Неоновые росчерки

Эпизод седьмой. "Маски чудовищ"

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Воскресенье, 22 марта. Примерно то же время, что и события выше.

Он не торопился выходить из машины. Стас сидел за рулем и внимательно ещё раз рассматривал снимки с места обнаружения тела Татьяны Белкиной. Сейчас, когда он один, когда рядом нет посторонних никто не мешал ему сосредоточиться. Теперь у него был шанс заметить те мелкие, ничтожные, но крайне важные для любого следствия детали, которые невозможно заметить при первичном осмотре.

Корнилов внимательно рассматривал фотографию лица убитой. Ему не давал покоя наклеенная, крест на крест, чёрная изолента на лице девушки. Крест. Перевёрнутый крест.

Стас перебирал в уме направления ассоциативного ряда.

Это деталь имеет одно из ключевых значений в этоq серии. А в том, что это будет именно серия, Стас не сомневался ни на секунду.

Крест. Чёрный крест. Отрицание. Перечеркивание. Крест всегда значил что-то вроде «закрыть», «отменить», «уничтожить».

— Уничтожить… — пробормотал Стас себе под ноги. — Крест означает попытку стереть и перечеркнуть её существование. Убийца как будто хотел вычеркнуть из реальности сам факт существования Татьяны Белкиной.

Это не просто бесцельная ярость. Это сосредоточенная персональная ненависть. За что? Месть? Опять очередной мститель? Что наделала Белкина? Возможно, стоит поискать в этом направлении.

Корнилов вздохнул. Он отвёл задумчивый взгляд, вспомнил лица перепуганных полуголых заложников, стоящих на коленях под прицелом автоматов.

Стас ругнулся себе под нос и достал мобильник. Он открыл «контакты» и выбрал номер Вероники.

Несколько секунд Стас смотрел на имя Ники в своем телефоне. У него уже меньше девяти часов. Он понимал, что шансы что-то найти в одиночку у него крайне малы. А на кону жизнь кого-то из заложников. Стас поднес указательный палец правой руки к зеленому кружечку с белой трубкой и застыл.

Она ему нужна. Ника ему нужна. Сейчас он без нее справиться. За отпущенное время он не сможет найти важной улики. Без нее не сможет. И погибнет заложник.

Корнилов глубоко вздохнул. Он вспомнил недавнее дело и сколько всего Ника пережила, пока они ловили Сумеречного портного.

Стас убрал телефон.

Сначала он попробует сам. Если в ближайшиt два часа он не увидит, каких-либо важных зацепок и направлений, он ей позвонит.

Хотя, Стас почему-то знал, что он в любом случае вынужден будет ей позвонить. У Корнилова была стойкая мрачная уверенность в этом.

Ника нужна ему. Нужна…

Стас вышел из автомобиля и направился к завешанным клеенчатой тканью дверям заведение.

Того бара, в котором убили Белкину здесь уже восемь дней, как не было. Стас навел справки и уже был в курсе, что владелец бара, некто Тимофей Горн, поспешно закрыл свое заведение сразу же после того, как полиция забрала тело Белкиной. А через два дня бар «Voyage» был так же торопливо продан.

Подходя к зданию Стас видел снующие внутри фигуры рабочих в ярких комбинезонах и касках. Из приоткрытой двери здания доносилось раздражительное гремящее жужжание перфораторов.

Стас не стал сразу заходить внутрь. Корнилов постоял на пороге, оглянулся и долгим взглядом окинул улицу. Цепкий взгляд начальника особой оперативно-следственной группы облетел витрины ближайших магазинов, стоящие поблизости автомобили и пару подъездов новостроек, на противоположной улице. Стас заметил большое количество камер наблюдения.

Это с одной стороны внушало оптимизм, а с другой говорило об уровне изобретательности преступника. Совершить злодеяние под надзором такого количества неусыпных электронных «глаз» и остаться незамеченным довольно непросто.

Стас открыл дверцу и вошел внутрь.

Звуки ремонта гремящим, скрипучим и визжащим хором обрушились на голову Корнилова.

Стас скривился и подошел к ближайшему рабочему. Мужчина со смуглой кожей и курчавой бородой, стоя на стремянке, усердно прикручивал гаечным ключом какие-то крепежи в стене. Стас легонько хлопнул его по ноге, бородач опустил взгляд и снял шумоподавляющие наушники.

— Да? Вы что-то хотели? — спросил рабочий.

— Да, не подскажешь, кто здесь у вас главный?

— Хозяин заведения, — пожал плечами бородач и указал рукой на дальний проход, завешенный грязными клеенками.

— Спасибо, — ответил Корнилов.

Хозяина заведения Стас узнал сразу: он суетливо носился из стороны в сторону и раздавал торопливые указания.

Невысокий, в очках, с кучерявыми волосами и густой, но ухоженной каштановой бородой. Мужчина был одет в темный свитер и кофейного оттенка брюки.

— Добрый день! — громко, перекрикивая шум дрелей произнес Стас.

Владелец заведения вздрогнул и порывисто обернулся. Он окинул Стаса изучающим взглядом и замотал головой:

— Я уже уладил все дела с налоговой инспекцией! У меня все документы в порядке! Показать?

Стас никогда не думал, что его можно принять за сотрудника налоговой инспекции. Он молча достал удостоверение и раскрыл его перед лицом нового хозяина этой площади.

— Уголовный розыск? — нахмурился очкарик и поправил ворот свитера. — И чем обязан?

Стас объяснил и попросил провести в женский туалет. Услышав про убийство, очкарик скорчил недовольную мину. Видимо новый владелец заведения лелеял надежду, что об убийстве мало, кто знает или, по крайней мере, что из-за этого его не будут беспокоить.

— Только там сейчас от прежнего туалета мало, что осталось. Я хочу здесь все кардинально переделать.

— Мне просто нужно осмотреть место, — покачал головой Стас.

Что новый хозяин собирается открывать в месте, где десять дней назад было совершено жуткое убийство его мало волновало. Наверняка очкарик приобрел это помещение раз в пять дешевле от положенной стоимости. И наверняка был несказанно рад, место и впрямь было хорошее — рядом Кутозовский проспект, через три квартала возвышаются небоскребы Moscow City и от Арбата отделяет только Москва-река.

Пока хозяин заведения вел Стаса к женскому туалету, Корнилов обратил внимание на пол — это было единственное здесь, что выглядело не тронутым и совершенно новым.

Застеленный полупрозрачной клеенчатой тканье сиреневый ковролин выглядел противоестественно свежим.

— Вы решили начать переделку помещения с напольного покрытия? — спросил Корнилов.

Очкарик обернулся и с улыбкой покачал головой.

— Не-ет… Это щедрый подарок от прошлого владельца. Он собирался менять покрытие, но потом, когда внезапно принял решение продать свой бар, предложил выбрать покрытие мне. Ему было все равно, так как заказ уже был оформлен и деньги уплачены.

Глаза хозяина светились восторгом. Он бы наверняка хотел получать такие подарки ежедневно. А Стас сделал в уме заметку. Потому что поступок прошлого владельца показался ему слишком щедрым. Слишком нелогичным.

Они подошли к туалету, и владелец открыл перед Стасом новенькую, покрытую защитной пленкой оранжевую дверь.

— Пожалуйста, — очкарик посторонился, пропуская Корнилова внутрь.

Стас оглядел помещение, раскрыл папку и сверил со снимками. Хозяин нового, будущего заведения украдкой выглянул из-за плеча Стаса, но Корнилов быстро прикрыл содержимое и посмотрел на бородача в свитере:

— Будет лучше, если вы оставите меня одного. Мне нужно сосредоточится.

— Э-э… ладно, — ответил тот неуверенно, — но только не долго, у меня…

— Я буду здесь столько, сколько понадобиться для следствия, — прервал его Стас. — Если у вас возникнет желание это оспорить, можете оставить жалобу в Управлении Уголовного розыска.

Очкарик смущенно прокашлялся и оставил Стаса одного.

Корнилов вздохнул, когда тот закрыл за собой дверь и снова оглядел помещение. Он прошел дальше, к торцу дамской комнаты. Здесь, на стене, между последней кабинкой и последней раковиной, была прибита к стене несчастная Татьяна Белкина.

Корнилов подошел ближе, пристально разглядывая стену. Сейчас, вместо темно-синего кафеля, который здесь был раньше, здесь уныло серел лишь неровный слой цемента.

Корнилов заметил в нем черные точки глубоких круглых дырок. Он бросил взгляд на снимок и снова посмотрел вверх. Черные отверстия в стене полностью соответствовали следам от длинных массивных гвоздей, которыми была прибита бедная девушка.

Корнилов вытянул руку, касаясь пальцами дыры, которую оставил пробивший левое запястье девушки гвоздь и опустил обратно.

Убийца намного выше среднего роста, явно не ниже, чем Сеня Арцеулов. Это хорошо — такую примету, как очень высокий рост трудно спрятать и не заметить.

Корнилов ещё раз осмотрел место убийства и сверился с фотографиями.

— Какого чёрта… — пробормотал он, нахмурившись.

Как всегда, нечто важное и слишком очевидное поначалу ускользало от внимание. Высота расположения тела и слишком широкое пространство с высоким потолком, говорили о том, что здесь, удерживать на высоте человека и одновременно прибивать его гвоздями к стене крайне затруднительно. А учитывая, что Татьяна Белкина, вероятно, была ещё в сознании — невозможно!

Невозможно… одному.

— Вашу мать, следователи хе**вы, — выругался Стас.

Сейчас ему очень хотелось поговорить с теми, кто изначально принимал это дело и вёл его до передачи в прокуратуру Дорогомиловского района.

Видит бог, сегодняшняя уголовно-процессуальная система жизненно нуждается в реформации. Особенно по части кадров, с целью удаления из системы неблагоприятных элементов в виде разного рода бестолочей. Корнилов искренне считал, что неумелые опера и следователи гораздо хуже любых коррупционеров и просто лентяев. Потому что последние не делают работу, потому что не хотят. А первые потому что просто не могут.

И если тех, кто не хочет можно заставить, то… как верно заметили в одном старом, но душевном, фильме: «если человек идиот, то это надолго». Как можно было не понять столь выпирающего за границы очевидного факта! Убийц был, как минимум, двое! Один удерживал Татьяну, а другой вбивал гвозди в её тело…

— «А свои с**ные гирлянды», — гневно подумал Стас, — «они вешали уже на мёртвое тело».

Корнилов снова взглянул на снимки в папке. Чёрный крест не давал ему покоя. Если его теория верна и убийцы пытались так символизировать образное «перечеркивание» жизни и прекращения существования несчастной девушки, они должны были знать её.

Это значит, что Белкина не случайная жертва, а убийцы не импульсивны, как большинство психопатов, а, напротив, склонны продумывать и планировать свои действия. И долго выслеживать свою жертву.

Угадать, когда Белкина будет одна в баре они могли. Они за ней следили.

— Они её выбирали, — рассуждая вслух, пробормотал Стас.

В картине или, скорее, в паззле появились первые и очень важные детали. Корнилов редко ошибался, а его догадки часто оказывались близкими к истине.

Стас вышел из туалета и направился к выходу. Его тут же перехватил владелец нового заведения.

— Простите, господин подполковник! Вы там все закончили? Просто мы завтра там будем все переделывать и…

— Я закончил, — оборвал его Стас и ускорил шаг.

Но тут же остановился и обернулся за хозяина заведения.

— Извините, а что именно вы собираетесь здесь открывать?

— А, — заулыбался очкарик, — детское кафе! Если у вас есть дети, то с восьмого апреля, можете приходить всей семьёй! У нас также будет предусмотрено проведение различных праздников! Так что можете ещё звать знако…

Он замолчал, заметив выражение лица Стаса.

— Детское кафе? — с угрюмым видом пророкотал Корнилов.

— Ну… д-да… — с лица владельца сползла улыбка, а голос пугливо дрогнул.

Стас ничего не стал говорить. Просто развернулся и пошел прочь. Он не знал, что сказать этому человеку, кроме того, как задать ему очень нецензурный вопрос относительно его логических способностей.

Детское кафе. В месте, где произошло невероятное по своей жестокости убийство…

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Воскресенье, 22 марта.

Я нервничала. Я не могла справиться с раздувающимся внутри меня мучительным переживанием.

Вместе со страхом у меня паталогически быстро развивались параноидальные опасения. Я подозревала каждого человека, что проходил рядом с машиной, в которой мы сидели. Я дергалась от каждого постороннего звука, будь то шорох, скрип, чьи-то шаги или лай собаки.

Алина и Рита молчали, а я поглядывала на часы. Бронислав обещал приехать, как можно быстрее. Честно говоря, я была удивлена, что Коршунов так быстро и легко согласился. Из-за этого меня немедленно начали грызть сомнения: а правильно ли я поступаю? Я помнила, что Бронислав собирается жениться на Ольге Датской, племяннице полковника Датского, заклятого недруга Стаса. А что если через Бронислава Датские постараются как-то навредить семье Корнилова? Что если я собственноручно предоставила им рычаг давления на Стаса? Что мне скажет Корнилов, когда узнает, кто его так подставил?..

От раздумий над последствиями от моего поступка меня отвлекла Рита, которая неожиданно вышла из автомобиля, открыла дверцу сидения возле водителя и села рядом со мной.

Я удивленно уставилась на неё, а жена Стаса, в ответ, приложила палец к губам.

— Тише, — шепнула она и указала назад.

Я взглянула на заднее сидение, там, чуть приоткрыв рот, с безмятежным лицом спала Алина.

Я вопросительно, с впечатлением во взгляде, посмотрела на Риту. Та улыбнулась, глядя на свою дочь:

— Всегда так… если перенервничает, потом обязательно уснет и проспит пару-тройку часов.

Её улыбка сползла с губ, когда она перевела взгляд на меня. Я смотрела на неё с кроткой настороженностью.

— Пока Алина не слышит, расскажи-ка во что опять вляпался мой муж, — проговорила Рита.

Я помешкала. Я хотела соврать, преподнести все в гораздо менее мрачном и опасном свете.

Ага, как же! После того, как за нами гонялись и стреляли в нас, Рита не поверит мне, если я начну принижать уровень грозящей ей и Алине опасности.

Да и под требовательным неумолимым взглядом Риты я, честно говоря, всё равно не смогла придумать никакой более «лёгкой» версии. И я, с обреченным видом, нехотя рассказала.

Разумеется, то что знала сама и, все-таки, стараясь опустить самые неприятные подробности.

Но Рите хватило и этого.

— Это уже не в первый раз, — со слёзной горечью произнесла она, глядя далеко перед собой.

Жена Стаса грустно и, одновременно, зло усмехнулась.

— Он ведёт дело, вляпывается в очередные неприятности, ему начинают угрожать и нам, с Алиной, вновь и вновь приходиться бежать!

Я слушала молча, не смея перебивать. Я ощущала, как воздух в машине уплотнился для меня настолько, что, казалось, был осязаем. Салон автомобиля был переполнен колеблющимися и перемешивающимися между собой воспоминаниями Риты. Они походили на перекрывающие друг друга отрезки кинопленки. Тускло светящиеся и наполненные урчащими, булькающими и пульсирующими звуками. Я была готова к этому — эмоциональный всплеск любого человек, всегда провоцировал выброс целой плеяды воспоминаний. Чаще всего травмирующих и страшных либо счастливых и наполненных восторгом. Это всегда воспоминания из двух крайностей: очень неприятные, печальные, страшные или очень добрые, теплые и нежные. Первые, как правильно, я вижу намного чаще. Люди помнят зло намного дольше, чем счастье и радость. Они чаще ненавидят, чем благодарны. В этом их слабость и проклятие.

Я закрыла глаза и позволила вьющемуся вихрю пережитых Ритой дней хлынуть в мое сознание…

Их было так много, они были наполнены такой смесью ярких противоречивых чувств, что я задыхалась под их тяжестью.

Я увидела счастливые дни рождения маленькой Алины. Куча друзей, родственники из городов России, где новый год встречают на два-три часа позже, чем в Москве. Я увидела, как веселились гости, как сыпали пожеланиями маленькой Алине и Рите. Но обе, дочь и мать, жена и ребенок, то и дело поглядывали не единственный пустующий стул за столом. Там должен был быть Стас. Там было его место. Но раз за разом, второй, третий, четвёртый… Это место пустовало. Каждый раз, каждый праздник, будь то день рождения, Риты или Алины, будь первое сентября, детский утренник, приезд родителей Стаса или Риты, Пасха или Новый год… Раз за разом, снова и снова, его не было рядом, рядом с теми, кому Стас, наверное, был нужнее всего.

Я видела, как маленькая Алина допоздна, каждый раз, когда Стаса обещал ей провести выходной вместе, упрямо ждала его. Я увидела, как обнимая свою мягкую игрушку, с которой спала, она не переставала лелеять надежду, что папа придёт, что он хотя бы почитает ей, что пожелает ей спокойной ночи и поцелует.

Я видела, как Рита утро за утром просыпалась в холодной постели. Без него, без его тепла, без его запаха, без его ласковых прикосновений.

Стас, я знала, старалась бывать с семьёй почаще. Он знал, как мало времени, на самом деле, проводит вместе с ними. Но он, теперь я знаю, даже не догадывается как мало его было всегда для Риты и Алины. Как часто обе они, Алина и Рита, мечтали, чтобы он просто был рядом. Чтобы обнял, прижал к себе, развеселил доброй шуткой или утешил, когда на сердце паршиво и тяжело. Но вместо него была лишь немая и холодная пустота.

Стас в эти секунды, в эти невероятно долгие минуты, бесконечные часы и дни, был далеко. Он был рядом со своими операми, рядом с жертвами убийц, рядом с этими убийцами и… рядом со мной.

Каждый раз, когда его ждали больше всего, когда надеялись и даже, втайне, мысленно молились он не приезжал.

Лишь под утро, рано-рано, через несколько дней, уставший и угрюмый, Корнилов возвращался домой. И на следующий день он спал слишком долго, и просыпался лишь под вечер.

Да, у Риты были и счастливые воспоминания со Стасом. Когда они втроем ходили в кино, в зоопарк, просто погулять или в какой-нибудь ресторан. Но этих воспоминаний было так ничтожно мало, а сладкий привкус от них так быстро рассеивался и растворялся, что они казались Рите чем-то очень далеким невероятным и полупризрачным.

Я видела, как они плакали ночами, Рита — на кухне, а Алина — в своей спальне, украдкой, тихо, укрывшись одеялом.

И глядя на эти моменты из жизни Риты, на эти угрюмые, сливающиеся в серости одиночества и наполненные обманутыми ожиданиями, дни, я понимала. Я понимал её. Я, всё равно, была на стороне Стаса, но теперь я почувствовала и прожила всё то, что вынесла Рита. Всё то, что медленно толкало её к решению, от которого она тщетно бежала последние несколько лет.

На одно из очередных восьмых март Рита, даже, сама себе купила цветы и подарок Алине, подписав его от имени Стаса.

Потом пошли череды ссор со Стасом и слезы очередными одинокими ночами. Она не понимала его. Не понимала, почему ей и Алине, Стас всегда предпочитает работу. Если он любит их, если они дороги ему, почему, почему каждый раз его выбор… не в их пользу? Это раздирало Рите душу. Каждый раз, каждый такой выбор Стаса безжалостно топтал те чувства Риты к нему, которые она отчаянно пыталась сберечь. Каждый раз. Каждую такую ночь, все эти дни без него.

— Эй! Да что с тобой! Ты меня слышишь?! Эй!..

Воспоминание исчезли и осели, как туман после дождя. Я снова была в машине, рядом с Ритой, и она трясла меня за плечо.

— Ты в порядке?! — Рита была встревожена и удивлена.

Я не знала, как вела себя во время видений и смущенно отвела взор:

— Да… всё хорошо.

Меня подчиняло крайне неловкое чувство. Когда я в очередной раз внезапно узнаю о каком-нибудь человеке какие-то его личные, интимные или постыдные, подробности из его жизни, мне очень тяжело вести себя как ни в чем не бывало.

Раздался стук в окно. Я испуганно ахнула и вздрогнула. А Рита буквально вжалась в сидение:

— Это ещё кто?!

Она в страхе смотрела на молодого мужчину, который усмехался глядя на меня, через стекло автомобильного окна.

— Всё в порядке, — улыбнулась я, — это друг.

Я помахала рукой Брониславу и открыла дверцу автомобиля.

***

— Ты в курсе, что эта машина уже почти час, как в розыске? — спросил Бронислав, кивнув на красную Мазду, на которой мы с Ритой и Алиной приехали.

— Значит, с водителем всё хорошо? — виноватым голосом, спросила я.

— Вроде, да, — небрежно отозвался Брон и посмотрел на меня. — Ты звонила Стасу?

— Я всем звонила, — вздохнула я. — Антон Спиридонович меня сбрасывает, Сеня вне зоны, Коля не берет трубку и Стас тоже.

— Меня он вообще, по-моему, заблокировал, — хмыкнув, невесело усмехнулся Бронислав. — Как ни позвоню — занято.

В этот момент, мне стало немного стыдно за Стаса. Брон, как мне казалось, совсем не такой плохой, как о нём думают Стас, Сеня и Коля. Но все трое продолжают относится к новому сотруднику их оперативно-следственной группы с показательным пренебрежением.

— Где сейчас, этот Гудзевич, ты знаешь? — спросил Коршунов, посматривая в сторону красного хэтчбека, в котором Рита что-то объясняла только что проснувшейся Алине.

— Понятия не имею, — я опустила взор.

Я не хотела говорить, что этот подонок был у нас дома и разговаривал с моим дядей. Я не хочу, чтобы в глазах Брона, вообще хоть что-то связывало бандитов с дядей Сигизмундом.

Коршунов вздохнул.

— Значит, Гудзевич задумал месть, а жена Стаса решила свалить вместе с дочерью?

— Да, — кивнула я, — и она настроена очень серьёзно…

Я ожидала, что Бронислав станет интересоваться причиной такого решения Риты, но, к моей радости, Коршунов не стал задавать таких неудобных вопросов.

— Ника, — вздохнул Брон, — мне в любом случае придется доложить об этом Стасу…

— Я и не требую от тебя, чтобы ты молчал или врал ему, — покачала я головой. — Нет, но… Просто можно же где-то спрятать Риту и Алину, так чтобы Стас знал, где они, но…

— Не приезжал туда? — хмыкнув, закончил за меня Коршунов.

Я закрыла глаза и снова стыдливо отвела взгляд. Меня снедало и грызло дотошное чувство вины. Мне казалось, что своим поступком я предаю Стаса. Вместо того, чтобы уговорить Риту поехать к нему, чтобы он защитил их с дочерью, я сейчас помогаю Рите осуществить её побег.

— А ты не думала, что было бы правильнее все-таки позволить Стасу отговорить Риту от…

— Он её не отговорит, — тихо перебила я его и посмотрела на окна Мазды.

Я видела, как Рита что-то отрывисто и гневно выговаривает Алине. А дочь Стаса, скрестив руки на груди и отвернувшись, нехотя выслушивает.

— Откуда ты знаешь? — удивленно поинтересовался Бронислав.

Я посмотрела на него снизу вверх.

— Она… — я замолчала подыскивая правильные слова, — она на краю, Брон. И она больше не может… не может терпеть и делать вид, что у них всё хорошо.

— Ты, что сейчас становишься на её сторону?

— Я всегда буду на стороне Стаса, — покачала я головой. — Но, просто… Ты не представляешь, что пережила Рита. Может быть… может быть ей и Алине, правда сейчас стоит пожить без него…

— Ника, прости, но тебе не кажется, что в силу своего возраста, ты можешь не понимать и не знать, что нужно двум взрослым людям? — спросил Бронислав и в его голосе я услышала легкое раздражение.

Я глубоко вздохнула. Я понимала удивление и сердитое непонимание Брона. Но… сейчас мне было нужно, чтобы он просто мне поверил.

Ведь всю правду я, всё равно, ему рассказать не смогу.

— Брон, — устало произнесла я, — я очень-очень-очень хочу, чтобы у Стаса было всё хорошо. Правда! Но….но сейчас, он сделает только хуже! Пойми, пожалуйста, и просто поверь… Рита не пытается таким образом его наказать, она просто… просто не знает, что ей делать! Она устала сидеть и ждать. Ждать и надеяться. Она устала утешать себя и обнадёживать дочь. Она хочет… хочет попробовать…

Я хотела, но не смогла договорить. Это было слишком тяжело и слишком жестоко.

— Хочет попробовать, как это, — тихо договорил за меня Брон, — жить без Стаса? Да?

Я тяжело сглотнула и молча кивнула, а потом с надеждой посмотрела на Брона:

— Так ты поможешь? Ты сможешь спрятать их, так чтобы им ничего не угрожало? Но, что бы Стас знал, где они!..

— Ладно, — хмыкнув, ответил Коршунов, — я посмотрю, что можно сделать… Но…

Он вздохнул и невесело усмехнулся.

— Подполковник Корнилов и так меня недолюбливает, как могла заметить, а после этого… Как бы он не вышвырнул меня из группы.

— Если он будет обвинять тебя, я всё ему объясню, — попыталась я успокоить Бронислава.

— Я сам все объясню, — чуть нахмурившись, с легким вызовом, ответил Коршунов, — это мое решение, мой поступок, и отвечать я буду сам.

Он посмотрел на меня и, слегка рисуясь, подмигнул.

— Что-нибудь придумаем.

Он достал ключи и указал мне на хэтчбек.

— Зови их, пора ехать.

— Спасибо! — поблагодарила я его.

— Пока ещё не за что, — серьёзно ответил Брон, — поблагодаришь меня, когда и если всё закончится хорошо.

— Как скажешь, — немного смущенно пробормотала я и направилась к автомобилю.

В эти секунды я ощущала невероятный прилив благодарности к Брониславу. Я ценила, что не смотря на риск вызвать гнев Стаса, он решился действовать втайне от него, чтобы сохранить его семью.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Воскресенье, 22 марта.

Он отчаянно старался не обращать внимание на гадкую смесь гнилостных запахов и спиртосодержащих средств. Эти миазмы насквозь, казалось, пропитали стены любой лаборатории СМЭ*(судебномедицинской экспертизы).

— Вообще, давненько я не сталкивался ни с чем подобным! — Яша Щербаков, по обыкновению, смотрел на обстоятельства с позитивным цинизмом.

— Ты можешь что сказать уже сейчас? — спросил Стас.

— Я лучше покажу! — хмыкнул Ящер и театрально отбросил белую простынь с тела.

Стас приблизился и понял, что снимки с места убийства Татьяны Белкиной очень сильно скрадывают и смягчают кошмарную жуть того, что сотворили с несчастной девушкой.

Не смотря давность в десять дней и стадию жировоска, которым обрастало безжизненное тело девушки, время не успело скрыть уродливые увечья. Стас задержал взгляд на темных впадинах, на руках и ногах девушки. Желто-зеленая, кажущаяся полупрозрачной, сухая кожа мерзко сморщилась вокруг темнеющих следов от гвоздей. Плоть тела, словно, проваливалась внутрь этих темных дыр, как будто некая темная неведомая и ненасытная сила с жадностью втягивала в её в себя.

Смерть, а вернее её следующие за ней процессы, состарили и изуродовали до неузнаваемости тело Татьяны. В этой полусгнившей старухе трудно было узнать миловидную молодую певицу из бара «Voyage».

Глядя на тело Татьяны Белкиной Стас, сперва ощутил сожаление, а затем холодную, но отлично сдерживаемую ярость. Корнилов не любил бестолково проявлять ненужные при расследовании эмоции. Но ярость рождала в нем решительность и чувство ответственности. Контролируемый, сдерживаемый глубоко внутри гнев, подхлестывал и нередко мотивировал Корнилова.

Поймать их!.. Найти и поймать тех, кто сотворил это с невинной девушкой. Тех, кто посмел покуситься на чужую жизнь ради собственных низменных чувств, ради садистского удовлетворения и животной похоти, которую испытывали почти все серийные убийцы. Последнее вообще зачастую их главная мотивация, и не важно в чем она выражается. Будь-то примитивная эрекция с последующий мастурбацией на месте преступления или, что бывает так же часто, восторженная экзальтация и чувство триумфа от совершенного злодеяния.

— Времени, конечно, прошло слишком много, — не замечая угрюмой задумчивости Стаса, продолжал Ящер.

Он не спешно обошел тело Татьяны.

— Первое, на что я обратил внимание, конечно же раны от гвоздей… — произнес Яша и, взяв линейку показал на темные провалы в теле девушки. — Думаю тебе будет интересно узнать, что когда её приколачивали, она ещё была живой.

Яша сконфуженно прокашлялся, и Стас, с удивлением, увидел на лице Щербакова грустное сочувствие. Ящер пытался скрыть чувства и эмоции, но даже бывалого судмедэксперта поразила подобная садистская жесткость.

— Дальше, — произнес Стас, делая мысленные выводы.

— Причиной смерти гражданки Белкиной, послужила потеря крови, — пожал плечами Яша, — ей повредили плечевые артерии, в следствии чего девушка просто истекла кровью…

— Продолжая висеть на гвоздях, — вздохнув, закончил Стас.

— Да, — снова прокашлявшись, ответил Яша.

Он на миг опустил голову, но тут же продолжил снова.

— Кроме глубоких проникающих ранений, я обнаружил… Помоги-как мне.

Вместе с Яшей они аккуратно перевернули тело на бок.

— Вот, — хмыкнул Ящер, указав на спину девушки.

От увиденного Стаса почувствовал, как его, бывалого следователя, прошиб пот.

Спины несчастной Татьяны Белкиной была просто сплошь покрыта потемневшими «ветвистыми» линиями.

— Это следы от электрического разряда, — констатировал Корнилов и поднял взгляд на Яшу.

Тот тягостно вздохнул и проговорил:

— Ты ещё на её руки и ноги не смотрел.

Стас последовал его совету и обратил внимание на пальцы рук и ног девушки. И глядя на них, Корнилов смачно и зло выругался.

— Да, да, — кивнул Яша, — я примерно тоже самое подумал.

Стас ничего не ответил, он смотрел на истлевшие, иссыхающие пальцы Белкиной, на которых почти полностью отсутствовали ногтевые пластины.

— Судя по разорванным ногтевым пазухам, ей планомерно один за другим удаляли ногти, — прокомментировал Яша и добавил, — плюс ко всему, вот… полюбуйся…

Взяв вместо линейки один из скальпелей, он обратной стороной приподнял верхнюю губу Татьяны.

— Они удалили ей резцы и моляры, — заметил Яша.

— Вижу, — сухо и сдержанно ответил Стас.

Все оказалось намного хуже, чем он полагал в начале. Это не просто убийцы. Это садисты. Минимум двое ублюдков, получающих моральное и сексуальное удовлетворение от истязания беспомощной жертвы. Минимум двое человекоподобных монстра, видящие смысл своего существования в причинении невыносимых страданий жертве.

Стас не раз устало задавался банальным вопросом: откуда они берутся? Как в них зарождается это желание мучить, терзать и убивать? Как?.. Из-за чего? Почему они такие?..

Корнилов не знал ответ на этот вопрос. И никто не знал. Даже профессора психологии. Сколько они не бились, они не могли объяснить феномен подобной психической патологии.

— Девчонку очень долго и с особой жестокостью пытали, Стас, — покачал головой Яша, — и лишь затем, видимо «наигравшись», они прибили её ещё живую к стене в туалете…

— Ясно, — голос Стаса показался ему каким-то чужим, как будто прозвучавшим со стороны.

Корнилов не мог отвести взгляда от тела несчастной Белкиной. Он представлял какую боль, какие невыносимые страдания она вынесла перед смертью. Её пытали, а потом оставили истекать кровью на стене. Как… как какой-то ненужный предмет.

— «Чёрный крест», — вспомнил Стас. — «Черный крест на её лице. Пытки и чёрный крест».

— О чем задумался? — Яша отвлек Стас от напряженного раздумья и накрыл тело.

Корнилов опомнился, отвел взгляд и проговорил, глядя в окно.

— Она не случайная жертва.

Яша искоса взглянул на него.

— Думаешь, будут ещё?

Стас мрачно кивнул.

— Уверен.

Яша тихо чертыхнулся.

— Нельзя допустить, чтобы ублюдки разгулялись, Стас… Такое… — Ящер покачал головой от нехватки слов, — такое не должно происходить! Никто, ни один человек, ни одна живая душа не заслуживает… того, что пережила эта девчонка.

В конце голос Яши едва заметно дрогнул.

— Мы не допустим, Яш, — Стас взглянул на него, — но новое, следующее убийство, а может и два, мы точно не сможем предотвратить.

Яша посмотрел на него долгим взглядом и печально, чуть-чуть, растянул губы в несмелой скупой улыбке.

— Может быть настала пора снова обратиться к Нике?

— Да, несомненно, — вздохнул Стас.

Как он не хотел, а теперь он знал точно: без Ники он не справиться.

Не справиться вовремя. Когда охотишься на серийного убийцу, главная цель не просто поймать его. Большинство из них и так попадаются, да и к тому же на очень глупых ошибках. Основная проблема состоит в том, чтобы поймать монстра, до того, как он убьет такое количество людей и пресытиться настолько, что потерять бдительность и попадется на какой-нибудь нелепой мелочи. Каждый из них, рано или поздно, попадает за решетку. Но большинство из них делятся на два типа: те, кто не успел убить больше трёх-пяти человек и попался полиции, и те, кто убивал, снова и снова, пока не опьянел от крови и не потерял рассудок, а вместе с ним и осторожность.

И Стас отлично понимал, что сейчас, особенно сейчас, он будет искать этих подонков слишком много. У них будет слишком много времени, а вот у людей, находящихся в заложниках у сопливых террористов его нет совсем. Как нет и шансов у одной или двух будущих жертв садистов-убийц, которых вряд ли удастся остановить в ближайшее время.

Выйдя из здания СМЭ, Стас набрал Колю, а затем Сеню.

Оба его опера были страшно «рады» новому делу с очередным серийным убийцей. Они были уже в курсе насчет захвата дома Токмаковых и условий террористов, и оба уже были готовы.

Домбровского Стас отправил проверить все возможные видеокамеры около бара «Voyage», а Арцеулов должен был наведаться по месту проживания покойной девушки.

А затем, уже сев в машину, он, переборов собственную совесть, все же решился открыть контакт Лазовской. Стас замер, на мгновение, увидев целых двадцать два пропущенных от Ники.

Неделю назад он купил новый смартфон, и ещё не до конца разобрался со всеми его функциями. В частности, с беззвучным режимом и необъяснимым помещением в ЧС некоторых контактов.

Стас знал, что Ника не будет названивать ему по пустякам. Корнилов торопливо нажал на «вызов» и поднес телефон к уху.

Ника взяла трубку уже после второго гудка.

— Стас!.. — отлично знакомый, давно уже родной для него, звонкий голос Ники звучал со слезной тревогой.

Стас ощутил нарастающее тревожное напряжение.

— Ника, что произошло? — быстро спросил Корнилов. — Ты в порядке?..

— Да! Да! — взволнованно затараторила Лазовская. — Со мной всё хорошо. Просто… просто пожалуйста, приезжай на работу! Мне очень нужно с тобой поговорить Стас! Это… это по делу!

— Я еду, — коротко бросил Стас и свободной рукой повернул ключ в замке зажигания. — Ты одна?

— Н-нет… — неуверенно промямлила Ника.

— А с кем?

— Ну… — Лазовская не хотела отвечать, это было очевидно, но, вздохнув, призналась, — Я с Броном… с Брониславом.

— Вот оно что, — пробурчал Стас.

Этот молодой старший лейтенант с каждым днем не нравился ему все больше. Мало того, что Стас подозревал его в шпионаже в пользу Датчанина, так ещё было в нём что-то дерзкое, наглое и хамоватое. Он слушался Стаса, но взгляд Коршунова всегда как бы говорил: «здесь нужно было поступить по-другому» или «я бы сам справился лучше».

Стаса это серьёзно раздражало, но он терпел мальчишку.

— Я буду через двадцать минут, — предупредил Стас.

Отделение СМЭ, где трудился Яша и его команда спецов, благо, находились недалеко от здания Главного управления МВД Москвы, где и располагалось Управление Уголовного розыска.

— Хорошо, я жду… мы ждем, — Ника нервничала, заикалась и запиналась.

Стас боялся представить, что произошло и решил не думать об этом. Стоит лучше выслушать Нику.

Он выехал на дорогу, поставил первую передачу и поехал на максимально допустимой скорости, в сторону Новослободской улицы.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Воскресенье, 22 марта.

Когда Стас прервал связь, я медленно убрала телефон от лица и, с тревогой прикусив губу, посмотрела на дисплей.

Сидевший за рулем своей уникальной БМВ Брон, бросил на меня изучающим взглядом, но ничего не сказал.

Я тоже молчала. Прошло уже почти сорок минут, как мы проводили Алину и Риту. Сорок минут, как они покинули Москву и отправились в пригород, в чёрном минивэене, с непроницаемыми тоннированными окнами. Их должны будут привезти в укромное и тщательно охраняемое место. Это одна из правительственных дач, туда привозят чиновников, которым грозит опасность, шпионов-перебежчиков, и лиц, объявленных в международный розыск, но крайне важных для России. Я была очень признательна Брониславу за то, что он рискнул побеспокоить крайне влиятельных людей на серьёзных должностях, чтобы дать семье Стаса самый высокий уровень защиты. Я был благодарна, но… даже сейчас, я не знала, правильно ли я поступила, позволив Следственному комитету охранять семью Стаса. А что если всё-таки полковник Родион Датский, захочет как-нибудь навредить им или будет шантажировать Стаса?.. Эта мысль не давала мне покоя. Хоть Брон и заверил меня, что этого не случится, я не была до конца в этом уверена. Но, я откуда-то знала, что между Датчанином и Гудзевичем, последний в десять раз хуже. Датский, каким бы он не был, ни за что не причинит физического вреда Алине или Рите. Да он… он козёл и вообще сволочь, каких поискать, но… он все-таки офицер Следственного комитета и даже для него, это что-то значит.

Так я себя успокаивала, но сердце у меня все равно было не на месте. Я гадала, как отреагирует Стас. И я… я боялась. Боялась, даже просто, как он на меня после этого посмотрит. Наверное, решит, что я его предала.

Коварно. Жестоко. Подло…

От этих мыслей на глаза, сами собой, навернулись слёзы. Я поспешно отвернулась, чтобы Брон не увидел, как я плачу от переживаний.

— Ника, — я почувствовала ладонь Коршунова на своем плече, — не переживай так. Ты сделала правильно, что обратилась ко мне.

Я нервно тяжело вздохнула и посмотрела на Брона.

Коршунов отвел взгляд от дороги и ободряюще улыбнулся мне. Я видела, что силится успокоить меня, но у него не получалось.

— Я боюсь, что он… Что Стас… — говорить было тяжело, мысли как будто вязли в каком-то болоте. — Я боюсь, что Стас мне этого не простит.

Я проговорила это и почувствовала, как теплые слезы на щеках.

— Глупости, — отрезал Брон. — Стас умный мужик… Немного угрюмый и твердолобый, местами, но умный и справедливый.

Я с интересом посмотрела на Коршунова. Не ожидала от него таких лестных слов о Стасе. Мне казалось, он так же недолюбливает Корнилова, как и тот его.

— В любом случае, — продолжил Брон, — мы уже это сделали, Алина и Рита будут в безопасности, пока мы не поймаем Гудзевича.

— Да, — согласилась я.

А про себя подумала, что Рита взяла с меня слово, что я не скажу Стасу, где они с Алиной. Чтобы потом, когда все закончится, они могли спокойно уехать.

Я надолго, наверное, запомню наш с ней разговор перед их отъездом…

— Простите, Маргарита, — проговорила я неловко, послед данного обещания, — но почему вы не думаете, что Стас попытается измениться? Может быть в этот раз…

Самое ужасное, что я сама не верила, что Корнилов измениться или приложит какие-то усилия для этого. Стас живет своей работой, но я была на его стороне и не хотела, чтобы Рита вот так бросала его. Да, возможно, Стас не лучший муж и отец, но… он вот такого обращения точно не заслуживает!

— Я предоставила ему множество шансов, — отвечала мне Рита.

Её голос подрагивал от слез и сдерживаемого злого разочарования.

— Я верила… Каждый раз, когда он говорил, что подумает, я… Я верила ему! Верила, что он одумается! Верила, что он поймёт… Он должен был понять! Хоть когда-то он должен был понять, что мы, я и… или хотя бы только наша дочь, должна быть ему дороже и важнее его работы… Вечных расследований, постоянных погонь за очередным убийцей. На кого он нас с дочерью променял? На всяких жестоких подонков, трупы и кровь? Всё это ему дороже семьи? Выходит, что так!

— Рита вы же знаете, что это неправда! — я пыталась защитить Стаса.

Жена Корнилова быстро вытерла показавшиеся на ресницах слёзы и, судорожно вздохнув, проговорила чуть севшим голосом:

— Мы обе слишком долго верили ему… Алина верит до сих пор, а я… Я вижу, что ничего и никогда не измениться. Стас… знаешь, я даже не могу до конца винить его в этом. Он просто… Он такой, как он есть и этого не изменить. Я не в силах заставить его измениться ради нас с Алиной. Он не хочет этого, он не представляет своей жизни без своей драгоценной службы!

Она старалась не плакать, силилась сдержать слёзы, но противоречивые чувства душили её с двух сторон, с ожесточением выворачивая душу наизнанку. Я видела, что Риту терзает боль и гнетет совесть. Она осознавала, какой удар наносит Стасу, но… я так же видела, что жена Стаса была доведена до отчаяния и безысходности. Все что она хотела — это, как-то изменить свою жизнь и жизнь своей дочери. Рита верила, что своим поступком спасает их обеих. И у меня не было сил и аргументов, чтобы переубедить её.

Я чувствовала, знала, что должна убедить её! Я должна была сказать что-то, что заставит Риту передумать, но я понятия не имела что именно! И все, что я могла сделать, это пообещать Рите, что не скажу Стасу, где они. Я дала ей единственное обещание, да и то лживое.

Через несколько минут Бронислав припарковал свою BMW E38 L7 неподалеку от центральных ворот монументального здания ГУ УВД Москвы.

— Подождем его здесь или поднимемся в кабинет? — спросил Брон.

Я выбрала подняться в кабинет. Почему-то ожидание в машине нервировало меня куда больше.

Но, когда Бронислав открыл кабинет особой оперативно-следственной группы УГРО, я поняла, что лучше было остаться в машине.

Эта обстановка кабинета… Карта с приколотыми фотографиями по одному из дел, застывшие в безмолвной пустоте столы Коли, Сени и Стаса… Сколько раз я приходила к Корнилову и сидела рядом с его столом, пересказывая свои очередные воспоминания? Сколько раз я помогала ему, а он, пусть и косвенно, спасал меня от моих же видений… От моих бесконечных нарастающих кошмаров, связанных с чьими-то страданиями, с кровавыми убийствами и пытками. Глазами жертвы, от лица убийцы или, что бывает чаще всего, со стороны, оставаясь бестелесным призраком, я наблюдала на какие мерзости способна толкнуть человека его темнейшая сторона сознания. Темнейшая и грязнейшая, наполненная лишь ненавистью, похотью, злобой и жаждой чужой боли, чужих страданий и убийства… Сколько я их видела? Десятки? А может увиденное мною количество перевалило и за сотню? Сколько раз за свою жизнь я просыпалась, с паническим криком, а проснувшись сотрясалась в тихих горьких рыданиях? Я оставалась наедине со своими пугающими и сводящими меня с ума видениями. Воспоминания убитых, растерзанных и замученных людей возвращались ко мне днём и ночью. Они подобно яду пропитывали и отравляли моё сознание, возвращая меня, вновь и вновь, к последним воспоминаниям своей жизни.

Они мучили меня, истязали мою душу, лишая всякого покоя. Я плакала от бессилия, рыдала и молила их оставить меня… Но единственный, кто мог спасти меня, облегчить мои мучения, был Стас. Тот Стас, которого я сегодня, уже почти час, как, подло предала.

— Хочешь, сделаю тебе чаю с мятой или мелиссой? — проговорил над ухом заботливый голос Бронислава.

Его большие ладони легко и осторожно легли мне на плечи. Я застыла, испытывая смесь странных чувств. Со одной стороны мне было крайне неловко, когда Брон ко мне прикасался, а с другой, мне бы не хотелось, чтобы он убирал руки…

— Ника? — повторил вопрос Коршунов. — Тебе сделать чай?

Я тянула с ответом, я знала, что когда отвечу он уберёт руки.

— Д-да… — наконец, ответила я, — если тебе не сложно…

— Ради того, чтобы угодить тебе, Ника, можно преодолеть любые даже самые невыносимые сложности.

Он сказал это в шутку, с легкой издевкой, но я ощутила сковывающее меня смущение. Я так и не поняла, почему иногда веду себя с ним нормально и чувствую себя вполне свободно, а иной раз меня мучает необъяснимая застенчивость. Просто, вдруг от случайного взгляда или прикосновения Коршунова, я становлюсь рассеянной, мне тяжело сосредоточится, тяжело соображать и какое-то стыдливое чувство, с привкусом легкой паники, начинает беспокойно ворочаться внутри меня.

Я была очень благодарна Брону за чашку мятного чая. Удивительно, но на меня больше подействовал бархатистый успокаивающий аромат мяты и такое же утешающее тепло самой чашки, чем вкус напитка. Глядя на свое тусклое искаженное отражение в круглой зеленоватой поверхности чая, я раздумывала над тем, что и как говорить Стасу.

Но придумать, все равно, ничего не успела, потому что дверь кабинета особой группы без стука открылась и вошел Корнилов.

Он был в светлой, чуть мятой рубашке и джинсах со старым, давно изношенным, но любимым ремнем.

Стас бросил встревоженный задумчивый взгляд на меня, неодобрительно посмотрел на Брона.

— Что произошло? — отрывисто спросил он.

Корнилов вошел в кабинет и, проигнорировав протянутую руку Коршунова, подошел ко мне.

— Ника?

А я вдруг, глядя в лучистые серо-серебряные глаза Стаса, ощутила, что мне не хватает сил и воздуха, чтобы сказать ему. Я так и замерла, чуть приоткрыв рот, с плаксивым испуганным видом, расстроенно глядя ему в лицо. Я должна была, я собиралась, но… не могла произнести и звука.

— Ника, — Стас положил свою широкую ладонь мне на плечо, — что произошло? Ты опять что-то видела?! Ника!..

Стас встревожен и нетерпелив, хоть сдержан.

— Товарищ подполковник, — вмешался Бронислав.

— Я не с тобой говорю, — не оборачиваясь бросил ему Корнилов.

— Возможно, сейчас, как раз следовало бы, — помедлив произнес Коршунов.

Стас обернулся и смерил его убийственным взглядом.

— Сядь, — велел он.

Но Коршунов не сдвинулся с места. Я тихо плакала. Я не могла остановиться, слезы, как назло, обильно стекали по щекам. Я не могла говорить, могла только чувствовать. Стыд, боль, и горечь.

— Прости меня, — прошептала я, глотая слёзы.

Стас непонимающе взглянул на меня.

— Простить?.. За что?! Ника, что происходит?

Я замотала головой, не в состоянии хоть что-то произнести.

— Прости… — повторяла слёзно и умоляюще, — прости меня…

— Ника, — Стас бережно и ласково, шершавой подушечкой большого пальца смахнул слёзы с моих щек.

Я, поддавшись, порыву чувства вины, схватила его ладонь и прижала к своей щеке.

— Прости меня, — прошептала я дрожащим голосом. — Прости, пожалуйста…

— Да что…

— Товарищ подполковник, — голос Бронислава прозвучал резче и громче, — это касается вашей семьи.

Я дернулась, вздрогнула, быстро посмотрела на Брона и тут же, испуганно, заглянула в лицо застывшему на месте Стасу.

— Что? — после паузы, холодно и вкрадчиво переспросил Корнилов. — Что ты сказал?

— Это касается вашей семьи…

— Что с ними? — рыкнул Стас и достал телефон.

Я видела, что он набирает номер Риты. Стас поднес телефон к уху.

Я с беспокойством ждала его реакции и меня пробрала дрожь, когда я увидела удивление на лице Корнилова. Следом на его лице сформировалось тревожное недоумение. Стас попробовал снова, но я знала, что ему никто не ответит — Рита заменила свою симкарту, а у Алины просто забрала.

— Что за чертовщина?! — Стас посмотрел на меня, на Брона, и снова на меня.

Я видела, что его беспокойство и растерянность, перерастают в страх.

— Где они? — пророкотал Стас.

Я нервно сглотнула.

— Стас, я…

— Ника… пожалуйста… — пророкотал Стас грозным голосом. — Ответь мне…

— Они… Стас… они…

— Они уехали из Москвы, — вздохнув, ответил Бронислав.

Я и Стас одновременно взглянули на Коршунова. Тот со странным флегматичным безразличием глядел куда-то вдаль.

— Что? — снова переспросил Стас. — К-куда?.. Зачем?! Что вообще здесь твориться?! Кто-то из вас может мне объяснить?

И тогда я решилась. Я рассказала. Всё, кроме того, что Гудзевич заставил моего дядю помогать ему.

Стас выслушал меня тихо, с мрачным спокойствием. Он стоически вынес всё, что я рассказала ему о Рите и то, что пересказала ему из наших с ней последних диалогов.

— Вот, значит, как… — проговорил Стас, выслушав мою историю.

Я вновь пугливо нервно сглотнула и боязливо посмотрела на Корнилова. Сердце в моей груди тревожно скакало вверх-вниз, как на скакалке или на батуте.

Стас не смотрел на меня, его взгляд был устремлен в окно. Я видела, что Корнилов пытается осознать рассказанное мною.

— Значит, Гудзевич… — проговорил он.

Я увидела, как правый кулак Стаса сжался.

— Ладно, — кивнул он и посмотрел на меня.

От его взгляда у меня, на миг, остановилось дыхание.

— Где они?

Я беспокойно оглянулась на Брона. Он должен сказать. Я сама ведь точно не знаю. Мы договаривались, что он скажет…

— В надёжном и безопасном месте, — не глядя на Стаса, отстраненным голосом произнес Бронислав.

Меня пронзил шок! Я во все глаза уставилась на Коршунова.

— Брон!.. — воскликнула я. — Скажи ему! Мы договаривались! Ты обещал!..

— А ещё мы обещали Рите, что не скажем ему, — каменным голосом напомнил Коршунов.

— Это я обещала! — воскликнула я, со слезами глядя на Коршунова.

Да что он творит! Что на него вообще нашло?! Мне показалось, что у меня под ногами пол начал покачиваться из стороны в сторону. Всё-таки, я совершила ошибку… И, возможно, роковую.

— Я тоже, пусть и косвенно, — упрямо ответил Бронислав и взглянул на меня. — Прости, Ника. Но и ты, и я видели, в каком отчаянии она сбегала от него…

Бронислав перевёл взгляд на Стаса. Я опасливо посмотрела на Корнилова. У Стаса на лице затвердело каменное угрюмое выражение. Его взгляд мог бы сжечь или разорвать Брона на части.

— Послушай, сопляк, — прорычал Стас и шагнул к Брониславу, — ты слишком много на себя берёшь!..

— А, по-моему, ровно столько, сколько нужно, — ледяным тоном ответил Бронислав и тоже повернулся к Стасу.

Их взгляды столкнулись в немом, но яростном противостоянии. Между обоими мужчинами, застыло, сжалось и готово было заискриться, переполненное напряжением, пространство.

Я в ужасе смотрела на них обоих, не представляя, что мне нужно делать.

— Где моя семья, говнюк?! — по слогам, гневно произнес Стас.

— Я тебе вам уже ответил, товарищ подполковник, — бросил Коршунов, — в надёжном месте!

Стас ринулся к нему.

— Стас, не надо! — я метнулась к Корнилову и повисла у него на руке. — Вы что совсем спятили?! Брон скажи ему! Скажи немедленно!

— Не скажу! — рявкнул Бронислав и посмотрел на меня. — Рита знала, что ты все равно ему все разболтаешь, поэтому она попросила молчать меня! И если хочешь знать, они сейчас в другом месте, а в не том, о котором я тебе рассказал!.. Чтобы вот этот вот, — он метнул негодующий взгляд на Стаса, — не смел к ним туда заявиться и снова давить на них! Твоя жена со слезами умоляла меня не говорить тебе, где они с дочерью…

Стас рыкнул ругательство, и свободной, левой рукой, ударил Коршунова. Тот явно этого не ожидал и рухнул на пол.

— Крысеныш сопливый! — прорычал Корнилов. — Ты совсем нюх потерял?! Ника отстань!..

— Нет! — отчаянно пропищала я, повисая на руке Стаса.

Бронислав поднялся, исподлобья, гневно глядя на Стаса. С правого края губ у него стекала струйка крови.

— Свою жену ты тоже бил, Корнилов? — гадко усмехнулся Бронислав. — Когда она тебя не слушалась? Теперь ясно, почему она от тебя сбежала… Ты же больной псих! Посмотри на себя!..

Стас прорычал череду таких отборных матерных проклятий, что я невольно разжала руки и отступила назад. Пошлые и грязные ругательства Корнилова колокольным звоном звенели в моей голове.

Я отступила назад, в растерянности и панике глядя на происходящее. Бронислав уклонился от очередного удара Стаса и врезал тому кулаком в грудь. Стас пошатнулся, но тут же ударил Корушнова под челюсть.

— Прекратите! — срываясь на визг, прокричала я в отчаянии. — Перестаньте! Перестаньте! Сейчас же! Nie trzeba! Dosyć! Wstrzymacie natychmiast! To ż na prożno!.. Prosi, nie należy!*(Не надо! Достаточно! Прекратите немедленно! Это же глупо!.. Пожалуйста, не надо!)

Как всегда, из-за паники и страха, я не замечала, как начинала лопотать на родном, малопольском диалекте.

Но они меня не слушали. Стас и Брон сцепились в яростной схватке.

— Куда ты дел мою жен и дочь, паскуда?! — рычал в ярости Стас, пытаясь выломать Брону левую руку.

— Туда, где ты не сможешь их терроризировать! — с каким-то мальчишеским и агрессивным энтузиазмом выкрикнул Коршунов, пытаясь освободиться из захвата Стаса.

— Да перестаньте же вы! — я носилась вокруг них, пытаясь вразумить обоих.

Я не знала, что делать. Приближаться к этим двум громилам я боялась, и только беспомощно вскрикивала и пищала от ужаса, когда они лупили друг друга.

Нужно было что-то сделать, нужно было как-то заставить их прекратить эту бессмысленную, глупую драку! Я продолжала бесполезно метаться вокруг них, пока, вдруг, не слышала гулкий, размеренный стук. Я застыла, охваченная, безмолвным ужасом.

Стук повторялся где-то за спиной. Он приближался, он был похож на чьи-то неторопливые шаги. Этот кто-то не спешил, он как будто знал, что я ни куда от него не убегу и не спрячусь. Потому что он — часть моих видений. Вернее — он их предвещает…

Я закрыла глаза. Звук, теперь уже отчетливо звучавший, как перестук копыт, был совсем рядом.

Мне не скрыться. Мне не убежать. Он явился с новым кошмаром для меня.

Я медленно повернулась и увидела его.

Вестник. Огромный призрачный конь, хорошо знакомой мне темно-мышастой масти. Я увидела, что в этот раз он гораздо темнее: грива, обычно дымчато-серая, в этот раз была угольно-черная. Таким же был густой хвост. Густая тьма поглощала его ноги и почти наполовину поглощала тело.

Вестник всхрапнул, ударил копытом и взмахнул головой. Я завороженно смотрела на него.

…Меня как будто медленно уносило по течению. Я словно тонула в бесконечных и бездонных водах захлестывающих меня воспоминаний. Я тонула и слышала крик.

Пронзительный, наполненный невыносимым жутким страданием. В голосе кричавшей женщины слышалась такая невыносимая, неподдельная, пугающая боль, что меня пробирал лихорадочный озноб.

Беспросветный дымчато-серый туман, в котором я стояла, быстро рассеивался. Я уже различала какие-то силуэты.

Двое из них, явно мужские, не торопливо расхаживали вокруг узкого длинного пятна между ними.

— Номер, — услышала я приглушенный басовитый голос.

Он звучал с едва слышным трескучим хрипом.

— Пожалуйста!.. — на выдохе взмолилась неизвестная мне девушка. — Пожалуйста!.. Не надо… П-прошу вас… Перестаньте…

— Номер, — не обратив внимания на мольбы девушки, проговорил тот самый голос.

Я услышала шаги и тут же крик девушки разорвался в дымных облаках видения. Её крик перерос в дикий, срывающийся на прерывистый визг, продолжительный вой.

— Номер, — этот голос звучал потусторонне равнодушно.

Голос человека, не обладающего сочувствием и состраданием. Человека, который привык делать больно. Привык доставлять мучения, пресытился криками страданий и мольбами о пощаде. Голос… принадлежавший убийце.

Я чувствовала, что дрожу. Мне было страшно и… и холодно. Это был не тот холод, от которого мы мёрзнем, а тот, что зарождается внутри нас и от которого стынет кровь, душа и замирает сердце. Холод осознания присутствия зла. Беспощадного. Ненасытного. Кровожадного. Того самого бесцельного и несокрушимого зла, которое затмевает разумы и очерняет души людей, превращая их в человекоподобных монстров.

— Номер, — в четвертый раз проговорил голос.

Я шла вперёд. Сдавленный плач мучимой девушки звучал, всё ближе. Силуэты приобретали четкость, очертания и новые оттенки. Они были, как изображения, которые постепенно, лениво и нехотя, проступали на старом негативе.

Снова раздался надрывающийся, рвущий душу, долгий крик. Она слабела. Я слышала её громкий шепот, который уже звучал у меня в голове:

— Не надо… не надо… пожалуйста…

Теперь я уже могла различить гораздо больше.

Двое очень крупных и упитанных мужчин с выпирающими животами, массивными руками с огромными кулаками. У обоих были широкая спина и короткая шея. Оба были высокими и… большими. Здоровыми. Не просто высокими, а огромными. Они, отчасти, напоминали, каких-то бойцов сумо!

Я уже могла различить их одежду. Оба мужчины были одеты в безразмерно огромные футболки, такие же брюки и… забрызганные кровью клеенчатые фартуки.

Я замерла на месте.

Из рассеивающихся облаков дыма проступили очертания стен. Это были стены какой-то пыточной! На металлических стенах крепились несколько держателей для инструментов. Только помимо молотков и плоскогубцев, здесь были хирургические инструменты, провода, цепи, ножи, веревки, жуткого вида пилы и прочий инвентарь убийцы-садиста.

А потом я увидела её.

Замученную до бессознательного состояния. Лежащую на каком-то подобии прозекторского стола и привязанную к нему ремнями. Её руки и ноги были густо покрыты стекающей на стол блестящей кровью. Темная кровь растекалась по полу, возле стола и извивающимися струйками расползалась в стороны.

— Не надо… — едва слышно прохрипела девушка.

Я обратила внимание на её лицо и в ужасе, зажала рот ладонями. Нижняя часть лица несчастной девушки заливала такая же темная кровь. Кровь стекала по её щекам и пропитывала её прекрасные золотисто-рыжие волосы. Её окровавленные губы силились что-то прошептать. Но её голос ослабел настолько, что различить её мольбы уже было невозможно.

Схваченная сжатая и пойманная ужасом за горло, я, не смея двигаться, стояла в нескольких шагах и смотрела, как она умирает.

И никто ей не поможет. Никто не остановит её мучителей, её убийц. Никто не помешает этим чудовищам… Она стала их добычей. Добычей двух подонков, жертвой двух кровожадных боровов!..

Вместе с угнетающим сознание ужасом, меня наполнило негодование и слёзное сочувствие к этой несчастной.

— Я их найду… — прошептала я едва слышно, словно поклялась. — Я… Мы! Мы их найдём! Обоих!

И в этот миг, как будто услышав мои слова, оба ублюдка одновременно обернулись. У них не было лиц! Вместо привычных человеческих лиц, у них были ярко светящиеся неоновым светом зловещие улыбки и глаза-крестики. Их глаза и улыбки сияли ярко-лиловым и ядовито-зеленым светом…

Я убрала руки ото рта и истошно со слезами страха закричала. А эти неоновые светящиеся маски стремительно увеличивались в размерах и надвигались на меня…

— Ника! Ника, очнись!.. Ты слышишь меня?! Ника!

Стас, подумала я, он здесь… рядом со мной… это значит, что я в безопасности… Стас…

Я скомкала в руках его одежду и прижалась к его теплом мускулистому и крепком телу. Я ощутила, как его одна его ладонь утешающе легла на мою голову, а вторая на спину.

— Спокойнее, — прошептал он убаюкивающим голосом, гладя меня по волосм, — я рядом, тебе ничто не угрожает, то что ты видела было лишь видением… Всё закончилось, Ника. Ты снова здесь, в безопасности и спокойствие.

Я не могла сразу успокоиться, я продолжала судорожно всхлипывать, меня всё ещё колотила дрожь. Но я слушала голос Стаса… Мне было неважно, что он говорит, самое главное для меня было слышать его голос. И чувствовать, что он рядом. Знать, что он защитит меня. От всего, от всех, от моих кошмаров и ужасов.

— Все хорошо, Ника, — заботливо проворковал Стас, — все хорошо… Давай, успокоимся. Всё уже прошло.

Его слова действовали. Медленно, с трудом, но я приходила в себя.

И хотя в ушах ещё стоял крик той девушки, а перед глазами сияли зловещим неоном жуткие личины масок с ехидными улыбками, я успокаивалась. Мой мозг начинал понимать, что я вернулась в реальность. Мое сознание приходило в себя, после пережитой шоковой встряски.

— Что это с ней? — раздался голос Бронислава.

Я слышала, что Коршунов удивлен и даже напуган.

Мне стало стыдно, от того, что в таком состоянии меня видит посторонний. Ладно там Стас, Сеня или Коля… Они уже привыкли, но мне было крайне обидно и неприятно, что в таком виде — истерички с приступами психоза — меня увидел Брон.

— Заткнись! — сердито бросил Стас.

Он помог мне подняться и проводил к ближайшему креслу. Я осторожно опустилась на сидение. Я всё ещё содрогалась от увиденного. Перед глазами призрачным блеклым миражом ещё застывала переворачивающая сознание кошмарная картина из той пыточной… Эти маски с ярко-горящими неоновыми глазами-крестиками и такими же яркими улыбками. Эти образы глубокими оттисками сохранились в моем сознании. Я вряд ли смогу их забыть, даже если бы очень захотела.

— Что с ней происходит?! — Бронислав нервничал и заметно переживал.

— Отвали!.. Лучше дай воды…

Я почувствовала теплую ладонь Стаса у себя на лбу.

— Ника… у тебя жар…

Содрогаясь от непрекращающейся судорожной дрожи, я замотала головой и слабо прошептала:

— Это… Это сейчас пройдёт… Только дайте…

— Воды? — быстро спросил Брон.

— М-молока… — я сама не могла объяснить откуда у меня такое родилось такое странное желание.

Но сейчас весь мой организм буквально орал и требовал продуктов с содержанием лактозы…

— У меня есть йогурт с малиной, — ответил Брон вертя в руках пластиковую бутылочку. — Подойдёт?..

— Да! — Стас вырвал у него из рук бутылочку с питьевым йогуртом и дал мне.

Я быстро взяла её, нетерпеливо открутила крышечку и припала к горлышку. Несколько мгновений я лихорадочно глотала прохладную густую жидкость, с кусочками фруктов.

Закончив пить, я аккуратно, мизинцем смахнула капельку йогурта с краешка губ и закрутила крышку на бутылке.

— Полегчало? — Стас с беспокойством глядел на меня сверху вниз.

Я взглянула на него, затем перевела взгляд на Бронислава.

— Спасибо… — я протянула ему йогурт и взглянула на логотип продукта. — Ты пьёшь «Фруто-няню»?

Брон мило покраснел.

— У них просто действительно вкусные йогурты, — ответил он, слегка смутившись.

— Согласна, — кивнула я и, чуть помявшись, добавила. — Я, кажется, забыла телефон у тебя в машине… Ты не мог бы мне принести? Я была бы тебе очень признательна…

— Ладно, — чуть нахмурившись, ответил Коршунов, — сейчас…

Он вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

Стас хмыкнул, посмотрев ему вслед.

— Смотрю, ты учишься манипулировать людьми…

Мне было не до смеха, тем более, что в своем поступке и обмане Брона, я ничего хорошего не видела.

Я серьёзно, с грустью, взглянула на Стаса.

— Почему ты сразу ко мне не пришел?

Одобрительная ухмылка на лице Корнилова, превратилась в жесткую линию плотно сжатых губ.

— Ника, я…

— Ты хоть знаешь… — мне не хватало сил говорить о том, что я видела, — ты хоть знаешь, что они с ней делали, Стас?! Знаешь, что эти звери делали с той бедной девушкой?! Они… они…

Я не могла рассказать и лишь бессильно качала головой.

— Они же законченные изверги, Стас. И они делали это не в первый раз…

— Девушка в твоем видении, — Стас достал из телефон и показал мне фотографии документов по делу, — выглядела вот так?

Я взглянула на снимки. Мое видение было в буквальном смысле туманным и наполнено странным, необъяснимым дымом. Мне тяжело было что-то разглядеть основательно и деталях. Но в девушке на дисплее смартфона Стаса я мгновенно узнала ту, несчастную рыжеволосую жертву на прозекторском столе двух подонков.

— Да, — ответила я, не сводя взгляда с дисплея, — это она.

Стас кивнул и убрал телефон себе во внутренний карман куртки.

— Кто она? — спросила я.

— Татьяна Белкина, — угрюмо ответил Стас.

— Когда она была убита? — спросила я тихо.

— Десять дней назад, — с ощутимой тяжестью проговорил Стас и посмотрел в окно, — я видел её тело, чуть больше часа назад.

Я качнул головой.

— Я знаю, как её пытали, Ника.

— Да… Но ты не видел, — заметила я, — и не слышал, как она кричала.

Стас понимающе кивнул.

— Ты сказала, что это были… они? Их было несколько?

— Двое, — ответила я, — двое здоровяков в масках…

Я замолчала, завертела головой в поисках ручки и чего-то пишущего.

— Дай мне пожалуйста лист бумаги и…

Но Стас уже протягивал мне блокнот и карандаш.

— Спасибо, — поблагодарила я и, положив блокнот на стол перед собой, начала быстро рисовать.

Рисовала я всегда достаточно хорошо, а по мнению многих и вовсе могла бы стать художницей, если бы захотела. Сама я так не считала, так как рисовала по большей части всякую мангу, аниме и мультяшки а-ля Дисней. Но после видений… Это было нечто другое. Четкие образы из чужих воспоминаний буквально и прочно затвердевали в моем сознании. Я сама не могла объяснить, как и почему, но всегда, с невероятной точностью и реалистичностью могла перенести увиденное на бумагу, при помощи ручки или карандашей (особенно цветных). Да так, что даже художники гиперреализма похвалили бы меня! Примечательно, что сядь я рисовать нечто подобное просто так, ничего подобного у меня и близко не получится. Без ведений, мой потолок — разные, пусть и хорошо нарисованные, мультяшки.

Стас терпеливо ждал, пока я закончу.

Когда я протянула Стасу готовый рисунок, он взял его и пару минут внимательно рассматривал мое творение. Затем взглянул мне в глаза. Я неловко и взволнованно заёрзала на месте.

— Ты уверенна, что точно все отобразила?

— Да, — кивнула я.

Стас удовлетворенно кивнул.

— Тогда у нас только что появилась важная зацепка, — сказал Стас, доставая телефон.

— Какая? — быстро спросила я.

Стас положил мой рисунок на стол и пальцем показал на верхнюю часть листа.

— Видишь, эти рейки на потолке? Это похоже на трубчатые подвесные пути для нержавеющих крюков. Такие используются для хранения мясных туш.

Я скривилась от отвращения и ужаса.

— Ты хочешь сказать, что это помещение раньше использовалось для хранения сырого мяса?!

Это было вдвойне омерзительно!

— Да, только это не помещение, — снова рассматривая мой рисунок, произнес Стас, — судя по узкому пространству, это… фура авторефрежиратора.

Стас снова взглянул на меня.

— У них грузовик. И весьма здоровый.

— Это сильно нам поможет? — спросила я.

— Ещё бы, — кивнул Стас. — Ты точно больше ничего не видела?

— Н-нет… — я нахмурилась, вспоминая своё видение и тут же почти выкрикнула. — Номер!

— Номер? — переспросил Стас. — Какой ещё номер?

— Не знаю, — покачала я головой. — Но они… они мучали Татьяну и… один из них все время спрашивал какой-то номер.

— Номер, значит, — брови Стаса чуть изогнулись, а между ними смялась складка кожи. — Ника, а ты бы смогла узнать его голос, этого мужчины?

Я отвела задумчивый взор.

— Да… наверное, мслегка рассеяно ответила я.

У меня, вдруг, зазвонил телефон. Я торопливо достала его из своего мини-рюкзачка и посмотрела на дисплей. Затем с растерянностью взглянула на Стаса.

— Брон звонит, — проговорила я виновато.

— Ну, скажи ему, что уже нашла телефон, — усмехнулся Корнилов.