, с помощью которых и можно будет строить новый мировой порядок и направлять его развитие в нужную сторону. И этот миллиард уже избран… Ничего нового, синеглазая, борьба за власть и гегемонию стара, как Вселенная.

— Вот это вот всё немного похоже на заезженный сюжет каких-нибудь комиксов, — оценила я. — Опять злодеи, которые хотят захватить мир и поработить людей.

— А разве, сейчас, наделенные богатствами кланы, печатающие мировую валюту и располагающие самым большим золотовалютным резервом, не стремятся к такому же итогу? — с усмешкой ответила Амалия. — И никому это не кажется смешным или банальным.

Моя наставница невесело усмехнулась.

— И потом, безмозглые злодеи комиксов, желали просто уничтожить и захватить нашу планету, а Красный Двор, хочет его переделать и улучшить. Не хочу, чтобы ты заблуждалась, Ника. Красные, как бы дико это не звучало, обожают, боготворят и любят этот мир, всей душой. И именно поэтому хотят перестроить его до основания. Белые, же в отличии от них, хотят обойтись без «сноса здания», продолжая улучшать его постоянными капитальными ремонтами… Если ты понимаешь, о чем я.

Я понимала.

— Но, новое здание, Амалия, в любом случае, будет лучше, чем старое, даже тысячу раз отремонтированное.

— Вот и Красные так рассуждают, — скривилась Амалия. — И кстати, оба Двора, согласны, что люди испортили созданную Первыми планету и продолжают её медленно уничтожать, обрекая некогда цветущие земли на постепенное увядание и превращение в безжизненную пустыню. Первые с обоих сторон, согласны, что им нужно вернуть управление и максимальное влияние на происходящие в мире процессы. Только одни хотят делать это с людьми, общими усилиями, где люди буду, конечно же, младшими партнёрами, зависимыми от Белого Двора. А Красные хотят снести к чертям прогнившее, по их мнению здание, вместе с большей частью его жителей. Так, как разрушать и строить заново всегда кажется более простым решением, чем искать и исправлять ошибки в уже созданном, большая половина Первых поддерживает именно подход Красных. Белый двор — в категорическом меньшинстве.

Амалия пожала плечами.

— Вот такой расклад, синеглазая.

— Как всё сложно, — я зажмурила глаза.

— А ты как хотела, красавица? — захохотала Амалия. — Для тех, у кого есть сила и власть, мир не бывает простым. Запомни это — проще будет жить.

Я хотела ответить, что про проще мне уже вряд ли когда-то будет.

Но вместо этого мое сознание погрузилось, рухнуло и провалилось в новое видение.

…Ночь, вьюга завывает и вьется между черными стволами деревьев. Безлистные, голые деревья, с кривыми ветками похожи на гигантские многопалые костлявые длани, тянущиеся к ночному небу.

Я не сразу поняла, что вижу всё происходящее от лица какой-то лесной птицы, но какой именно я не знала.

Внизу подо мной, плача и ругаясь одновременно, увязая в снегу, какая-то женщина с упорным отчаянием катила перед собой парня на инвалидном кресле.

Конечно, заснеженные лесные тропы меньше всего подходили за колес такого кресла.

— Анжелика, послушай… Они нас догонят. Ты сможешь уйти только без меня… — голос парня дрожал, ему было страшно, но он пытался казаться храбрее.

— Заткнись, Гена! Заткнись, прошу тебя! — прошипела в ответ перепуганная и заплаканная девушка.

Где-то в лесу раздался крик.

— Это Лёва!.. — Гена резко обернулся и взглянул в глубь заполненного ночью леса.

— Я знаю, — бросила в ответ Анжелика. — Мы не будем возвращаться!..

— Анжелика, они убьют его!

— Тебе станет легче, если вместе с ним они убьют и нас?!

Она сорвалась на крик. Голос её звучал истерично, надрываясь и подрагивая.

— Ты видел этих здоровых кабанов в светящихся масках?! Видел, как они пытались зарубить Леонида?!

— Они убили его… — парень шумно сглотнул.

Было непонятно констатирует ли он факт или задает вопрос. Тем не менее, Анжелика ответила.

— Убили… Ещё бы! Топором по телу…

Я услышала, как она нервно всхлипнула.

Девушка, чертыхаясь и ругаясь себе под нос, с усилием толкала кресло брата по снежным сугробам. Они удалялись от меня и звук их разговора постепенно стихал.

Птица, от лица которой я смотрела, не спешила лететь следом за девушкой и парнем-инвалидом.

Я уже поняла, что они бегут от Масок, которые настигли какого-то Леонида и, похоже, добрались Лёвы…

Я почему-то подумала про нашего Синицына, но тут же успокоила себя мыслью о том, что ему совершенно нечего делать здесь, в лесу, посреди ночи.

Девушка и мальчик-калека, скрылись из виду. Анжелика, которая, похоже, была сестрой инвалида, старалась изо всех сил, которые ей придавали страх и истерическая паника.

Прошло несколько минут, ещё десять. Птица с карканьем перепорхнула на ветку соседнего дерева.

Я ощутила их приближение ещё до того, как смогла увидеть.

Их пугающие лики, сияющие ядовито-ярким зловещим неоном, соткались и проступили из тьмы ночи.

Темнота выпустила из себя две рослые огромные фигуры в распахнутых куртках и брюках. Сжимая в руках по топору, они осторожно ступали по снегу, то и дело глядя вниз и вокруг — убийцы высматривали следы беглецов.

С топора одного из них, Зелёного, щедро капала кровь и багровые следы растянутым шлейфом, тянулись за убийцей по снегу.

Маски преследовали девушку по имени Анжелика и парня на инвалидном кресле…

Я не знала, за что они хотят убить их, но была уверена, что шансов убежать у тех двоих нет.

Я попыталась заставить ворону спорхнуть на Маски. Мне хотелось отвлечь их, задержать и помешать преследовать своих очередных жертв. Но вместо этого видение исчезло, как выключенный свет.

— Ты что творишь?! — немедленно напустилась на меня сидевшая рядом Амалия. — В твоем положении…

— Нам нужно поменяться местами, — не обращая внимания на её слова, сказала я и вышла из машины.

Открыла дверцу водителя и увидела ошеломленное лицо женщины.

— Зачем это?! — воскликнула моя названная наставница. — Куда ты собралась ехать?

— Я увидела убийц и тех, кого они преследуют!

— Нужно сообщить Стасу!

— Они далеко от Стаса, он не успеет им помочь, — качнула я головой. — И потом, у нас машина, а там человек инвалид… Амалия мне очень долго тебе всё объяснять! Пожалуйста, пусти меня за руль!

— Может уж лучше я…

— Нет, я лучше вожу! — уверенно заявила я.

Амалия хотела мне возразить, но потом передумала.

— Ты понимаешь, что нас могут убить? — поинтересовалась она, выходя из автомобиля.

— Если мы всё сделаем правильно и быстро, то нет, — оспорила я. — И потом, не бросать же их там!

— Это плохая идея… — качнула головой Амалия, усаживаясь рядом со мной.

— Я знаю! — ответила я и повернула ключ.

Лэнд Ровер фыркнул, его мотор приятно, басовито зажужжал, и внедорожник послушно качнулся вперёд, едва я надавила на газ.

— Только не гони-и-и!.. — прокричала Амалия, хватаясь за ручку над окном.

— Держись! — крикнула я в ответ.

Прокручивая в голове воспоминания и стараясь игнорировать мерзко недомогание с противной слабостью, я переключила скорость.

Внедорожник мчался вперёд, по рассекающему лес на две половину идеально прямому шоссе.

Воспоминания мелькали перед глазами. Рванные обрывки недавних событий то и дело затмевали взор. Но мне, каким-то образом удавалось, временно, пребывать как бы между видениями и настоящим временем.

Это отвлекало, но в свою очередь позволяло ориентироваться в бесконечных и однообразных лесных дебрях.

Я свернула в лес у заснеженной тропы, Амалия охнула, когда её слегка приложило об дверь.

— Нужно было пристегнуться! — крикнула я ей.

— Ты не говорила!

— Эти правила актуальны при любой поездке! — крикнула я в ответ.

Мелькающие перед глазами видения учащались, они сменялись все быстрее и становились все ярче… Мы близко. Мы совсем близко от них.

Внедорожник Стаса без труда преодолевал ямы и колдобины бездорожья. Было слышно, как под мощными колесами автомобиля хрустят опавшие с деревьев ветки и палки.

Впереди мелькнули какие-то фигуры, я узнала куртку, в которой была девушка.

Она стояла на коленях в снегу, возле лежащего рядом парня.

Свет фар внедорожника озарил её перепуганное лицо и две монструозно огромные фигуры в кошмарных светящихся масках.

Маски неотвратимо приближались к Анжелике и мальчику, что лежал в снегу.

Эти двое были почти обречены…

Решение у меня созрело мгновенно — тут было не до размышлений о гуманности. Всё решали секунды.

Я надавила на педаль акселератора. Мотор внедорожника замычал, как разъяренный бык на корриде и рванул вперед, вниз по пологому заснеженному склону.

Амалия что-то крикнула мне, но я не услышала. Маски обернулись на звук двигателя. Один из них запоздало отскочил в сторону, а вот Сиреневый опоздал.

Его «глаза-крестики» с дурацкой улыбочкой, мелькнули перед глазами. Он не выронил топор, но инстинктивно закрылся руками.

Я закричала от страха, перед тем, что собиралась сделать… Но не смела затормозить.

Мгновение, ярчайший свет фар поглощает фигуру убийцы. Миг, звучит тяжелый глухой удар и тело убийцы в сиреневой маске с грохотом перелетает через капот и крышу внедорожника.

— Ты его сбила! — воскликнула сидящая рядом Амалия.

Я не слушала. Круто развернув внедорожник, я быстро сдала назад. Зелёный оказался рядом и швырнул топор, я крутанула руль.

Вращающийся в воздухе топор с лязгом и звоном отбил левое боковое зеркало машины, рассеяв по окну возле меня россыпь мелких кровавых брызг.

Я снова надавила на газ, направляя автомобиль на Зелёного.

Тот, как будто даже испугавшись, попятился назад, запнулся обо что-то и упав, покатился вниз по склону пологой горы.

Я увидела, как его скатывающееся по снегу тело врезалось сначала в одно дерево, а затем в другое.

Меня лихорадило, трясло и все тело поглощал нервный жар накаляющегося напряжения.

— Ты совсем безумная! Ты знаешь, да?! — воскликнула потрясенная Амалия.

Я молчала. Я давно не была так хладнокровна и сосредоточенна, как сейчас.

Круто и резко выкрутив руль, эффектно разбрасывая снег вокруг, я затормозила рядом с Анжеликой и лежащем в снегу парнем.

Я нажала кнопку автоматического открытия багажника, и задняя дверца внедорожника плавно приподнялась.

— Забирайтесь! Живо! — закричала я.

Ехать в багажнике — не комильфо, я знаю, но зато забраться туда с парнем-инвалидом быстрее, чем разместиться на заднем сидении.

— Он ранен! — со слезами на глазах и истеричным ужасом в голосе, крикнула нам Анжелика.

— Чёрт… — я отстегнула ремень, но тут мне на руку упала ладонь Амалии.

— Сиди, я сама помогу им! А ты будь за рулём… Сил у меня побольше, чем у тебя и я покрепче буду, а водить, как ты, синеглазая, не умею.

Амалия быстро выбралась из автомобиля и ринулась к Анжелике.

Вдвоем они помогли парню подняться.

Я увидела, как он, морщась и кривясь, зажимал правой рукой предплечье. Судя по обилию крови на одежде и на пальцах правой руки ранение было глубоким и серьёзным.

Поддерживая парня с двух сторон, Амалия и Анжелика повели его к багажнику.

Я плавно, очень осторожно стала сдавать назад, приближая открытый багажник к раненному юноше.

Я не поняла, как и когда за спинами Амалии и Анжелики появилась грузная фигура убийцы в сиреневой маске.

Маска у него была сильно разбита и под ней обнаружилось окровавленное лицо мужчины средних лет.

В красном свете задних фар, весь в крови и ссадинах, в разорванной одежде он выглядел так, словно выбрался с Того света.

Он ринулся к Амалии и Анжелике. Они не видели его.

— Сза-ади!!! — истерично заорала я, что было сил.

Все трое обернулись. Амалия подхватила с земли палку, но Сиреневый, оказавшись рядом, выхватил её и взмахом толстой, как бревно руки, оттолкнул женщину. Так улетела в сугроб, словно был двухкилограммовым котенком.

Анжелика обмерла на месте, не в силах пошевелиться. Пребывая в совершенном ступоре, она, приоткрыв рот, глядела в глаза своей смерти.

Я бы могла сбить Сиреневого ещё раз, резко сдав назад, но мне мешали Анжелика с её спутником.

Я ругаясь по-польски, выбралась из автомобиля. Я видела, где Стас хранил оружие в машине — там был тайник под задним сиденьем. И кроме автомата, там были и два запасных пистолета.

Корнилов всегда был не только следователем и гениальным сыщиком, а ещё сержантом морской пехоты России (во время срочной службы). А бывших морпехов РФ не бывает априори.

В тайнике было два пистолета, я схватила один из них. Драгоценные секунды ушли на то, чтобы найти и снять предохранитель.

Я ощущала пробирающий меня от затылка до пят, электризующий шквал противоречивых чувств — я собираюсь стрелять в человека! Более того — я собираюсь его убить! Я должна это сделать! У меня нет выбора! И времени на дихотомию в моральных принципах тоже!

Сиреневый был уже рядом с Анжеликой и раненным парнем.

Время, мир и мироздания разбились и рассыпались на сотни долей миллисекунд.

Я видела, что не успеваю выстрелить — Сиреневый замахнулся своим жутким топором.

Анжелика жмурясь, пятиться, спотыкается и падает в снег. Парень, опираясь из последних сил на корпус автомобиля, отталкивается и повисает на руке у Сиреневого.

Тот рычит ругательства. Коротко и тускло сверкнуло лезвие топора.

Мы с Анжеликой закричали одновременно, я с усилием нажала на спусковой крючок пистолета. Грянул выстрел, затем ещё два быстрых и ещё три — я одержимая истеричным и яростным порывом нажимала на спусковой крючок.

Я своими глазами видела, как шесть пуль врезались в массивное тело здоровяка, как кровь от ран стекает по его груди и объемистому животу.

Но он стоял! Покачивался, даже отступил назад, как будто пьяный, но стоял! Стоял с шестью смертельными ранами в груди!..

Его голова медленно повернулась ко мне, я встретилась с его взглядом… И если во взгляде Марка, этого одержимого жаждой подонка, в первую нашу встречу, проскальзывало хоть что-то подающее надежду на человечность. То в глазах его брата было «пусто»… Ничего не выражающие, опустевшие, равнодушные и бесстрастные, они были, как будто даже не живыми. Как будто на меня смотрел оживший мертвец или лишенное души громоздкое тело.

Он ринулся ко мне, я выстрелила снова, целясь в пах — я не могла себя заставить стрелять ему в голову, в лицо! Но даже без этого он уже должен был, как минимум, биться в конвульсиях…

Но, залитый кровью, он продолжал надвигаться на меня.

Меня охватил, обнял и с силой сдавил первобытный неукротимый ужас.

Я попятилась назад, продолжая механически жать на спусковой крючок — но пистолет молчал, а передо мной был кошмарный монстр с топором в руке и одним единственным желанием убивать.

— Ника, чёрт возьми, вспомни КТО ТЫ ТАКАЯ! — заорала на меня, поднимающаяся из снега Амалия.

Да… Я помню… я знаю…

У меня было мало сил, и я помнила, что я могла умереть, если переборщу. Но сейчас выбор был между «если» и «наверняка».

Я коснулась Силы, вновь затронула Общемировое Сознание. Я сделала это бесцельно, наобум, я просто желала остановить его или уничтожить. Я ничего не представляла, только направила все помыслы и стремление сознания против приближающегося ко мне убийцы.

Мгновение… Лес и холод застыли, окаменели в ночи. Замер мир и как будто приостановилось время.

Я услышала едва различимый шорох… нет, целый хор быстрых шорохов по снегу.

Я увидела их раньше, чем стоящий передо мной убийца. Амалия тоже заметила появившиеся из темноты леса приземистые, но массивные и грузные силуэты. Их глаза янтарно-белыми мерклыми бликами сверкали в темноте между стволов деревьев.

Послышалось рычание, зачем ещё одно. Они быстро окружали нас. Шорохи звучали по всему лесу.

Мгновение… мир ожил, время снова потекло, и в свете фар, под плавно оседающим снегом вьюги, выступили волки.

Много, около десятка… Нет! Больше! Целая стая!

И… чёрт возьми, они были куда здоровее волков, которых я видела в зоопарках! Эти звери были похожи на младших сородичей гребаных лютоволков!

Сиреневый замер, недоуменно обернулся… Один из волков, на вид самый здоровый, повернул морду ко мне. Я оторопело, не смея даже вздохнуть, глядела в его глаза и видела, что взгляд зверя был, как будто… осмысленным.

А в следующий миг, свирепо оскалившись и вздыбив шерсть клыкастый вожак стаи первым бросился на застывшего не то в растерянности, не то даже в страхе, Сиреневого.

Другие волки рыча стройным хором последовали примеру своего предводителя.

На моих глазах они навалились на него. Он взмахнул топором, но на его правой руке тут же повис один из зверей.

Я увидела кровь… Его кровь, кровь убийцы, одного из монстров в Маске, одного из тех, кто надолго станет моим личным кошмаром… Сейчас кровь ручьями стекала по его телу, обильно орошая и стремительно окрашивая снег в багровое.

Он не кричал. Он не издал не звука, лишь молча и отчаянно пытался сопротивляться…

Я не могла отвести взгляд от увиденного.

Ошарашенная, охваченная и парализованная страхом, я наблюдала кошмарный конец одного из трёх убийц в Масках.

Волки уволокли его во тьму леса, оставляя на снегу длинный смазанный багровый след. Из темноты холодной лесной чащи ещё долго звучали рычания, громкие шорохи и скрип снега.

Я опомнилась, когда услышала плач и крик Анжелики. Амалия и я, одновременно бросились к Анжелике.

Та рыдала, стоя на коленях возле парня-инвалида.

— Гена! Гена!.. — девушка левой рукой поддерживала голову парня, а другой тщетно пыталась зажать обильно кровоточащую рану у него на животе. — Генка, ты что!.. Не надо, нет! Нет, умоляю тебя! Ты что…

Она пребывала в бессильном отчаянии. Напуганная и растерянная, она видела, как Гена истекает кровью и понятия не имела, что делать. Ужас происходящего сразил её, временно отняв возможность мыслить и действовать.

Амалия присела рядом с Анжеликой.

— Ему нужно в больницу, — быстро сказала она, осмотрев рану. — Чёрт… Сколько крови!..

— Ты не можешь ему помочь? — взволновано спросила я Амалию.

— Каким образом?! Я не хирург! — то ли гневно, то ли испуганно воскликнула моя наставница.

Было видно, что несмотря на свои широкие познания в области Тайных Знаний, с тяжелыми и, тем более, смертельными ранами она вряд ли встречалась.

Я быстро присела рядом с Анжеликой.

— Отойди, пожалуйста, — мягко, но настойчиво попросила я.

Парень умирал, я это видела. И рана в животе, судя по обилию крови, была чрезвычайно глубокой.

Я не знаю, как мне удавалось сохранять самообладание. Мною овладевало странное ощущение, как будто я одновременно здесь, и где-то далеко. Как будто всё это, весь этот кошмар, Маски, лес, ночь, кровь и умирающий на наших глазах молодой парень — всё это не по-настоящему! Я не знала, что это… Может ступор, может паника или смятение… без понятия.

Анжелика не сразу смогла отстраниться от парня, который, судя по её сбивчивым словам был её братом.

Брат… Чтобы было бы со мной, истекай у меня на руках мой младший брат.

Даже думать не хочется.

— Так, — я попыталась взять себя в руки.

Прозвучит смешно, но кое-что из медицины первой помощи я знала вполне неплохо. Во-первых интересовалась сама (пошла от психологии и влезла в другие области), а во-вторых не раз видела, как Стас или Сеня оказывали первую помощь разным людям, при различных ранениях.

— Расстегиваем куртку, — проговорила я, — Амалия вызови скорую и ещё… у Стаса в машине есть подушки на заднем сидении, дай их пожалуйста. Быстрее!

Амалия, посмотрев карту (хвала Небесам, что здесь было покрытие 4G) вызвала скорую.

Пока она доставала подушки, а Анжелика стоя на коленях в снегу билась в рыданиях, я расстегнула куртку парня и с величайшей осторожностью подняла его рубашку. Рана была отвратительной. Рассеченной и рваной. Судя по относительно узкому отверстию, рассечение прошло вдоль мышцы и не поперек-это нам на руку!

В противном случае рана была бы зияющей.

Мои пальцы давно испачкались кровью Гены, липкая и влажная она была между пальцев, под ногтями и на всей поверхности ладоней.

В тот же миг его воспоминания с сокрушающей силой, взрывным эффектом внедрились в мое сознание.

Я увидела многое…

В, мелькающих со скоростью проматываемой киноленты, обрывках жизненных эпизодов парня я смогла увидеть, кто был виновником того, что Вацлав Токмаков стал получать письма с шантажистским содержанием и кто подписывался именами детей Вацлава.

Иными словами, лежащий передо мной на снегу парень, явно не предвидя подобных событий, обрёк на мучительную смерть трёх человек, одна из которых, привела к нападению на семью Токмаковых.

Его вина косвенная, он и представления не имел о том, что его действия могут привести к таким кровавым и пугающим последствиям! Ему хотелось лишь заработать…

Гену Корфа — фамилию я узнала из воспоминаний — с детства угнетала их с сестрой бедность. Он ненавидел жить в нужде, чувствовал себя презренным, беспомощным и жалким. И жажда быстрого обогащения привела его к преступным мыслям, и он нашел новое применение своему врожденному таланту, помноженному на мастерство — умению пользоваться информационным и компьютерными технологиями на уровне гения.

Конечный и закономерный итог всей опасной затеи мы все можем наблюдать.

Амалия принесла подушку, и мы осторожно положили ему её под голову.

Затем я бросилась обратно в сало — я знала, где у Стаса аптечка и дополнительные медицинские средства.

Вернувшись с металлической кофрой, в которой лежали препараты, бинты, антисептики и прочее, я присела рядом с парнем и открыла ящик.

Гена что-то стонал и готов был потерять сознание.

— Гена, — позвала я, — ты слышишь меня?! Гена! Сколько тебе лет?!

— Ему шестнадцать! — воскликнула срывающимся голосом Анжелика.

Я нервно вздохнула.

— Если бы мне нужно было, чтобы со мной говорила ты, я бы спросила тебя! — дрогнувшим голосом проговорила я.

— Анжелика, тебе лучше отойти! — Амалия поднялась и, взяв девушку за плечи отвела в сторону, что-то негромко приговаривая.

— Т-ты красивая… — вдруг проговорил глядящий на меня снизу-вверх парень.

— Сп-пасибо, — кивнула я и печально улыбнулась, — ты тоже ничего…

Вооружившись одноразовыми перчатками, я обработала края раны антисептиком.

Достав из кофры марлевую ткань и вату, я соорудила из неё плотный тампон.

Действовать нужно было быстро, и я спешила. Предметы то и дело валились у меня из рук, падая обратно в медицинскую кофру.

Я ругалась себе под нос.

Парень неожиданно прикрыл глаза и чуть повернул голову на бок.

Стылый ужас тут же хлестнул меня по телу.

— Эй, эй, Гена! — я пошлепала его по щеке. — Не закрывай глаза! Продолжай говорить со мной!..

— Я хочу спать… — простонал он. — И пить… Дай воды… Пожалуйста…

— Нет, нет, нет, — я быстро замотала головой, раскрывая упаковки пластырей. — Сожалею, но тебе нельзя ни того, ни другого.

— Умоляю… дай попить… — прохрипел парень. — Прошу… Дай… пожалуйста… воды… пожалуйста…

Мне было бесконечно жаль его. Его мольбы вызывали слезы и горьким сожалением удушали меня изнутри. В горле образовывался треклятый жесткий комок.

— Тебе нельзя, — ответила я, тихо. — Лучше расскажи о своей сестре.

— Пить…

— Кто она у тебя? — я не сдавалась. — Кем работает?…

— Она жур… журна….

— Журналистка? — переспросила я и кивнула. — Круто! А где работает?

— В газете… — простонал Гена.

— А в какой? — изображая интерес, проговорила я.

С величайшей и трепетной осторожностью, я приложила тампон к ране Гены на животе и закрепила её пластырями.

Парень шепотом, слабеющим голосом рассказывал мне о газете, в которой работает его старшая сестра. Он то и дело закрывал глаза и готов был впасть в опасное беспамятство.

Чёрт!..

— Гена… — обратилась я к нему. — Давай согнем ноги в коленях, так нужно…

Двигаться он уже не мог. Поэтому мне пришлось самой сгибать его ноги.

Ну, вот и всё. Это всё, что я могу для него сделать… Теперь мне остаётся только говорить с ним, чтобы он не потерял сознание, и ждать скорую.

И я то её дождусь, а вот Гена… очень вряд ли.

Чёрт возьми…

Я торопливо и напряженно соображала, что ещё я могу сделать, чтобы он выжил, чем ещё я могу ему помочь!

В порыве жалости и сочувствия, я провела рукой по темно-русым волосам умирающего парня.

Гадкое неотступное чувство невидимой и болезненной язвой разрасталось в груди, как будто выедая плоть и прожигая сердце.

Что ещё я могу сделать?! Что?!

И словно в ответ на мои молчаливые внутренние вопросы, всплыло воспоминание о недавнем разговоре с Амалией.

Я вспомнила, как рассказала ей о том, что сделала, о том, как спасла Никиту Ожеровского… И я отлично помнила, что ответила мне Амалия.

«Госпожу Судьбу нельзя изменить и даже обмануть. Можно лишь заключить негласную сделку, но не более того».

Сделку…

Кажется, цена этой сделки сейчас воочию лежит передо мной, в снегу и медленно тает, слабеет и меркнет…

Пронзенная пугающей догадкой, я перевела смятенный взгляд на рану Гены.

Она почти такая же, какая была у Никиты. И он сейчас… лежит на земле, в снегу и я стою рядом с ним, на коленях… Совсем, как тогда, рядом с умирающим Никитой Ожеровским.

Господи… Нет… Нет, я же не хотела… Я не собиралась! Нет! Нет!…

Убийственная мерзкая горечь вины заполнила душу, щедро разливаясь в сознании и отравляя разум.

Это всё я… Это всё моя вина… Он умирает из-за меня… Его сестра лишится единственного близкого человека из-за меня… Это я разрушила их надежду на будущее, разрушив его, когда спасла Никиту…

«Это всё ты — шепнул голос изнутри — Смотри, что ты натворила!»

— Нет… — слабо выдохнула я.

Гена больше не двигался, не произносил слов, а его дыхание было едва заметным.

Я в бессильном отчаянии вцепилась в его окровавленную одежду.

И в тот же миг меня поглотило воспоминание.

… Я опять стояла на снегу, подле дома Ожеровских. Я опять видела, как Никита спешит из магазина к своему дому. К дому, где Маски уже пытают и убивают его семью.

Я смотрела, как младший брат Михаила Ожеровского прошел мимо меня и направился вдоль забора их дома.

В моей правой руке был зажат камень — тот самый, которым я разбила окно. Тот самый камень, что, по сути, спас жизнь Никите Ожеровскому.

Содрогаясь от тихих рыданий, я перевела взгляд на это окно. Я смотрела в него, в его непроницаемую подсвеченную туманную серость, за которой творился кровавый ужас, за которым в мучениях умирала семья Никиты.

Младший из Ожеровских был уже возле калитки ворот.

Я должна бросить камень сейчас, чтобы спасти его!

Я видела, что я по-прежнему достаточно материальна в его воспоминании, чтобы вновь помешать этому, но… Но ведь тогда… Тогда умрёт другой…

Что мне выбрать?! Почему я вообще должна выбирать?! Почему я?! Почему?!!

Рука с зажатым камнем дрожала в руке, мои теплые слезы стекали по щекам.

Я не могла… я не смела… теперь, зная цену сделки, я не могла…

— Прости… — прошептала я, глотая слёзы и глядя в спину Никите. — Прости меня, пожалуйста… Пожалуйста, прости…

С величайшим трудом, сделав над собой огромнейшее усилие, я разжала дрожащие, сдерживаемые судорогой пальцы и камень выпал из моих рук.

Никита был уже возле дверей своего дома.

Дрожа от тихих горьких рыданий, чувствуя, как горло болит от застрявшего там комка, как у меня сдавливается грудь и легкие, я, сквозь туман слёз, видела силуэт Никиты.

Видела, как он подошел к дверям, как позвонил. Ему открыл убийца в Зелёной маске.

Воспользовавшись шоком и растерянностью Никиты, он ударил его своим огромным мачете.

Заливаясь бессильными слезами, я видела, как Никита, ковыляя и шатаясь, зажимая рану в животе, бросился в лес.

Я знала, куда он побежит, где сорвётся в овраг и где ему суждено будет умереть, в одиночестве, с ужасом осознавая неотвратимость происходящего. Замерзая и истекая кровью, он умрёт понимая, что никто не придёт на помощь, никто ему не поможет… осознавая, что это его страшный конец… что на этом… всё…

— Прости… — прорыдала я тихо. — Прости… пожалуйста…

— Я же говорила, что со мной ему будет лучше, — прозвучал в голове знакомый мне голос Евы Ожеровской.

— Простите меня… — взмолилась я.

— Тебе не за что просить прощения, — печально проговорил голос матери братьев Ожеровских. — Я знаю, чего это стоило… Я знаю, что ты пыталась…

Последнее слово воспоминаний матери Ожеровских растаяло в налетевшем шуме ветра.

Воспоминание исчезло, сникло, осыпалось тихим, едва слышно, шуршащим снегом.

Я стояла перед Геной, его, со слезами, заключила в объятия Анжелика.

— Гена! Гена!!! — рыдая, кричала она.

А он, в ответ, обнимал её и тихо, с хрипотцой, посмеивался.

— Да всё хорошо, чего ты… — говорил он.

Я стояла на коленях рядом с ними и видела, как брат и сестра с нескрываемым счастьем и взаимной родственной семейной любовью горячо обнимали друг другу.

Анжелика рыдала, Гена усмехался.

Я не смела на это смотреть.

Я поднялась, у меня опять была слабость. Голова мякла от неприятной тяжести и головокружения.

Вместе с морозом, в душу, в грудь, забиралось угнетающее и тоскливое чувство.

Я плакала, глядя в ночь и опадающий снег.

На плечо мне легла ладонь Амалии.

Не в силах больше терпеть, я обернулась и уткнувшись лицом в её грудь, зарыдала.

— Тише… — прошептала Амалия, успокаивающе гладя меня по волосам. — Ты молодец… Ты всё правильно сделала…

— Почему?! Почему я должна делать выбор кому жить, а кому… уйти?!! — тихо, всхлипывая, прошептала. — Почему я…

— Потому что у тебя есть силы, — шепнула мне Амалия.

— Я не хочу… я не могу…

— Ты справишься…

— Я не хочу…

Амалия помолчала, и вдруг, полным сочувствия голосом, проговорила:

— Я знаю, синеглазая, я знаю…

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Среда, 15 марта. Предрассветное утро…

Он весь обратился в единое напряженное сосредоточие всех инстинктов, рефлексов и умений.

Стас успокоил свое дыхание, усилием воли сдержал изматывающую нервозность.

Лес и ночь вокруг затвердели, стали нерушимы и непроницаемы. Всё вокруг готовилось к рывку.

К едино моментному броску. Только он, только это быстрое и стремительное движение хищника могло стать шансом на спасение.

Стас прекрасно осознавал, что у него будет только одна попытка и, что шансов у него немного.

Против него опытный боец спецназа ФСБ — обученный, закаленный и умелый. Против него человек, участвовавший в нескольких спецоперациях, боец, чья профессия во многом состоит из ликвидаций, штурмов или противодействия превосходящим силам противника.

Стас отлично знал, что спецназ ЦСН ФСБ — едва ли не лучший в мире. Поспорить к этими волкодавами могут разве, что американские «S.E.A.L» или израильский Шайерет Маткаль, да и то при удачных обстоятельствах.

Корнилов гнал прочь любые мысли о поражении. Он подал сигнал Сене.

Тот швырнул гранату вверх, вперёд, как можно дальше перед оврагом, в котором лежал подстреленный парень в очках.

Мгновение, Сердце Стаса успело отстучать четыре быстрых удара. Брошенная Сеней граната перелетела овраг и с гулким мощным, как выстрел гаубицы, взрывом разорвалась в ночи.

На глазах у Стаса в ночи развернулся, распустился полыхающий огненный «цветок». Пламя озарило лес, на несколько оборванных мгновений стало светло, как днем.

В эти несколько коротких долей секунд Каульбарс был слеп и бессилен.

Послушное и тренированное тело Стаса, само рванулось вперёд. Корнилов действовал на рефлексах — на мысли не было времени.

Он слетел вниз в овраг, пока ещё не стихло эхо взрыва, пробежал мимо перепуганного парня в очках и залег на удобном пригорке.

Удар взрыва стих, растворившись и угаснув в чащи промерзлого леса.

Стас выдохнул, указательный палец его руки плавно приблизился к спуску упертого в плечо автомата.

Корнилов всматривался во мрак, вглядывался в сплетающуюся впереди темную густоту ночи. Он напряженно, стараясь не моргнуть, присматривался к растущим впереди деревьям.

Корнилов помнил приблизительную скорость, с какой пули Ратибора впились в тела убитых оперов. Это позволило ему сделать выбор, что Каульбарс достаточно близко, чтобы его пули преодолевали расстояние с такой скоростью и позволяли своевременно реагировать на любое неосторожное движение.

Удерживая в голове эти предполагаемые расчеты и нужный снайперу угол обзора, Стас примерно высчитал, где именно тот может находиться.

Корнилов, хоть и не спецназовец, все же отлично помнил службу в морской пехоте — одном из лучших подразделений ВМФ России — и вычислить снайперов он умел. Благо в горах, где он воевал, недостатка в подобной практике не было — затаившиеся на пригорках, скалах или в «зелёнках» снайперы-наемники, были частым явлением.

Стас услышал, как Сеня шевельнулся за его спиной. Корнилов тут же услышал деревянный треск — пуля Каульбарса сбила ветку одного из деревьев.

Стас среагировал мгновенно — в этот миг он не думал, просто доверился собственным рефлексам и въевшимся в голову навыкам.

Короткая очередь, зловещая тишина и…

В ночи раздался треск ломающихся веток, затем сдавленный крик, и Стас сумел различить в темноте, едва заметное движение, примерно в двух-трёх сотнях метров от них.

Если бы подстреленный, судя по неловким движениям, Каульбарс не задел растущие рядом кустарники, Стас не смог бы его заметить.

Но сейчас он видел траекторию его движения. Корнилов не ждал ни минуты.

— Помоги парню, — не оборачиваясь крикнул он Сене и рванул за Ратибором.

Да, он попал, и хорошо — на снегу, приблизительно возле места укрытия снайпера Стас отлично рассмотрел темные пятная крови.

Он двигался перебежками, меняя скорость и траекторию движения. Ратибор ведь мог притаится и «снять» преследователя используя преимущество.

Стас включил фонарь — специально установив на нем режим повышенной мощности. В прицеле с прибором ночного видения такое пятно света сильно затрудняет прицельную стрельбу по бегущему человеку.

Но Ратибор, похоже, решил не рисковать. Стас увидел, как тот добежал до притаившегося в зарослях грузовика — красный MAN, с цистерной позади.

«Помешались вы что ли на этих грузовиках, — с досадой подумал Корнилов».

Ратибор, даже раненый сумел уйти от Стаса, что не удивительно, при ежедневных тренировках и регулярных кроссах в отряда спецназначения. Эти бешенные парни, если не на задании, то на тренировке.

Стас хоть и поддерживал форму, не мог в беге тягаться с бойцом спецназа ЦСН ФСБ.

Он увидел, как Ратибор добежал до кабины грузовика и начал забираться в неё.

Корнилов остановился, присел, вскинул автомат. Дистанция была около ста с лишним метров — для Корнилова, даже ночью и в снегопад, посильное расстояние.

Но подполковник вовремя успел увидеть на пузатой округлой цистерне грузовика знак «Огнеопасно».

— Да ты с**а, издеваешься! — прорычал с досадой Корнилов.

Риск рикошета невелик, но вероятная цена такого поворота событий мощнейший взрыв с разливающимся по лесу топливом.

Вдобавок ко всему яркий луч тактического фонаря высветил на металлическом корпусе цистерны надпись «Осторожно! Загущенный бензин».

Кажется, Ратибор обокрал или своих, или военных: загущенный бензин — основа всех зажигательных смесей.

То бишь этот грузовик сейчас, как громадный снаряд с напалмом.

А внизу, в дали стояли деревенские дома, их легко может накрыть пожаром, с огнем, который почти не тушится водой.

— Что ж ты задумал, падла?! — уже на бегу подумал Стас.

Он собирался добежать до возвышенности, позволившей бы ему произвести выстрел непосредственно в окно кабины красного MAN.

Но грузовик шумно «выдохнул», выдал порцию газа из мощных выхлопных труб и тяжело, но набирая скорость ринулся вверх по пологому спуску.

Корнилов грязно выругался.

Он увидел куда будет сворачивать грузовик, и ринулся вверх, к трассе, перерезая автомобилю путь.

У него был мизерный шанс перехватить Каульбарса, но он его упустил: когда Стас был уже близко, возле трассы, красный грузовик как раз, на скорости проехал мимо.

Корнилов достал телефон и не, переставая бежать, набрал Арцеулова.

— Ты забрал парня?! — спросил он у Сени.

— Да, а ты знаешь, кто это? Лёва Синицын…

Корнилов мысленно выругался: откуда здесь школьный друг Ники, ему оставалось только гадать.

— Неси его в машину!

— Уже!.. А ты где?

— Заводи, сейчас буду!

— Твою мать! — выругался в телефоне Сеня.

— Что?! — рявкнул Стас.

— Мимо нас на скорости промчался какой-то псих с громадной цистерной за «спиной».

— Ждите меня! — приказал Стас.

— Стас, тут это…

— Что ещё?

— Ники и Амалии нет… и твоей машины тоже.

— Круто, — буркнул подполковник. — Ждите.

«Куда её опять понесло?! — подумал злой Стас».

Он не сомневался, что синеглазая и, как выяснилось, неземная, «принцесса» опять проявила излишнюю инициативу.

Но, как правило, Лазовская самовольничает только в исключительных случаях. И это тревожило Стаса ещё больше.

Корнилов добежал до полицейского «Ниссана», запрыгнул рядом с Сеней, а Арцеулов тут же газанул с места.

Сидящий сзади парень в очках, сдавленно охнул.

— Ты как? — бросил ему Стас.

Он видел, что паренек ранен, но не серьёзно — рука или плечо.

— Пока у меня вполне стабильное состояние, благодарю, — сдержанно ответил Лёва Синицын.

— Ишь какой… — качнул головой Сеня и взглянул на Стаса. — Ты видел на чем уехал Каульбарс? Видел, что у него в цистерне?

— Видел, — мрачно кивнул Стас, — сорок тонн напалма.

— Стас, по нему нельзя стрелять…

— Да что ты! — буркнул Корнилов. — Главное его нагнать и не терять из виду, а там что-то придумаем.

— Спорим, он рванет в населенный пункт, — проговорил Сеня, выжимая из Ниссана максимум скорости.

— Очень вероятно, — кивнул Стас.

Это создало бы вероятность взрыва, угрожающего жизни десяткам или, даже, сотням людей, что связало бы руки полиции и другим правоохранительным органам.

— Нельзя дать ему это сделать, — качнул головой Стас.

Про себя он подумал, что Ратибор придумал для своих названных братьев весьма хороший вариант отхода — попробуй возьми их, когда они въедут на грузовике в какой-нибудь город и остановятся возле жилого дома…

А Маски и сам Ратибор, явно тюрьмы боятся больше смерти и от них можно ожидать всего.

Стас мысленно выругался. В этом он просчитался. А ещё просчитались те, кто должны были арестовать Каульбарса, когда он, ещё допрашивая Рындина, написал сообщение Аспирину.

А теперь *** знает, как всё обернётся…

ЛЕОНИД ПОЛУНИН

Среда, 25 марта. Предрассветная ночь.

Он даже не сомневался, что умрёт.

Рана в плече болью грызла тело, а вместе с обилием крови, его покидала и жизнь.

Он уже было подумал, что умер и попал в рай, когда увидел яркий свет бьющий в лицо.

Но это оказался лишь автомобиль, всего лишь Mercedes E-Class серебристого цвета.

Он уже терял сознание, когда увидел, как нему подошла женщина с темно — рыжими волосами.

— Эй, ты как? — спросила она.

— Помогите, — простонал слабеющим голосом.

Она что-то ответила ему, он не смог расслышать, что именно.

Но рыжеволосая помогла ему забраться в его машину.

— Ты откуда? Из деревни убежал? — допытывалась она. — Эй! Полунин!.. Да-да, я тебя узнала! Отвечай, ты сбежал из деревни?! Да?! Эти подонки, которые украли мои деньги, были с тобой? Учитывая, что тебя рубанули мои ребятки в масках, скорее всего — да. Ладно, отдыхай… ты мне ещё понадобишься.

Остальные полчаса он находился между беспамятным состоянием и смутной явью.

Но это не помешало ему вспомнить лицо тещи Вацлава Токмакова, в машину которой, он так не кстати угодил.

Вацлав старался не терять сознание, потому что отлично понимал, что от Жанны ему не стоит ждать ничего хорошего. Она едва ли лучше своего зятя.

Он помнил, как через какое-то время Жанна громко выругалась и выбралась из машины.

Приоткрыв глаза, Леонид увидел, как вдали пылает лес, как бушует дикий пожар.

Стоящая перед машиной Жанна кому-то торопливо пыталась дозвониться. Но судя по её ругательствам, этот кто-то не брал трубку.

Леонид чуть приподнялся на заднем сидении.

Его глаза округлись и в сердце забилась надежда, когда он увидел оставленные Жанной Микадзе ключи в замке зажигания.

Леонид, кряхтя и морщась от боли, перебрался на переднее сиденье, уселся за руль. И повернув ключ, быстро сдал назад.

Боль от раны по-прежнему разрывала его тело, но страх попасться в лапы Жанны был сильнее.

Он круто развернул Мерседес и надавил на газ.

Вслед ему зазвучали выстрелы и крики разъяренной Жанны Микадзе. Пули разбили заднее окно.

Полунин выругался, переключил скорость, и надавил на газ сильнее.

Через несколько минут он был уже на шоссе.

А Жанна, пожар в лесу, в котором скорее всего закончили свою жизнь Анжелика, Гена и Лёва, остались далеко позади.

Может быть, кто-то из них и выжил, но Леонид не хотел поворачивать назад и проверять. В этом, лично для него, не было никакого интереса.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Среда, 25 марта. Предрассветная ночь.

Анжелика не могла остановиться — истерически рыдая, она прижимала голову брата к груди и не переставая целовала его голову.

Гена говорил, чтобы она перестала, но его сестра, похоже, слегка тронулась умом: Амалии пришлось несколько раз закричать на неё, чтобы она отпустила брата и садилась вместе с ним в машину.

Впрочем, это было хорошо, что эти двое были заняты друг другом: никто из них и не подумал задать вопрос о том, что случилось и как вообще так получилось, что рана Гены не убила его.

Лично меня это устраивало — я сейчас была не в настроении искать оправдания и придумывать ложные объяснения.

На этот раз за руль села Амалия. Я была не в состоянии вести автомобиль.

Меня одолевал мерзкий озноб. Перед глазами то и дело восставала фигура Никиты Ожеровского, раз за разом, я видела момент, где убийца в зелёной маске наносит ему ранение, которое, в итоге и оборвёт жизнь парня.

Я открывала мокрые от слёз глаза и устало, измученно глядела на свое отражение в окне автомобиля.

Амалия переключила передачу и плавно направилась вверх.

Я успела подумать, что если Никита умер, то и последствия, которые были с ним связаны должны были измениться: мы со Стасом не должны были получить его свидетельств.

Не знаю, может это и так, но знание о том, кто виноват, как Маски связаны с Жанной Микадзе, никуда ни делись.

Единственное… Я всё хуже и хуже помнила свой разговор с Никитой.

«Прости, — мысленно взмолилась я в последний раз»

Лэнд Ровер урча мотором осторожно взбирался по заснеженному лесному склону. Внедорожник под управлением Амалии аккуратно лавировал между кряжистых стволов раскидистых деревьев.

Откуда-то сверху, справа, со стороны шоссе над нами, донесся усиливающийся тяжелый гул мотора.

Если я что-то в чем-то понимаю, к нам приближался грузовик.

Я мгновенно ощутила нарастающее беспокойство и опасливое предчувствие.

— Амалия, постой, — слабо попросила.

Амалия тут же остановила автомобиль.

Я села ровно, чуть подалась вперёд, вслушиваясь в гул приближающегося мотора.

— Амалия, сдавай, пожалуйста назад, только очень осторожно, — попросила я.

Моя наставница покосилась на меня, но задавать вопросы не стала. Дернув рычаг КПП, она аккуратно заставила внедорожник двигаться обратно, вниз.

— В чем дело?! — тут же встревоженно воскликнула Анжелика, на заднем сидении. — Что происходит?!

— Замолчите, пожалуйста! — резче, чем нужно было, крикнула я.

Я увидела его — громадный грузовик с цистерной за кабиной — в ярких огнях фар, под аккомпанемент басовитого мотора, грузовик выехал из-за поворота.

— Слишком резко, — тут же пробормотала я и заорала на Амалию, — Назад! Сдавай назад! Быстрее!

Я успела увидеть знак «Огнеопасно» на цистерне грузовика и понять, что сейчас может произойти. А ещё я поняла, что мы не успеем: мы находились внизу длинного спуска, в дебрях леса — если грузовик не удержится на дороге…

— Силы Первородные!.. — выдохнула Амалия.

На наших глазах, громоздкий корпус грузовика, вильнул из стороны в сторону, раздался надсадный визг покрышек, что-то с металлическим лязгом громыхнуло.

Огромный, одетый в огни фар и габаритных огней, грузовик изогнулся на дороге, завилял, закачался, замер на долю мгновения у самого края дороги и с грохотом обрушился вниз.

— Твою мать! — истерично закричала Амалия.

Я закричала, на заднем сидении заорала Анжелика.

С мощным гремящим грохотом кабина и цистерна грузовика опрокинулись и полетели вниз, по склону, на деревья, прямо к нам, ко дну спуска.

Меня захлестнул и придушил ужас. Осознание беспомощности безжалостно сковало тело. Лихорадящий жар разлился по телу, сгорал в груди и пылал на коже.

Вжимаясь в сидение, с округлившимися глазами я увидела, как гигантская цистерна разбивается о деревья.

Грянул грохот, вздрогнул мир, из лопнувшей как скорлупа цистерны с ревом выплеснулось огненное море.

Ночь озарилась мерцающим потоком яростного жидкого пламени.

Скатывающаяся по склону разбитая кабина и цистерна снесли несколько деревьев. За ними вниз сходил расплескивающееся по лесу неудержимое пламя.

Это был странный огонь, как живой, он стремительно распространялся по лесу и промёрзшие, казалось бы, заснеженные деревья занимались как свечки.

Лес пылал, на лобовом стекле Лэнд Ровера плескались пламенные отражения охваченных и пожираемых огнем деревья.

В кошмарной инфернальной сцене разливающаяся лавина огня неукротимым потоком неслась вниз, сжирая и поглощая всё на своем пути.

Амалия не вовремя впала в ступор. Я дернулась к ней, крутанула руль, дернула рычаг КПП.

— Дави на газ! — заорала я срывающимся голосом.

Огонь был близко, пламя извиваясь, стекало вниз, к нам, оно жаждало добраться до нас. Оно ничего так не желало, как уничтожить нас, сожрать и сжечь.

Это выглядело невероятно и пугающе: перед нами словно открывались ворота в гребаное Пекло.

Чёрт возьми, если ад существует, деревья там выглядят именно так: пылающие и чадящие черным зловещим дымом.

Ад был здесь повсюду, вместе с огнем он стремительно расползался по склону и окружил нас.

Амалия выругалась, стремительно выкручивая руль.

— Быстрее! — закричала с заднего сидения Анжелика.

— Да закрой ты ***ть, рот! — выкрикнула Амалия.

Мы уезжали, мы пытались убежать, пытались уйти от охватывающего нас пламени.

Лэнд Ровер качало и трясло — Амалия совсем не умела управлять этой машиной в экстремальном режиме.

Я уже триста раз пожалела, что сама не села за руль.

Держась за ручку двери, хватая ртом воздух, я следила за подбирающимся к нам огнем.

Что, чёрт побери, такое? Почему он не гаснет? Почему так ярко горит в зимнем лесу? Что это за пламя… и почему он липнет к деревьям, странно расползаясь по кронам и прожигает насквозь толстенные ветви?!

Внедорожни качнуло, я ощутила, как пол под ногами изменяет положение.

Амалия закричала, сзади заорали Гена и Анжелика. Я запоздало сообразила, что мы переворачиваемся.

Удар об землю! У меня клацнули зубы, ремень безопасности впился в грудь, удерживая меня в кресле.

Амалия отчаянно и грязно ругалась, сзади рыдала Анжелика.

Я упиралась ногами в пол, стараясь удержаться.

Внедорожник перевернулся ещё раз, и ещё. С ударами об землю, сотрясаясь в салоне автомобиля, мы слетели вниз и машина, наконец, остановилась.

— Вылезайте! — крикнула я. — Все вон из машины! Быстрее!

Я первой смогла отстегнуть ремень, за мной последовала Амалия.

Мы выбрались наружу — благо двери у Дефендера работали исправно — и помогли выбраться Анжелике с Геной.

Мы отошли от машины — если огонь доберется до перевернутого Дефендера, тот превратиться в потенциальную бомбу.

Мы поспешно спускались вниз, пока не поняли, что огонь перехитрил нас — мы были окружены.

Вокруг нас торжествующе вились столбы едкого и горького черного дыма. В ночи, со зловещим предзнаменованием, парили облака пылающих искр. Воздух нагрелся, стал тяжелым и жарким. Он выжирал глаза, подбирающееся к нам пламя с жадностью и зловещей страстью дышало нам в лица сухим обжигающим ветром.

— Что нам делать?! — в панике закричала Анжелка.

— Заткнитесь, дайте подумать, — прокричала Амалия.

Она успела вооружится маленьким огнетушителем, который забрала из автомобиля Стаса.

Но против того пылающего инфернального нашествия, которое окружало нас со все сторон — огонь перебирался по деревьям, с ликующим предвкушением нависая над нами — этот хлипкий огнетушитель был абсолютно бесполезен.

Сверху прозвучал звук автомобильного мотора.

Слезящимися от дыма глазами, сквозь пламя, я с трудом рассмотрела белый полицейский Ниссан.

«Стас и Сеня! — обрадованно подумала я».

А затем поняла, что они нам ничем не помогут. Абсолютно. Что они могут против огня…

Мы жались к огромному валуну, торчащему из снега. Вчетвером, осознавая собственную обреченность, мы со страхом глазели по сторонам.

Я торопливо пыталась сообразить, что делать, но на ум ничего не приходило.

Паника с жаром пламени дышала в лицо, проникая в душу и хищно, по-змеиному шипя, навязывала уверенность в скорой и ужасной погибели.

— Смотрите! — перекрикивая шум ревущего пламени и треск сгорающих деревьев, закричала Анжелика, тыча пальцем куда-то в сторону.

Я и Амалия обернулись.

Прямо через огонь, к нам стремительно пробирались две рослые и бесформенные фигуры. Темные, в ореоле огня, выглядели они до жути устрашающе.

Первый из них вышел из огня и приподнял мокрый брезент, которым укутался.

— Стас! — воскликнула я, чувствуя, как жаркий дым дерет горло.

— Ника, иди ко мне! — прокричал Стас. — Амалия, ты тоже!

Под вторым, смоченным водой, брезентом оказался Сеня. У него обожжена левая рука и тлела левая штанина. У обоих лица были в копоти, руки Стаса были исцарапаны, на куртке и лице были следы золы.

Они оба выглядели так, словно только, что сбежали из преисподней.

— У меня брат не может ходить! — закричала Анжелика.

— Так, иди к нам! — приказал Стас приподнимая тяжелый и сырой брезент повыше. — Сеня, возьми парня на руки. Амалия, отдай мне огнетушитель!

Я прижалась к Стасу, беспомощно и с надеждой вцепившись в его одежду.

Шансов у нас было немного.

Но новое обстоятельство, возникшее в лице знакомого мне по видениям темно серого Caterpillar, уменьшило их до нуля. Сейчас он был груженный толстыми и длинными брёвнами.

Нагнетающее предчувствие чего-то ещё более ужасного мгновенно разрослось в созании.

— Нет… — выдохнула я.

Грузовик, остановился на шоссе, неуклюже развернулся. Мы все замерли.

Я и Стас увидели, как он качнулся и начал движение к спуску. Мы также увидели, как его левая дверца распахнулась и из скатывающегося вниз грузовика выпрыгнула человеческая фигура.

И даже со слезящимися от дыма глазами, через море огня и растопыренные ветви сгорающих деревьев, я смогла увидеть ярко — зеленые огни треклятой маски.

Я даже увидела, как Зелёный, издевательски машет нам рукой.

Стас порывисто выругался.

— Все назад, к камню! — проорал он. — Живо!

Caterpillar накренился вниз и перевернулся.

И в следующий миг, в жуткой эсхатологической картине достойной любого армагедона, тяжелые брёвна вывалились из разбитого кузова Caterpillar-а и с тяжелым давящим басовитым и шквальным грохотом сорвались вниз.

Мы едва успели добежать до спасительного камня, что подобно гигантскому каменному козырьку, торчал в обратную от склона сторону.

Я обернулась и увидела, как исполинские, охваченные пламенем брёвна, вращаясь в воздухе летят по склону сшибая деревья и разбрызгивая адские пылающие снопы искр.

Мы забились под камень, прижимаясь друг к другу и присев.

Короткий миг, и в следующее мгновение мир, вокруг нас сотрясали титанические удары, оглушительный древесный треск и гулкие удары.

Земля тряслась под ногами, камень за нашими спинами дрожал и вибрировал. Несколько тяжеленных, окутанных огненными смерча, огромных брёвен, пролетели прямо над нашими головами.

Кричали все кроме Стаса и Сени, Арцеулов крыл отборнейшим матом, а Стас… был единственный, кто молчал.

Гремящий огненный апокалипсис смолк лишь через полторы-две минуты, которые показались нам вечностью.

И тогда мы осмелились выбраться из-под спасительно камня.

Но лишь для того, чтобы увидеть полную невозможность спастись: пламя теперь было повсюду, везде, кругом и даже сверху, до верхушек самых высоких деревьев, царил огненный ад.

— П**дец! — проорал Арцеулов.

Стас вертел головой по сторонам. Корнилов, как всегда, искал выход, но его лицо было омрачено хмурой досадой — никакого варианта выхода не было.

Кольцо огня сжималось вокруг нас.

Неподалеку с оглушительным ударом рухнуло сраженное повсеместным пламенем древо. С дрогнувшей земли поднялась туча пепла и пылающих, как звезды ярко-рыжих искр.

Я видела страх на лицах Анжелики и Гены, обреченность на лице Амалии и мрачную досаду на обличиях Стаса с Сеней.

Все понимали: нам не выбраться. Теперь уже нет. Никакой мокрый брезент не убережет нас от той бескрайней массы огня, от свирепого и полномасштабно адского пожара, который захватил этот громадный участок леса, в эпицентре которого, мы как раз и оказались.

Но оставалось одно… Только одно могло помочь. Возможно… наверное…

Поймав вопросительный взгляд Амалии, я кивнула.

Да. Другого выхода нет.

У меня не было сил, я не знала, получится ли у меня.

Я чувствовала бурлящую смесь страха и мрачной решимости.

Да, шансов, что у меня измотанной и вымученной, что-то выйдет не было никаких.

— Ника… — попытался остановить меня Стас, а затем обернулся на Амалию. — Ты сама говорила, что она погибнет, если переборщит…

— Если я не попытаюсь, Стас, мы все умрём гарантированно, Стас, — с какой-то безысходностью в голосе проговорила я, не дав Амалии ответить.

Корнилов приблизился ко мне, положил свои широкие ладони на мои плечи, с безмолвным сожалением сжал их и наклонился лбом к моему лбу.

— Ника…

— Стас, не надо. Ты знаешь, что единственная вероятная возможность…

— Я не хочу тебя потерять, — прошептал он яростно и чувственно.

— Я тебя тоже, — тихо шепнула я, в ответ.

Он нехотя отпустил меня, а я развернулась лицом к пламени и подняла голову вверх.

«Давай, — решительно сказала я себе, — давай же… У тебя получится! У тебя не может не получится! Ты должна, ты обязана… Ты же… Ты же грёбаная Первая…»

Электризующее и будоражащее чувство стремительно закипело в крови.

— Я смогу! Я смогу! Я смогу! — шептала я сама себе. — Я должна…

Да. Это мой мир. Это мир таких, как я… Всё здесь, вокруг, должно подчинятся Силам Первых.

Давай же… Ты же одна из них… Ты Первая из Белого Двора!!!

Я ощутила накатывающую волну Силы. Она была свирепой, мощной, порывистой и беспощадной.

Она выкрутила, выжала меня, до потемнения в глазах. Я игнорировала рвущую мое тело боль.

Ощущение было такое, словно я силилась поднять что-то невероятно, немыслимо тяжелое для меня.

Я обратилась к Сознанию Мира… К этой хаотичной, и далеко не такой уж послушной даже Первым, совершенно неукротимой стихии.

Она со всей своей мощью ответила мне и сразу же дала понять, кто главный в этом мире и на этой планете.

Я осознала это мгновенно, через боль, разрывающую мое тело — Первые не хозяева, уже нет, скорее арендаторы с широким полномочиями, но уж точно не властелины… Нет…

Но Сила ответила. Я ощутила это, когда мощнейший ударный импульс обрушился на меня сверху, подхватил меня и поднял вверх.

Я закричала от невероятной боли, мое тело выгнулось над землёй, я почувствовала, как ломается моя спина, как хрустят позвонки и суставы.

Общемировое Сознание ответило, оно отдавало мне свою Первородную мощную Силу, позволяя воспользоваться ею, одновременно, с ожесточением ломая мое тело и остервенело разрушая меня саму.

А в следующий короткий, как вздох, миг, в небесах над нами раздался ошеломляющий грохот.

Доля секунды и с темных ночных небес хлынул бурный и мощный ливень.

На смену жару огня пришел живительный влажный холод.

Небеса грохотали, щедро поливая пылающий лес свирепым ливнем.

Вода стекала по моему телу, крупные капли колотили по голове. Лес пах отсыревшим воздухом и гарью.

Дождь омывал мое лицо, целовал глаза, брови, щеки и губы. Прохладные капли дождя лизали мою шею.

Я даже не сразу поняла, что лежу на сырой, омываемой потоками дождевой воды, земле.

Рядом глухо, словно через стену, закричал Стас. Он подхватил меня на руки.

Я хотела сказать ему, что у меня вышло, я смогла.

Но у меня не было сил.

Под успокаивающий шум дождя, я покинула этот мир, отдавшись накатывающему беспамятству.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Среда, 25. Предрассветное утро.

Он не испугался, когда небеса затянуло тучами и над пылающим лесом зарокотал басовитый гром, ему было не страшно, глядя на противостояние стихий — буйство всепоглощающего пламени и угрожающее сверкание молний.

Он не почувствовал и толику страха, когда на них, с ночных небес обрушился неистовый ливень, под чьим напором, в конце концов, затух кошмарный масштабный пожар.

Но, когда Лазовская свалилась без чувств, когда он подбежал к ней и поднял на руки, когда пальцы его правой руки лихорадочно нащупывала её пульс… За эти пару обрывочных мгновений он едва не умер.

В первые мгновения, ему показалось, что пульса нет. На миг Стаса поразила кошмарная, убийственная и ошеломляющая мысль, что он мог потерять её…

У Корнилова перехватило дыхание и все силы, всё мужество покинуло его.

Он понял, что не может допустить этого. Просто не может, потому что без неё… Без этой доброй и смелой синеглазой девочки, без её голоса, без её улыбки и остроумных замечаний, без её выходок и необдуманных опасных поступков… Без всего этого и без неё ему на *** не нужен этот ***ный мир.

Он чуть не умер. И если бы его пальцы не нащупали крохотный, едва прощупываемый пульс, если бы он не увидел, что её губы и грудь лишь чуть-чуть, не смело, подрагивают от слабого дыхания… Он бы сделал это — он бы ушел вместе с ней.

Они поднимались в молчании. Никто не осмеливался говорить.

Вшестером они осторожно поднимались вверх, через переломанные и сожженные деревья, ступая по размякшей от дождя золе и пеплу.

Над пожарищем поднимался густой, непроницаемый серо-белый туман. Он пах влагой, сырой землей, гарью и дождём… Тем самым дождём, что спас их всех…

Они поднимались, а на востоке, далеко за лесом забрезжила золотисто-белая полоса нового рассвета.

Лучи раннего солнца пронзили сырой туман, заставляя его светиться изнутри мягким желтовато-белым сиянием.

Они были уже на вершине, когда Ника открыла глаза.

Стас увидел это первым и облегченно, с тихой радостью, открыто улыбнулся ей.

Ника тепло усмехнулась в ответ. Её правая, тонкая и слабая ручка, поднялась к его лицу.

Легким и ласковым прикосновением двух своих пальчиков Ника смахнула одинокую скупую слезу на правой щеке Стаса.

Он был готов закричать от невыносимой, распиравшей его изнутри радости, от неудержимого ощущения, окрыляющего и греющего нежной теплотой изнутри.

Корнилов давно не был так счастлив.

Когда они дошли к полицейскому Ниссану, в котором оставили Лёву, то увидели, что полицейский автомобиль стоит поперек дороги, а раненый парень, кашляя курит сигарету, найденную, видимо, в машине.

Он молча перевел на них тяжелый и угрюмый взгляд, из-под своих очков.

Все прекрасно видели лежащее в нескольких метрах от Ниссана тело.

На асфальте, неподвижно, в луже растекающейся темной крови лежал он-последний из Масок.

Его маска была разбита и её свет больше уже никогда не загорится.

Сеня молча подошел к Лёве и забрал у него сигарету из рук.

— Я убил человека… — хриплым голосом проговорил Синицын. — Я увидел, что он сделал… я сбил его… специально… Понимаешь? Я убил… убил человека!..

Арцеулов понимающе кивнул.

— Это, — он поднял отнятую у парня сигарету, — тебе не поможет, поверь мне.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Среда, 25 марта. Предрассветная ночь.

Пока Сеня менял пробитое колесо на Ниссане, мы со Стасом стояли у края обрыва на шоссе и смотрели на ласковые, робкие но, всё более яркие лучи рассвета.

Его свет был похож на жидкое золото, что растекалось по горизонту заполняя мир светом нового утра.

Мне было уже лучше, хотя меня порядком знобило и стояла я опираясь на Стаса.

— Я хотела спросить тебя… — осмелилась произнести.

— Спрашивай, — разрешил он.

Я нервно сглотнула.

— После всего, что случилось… Точнее, после того, что сказала Амалия, после того, что она рассказала… И после… того, как ты узнал… кто я…

Я взволнованно вздохнула. Я боялась говорить, я слишком сильно боялась услышать ответ Стаса.

— Ты… захочешь, чтобы я была рядом?..

Стас повернулся ко мне, ласковым движением приподнял мое лицо, заставил посмотреть ему в глаза.

— Ника, — проговорил он с нескрываемыми чувствами, — одно из всего самого важного, что мне необходимо — это, чтобы в моей жизни обязательно была ты… И боюсь, что это навсегда.

Он ласково провел тыльной стороной ладони по моей щеке и прижал к себе. Я с готовностью обняла его, прижимаясь головой к его груди и слыша его биение его сердца.

В эти самые приятные для меня мгновения, наши сердца бились в унисон, в одном ритме, с одной частотой и одной амплитудой.

И… боюсь, что это навсегда. Ну, или на всю жизнь.

МАРИАН МИРБАХ

Среда, 25 марта. Предрассветная ночь.

Его препарат работал. И при том с потрясающей эффектностью.

Только что его научные сотрудники, с нижних, секретных, ярусов его иммунологической больницы, продемонстрировали ему убийственные свойства созданного препарата.

Правда, чтобы Мариан смог убедиться, что созданное медикаментозное оружие действует на всех одинаково, у него на глазах его ввели четырём разным пациентам.

И все они закончили одинаково — жар, паралич, инфаркт.

Мариан был доволен, его клиенты из Саудовской Аравии и Катара заплатят сотни миллионов, а может и миллиардов, за такой продукт.

Мирбах продемонстрировал действие своего препарата и Родиону Датскому.

Прикормленный им следователь СКР, выразил полное удовлетворение, тем, что показал ему Мирбах. Вот только причины его были кардинально отличны от тех, что радовали самого Мариана.

Потому что, Родион вдруг достал пистолет, пристрелил стоящих подле Мариана охранников и объявил:

— Мариан Мирбах, вы арестованы по подозрению в создании химического оружия массового поражения, фальшивых медикаментов и в убийстве полутора десятка людей, на которых ваши специалисты проводил опыты.

— Ты… — выдохнул ошеломленный Мариан. — Я же тебе такие бабки платил… Ты забыл кто тебя кормит, Датский?! На чьи бабки ты шикуешь?!

— Руки за голову, — пророкотал Датчанин. — Считаю до трех, потом прострелю тебе левое колено. А может правое, а может и оба. Не решил ещё.

— Да я тебя сгною, с**а!.. — прорычал обозленный Мирбах.

Грянул выстрел, и Марина рухнул на пол, воя от боли держась за простреленную ногу. По полу растекалась его кровь.

— Твою мать!.. — визгливо завыл Мирбах. — Ты что творишь… Сейчас охрана набежит…

— Пасть захлопни, — посмеиваясь бросил Мирбах, — я подбирал почти всю твою охрана и половина из них офицеры Следственного комитета и ФСБ. Чё вылупился?

— Чтоб ты сдох! — с явной обидой воскликнул Мариан.

Датчанин поднял пистолет и выстрелил во второе колено Мирбаха.

Тот завыл с новой силой, осыпая Датского матерными проклятиями.

В следующие несколько часов его охрана, которая и правда оказалась офицерами правоохранительных органов арестовывал и выводила из здания его сотрудников.

Офицеры СКР изъяли все материалы его лаборатории, оборудование и документацию.

Лежащий в медицинском вертолёте Мирбах, понимал, что это конец.

Конец всему… Из тюрьмы он уже вряд ли когда-то выйдет.

ЖАННА МИКАДЗЕ

Среда, 25 марта. Утро.

Она добралась до Лакинска, пешком, через лес, лишь, когда уже было около полудня.

Она была злая и уставашая, вся её одежда была испачкана и разодрана, несколько царапин саднили на лице. Но самое главное, кошмарно голодна, что имело для нее сейчас куда большее значение.

Жанна купила еду в ближайшем маленьком супермаркете и, перекусив, тут же решила посетить дамскую комнату — благо кассир-одиночка оказался понимающим позволил воспользоваться служебным помещением.

Но, когда Микадзе вышла из уборной, в магазине её ждали четверо полицейских с ордером на её арест и документами, свидетельствующими о том, что она, Жанна Микадзе, бывший судья Конституционного суда была объявлена в розыск уже более десяти часов.

— ***ть, — выдохнула женщина, поняв, кто её сдал и, кто её обыграл. — Будь ты проклят, Корнилов. Ты и твоя синеглазая ш*юха!..

ЭПИЛОГ

— А как же Каульбарс? — задала вопрос заместитель прокурора Москвы. — В деле о нем ничего больше не сказано.

Было уже около шести часов вечера, из-за горизонта, в окне, наползали мрачные серые тучи, красноречиво демонстрируя готовность излить массы накопленной дождевой воды на замученный жарой город.

— Люди из ФСБ, попросили не афишировать его участие во всей этой гадкой истории с убийцами в неоновых масках, — ответила синеглазая собеседника зам прокурора. — Ратибор Каульбарс опорочил и оскорбил их, но они предпочли, чтобы это был их личный позор, без привлечения общественного внимания.

Она вздохнула.

— Ратибор не справился с управлением, пытаясь уйти от погони, и погиб в крушении грузовика, который рухнул тогда на нас.

— Панкрат Рындин, — проговорил зам прокурора. — Здесь написано, что он сел на пожизненное?

— Да, — вздохнула Вероника. — Но Стас выполнил обещание, и Марк Карташев до сих содержится в остром блоке психиатрической больницы усиленного наблюдения.

— Хорошо… — зам прокурора перевернула один из последних листов в деле. — А Жанну Микадзе, как я поняла, арестовали?

— Да, но ей удалось выкрутиться и вымолить себе снисхождение, — чуть нахмурившись, ответила Вероника Лазовская. — Она отсидела положенные восемь лет и… покинула страну. Не знаю, где она сейчас.

Время шло, быстро вечерело, а погода за окном сменилась на дождь.

Сидящая перед Вероникой заместитель прокурора закрыла папку с делом «Неоновых убийц» и отложила в сторону.

— А почему в заключении не упоминается дальнейшая судьба Леонида Полунина? — спросила она.

Лазовская качнула головой.

— Потому, что никто понятия не имеет, где он сейчас.

— То есть он пропал без вести?

— Именно так, хотя… — Вероника вздохнула. — Есть основания полагать, что он укрылся где-то в Индокитае, возможно в Бутане, или даже в Непале. Никто не знает…

— Думаю, пока его не найдут убийцы из «Кузницы», мы о нем можем ничего и не услышать, — сделала вывод прокурор. — А что с Прохором Мечниковым и Даниилом Меллиным?

— Меллин умер, не приходя в сознание, а Мечников… — синеокий взгляд Лазовской чуть померк от грусти. — Он пил и очень много, а затем его нашли в собственной квартире с перерезанными венами.

— Что ж, не удивительно, — вздохнула заместитель прокурора. — А как обстоят дела у Анжелики и Генадия Корф?

— У них всё в порядке, — усмехнулась Вероника. — Гена сейчас владеет собственной компаний-разработчиком игр и программного обеспечения. А его сестра заместитель главного редактора в уважаемой интернет-газете.

— В этом деле также упоминается и ваш школьный друг, Лев Синицын… Я слышала, они сейчас работает с вами?

— Лёва, — с улыбкой проговорила Ника, — да… Он не так давно сменил на посту Якова Щербакова, который ушел преподавать в один из мед вузов. Кстати, недавно защитил докторскую и многие прочат ему место проректора.

— Солидно, — оценила зам прокурора. — А что…

— Простите, — взглянув на экран телефона, проговорила Вероника, — мне нужно позвонить. Вы не возражаете?

— Только поторопитесь, — немного скривив губы, ответила собеседница Лазовской.

Вероника вышла из кабинета и быстро набрала номер, который всегда набирала раз в неделю, в это же время.

На другом конце провода прозвучал женский голос, который по-английски спросил, чего изволит Вероника.

Девушка объяснила.

— Wait a minute, please, — ответили ей.

Прошли двенадцать долгих секунд, прежде, чем Вероника услышала в трубке столь желанный ей голосочек:

— Мама! Мамочка!.. Ты меня слышишь? Мама…

— Да, милый, слышу! Я здесь… — глотая слёзы, проговорила в трубку Вероника.

***

Она вернулась в кабинет к заместителю прокурора.

— Вы плакали? — вскинула брови та.

— Нет, — солгала Вероника, хотя и знала, что её лицо и глаза выдают её ложь. — Давайте продолжим.

Она не хотела, чтобы эта женщина развивала тему её личных семейных проблем.

— Это расследование называется «Чатуранга», — проговорила заместитель прокурора, — что-то связанное с индийскими шахматами… Вас и Корнилова заставляли играть в шахматы?

— Да, отчасти, — ответила Вероника.

Кажется, вспоминать этот эпизод, ей было неприятно.

— Это какая-то аллегория?

— Нет, что вы, — мягко и грустно проговорила Лазовская и, покачав головой, добавила. — Никакой аллегории… если только если не брать в расчет, что вместо шахмат были живые люди.

— Если не ошибаюсь это связано с известной и славной династией потомственных полицейских, Безсоновых? А также с их извечными врагами, мафиозным кланом Часовиков? Так ведь? — спросила зам прокурора. — Любопытно… И кто же оказался главным злодеем на этот раз, Вероника?

— Вы удивитесь, но главную опасность представлял не тот, кто задумал эту извращенную игру с людскими жизнями.

— А кто же тогда?

Вероника невесело скривила губы и со скрываемой досадой ответила:

— Лишняя фигура на доске.

— Лишняя фигура? — недоуменно переспросила прокурор.

— Да, именно из-за неё мы с Корниловым… мы фактически проиграли кровавый эндшпиль.

Синеглазая вздохнула и спросила зам прокурора.

— Если хотите услышать всё, до конца, вам придется отложить все дела, на сегодня.

— Как скажете, — усмехнулась заместитель прокурора, с любопытством глядя на свою синеокую собеседницу и сплетая пальцы рук.

Конец.