Неоновые росчерки

Эпизод четвёртый. "Исход Полунина"

ЛЕОНИД ПОЛУНИН

22 марта, Воскресение. События за два часа до звонка Анжелике Корф.

Холодная вода подействовала ободряюще. Мужчина в оранжевой тюремной робе упёрся руками в раковину и посмотрел на себя в зеркало.

Только что, всего несколько минут назад, он узнал, что дом прокурора Токмакова захвачен неизвестными людьми в масках. Дом человека, который упёк его за решетку по ложным обвинениям захватили какие-то бандиты.

— «Какая ирония», — насмешливо подумал Леонид, когда один из охранников за плату пересказал ему обсуждаемый между надзирателями слух. — «Что один подонок, пострадает от рук других подонков».

Леонид не зря платил одному из охранников, за свежие новости, слухи и обсуждения. Полунину было жизненно важно знать положение дел на воле. Хоть Токмаков и прижал его, вынудив взять на себя вину, Полунин не собирался отбывать весь свой срок, в восемь лет. Хватит с него и трёх вырванных из жизни лет боли, избиений и попыток убийств, проведенных в этой грязной и зловонной, переполненной разного сорта подонками, клоаке.

Теперь, когда тот, кто всерьёз угрожал ему расправой сам, судя по слухам, может умереть в любую минуту, Леонид может действовать. И действовать нужно было быстро. А точнее, немедленно!

Вряд ли власти, в виду грядущего международного бизнес-форума, будут долго терпеть ситуацию с захватом заложников, которые ещё и являются семьёй прокурора, пусть и только районного!

Леонид не знал, зачем эти кретины решились на захват семьи прокурора Такмакова, но был уверен, что если с террористами-недоумками не удастся договориться, будет штурм. Быстрый и беспощадный. И даже если кто-то из заложников погибнет, это обязательно замнут, лишь бы только не допустить появления нового инфоповода очернить или высмеять страну и её правительство. И будут совершенно правы, нельзя показывать собственные неудачи или просчеты, когда на горизонте замаячила возможность заключения миллиардных контрактов. На грядущем форуме, не без оснований, планируется договориться о ценном для России экспорте в страны Южно-Американского, Африканского и Дальневосточного регионов мира. А значит они будут действовать и Полунин, если хочет выжить, должен бежать сейчас. Пока, урод по ошибке занимающий кресло прокурора Дорогомиловского района, находиться вне ведения и управления. Именно сейчас он не в состоянии натравить на Леонида стаи своих «оборотней» в погонах.

От предвкушения побега Леонида обуяло радостное оживление. Он уже давно спланировал сразу несколько, почти без проигрышных вариантов побега. И сегодня настало время реализовать один из них.

Сегодня. Сейчас. Сию же минуту.

Полунин бросил взгляд на закрытую дверь туалета. Где-то рядом раздались голоса других заключенных.

Леонид настороженно прислушался. Голоса звучали близко, но вроде бы не приближались.

Полунин зашел в одну из кабинок туалета. Здесь он достал из-за пазухи сверток из марлевой ткани. Внутри у него были замотаны раскрошенные таблетки бело-бежевого цвета. Леонид взял пару кусочков на ладонь и поднёс к лицу. Тут он на пару мгновений замер, глядя разломанные кусочки таблетки. Мелькнула трусливая мысль, что попытка побега не стоит риска жизнью. И дело не в том, что его могут пристрелить, это то как раз не слишком пугало бывшую легенду отечественной журналистики. У него на ладонях лежали кусочки таблетки парамидона. Это лекарственный анальгетик, на который у всей семьи Полунина всегда была тяжелейшая аллергическая реакция. Он без шуток мог умереть от дозы этого медикамента. Если взять больше чем нужно, быстро и остро развивающийся агранулоцитоз убьет его в течении суток.

И именно поэтому важно не переборщить.

Полунин одним махом закинул таблетки в рот, одновременно запрокидывая голову.

Дальше всё развивалось по ожидаемому для него сценарию.

Он вывалился из туалета, дико крича, держась за живот и упал, корчась от вполне реальных болей в плевральной полости.

Сначала, ему конечно не поверили. Подбежавшие охранники начали расталкивать его и требовать, чтобы он перестал притворяться.

— Эй, туловище, хорош комедию ломать! — орал кто-то, стоя возле него.

Чей-то ботинок ударил Полунина по ногам.

— Вставай давай, артист.

— Слышь, Егор, кажись это… он не придуривается.

— Да ладно!

— Чё, «ладно»?! Сам посмотри! — нервно воскликнул второй охранник. — Не, как хочешь! Я вызываю доктора.

Полунин, услышал знакомое шипение и чуть слышное потрескивание рации.

— Это четвёртый блок! У нас тут один ЗК корчиться и орет, как резанный. Ему как-то очень ****во…

Надо отдать должное, в тюремный лазарет его доставили очень оперативно и немедленно начали оказывать помощь. На это и был циничный расчет Полунина. Он знал, что его спасут. Потому что четыре раза проверил эффективность работы сотрудников лазарета. Он должен был убедиться, что в случае реализации его плана, ему окажут надлежащую медицинскую помощь. Поэтому он и отравил тех четырёх придурков из соседних камер. Начальство тюрьмы провело два масштабных обыска в камерах заключенных, но так и не смогли отыскать следов инсектицида, который Полунин подсыпал в еду своих «коллег».

Чувствуя сильнейшее головокружение, болезненную тошноту и нарастающую слабость Полунин наблюдал за врачами, которые метались вокруг него.

Ему пришлось вынести неприятную процедуру промывания и пережить действие рвотных средств. Ему дали активированный уголь и поставили капельницу с физраствором.

— Подготовьте мне два куба метронидазола и ноль, пять амфотерицин Б! — крикнул низкорослый врач в огромных очках.

Он касался своей сухой ладонью лба Леонида и щупал пульс.

— Даже не надейся тут у меня в мою смену ласты завернуть, — бормотал доктор, пока никто не слышал. — Я тебе сдохнуть не дам. Понимаю, что тебе этого, наверное, хочется, но давай-ка лучше после завтра, когда Федорыч будет дежурить…

Через час, когда его состояние стабилизировали и оставили наедине с капельницей и медицинскими приборами, настала пора для второй части плана.

Рядом с лазаретом для зеков находилась больница для надзирателей и офицеров ФСИН*(Федеральная служба исполнения наказаний).

Перебраться туда из тюремного лазарета, если знать, как, было не так уж и трудно.

Хотя Полунина ещё серьёзно подташнивало, он раздобыл белый халат, а потом сумел пробраться на чердачное помещение. А уже оттуда, использовав украденные недавно ключи, он перебрался в соседнее больничное отделение.

И вот здесь Леониду пришлось проявить осторожность.

Охраны здесь было мало, всего четыре человека, да и те только на входах.

Избегая встречи с докторами, которые могли узнать в нем ряженого «врача», Полунин пробрался в палату с тяжело больными офицерами.

Его одолевали накатывающие волны нервозной паники. Леониду с большим усилием удавалось сохранять в голове весь план действий и на ходу просчитывать возможные осложнения.

Но осложнений не возникло. Все оказалось настолько легко и глупо, что Полунин даже нервно хихикнул, пока спешно переодевался в офицерскую униформу в одной из палат. А трое офицеров ФСИН, лежавшие здесь, мирно посапывали под воздействием целого ряда препаратов.

Не кем не замеченный и не остановленный Полунин выбрался из лазарета, браво и уверенно шагая в униформе.

Он шел по тюремной территории с показательной уверенностью и хмурым, задумчивым лицом. Под офицерским кителем тело Полунина истекало потом от надсадного чувства оголтелой опасности. Каждый встреченный охранник в синей униформе, каждый патруль и офицер заставляли дыхание Полунина застревать в горле. Каждый раз, когда ему смотрели в лицо, проходящие мимо сотрудники ФСИН у него на пару мгновений замирало сердцебиение.

КПП тюрьмы был уже совсем близко. У Полунина, от переживаний, начали дрожать и слабеть ноги. Леонид упрямо сцепив зубы и плотно сжав губы двигался к выходу с территории исправительной колонии общего режима.

От растущего судорожного напряжения у него начали пульсировать глазные яблоки и слезиться глаза. Сердце истерично лягало его в грудь изнутри, сбивая дыхание и вселяя дурманящее чувство страха. Полунин изо всех сил старался не выдавать себя.

Он шёл по тоннелю, между высоких решетчатых стен со спиралями колючей проволоки. Поддавшись нервному наитию Полунин взглянул в сторону, на заключенных. Несколько десятков мужчин в оранжевых робах и белых майках прогуливались по огороженной территории. Кто-то занимался на старых тренажерах, некоторые просто болтали, остальные развлекали себя чем могли.

Леонид задержал взгляд на пожилом мужчине, который что-то рисовал палкой на земле и группе заключенных, что пытались играть в баскетбол.

Он ринулся было дальше, но тут сетчатая решетка со скрипом затряслась от сильного толчка. Полунин содрогнулся всем телом и в ужасе уставился на лицо прижимающегося к решетке мужчины. Он был худощав, с бритой головой. Его лицо с шелушащейся кожей, было покрыто следами от язв и линиями шрамов от глубоких порезов.

— Я знаю, кто ты! — прошептал он громко. — Слышишь?! Я знаю! Я знаю! Я могу всем рассказать! Потому что… я знаю! Ха-ха! Я знаю!..

Тараща выпученные безумные глаза на Полунина, заключенный широко ухмыльнулся и с силой сжал пальцами металлические прутья решетки. Костяшки его пальцев побелели, из приоткрытого рта стекала слюна, а в глазах подрагивал бесноватый блеск.

— Я знаю! Кто…

— Эй! Филатов! — оказавшийся рядом охранник сильным ударом дубинки сбил заключенного с ног.

Тот истошно закричал, сжался на гравийной насыпи.

— Не надо! Не надо! — завыл он, поджимая ноги и отчаянно прижимая голову руками.

— Забыл правила, с**а?! — рявкнул на него охранник и замахнулся дубинкой.

Полунин взглянул на его лицо и увидел там злорадное упоение: этот человек обожал свою работу.

— Сержант! — рявкнул командным тоном Полунин. — Прекратить!

Охранник испуганно взглянул на Леонида, увидел его погоны и его лицо побледнело.

— Простите, товарищ майор!

— Свободен! — прикрикнул на него Полунин.

— Есть, — быстро кивнув, охранник спешно удалился.

Полунин посмотрел ему вслед, а затем опустил взгляд на лежавшего на земле заключенного.

— Не бейте меня, — ныл тот, — не бейте, не бейте меня! Не бейте…

Полунин развернулся и молча ринулся к воротам.

Впереди показался офицер, который читала на ходу какую-то папку с документами. У него на погонах Леонид увидел звёзды полковника.

Мысленно он выругался. Полковник шел ему навстречу, до него оставалось всего несколько шагов. Бежать было некуда.

Леонид не ускорял шаг, чтобы не привлекать внимание старшего офицера. У него будет шанс проскочить незамеченным, только если полковник не будет отвлекаться от чтения документов.

А за ним уже контрольно-пропускной пункт. Этот полковник единственное, что отделяет Полунина от долгожданной свободы.

Восемь шагов… шесть шагов… полковник увлечен чтением.

— «Не поднимай взгляд, не смотри на меня, не смотри!» — как заклинание, лихорадочно мысленно повторял Леонид.

Полковник поравнялся с ним, Леонид приложил руку к козырьку фуражки, старший офицер сделал тоже самое. Полунина он даже не удостоил взглядом.

Леонид испытал огромнейшее внутреннее облегчение.

КПП уже рядом. Всего несколько метров по коридору между решетчатыми стенами ограды.

Возле ворот и шлагбаума пропускного пункта курили двое охранников в кобальтовой униформе ФСИН.

Полунин молча кивнул и, как ни в чем не бывало, прошел мимо.

Охранники пристально посмотрели на него. Леонид знал, что каждый входящий и выходящий, обязан был показывать удостоверение. Понятное дело, документа у него не было. Он мог надеяться только на собственную наглость и трусость охраны, которая побоится останавливать старшего офицера.

Он так и не понял, что из этого сработало, но его никто не окликнул.

Не говоря ни слова, Полунин, чувствуя одухотворяющее веяние близкой свободы и удушающее напряжение, направился к автостоянке.

Ему почти без труда удалось получить ключи от автомобиля. Из всего транспорта на стоянке были только несколько автозаков «КАМАЗ» 4308.

Полунин не мог поверить в свою удачу, когда уже сидел за рулем «КАМАЗа» и поворачивал ключ в замке зажигания.

Он выехал с территории и через пару минут оказался на трассе. Разумеется, ехать по широкому межгородскому шоссе он не собирался. Если что, их буду перекрывать в первую очередь.

Он свернул на первом же повороте, на неприметную, плавно извивающуюся дорогу, что вела в чащу леса.

И в этот миг он услышал: длинный и тревожный, заунывный вой сирены разнесшийся над всей лесной округой.

Голос сирены летел над верхушками деревьев, спускался по древесным стволам и мчался по дорогам. Звук сирены был, словно, разочарованным стоном тюрьмы, из стен которой, против её воли, вырвался один непокорный узник.

— Вашу ж мать!.. — выдохнул Полунин и надавил на газ.

Он успел уехать достаточно далеко, но у него все равно было слишком мало времени.

А ведь он почти поверил, что у него получится.

К низкому и протяжному вою сирены прибавились высокие пиликающие звуки автомобильных сирен. Погоня была уже в пути.

Леонид в сердцах ударил по рулю.

Всё ведь шло так хорошо! Почему они так быстро заметили его исчезновение!

Он гнал вперёд и бросал нервные взгляды в боковые зеркала. Дорога за кузовом автозака оставалась пустой. Несколько раз, в тучах пыли, Леониду казалось, что он видит красно-синие мигалки.

Полунин, конечно же, не обманывался иллюзиями, что ему позволят вот так до самой Москвы ехать на угнанном автомобиле ФСИН. От автозака нужно будет избавиться.

Тут, он услышал быстрые ритмичные звуки, похожие на глухие выстрелы.

Леонида швырнуло в пот, мужчина от нервного потрясения поперхнулся и судорожно втянул воздух через сомкнутые зубы.

Вертолёт! Они подняли гребаный вертолёт!

— Вот же сволота неумная! — прорычал, вцепившись в руль Полунин.

Он свернул с дороги прямо в густеющие заросли леса.

Ветки деревьев лупили по лобовому стеклу кабины, машина качалась и подскакивала на лесных колдобинах. Слышно было, как колеса глухо гремят по неровному грунту.

Выбора у него не было, на дороге, для вертолетов, он как на ладони.

Впереди показался, какой-то водоем. Леонид сбавил скорость.

Шум вертолёта приближался. Полунин опасливо взглянул на потолок кабины автомобиля. Шум вертолётного мотора вызывал волну панической истерии.

Леонид с трудом сдерживал желание выскочить из автомобиля и помчаться прочь, не разбирая дороги. Но отлично знал, насколько гибельным для него будет это решение.

Прибавив газу, Леонид направил машину к пруду. Он не знал, хватит его глубины, чтобы утопить автомобиль, но надеялся на это.

Он доехал до самого края берега, здесь выскочил из кабины и, подперев палкой педаль газа, отскочил подальше от автозака.

КАМАЗ с пышным салютом брызг врезался в воду. Беспомощно вращая задние колеса, автозак медленно уходил под воду. Было в этой картине что-то печальное и удручающее.

Но Леониду было плевать.

В этот момент где-то совсем близко раздался шум автомобильных моторов и полицейских сирен. Леонид порывисто обернулся и грязно выругался. Вдалеке между деревьев замелькали полицейские сирены.

Полунин понял, что его засекли. Очевидно глазастые пилоты вертолёта увидели свежие следы от колес на земляной почве, перед лесом.

Теперь у него был только один выход: бежать. Бежать вперёд, через чащу леса, продираясь к свободе, к жизни, к сладостной возможности долгожданной мести.

МАРИАН МИРБАХ

22 марта, Воскресение. События сразу после диалога между Корф и Полуниным.

Телефон не отвечал. Слишком долго. Непозволительно долго для человека, который многим обязан ему, Мариану.

— Да? — наконец ответил знакомый басовитый раздраженный голос. — Чего тебе?

Мирбах стерпел неуважительный тон собеседника.

— Здравствуй. Родион, — немного елейным голосом произнес Мирбах. — Как жизнь? Как твои племяшки?

Родион Датский, помешкав, недружелюбно ответил:

— Всё в порядке.

— Жаль, я не могу сказать того же.

Шум досадного вздоха.

— И что опять у тебя случилось? — с претензией в голосе, спросил Датский.

— Ты знаешь, что, — рыкнул Мирбах, чуть потеряв контроль на чувствами. — Токмаков! Ты слышал?! Знаешь, что его дом захватили, какие-то малолетние упыри?!

— Ну и чего ты так нервничаешь? Токмакова жалко? Так купишь себе другого прокурора.

— Может мне, заодно, стоит задуматься о покупке другого полковника Следственного комитета? А? Датчанин?! — язвительно спросил Мирбах.

— Давай без угроз…

— Давай без условий! — перебил его Мариан. — Мне нужно, чтобы ты взял контроль над ситуацией.

— Я не могу, Мариан, — сдержанно ответил Датчанин. — Это дело в юрисдикции ЦСН…

— Так найди способ и повод вмешаться! — прикрикнул на него Мирбах и прошелся вдоль огромного окна во всю стену. — Мне что, учить тебя?

— Это будет нелегко.

— Знаю, и если справишься, я буду очень щедр. А это редкость, для меня. Ты знаешь.

В трубке послышался звук захлопнутой двери и тяжелые шаги.

— Почему тебя это так волнует, Мирбах? Что, у Токмакова в доме может быть какой-то компромат не тебя?

— Это не твоего ума дело, просто сделай так, чтобы ты был там главным.

Родион сдавленно прокашлялся.

— А дальше что?

Мариан чуть скривил губы.

— Нужно спровоцировать штурм…

— Зачем это?

— Вацлав… да и его жена тоже, не должны выжить в этой истории, — поигрывая дорогой ручкой, ответил Мирбах.

Родион фыркнул.

— Не много ли ты просишь, Мариан? И бабу то его зачем валить?

— Она тоже может что-то знать. Я понятия не имею, кто эти парни в его доме. Что если их кто-то их послал? Что если они там не только ради Токмакова?..

Мариан встал из-за стола.

— Я предпочитаю перестраховаться. К тому же, в доме Вацлава, вероятно в его кабинете, могут быть документы, записи, свидетельства или что-то ещё, что… может вызвать серьёзные вопросы к «Медеору» и выявить ряд крайне неудобных для нас моментов.

— Это ты про замятый иск от клиники «Исида»? — засмеялся Родион.

Мирбах недовольно поджал губы. По его мнению, этот полковник всё чаще забывался, и забывал свое место.

— В частности, — буркнул глава корпорации «Медеор». — Займись этим, Родион. Токмаковы должны сдохнуть, любые компрометирующие нас документы должны быть уничтожены. Не дай бог полиция или ФСБ при обыске дома, что-то найдут. Имей ввиду, Родион…

Мирбах сделал зловещую паузу и прошипел в трубку:

— Если буду тонуть я, ты утонешь вместе со мной. Ты и твои обожаемые близняшки.

— Их-то не трогай, — голос Датчанина в один момент промёрз и угрожающе окаменел. — Я всё сделаю.

— Вот и молодец, — победно улыбнулся Мирбах. — И поторопись, мне нужны результаты.

С этими словами он положил трубку.

Леонид несколько мгновений постучал пальцами по гладкой полированной поверхности стола из орехового дерева.

Слева от него шевельнулся человек, всё это время молча разглядывавший подсвеченные флакончики и пузырьки в стеклянном шкафу.

— Я мог бы убрать Токмакова и его жену, — равнодушным и, словно, немного утомленным голосом произнес мужчина в чёрном смокинге.

Он был в классических черных брюках и таки же черных, остроносых туфлях. На шее, под подбородком у него белела чуть смятая бабочка.

Его гладкие, лоснящиеся темные волосы были зачесаны на бок и немного неряшливо свисали на левую сторону лица. У мужчины было очень бледное, почти белое лицо с печальным с флегматичным взглядом блеклых водянисты серых глаз и бледными, чуть посиневшими губами. У него были правильные, даже можно сказать аристократичные черты лица с прямым носом и заостренным, чуть выдающимся вперед, подбородком.

Мирбах не сразу обратил внимание на предложение мужчины в смокинге.

Он ещё несколько мгновений постукивал по тусклому отражению на своем столе, что-то сосредоточенно обдумывая. Затем перевёл взгляд на обладателя белой бабочки на шее.

— Возможно тебе представиться такая возможность, — серьёзно проговорил Мариан, глядя в бесцветные пустые глаза своего гостя. — А заодно и кое-кого другого, чрезмерно наглого и хамоватого.

Мариан никогда не считал себя властолюбивым и не требовал, чтобы перед ним пресмыкались. Но терпеть не мог, когда люди, которым он оказывал услуги и помогал, в свое время, слишком быстро это забывали. Он этого не понимал и не прощал.

— Мне казалось Датчанин может быть вам полезен, — заметил мужчина в смокинге.

— Был, — кивнул Мирбах, — пока не начал проявлять непокорность.

Брови мужчины в смокинге чуть шевельнулись.

— Это выйдет дороже. Датчанин не рохля-прокурор.

— Знаю, — кивнул Мариан, снова отводя задумчивый взгляд, — но это решим потом. Сейчас у тебя другая задача — Леонид Полунин. Ты должен знать его, Наркис.

— Я знаю, — чуть заметно кивнул Наркис. — Это журналист, который докопался до чего-то важного и опасного, в ваших взаимоотношениях с Токмаковым.

Мирбах бросил настороженный взгляд на мужчину в смокинге. Его всегда удивляла неприятная осведомленность этого гостя о подробностях проблем своих клиентов.

— Да, — с мрачной досадой кивнул Мариан, — и вот этот крайне проблемный для меня человек пару часов назад оказался на свободе.

— Хотите, чтобы я убрал его?

— Не только, — чуть качнул головой Мариан, — до того, как Токмаков упёк этого скользкого пронырливого червя за решетку, он успел кое-что раскопать. Свои наработки он где-то спрятал и обязательно попытается забрать их.

Мирбах снова взглянул в наполненные прохладным безразличием серо-водянистые глаза собеседника.

— Уничтожь их и сделай так, чтобы о Полунине больше никто и никогда не слышал. Всё.

Мужчина в смокинге кивнул и без слов поднялся с дивана.

Не спешным шагом он направился к дверям шикарного кабинета Мирбаха.

— Флейта! — громко воскликнул ему вслед Мариан.

Мужчина в смокинге замер, чуть повернул голову, но не обернулся.

— Да? — тихо спросил он.

Мариан размеренно вздохнул и произнес:

— Не церемонься ни с кем, кто будет тебе мешать.

Наркис, по прозвищу «Флейта», лишь небрежно шевельнул плечами.

— Не имею такой привычки.