Неведомые земли. Том 2

Глава 74. Два христианских монаха в стране шелка — «Серинде» (около 550 г.)

Около того времени пришли из Индии какие-то монахи. Узнав, что император Юстиниан очень озабочен тем, чтобы римлянам не приходилось покупать шелка при посредничестве персов, они, явившись к императору, обещали ему, что так устроят дело с шелком, что никогда уже не нужно будет римлянам делать этих покупок ни у персов, своих врагов, ни у какого-либо другого народа; они говорили, что провели много времени в стране, которая называется Сериндой, находящейся севернее многих племен индийцев; там они точно изучили, как возможно производить шелк в земле римлян. Когда император все дальше и дальше расспрашивал их, допытываясь, правилен ли их рассказ, монахи стали рассказывать, что творцами шелка-сырца являются червяки, что природа является их учительницей, заставляющей их непрерывно работать. Доставить червяков оттуда живыми невозможно, но их зародыши (грены) — вполне возможно и даже легко. Зародышами этих червей являются яички, которых каждый червяк кладет бесчисленное множество. Эти-то яички, много времени спустя после того, как они положены, люди, закопав их в навоз и здесь в достаточной степени долго их согревая, делают живыми. Когда они это рассказали, император, обещав одарить их великими благами, убедил их подтвердить свой рассказ делом. Тогда они вновь отправились в Серинду и принесли в Византию яички шелковичного червя и сделали так, как рассказано, т. е., чтобы обратить яички в червей, они выкармливали их листьями тутового дерева; этим они достигли того, что в дальнейшем в земле римлян стал добываться шелк-сырец…[1]

В то время как над Эфиопами царствовал Эллисфей, а над Омиритами[2] — Эсимфей, царь Юстиниан отправил к тому и другому [75] послом Юлиана и просил их, как единоверцев, помогать Римлянам[3] в войне против Персов; он предложил Эфиопам, чтобы они покупали у Индов шелк и продавали его Римлянам: этим они приобрели бы себе большое богатство, а Римлянам принесли бы только ту пользу, что они не были бы в необходимости переводить свои деньги неприятелю. Из этого шелка делают одеяние, которое Эллины в древности называли мидикою (мидийским), а ныне называют сирикою (сирическим)… Эфиопам не было возможности покупать шелк у Индов, ибо Персидские купцы, населяя смежную с Индами область и приезжая в порты, куда пристают Индийские суда, обыкновенно покупали у них все грузы; что касается до Омиритов, то им казалось трудным, перейдя степь и продолжительную дорогу, напасть на народ, который был гораздо воинственнее их… Таковы были сношения Римлян с Эфиопами и Омиритами.[4]

Во время царствования Юстиниана один перс рассказал в Византии, что происхождение шелка является делом червей. Прежде ромеи этого не знали. Тот же перс, отправляясь из страны серов в путь, взял с собой в выдолбленном посохе (ἐν νάρθηκι) яйца шелковичных червей и благополучно доставил их в Византию. С наступлением весны он выпустил червей кормиться на тутовые листья, а когда они наелись ими, у них отрасли крылья. Тогда перс обработал также и другие части [коконы]; позднее император Юстиниан показал рождение и работу червей тюркам и тем изумил их.

В то время тюрки занимали торговые города и гавани серов. Прежде ими обладали персы. Но когда царь эфталитов[5] Эфталин, от которого народ получил свое название, победил Пероза [Фируза] и персов,[6] последние лишились своих владений и господами стали эфталиты. Вскоре после этого тюрки одержали в сражении победу над эфталитами и снова отняли их владения.[7] [76]

Еще в глубокой древности в Европе был известен ненастоящий шелк, носивший название «bombyx» («бомбикс»). Но о натуральном китайском шелке тогда ничего не знали. Все попытки доказать, что в древнейших литературных источниках имеются сведения о подлинном белом шелке и о Стране шелка — Китае, следует считать беспочвенными фантазиями (см. т. I, гл. 23). «Все употреблявшиеся в древнем Египте и в Вавилонии ткани изготовляли только из хлопка и льна».[8] Впервые настоящий шелк упоминается только во времена Александра Македонского, однако как товар, оплачиваемый по баснословно высоким ценам, он появился в Римской империи не ранее I в. до н.э., после того как китайский император У-ди в 115 г. до н.э. открыл сухопутную дорогу на Запад и обеспечил ее безопасность (см. т. I, гл. 30). Начиная с 127 г. н.э., после закрытия сухопутной «шелковой дороги» (см. т. I, гл. 56), подвоз шелка на протяжении столетий осуществлялся, видимо, только морским путем. Козьма Индикоплов в одном месте своего труда упоминает о торговцах, которые «не опасаются ездить в крайние пределы земли за метаксой», и подчеркивает, что шелк из «Тсинитсы» (Китай) вывозится на Цейлон морским путем.[9] Однако первоначально парфяне, а позднее достигшая высокого расцвета новая персидская империя Сасанидов почти полностью перехватывали поступавший из Китая шелк и, монополизировав посредническую торговлю, непомерно удорожили его стоимость. Во времена великого шаха Хосрова I (531—578) главной основой богатства и мощи персидского государства была приносившая громадные доходы торговля шелком. Ее почти полностью контролировала эта держава, простиравшаяся подобно заградительной стене от Инда до Красного моря. Около 275 г., при императоре Аврелиане, 1 кг шелка стоил 5157 золотых франков, но к 550 г., в правление императора Юстиниана, его цена поднялась до 17 190 франков.[10] Недаром в 409 г. Аларих I потребовал от Рима в качестве выкупа за снятие осады, кроме золота, еще 4000 шелковых одежд.

Создавшееся положение особенно тяжело отражалось на Византии. Частые войны, развязывавшиеся в том столетии между Византией и Персидской державой, каждый раз приводили к полному прекращению доставки шелка. Император Юстиниан (527—565) пытался подорвать персидскую монополию на торговлю шелком путем установления контакта с царством Аксум и с химьяритами (см. стр. 69-70), но успеха не добился. Персы, опередив химьяритов, скупили на Цейлоне все наличные запасы шелка, и прибывшим туда подданным аксумского властителя пришлось вернуться на родину с пустыми руками.

Император Юстиниан, видимо, крайне тяжело переживал этот срыв своей, несомненно, мудрой и дальновидной торговой политики. Как знать, [77] не способствовало ли вызванное этой неудачей ожесточение Юстиниана против персов тому, что заключенный им в 533 г. «вечный мир» с шахом Хосровом продержался всего лишь 7 лет и уже в 540 г. сменился новой войной, длившейся 22 года.

Какую же неслыханную сенсацию в этих условиях должна была вызвать неожиданно представившаяся в 552 г. возможность внедрить шелководство в самой Римской империи. До тех пор ни в Византии, ни в других областях Средиземноморья еще не имели ни малейшего представления о том, как собственно добывался китайский шелк. В те времена еще слишком живы были фантастические представления классической эпохи Римской империи, когда полагали, что шелк — продукт растительного происхождения или что его ткут особые пауки (см. т. I, гл. 30). Два христианских монаха, продолжительное время пробывшие где-то в «Индии»,[11] то есть в Центральной Азии и изучившие там производство шелка, явились однажды к императору и вызвались освободить его державу от персидской монополии на шелк. В такое время, когда доставка шелка в Византию была прервана в течение 12 лет и никаких перспектив на возобновление подвоза в ближайшем будущем не было, предложение монахов показалось, вероятно, императору милостью, ниспосланной небесами.

Свое обещание монахи выполнили. Предприняв вторичное путешествие в Страну шелка, они тайно доставили в Византию драгоценные грены шелкопряда и способствовали тем самым внедрению шелководства в Европе. Все, что тогда произошло, явилось событием первостепенного значения с историко-экономической точки зрения. Однако нашему рассмотрению подлежит здесь не эта сторона события, а только географическая проблема: в какой именно стране побывали монахи и где они могли «точно изучить» производство шелка.

Как правило, подобным экономико-географическим и транспортно-географическим проблемам историки уделяли слишком мало внимания. Даже такой крупный и добросовестный исследователь, как Ранке, игнорировал тот факт, что во времена императора Юстиниана связь с Китаем по суше была невозможной. Уделив рассмотрению вопроса о внедрении шелководства в Византии всего одну фразу, Ранке без каких-либо обоснований пишет о «паре монахов, которые добрались до самого Китая и там ознакомились с производством шелка».[12] Однако связь событий здесь представлена неверно.

Прокопий Кесарийский, повествуя как современник о прибытии монахов, помещает свой рассказ в самом неожиданном месте, а именно в своем знаменитом труде о войне с готами, и называет страну, откуда монахи доставили грены шелкопряда, Сериндой. В литературе того времени это название нигде больше не встречается. Очевидно, оно образовано искусственно и совершенно [78] равнозначно — не географически, а этимологически — нашему современному названию Индокитай. Ведь серами, или шелковыми людьми, называли в первую очередь китайцев, а «инда», разумеется, производное слово от «Индия». Ввиду того что понятие «Индия» в древности было крайне туманным и многозначным, мы, исходя из этимологического толкования слова «Серинда», не можем сразу же разгадать его географическое содержание и вынуждены довольствоваться крайне неопределенным указанием на то, что страна эта лежала «выше индийских народов», то есть севернее Индии.

В 1806 г. Аже пытался проводить параллель между названием «Серийская Индия» и понятием «Серийский океан» (см. гл. 67) и писал по этому поводу следующее:[13] «Равеннский географ, как последователь Исидора, весьма определенно говорит о том, что Страна серов лежит близ океана, а Восточная Азия омывается Серийским океаном, который ограничивается Серийской Индией, как ее называют бактрийцы».

Это утверждение по меньшей мере основано на непонимании. Как видно, из цитаты, приведенной в гл. 67, на стр. 37, «Равеннский географ» выразился иначе: он разделял ошибку древних авторов, будто по Индийскому, а не по Тихому океану можно плыть «до самых Каспийских Ворот», и его «Серийскую страну» отнюдь нельзя считать непременно Китаем. Это название могло относиться к любой стране в Центральной Азии, где занимались шелководством.

Если правильно не совсем надежное сообщение Равеннского географа, что название «Серийская Индия» исходит от «бактрийцев» (то есть жителей Бактрии, или Балха в Афганистане!), то не приходится больше сомневаться, что в источнике подразумевались только страна, лежавшая севернее Индии, и Индийский океан. Впрочем, вряд ли бактрийцы пользовались словами «сер» и «Индия». Возможно, им было известно понятие «Шелковая Индия»; но слово «Серинда», вероятно, византийского происхождения.

Проблема Серинды уже не раз оживленно обсуждалась, что не удивительно, принимая во внимание ее огромное значение как для географии, так и для истории экономики и религий. Прежде к решению этой проблемы пытались подойти исключительно с лингвистических позиций, и эта неудачная мысль привела только к полнейшей путанице. Так, в XVII в. Бохарт[14] высказал предположение, что Серинда тождественна с Серендибой, названием, произошедшим от древнего наименования Цейлона — Сингхала Двипа (по-гречески Σιελειβα), то есть Остров львов. Несмотря на сделанное еще Гумбольдтом решительное предупреждение против того, чтобы в исторической географии устанавливались «неопределенные связи, основанные на созвучиях слов»,[15] такое чисто филологическое решение вопроса вплоть до последнего времени пользовалось столь же большой, сколь, и незаслуженной популярностью. Даже в последние годы к этому предположению [79] присоединились Герман[16] и Уинстедт.[17] И все же нет никаких сомнений в том, что оно ошибочно.

Цейлон всегда был только страной, торговавшей шелком, и никогда не занимался его производством. Естественно, что там нельзя было «точно изучить» происхождение шелка или похитить оттуда хотя бы одну грену! По всей вероятности, на Цейлоне так же мало знали о шелководстве, как и в Византии, ибо сведения о нем хранились в глубокой тайне. И все же Герман, который также знал об этом экономико-географическом факте, так увлекся сходством названий «Серинда» и «Сереидиба», что выдвинул совершенно неправдоподобную двойную гипотезу, будто монахи побывали на Цейлоне и проведали там тайну шелка (как же им это удалось?), но грены шелкопряда доставили не они, а какой-то перс, раздобывший их в одной из стран Центральной Азии. Эту гипотезу следует отвергнуть; появление монахов в Византии и их вторичное путешествие в Серинду оказались бы совершенно излишними, если бы какой-то посторонний человек доставил в Византию грены шелкопряда из страны, оставшейся им неизвестной! Форстер тоже пытался разрешить загадку Серинды, прибегая к лингвистической эквилибристике. Он утверждал, что слово «сер» по-тибетски означает «золото»,[18] поэтому-де слово «Серинда» нужно переводить как «Золотая Индия», а «серы» — как «золотой народ» в смысле «господствующий народ». Подобное толкование представляется слишком натянутым и неприемлемым.

Эту весьма сложную историко-экономическую проблему мы можем рассматривать исключительно с географической точки зрения, а не с шатких этимологических позиций. Еще 100 лет назад Маннерт, пытаясь найти иной способ решения этой загадки, прибег к предположению, что под Сериндой, вероятно, подразумевалась какая-то страна Северной Индии, где производился шелк.[19] Подобное же мнение недавно вновь высказал Кордье. Не приводя подробной мотивировки, но и не выражая каких-либо сомнений, он писал, что монахи пришли из индийской страны (pays des Indiens).[20] Но ведь Северная Индия так же мало подходит для шелководства, как и Цейлон. Недавно Бэри, увлекшись одинаковым смысловым значением слов «Серинда» и «Индокитай», выразил мнение, что загадочную страну следует искать в Индокитае.[21] Однако там шелководством тоже никогда не занимались. Даже в Южном Китае оно никогда не было распространено, ограничиваясь только Центральным Китаем. Впрочем, гипотеза Бэри и в других отношениях представляется совершенно необоснованной. Нечего и говорить, что около 550 г. связь по суше через Центральную Азию, безусловно, была [80] невозможной. Как правильно отметил Рихтгофен: «Во все времена прямая связь на всем протяжении Центральной Азии могла поддерживаться лишь при том условии, чтобы над ее необъятной территорией господствовал один народ».[22]

Но в 550 г. этого условия не было. Такие исследователи, как Рихтгофен,[23] Юл[24] и Стейн,[25] сумевшие подойти к вопросу с экономико-географической точки зрения, уже давно утверждали, что Серинду надо искать в Восточном Туркестане, вероятнее всего в Хотане, так как в начале V в. там получило распространение шелководство, заимствованное у китайцев при очень своеобразных обстоятельствах, которые нам подробно описал Сюань Цзан (см. ниже, гл. 76). В самом деле, Туркестан вместе с Бактрией (Северный Афганистан) называли раньше «Серийской Индией». Своеобразные остатки высокой турфанской культуры, исследованные Франком,[26] вполне могут быть поставлены в связь с развитием торговли в западной части Таримской впадины и с увеличением в те времена богатства этого района благодаря шелководству.

Такое толкование представляется гораздо более приемлемым, чем рассмотренные выше, но его нельзя согласовать с сообщением Феофана Византийского, изложившего событие несколько иначе, чем Прокопий, но тоже как современник. Феофан совсем не упоминает о двух монахах, принесших ценнейший дар Византии, но приводит некоторые важные данные по истории страны, откуда были доставлены грены шелкопряда. Впрочем, расхождение между Феофаном и Прокопием не так уж существенно, как это может показаться с первого взгляда, ибо, несомненно, можно допустить, что при вторичном возвращении монахов из Серинды их сопровождал, возможно в качестве переводчика, упомянутый Феофаном перс, якобы тайно доставивший грены в выдолбленном посохе. Детали хитроумной тайной доставки грен не так важны, как сам этот факт, не вызывающий никаких сомнений.

Феофан сообщает нам, что та страна, которую Прокопий называет Сериндой, а сам он весьма неопределенно «Страной серов», то есть какой-то страной, где производили шелк, была подвластна сначала персам, затем эфталитам или белым гуннам и, наконец, тюркам. Эти исторические события и все, что о них рассказывают, можно отнести только к одной стране, а именно к той, которая будет рассмотрена в следующей главе — к Согдиане. Эта страна Двуречья находилась между реками Аму-Дарья и Сыр-Дарья, а ее столицей был Самарканд! Действительно, эта страна к середине VI в. в изобилии производила шелк, что будет доказано в следующей главе, и принадлежала сначала персам при шахе Фирузе (450—484), а затем, после его [81] поражения и гибели в бою, эфталитам и, наконец, тюркам. Итак, трудно представить себе большую согласованность фактов; поэтому даже Герман признает, что грены шелкопряда, вероятно, были доставлены в Византию из Согдианы.

Ведь Иордан также упоминает один раз о «серах», живущих неподалеку от Каспийского моря.[27] Следовательно, не остается, пожалуй, никаких сомнений относительно того, в какой стране два монаха Юстиниана точно изучили производство шелка и откуда они доставили императору грены шелкопряда: Сериндой была Согдиана, называвшаяся позднее Бухарой!

Теперь и Герман, отказавшись от своего прежнего предположения, что Сериндой был, вероятно, Цейлон, присоединяется также к этой гипотезе, о чем он письменно уведомил автора 16 марта 1944 г.

Даже через 1000 лет Бухара была главным поставщиком шелка на Руси, Так, в 1561 г. Павел Иовий писал, что «из этой страны московитам доставляется много шелковых одежд» (ab hac regione ad Moschovitas plurima vestis serica adducitur).[28]

Хронология описанных Прокопием событий установлена точно. Первый приезд монахов в Константинополь и их вторичный отъезд в Серинду Прокопий датирует 552 г. В первый раз монахи прожили в Серинде несколько лет, иначе они вряд ли сумели бы так основательно ознакомиться с шелководством, поэтому их приезд туда надо отнести примерно к 550 г. Покидая Серинду, монахи, очевидно, еще не собирались распространять шелководство в Византии. В противном случае они, разумеется, еще при первом отъезде захватили бы с собой грены шелкопряда. По всей вероятности, только оказавшись в Византии, монахи поняли, какая ценная тайна находилась в их руках. В этом случае повторное пребывание монахов в Серинде состоялось, видимо, в 553 г., а их вторичное возвращение в Византию, учитывая длительность путешествия в те времена, вряд ли можно датировать ранее чем 554 г.

Неожиданные историко-экономические последствия мирового значения, вызванные деятельностью монахов, сформулировал Рихтгофен: «Понятие трансконтинентальных шелковых дорог в последующие времена утратило свое значение».[29]

Позднее распространению шелководства из Византийской империи на Апеннинский и Пиренейский полуострова, где оно и доныне сохраняет свое значение, видимо, способствовали главным образом арабы. В Центральную и Северную Европу восточный шелк как товар проник, видимо, благодаря [82] посредничеству славян, хотя этот вопрос еще не совсем ясен. Во всяком случае, в могильниках Ютландии были найдены[30] относящиеся примерно к середине X в. ценные расшитые золотом и серебром шелковые ткани, которые могли быть доставлены только из Азии, а находящиеся в Гданьском костеле Марии тяжелые вышивки по шелку более позднего времени явно обнаруживают свое происхождение из областей, подчиненных арабам.[31]