Непокорный

ГЛАВА 3

Кингстон

Моя первая официальная неделя в «Норт Индастриз» эквивалентна пытке водой.

Хейс, тот еще ублюдок, заставляет меня работать весь день! Я — его личная файловая сучка. И он мучает меня миллионом крошечных раздражителей. Например, документы. Не успевает заканчиваться одна стопка высотой в милю, как находится еще одна стопка высотой в милю — это бесконечный ад. Еще он постоянно гоняет меня, посылая по разным бессмысленным поручениям. Как сегодня утром, когда отправил меня на второй этаж, чтобы найти человека по имени Джереми и взять у него единственную серебряную скрепку. Я бы злился из-за его маленьких фальшивых поручений, если бы не испытывал невероятное облегчение, выбираясь из шкафа хотя бы на несколько минут.

На обед Хейс выделяет только один час, чего явно недостаточно для послеобеденного сна. И он пинает меня, когда застает спящим. Когда я пытаюсь защитить свой сон, тот несет какую-то чушь о том, что на дневной сон достаточно пятнадцати минут, а не двух часов. Что за несправедливость? И это происходит по всей стране?

Единственная мысль, которая заставляет меня вставать с постели каждое утро — это намерение ворваться в офис Августа и крикнуть «Я ухожу!» прямо ему в лицо, сопровождаемое демонстрацией средних пальцев обеих рук. И каждое утро я подъезжаю к высотке с полностью стеклянным фасадом и надписью «Норт Индастриз» сбоку и теряю новую унцию своих нервов.

Я толкаю двойные стеклянные двери вестибюля с немного чрезмерной силой, вызывая порыв ветра за собой. Все инстинктивно делают шаг назад. Все, кроме Ким, которая день за днем пребывает в неизменно хорошем настроении. Независимо. От. Обстоятельств.

Она вскакивает со своего места, когда я прохожу мимо.

— Доброе утро, мистер Нор…

— Фу, отвали уже. — Я стону, останавливаюсь и оборачиваюсь. Она все еще улыбается. Какого хрена? — Прости, это было грубо с моей стороны. — Ее улыбка становится еще ярче. Я хмурюсь. — Вы нюхаете кокаин, мисс Ким?

Наконец, выражение ее лица меняется, и девушка бледнеет.

— Что? Нет! Конечно, нет, я…

Я поднимаю одну руку, чтобы остановить ее, а другой затыкаю ухо.

— Тссс… Слишком много слов. — Я волочу ноги к лифтам и нажимаю кнопку этажа сотрудников руководства.

Чувствую себя отвратительно внутри, как будто все это время, проведенное с Хейсом, оставило пятно его дерьма на моей душе.

Прислонившись спиной к стене, закрываю глаза. Лифт звенит, и я слышу шаркающие шаги кого-то, кто забирается в него в последнюю секунду. Держу глаза закрытыми, потому что, черт возьми, я здесь не для того, чтобы заводить друзей, а только ради своей зарплаты.

— Не позволяй мне прерывать твой сон, принцесса.

Мои внутренности сжимаются при звуке голоса отца. Его одеколон «Том Форд» заполняет небольшое пространство и заставляет мой желудок скручиваться от отвращения.

— Твой брат сказал мне, что ты выполняешь какую-то серьезную тяжелую работу, — говорит он с улыбкой в голосе.

Мой брат лжет. Я облажался в каждом задании, которое мне поручал Хейс. Я медлителен, мне требуются часы, чтобы сделать то, что другой человек мог бы выполнить за десять минут, и когда задаю вопросы, то никогда не запоминаю ответы.

Я поворачиваю голову, приоткрываю глаза и мысленно благодарю свою маму за ее выдающуюся генетику, которая отвечает за те несколько дюймов роста, которые возвышают меня над мужчиной.

— Не думай, что я не вижу, что ты делаешь.

Он засовывает руку с бриллиантовым кольцом на мизинце в карманы брюк и ухмыляется.

— Это должно быть интересно.

Я отталкиваюсь от стены и встаю с ним лицом к лицу.

— Ты пытаешься сделать мою жизнь отстойной, чтобы я уволился и тем самым подтвердил, что действительно являюсь бездельником и неудачником, коим ты меня считаешь.

— Леопард не может менять свои пятна.

— Хм… — Я потираю подбородок. — Если бы это было правдой, ты бы все еще оставался блудливым стариканом, засовывающим свой член во все, что имеет пульс.

Его щеки краснеют, а желваки ходят ходуном.

— Следи за своим языком.

Теперь моя очередь ухмыляться.

— В конце концов, ты уйдешь, и когда это произойдет, то не увидишь от меня больше ни пенни.

— Если ты так сильно хочешь избавиться от меня, зачем вообще было нанимать? Почему бы просто не лишить меня всего? Не отправить обратно во Францию?

Лифт останавливается и издает звуковой сигнал, когда двери открываются.

— Потому что я пообещал твоей матери, что заберу тебя из ее дома и буду держать на расстоянии.

Его прощальные слова оставляют неприятный осадок, на котором я отказываюсь зацикливаться. Эта игра в пассивно-агрессивные удары продолжается с тех пор, как я узнал о нем как о своем биологическом отце.

Мы находим новые способы, чтобы навредить друг другу. Новые способы оскорблять и причинять боль.

Взаимное презрение — единственное, что связывает отца и сына. К черту бейсбол и рыбалку.

Габриэлла

Не знаю, то ли это что-то в воздухе, то ли Меркурий ретроградный, но последние двадцать четыре часа на работе были нескончаемыми. Волна поступающих пациентов стала бы проблемой, если бы у нас также не было волны уходящих пациентов, словно они согласовали испустить дух одновременно. Мы перестилали постели в комнатах быстрее, чем в мотеле, который сдает номера по часам. И что еще хуже, у нас заболела медсестра, так что мне пришлось остаться помогать, и лишь часовой сон в комнате отдыха поддерживал меня.

Измученная до безумия, я наконец-то свободна и могу идти домой. Но сначала тащу последний мешок с мусором в переулок, чтобы выбросить его в мусорный контейнер. Послеполуденное тепло усиливает неприятный запах. Я задерживаю дыхание и изо всех сил подкидываю мешок вверх, но он зацепляется за изъеденный ржавчиной угол. Бумажные стаканчики, пластиковая посуда и недоеденная еда вываливаются мне под ноги. Мне удается запихнуть остальную часть мешка внутрь контейнера, а затем я опускаюсь на корточки и использую пальцы, как щипцы, чтобы убрать беспорядок.

Что-то ярко-синее бросается мне в глаза. Такой синий цвет обычно не встречается в мусоре. Лазурит. Уникальный. Дорого выглядящий.

Мужской бумажник.

Я хватаю синий бумажник. Текстура материала напоминает кожу аллигатора. Часть меня надеется, что внутри окажется шесть миллионов долларов, но другая прекрасно знает, что это не имеет значения, потому что я бы все равно их не оставила себе.

На внутренней стороне золотыми буквами выбито слово «Фенди».

— Точно аллигатор. — Этот бумажник, должно быть, стоит целое состояние.

Ни один человек в здравом уме не стал бы выбрасывать такой кошелек. Я предполагаю, что его украли, вытащили карточки и наличные, а затем выбросили, как мусор. Я проверяю его, и, конечно же, слот для денег оказывается пуст, а весь пластик исчез. Они даже забрали удостоверение личности владельца.

Но мне оно не нужно, чтобы догадаться, кому принадлежит бумажник. Я предполагаю, что владелец — это тот самый мистер Красавчик с великолепным ртом и телосложением.

Уверена, он был бы благодарен, если бы ему вернули бумажник. Я просматриваю все отсеки в поисках каких-нибудь свидетельств его имени или домашнего адреса.

Достаю визитную карточку с тисненым логотипом компании под названием «Норт Индастриз». Это визитка некоего Александра Норта. Это и есть мистер Красавчик? Я вспоминаю его лицо и представляю его Александром. Имя не кажется достаточно экзотическим, чтобы соответствовать царственной красоте этого мужчины. На обратной стороне визитной карточки ручкой нацарапано имя Джеймс и номер телефона с кодом Манхэттена. Я продолжаю рыться. Глубоко в прорези сзади засунута страховая карточка.

— Кингстон Норт, — шепчу я. — «Норт Индастриз».

Должно быть, он там работает. Если нет, то кто-то там должен знать его и знать, как связаться с ним, чтобы вернуть вещи.

Засовываю бумажник в сумочку и нажимаю на приложение вызова такси на своем телефоне. Одна остановка, а потом я поеду домой, чтобы проспать неделю.

Кингстон

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной. — Разгневанный голос Хейса будит меня от полуденного сна. Я прикорнул, спрятавшись за кипой бумаг. Полагаю, что он снова лает на одного из своих сотрудников — парень действительно дерьмовый босс, — поэтому сдвигаю свой бумажный барьер и снова засыпаю.

— Ты получил электронное письмо? — кричит он, заставляя меня снова проснуться.

Затычки для ушей. Я делаю мысленную пометку, чтобы не забыть взять их с собой завтра.

— Лучше бы тебе не спать там, придурок!

Я открываю глаза и медленно выпрямляюсь, принимая сидячее положение за столом.

— Ты со мной разговариваешь?

Слышу, как вращаются колесики его кресла, и спешу сделать так, чтобы все выглядело так, будто я работал все это время.

— В чем дело, братан? — спрашиваю я немного чересчур бодро, когда он просовывает голову в мой кабинет, организованный в шкафу.

Если «Норт Индастриз» — моя тюрьма, то мой офис — одиночная камера.

Он хмурится.

— Ты спал.

— Нет. И я оскорблен тем, что ты обвиняешь меня…

— Я вижу вмятину от твоих запонок «Монблан» на твоей щеке.

Дерьмо.

— Откуда ты знаешь, что я не сделал это нарочно? А теперь, если ты меня извинишь, мне нужно закончить один очень важный алфавитный…

— Проверь свою электронную почту.

— Зачем? — Достаю свой новый телефон и вижу, что у меня тысячи непрочитанных писем. Я никогда не проверяю электронную почту. Если кому-то понадобится связаться со мной достаточно сильно, я ожидаю, что они позвонят. — Ты, наконец, ответил на мое заявление об увольнении?

Похоже, Хейс совсем не доволен моим дико забавным чувством юмора.

— Это приглашение.

— Кто, черт возьми, посылает приглашение по электронной почте?

— Очевидно, моя мать.

— Ха. — Ищу имя своей мачехи в почтовом ящике. — Я думал, что заблокировал ее, — бурчу себе под нос. Воздушные шары мерцают на экране, и я вижу имя отца. — Она устраивает вечеринку для старика в эти выходные?

— Вау. Ты умеешь читать, — сухо комментирует Хейс.

Его выпад обеспечивает прямое попадание, но я стараюсь сохранить выражение лица, так что он не замечает. Я занимаюсь этим всю свою жизнь.

— Я не пойду. У меня есть планы.

— Какие планы?

— Пока не знаю, но собираюсь что-нибудь придумать.

Хейс опирается плечом на дверной косяк, отчего пространство кажется бесконечно меньшим.

— Ты собираешься соскочить с вечеринки по случаю семидесятилетия своего отца?

— Я…

— Того человека, который поддерживал тебя в течение скольких последних лет?

Я не ценю, что он швыряет это дерьмо мне в лицо.

— Не надо…

— Ты получаешь зарплату с семнадцати лет.

— Спасибо за новости, Хейс. Какая погода? — Стыд и унижение давят на мои плечи.

— Погода, Ромео, такова: перестань быть эгоистичным, избалованным придурком и сходи на гребаную вечеринку по случаю его дня рождения. — Он поворачивается и стремительно уходит.

Показываю ему в след средний палец и бормочу череду ругательств.

— Я это слышал!

Я встаю из-за своего рабочего стола, что является очень либеральным термином для стола на четырех ножках, за которым мне поручили работать.

— Я беру перерыв.

Хейс смотрит на часы.

— У тебя был обеденный перерыв час назад.

Я игнорирую его, прохожу мимо и выхожу из офиса.

Что он сделает, уволит меня?