Неведомые земли. Том 2

Глава 105. Путешествие фризских дворян в район Восточно-Гренландского холодного течения (около 1040 г.)

Блаженный архиепископ Адальберт рассказал нам также, что во времена его предшественника несколько дворян из Фрисландии отправились на север в морское плавание, потому что среди жителей их страны бытовало поверье, будто на север от устья реки Виррах [Везер] нет никакой суши и мореплаватель попадает в бесконечный океан.

Несколько приятелей поклялись друг другу проверить эти странные слухи и отправились в плавание от берегов Фрисландии. Они оставили позади Данию — с правого борта и Англию — с левого и подошли к Оркнейским островам. Обогнув их слева, они прошли мимо Норвегии и после длительного плавания приблизились[1] к покрытым льдами берегам Исландии. Миновав эту страну, они направились дальше на север. Оставив позади все вышеназванные острова, они отдались на волю Всемогущего Господа и Святого Виллегада и очутились внезапно посреди покрытого льдинами океана в таком густом тумане [caliginem], что почти потеряли видимость. Но вот течение изменчивого моря повернуло вспять к своим скрытым источникам и стремительно повлекло за собой несчастных мореплавателей, уже потерявших надежду на спасение и думавших только о смерти, к той бездонной пропасти, которая, по слухам, проглатывает все обратные морские течения, образующие отлив, и затем снова выбрасывает их, создавая приливы. Путешественники уже взывали к милости Господа и молили его принять их души, как вдруг налетевшая волна подхватила и унесла несколько судов, остальные же отбросило течением в сторону, а затем понесло в обратном направлении, разлучив с другими. Они изо всех сил помогали течению веслами и так по милости Господа избавились от грозившей им смертельной опасности.

И вот уже вне зоны опасных туманов и холода они пристают неожиданно к острову, который со всех сторон защищен высокими скалами, как город крепостной стеной. Когда они высадились на берег, чтобы осмотреть местность, то нашли там людей, которые [360] даже в полдень прячутся в подземных пещерах. Перед каждым входом в такую пещеру было свалено в кучу множество сосудов из золота и других металлов, считающихся среди простых смертных редкими и драгоценными. Они захватили с собой часть этих сокровищ, столько, сколько смогли унести, и хотели вернуться к своим кораблям. Но вдруг они, оглянувшись, увидели людей чудовищного роста, которых мы называем циклопами. Впереди циклопов бежали псы, превосходившие размерами обычных собак. Циклопы схватили одного из мореплавателей и разорвали его на части на глазах у остальных, которые поспешили укрыться на своих кораблях и таким образом избежали опасности, хотя, по их словам, великаны преследовали их с громкими криками почти до самого выхода в открытое море.

Охраняемые судьбой, фризы вернулись в Бремен, где они поведали о своем путешествии архиепископу Алебранду и в благодарность за благополучное возвращение на родину принесли дары Господу и своему покровителю Святому Виллегаду.[2]

В общем по сравнению с античным миром для людей средневековья характерен меньший интерес к географическим исследованиям. За весь период господства взглядов Птолемея, то есть примерно с II по XV в., важные в географическом отношении путешествия предпринимались почти исключительно в практических целях: в погоне за торговыми барышами, в поисках земель для заселения, во имя распространения христианской веры и т.д., но только не из чисто исследовательского интереса. Исключения из этого правила были чрезвычайно редки. По крайней мере в христианском мире до 1000 г. исследовательская страсть короля Альфреда Великого (см. гл. 93 и 94) представляла совершенно исключительное явление. Между тем среди мусульман такой интерес проявлялся чаще.

Впрочем, после 1000 г. интерес к географическим открытиям усиливается и среди христианских народов. Вероятно, именно о таком путешествии с чисто географическими целями и рассказывает нам Адам Бременский в приведенном выше отрывке из его летописи, хотя на этот рассказ ученые долго не обращали никакого внимания из-за сказочного содержания его последней части.

Путешествие молодых фризских дворян не дало никаких практических результатов. Тем не менее оно обращает на себя внимание прежде всего проявлением интереса к исследованию неизвестных земель. Нельзя не отметить мужества фризов, тем более что фантазия людей средневековья еще щедрее, чем в древности, окутывала неизведанные земли и моря страшными [361] легендами. Недаром на протяжении ряда веков моряки испытывали страх перед, плаванием в незнакомых водах.

Конец рассказа Адама Бременского о плавании фризов, несомненно, носит на себе отпечаток обычных вымыслов о морских чудищах и представляет интерес скорее для психолога, чем для географа. Тем не менее это путешествие иногда называют первой попыткой организовать «настоящую экспедицию к Северному полюсу».[3]

Из рассказа Адама мы узнаем, что смельчаки вышли в море предположительно из Бремена и взяли курс на Исландию. О дальнейшем их маршруте можно только высказывать догадки. Фогель, вероятно, прав, утверждая, что мореплаватели были у «восточных берегов Гренландии» и что ужасные подробности их путешествия связаны главным образом с холодным течением, которое особенно ощутимо именно в этом районе и порождает там постоянно густые туманы.[4] Людям той эпохи вообще было свойственно представление о гигантском водовороте где-то в Мировом океане, который якобы вызывает приливы и отливы, и они испытывали перед ним панический страх.[5] Поэтому постоянное сильное холодное течение у восточного побережья Гренландии легко могло вызвать у моряков опасение, что они приближаются к этому страшному водовороту, куда сносит их корабли. Несомненно, именно по этой же причине знакомые с климатическими условиями Гренландии норманны более поздних веков были склонны помещать свой мировой водоворот Гиннунгагап где-то юго-западнее Гренландии.[6]

Исландский епископ и географ Гудбрандур Торлакссон обозначил в 1606 г. водоворот Гиннунгагап там, где начинается Девисов пролив, а живший приблизительно в то же время Бьёрн Йонссон переписал со старой, ныне утерянной рукописи следующее утверждение:

«Между Винландом и Гренландией расположен водоворот Гиннунгагап, в который стекает Мировой океан».

Так, о районе океана, в котором нет никаких водоворотов, лишь из-за холодного Восточно-Гренландского течения пошла слава как о месте, где находится мировой водоворот, вызывающий приливы и отливы на всех морях Земли!

По Вейнхольду, это представление восходит к Грипле.[7]

Если учесть географические воззрения той эпохи, то фантастическая часть рассказа Адама Бременского окажется не выдуманной, а просто неправильно [362] истолкованной или не в меру приукрашенной. В подробностях, кажущихся нам фантастическими, на самом деле, как и в приключениях Одиссея, можно различить географический и естественнонаучный фон, которому лишь наивно невежественное толкование придало сказочную окраску. Гизебрехт из-за такой недостоверности рассказа подверг сомнению правдивость архиепископа Алебранда, сообщившего Адаму эту историю, назвав его «не слишком авторитетным источником».[8] Такое обвинение Алебранда, который был «одним их самых талантливых ученых и способных государственных деятелей своего времени»,[9] кажется нам неуместным. Но в целом нельзя отказать рассказчику в bona fides (добросовестности): он описал в основном действительные впечатления очевидцев, которые исказили картину из-за непонимания наблюдаемых явлений.

Несомненные преувеличения и явный налет фантастики, к которым придется еще вернуться, побудили Нансена подвергнуть сомнению достоверность всего рассказа.[10] Норвежский исследователь считает, что вся эта история сплошной вымысел, украшенный заимствованными (в который раз!) из литературы подробностями. По мнению Нансена, циклопы попали туда из поэм Гомера, мрачные картины природы — из крайне малоизвестного стихотворения Альбинован Педон (см. т. I, гл. 46), а описание водоворота — от Павла Диакона и т.д.

Автор этих строк должен признаться, что ему такая аргументация представляется порочной. Преклонение перед Нансеном — выдающимся исследователем, ученым и гуманистом — не должно заставлять нас закрывать глаза на тот факт, что он как толкователь текстов и психолог часто допускал грубые ошибки. Налет фантастики при описаниях путешествий еще со времен Гомера чаще объяснялся искажением и преувеличением очевидцами впечатлений, полученных от действительных событий, чем влиянием литературных источников. Ведь такое влияние предполагает знание людьми, в большинстве своем неграмотными, малоизвестных классических авторов, с произведениями которых незнакомы даже современные специалисты по античной литературе! Какими же эрудитами должны были быть эти фризские мореплаватели, если они были знакомы со всеми теми литературными источниками, заимствование из которых им приписывается. Нет, скептицизм Нансена излишен и неоправдан!

Кроме того, как утверждает Шмейдлер,[11] описание природы в рассказе Адама, несомненно, точно соответствует действительным условиям в районе холодного течения у восточных берегов Гренландии. Во всяком случае, оно значительно точнее, чем поэтическое описание туманного Северного моря, принадлежащее перу Альбиновадуса Педо. Уже само соответствие сообщения действительным природным условиям должно бы служить убедительным доказательством его достоверности! Но и великаны, и гигантские [363] собаки, якобы увиденные путешественниками, тоже не внушают нам сомнений. Нетрудно установить, что в данном случае мы имеем дело с оптическим обманом, возникшим в результате арктических туманов. Ведь даже участники экспедиции Норденшельда на «Веге» в густом тумане и на близком расстоянии приняли чайку за полярного медведя, маленькую лисицу — за северного оленя, а клыки моржа — за глетчер.[12] Автор полагает, что гипотеза об оптических галлюцинациях, обусловивших элементы фантастики, свойственные географическим описаниям XI в., гораздо более вероятна, чем предположение об учености и начитанности тогдашних мореходов. Эскимосы же на самом деле держали диких собак вроде тех, с которыми фризам пришлось свести столь неприятное знакомство, так что и эта часть сообщения соответствует действительности.[13] Что же касается явной легенды о сокровищах, охраняемых циклопами, то для со объяснения вовсе не нужно прибегать к Островам Блаженных античных авторов или к арабским и ирландским преданиям, как это делает Нансен. Скорее уж можно согласиться с трактовкой, предложенной Колем, который считает, что фризы, вероятно, под конец своего оставшегося безрезультатным плавания, по обычаю того времени, занялись морским разбоем. Позднее для сокрытия преступлений они дали благочестивому архиепископу приемлемое объяснение происхождения привезенных ими богатств.[14] Шмейдлер согласился с этим толкованием и пишет, что фризская экспедиция закончилась «небольшим веселым разбоем на море».[15]

Из-за налета фантастики, свойственного последней части сообщений Адама Бременского об экспедиции фризов в Северный Ледовитый океан, голландская исследовательница Томас в 1935 г. объявила все сообщение не внушающим доверия.[16] Однако Энклэр вскоре выступил против такой скептической позиции.[17] В связи со всеми изложенными фактами необходимо напомнить о главном, а именно о том, что Адам Бременский хоть иногда и заносил в свою хронику россказни путешественников, но сознательно никогда не фиксировал заведомо недостоверных слухов. В тех случаях, когда сведения Адама почерпнуты из надежных источников, на них вполне можно положиться. Такие авторитетные специалисты, как Ваттенбах[18] и Вейнхольд,[19] решительно высказываются за то, что хроника Адама [364] Бременского отличается удивительной для того суеверного века достоверностью. К тому же архиепископ Алебранд, на свидетельстве которого основан разбираемый нами рассказ, бесспорно, был выдающейся личностью и вряд ли мог попасться па удочку первому встречному. Каким-нибудь хвастунам и проходимцам он бы не оказал чести быть принятыми при его дворе. И если архиепископ попросил фризских мореходов рассказать о своих приключениях по возвращении из экспедиции, то это доказывает, что им удалось совершить необычное и замечательное плавание.

Впрочем, вероятно, прав Коль, отметивший, что экспедиция фризов, скорее всего, с самого начала преследовала какие-то иные, не чисто исследовательские цели.[20] Он убедительно доказал, что намерение «обследовать всю протяженность северного океана» (qui latitudinem septentrionalis oceani perscrutaius navibus), несомненно, не могло быть единственным побудительным мотивом. Об этом свидетельствует не только обращающее на себя внимание выражение «conjurati sodales» [поклявшиеся в дружбе. — Ред.], заставляющее предположить воинственные намерения мореходов, но и поразительно большое число судов, участвовавших в походе. В прежние времена в чисто исследовательских экспедициях редко принимало участие более одного-двух судов. Здесь же речь идет о «quasdam naves» [о некоторых кораблях. — Ред.], погибших в плавании, и о «ceteiae naves» [об остальных кораблях. — Ред.], благополучно вернувшихся на родину. Чем объяснить такую расточительность? Коль заявляет по этому поводу следующее: «Все это не похоже на экспедицию чисто исследовательского характера» и предполагает наличие «побочных целей и тайных намерений».

Архиепископ Алебранд, который, по мнению Коля, принимал участие в подготовке, а возможно, даже в финансировании экспедиции, вероятно, имел в виду, помимо исследовательских, еще и миссионерские цели. Самим же мореходам плавание скорее всего представлялось удобным способом легкой наживы. Привезенных ими богатств (в благородном металле) вполне хватило и на щедрые подношения церкви, что ясно свидетельствует о наличии таких намерений.

Предположение о пиратском характере действий этих мореплавателей, основанное на соответствующем понимании выражения «conjurait sodales», превращается в уверенность, если учесть следующее обстоятельство: пиратский флот из фламандских и фризских кораблей, который несколькими десятилетиями позже в течение 8 лет бороздил моря под водительством некоего Винимара из Болоньи, а затем в 1097 г. оказал поддержку крестоносцам при завоевании Лаодикеи,[21] тоже назывался союзом «consodales».

Какого происхождения было привезенное из похода золото, установить невозможно. В прошедшие века ученые выдвигали самые фантастические гипотезы па этот счет. Так, например, в XVII в. Хамкониус считал, что фризы сначала высадили в Чили (!) колонистов, а затем награбили золота [365] в Северной Америке.[22] Несколько позже Хорн писал, что конечным пунктом плавания фризских мореходов была Куба или один из Малых Антильских островов,[23] а Фишер называл даже Камчатку или Чукотский полуостров, которых им якобы удалось достичь, пройдя через Северный полюс(!).[24] Эти фантастические домыслы можно рассматривать лишь как один из необъяснимых курьезов «научного исследования». Они не нуждаются в обоснованном опровержении! Впрочем, даже в XVIII в. Кассель на основании рассказа фризов о совершенном ими плавании пришел к выводу, что они открыли Америку.[25]

Позднейшие исследователи сделали из этого рассказа менее сенсационные, зато гораздо более близкие к истине выводы: привезенное фризами золото досталось им вовсе не в далеких странах. Коль упоминает о Шетландских или Фарерских островах, на которых норманские пираты могли в течение длительного времени скопить значительное количество награбленных сокровищ. Однако и на других, менее удаленных от Европейского континента берегах были еще более благоприятные условия для наживы. Так что по этому вопросу трудно будет прийти к согласованному решению. Впрочем, более или менее удовлетворительный ответ может быть, видимо, найден, если подойти к проблеме с другого конца.

Думается, можно с полным основанием исходить из предположения о том, что фризы попали в пустынные и опасные районы дрейфующих льдов у берегов Гренландии не намеренно. Они, конечно, обогнули Исландию еще по своей воле. Но если их экспедиция не носила чисто исследовательского характера и не ставила перед собой задачи изучить условия, наблюдающиеся в Северном Ледовитом океане, то вполне возможно, что целью плавания был Винланд, как и у участников экспедиции Гаральда Строгого (см. гл. 107), состоявшейся на 30 лет позже. Как и король Гаральд, фризы, вероятно, обогнув Исландию, недостаточно круто свернули к югу и вместо Винланда попали в дрейфующие льды.

Это предположение, правда, недоказуемо, однако только оно, пожалуй, последовательно учитывает кругозор людей XI в. Датировать плавание фризов можно лишь приблизительно. Алебранд Бецелин, сообщивший всю эту историю своему знаменитому преемнику Адальберту (1045—1072), был архиепископом Гамбурга и Бремена с 1035 по 1045 г. Следовательно, плавание было осуществлено именно в это десятилетие. Предположение Коля, что оно состоялось «около 1040 г.», представляется убедительным. Поразительно, [366] что плавание фризов нашло отклик через 250 лет и было причиной организации аналогичной экспедиции. Вот что сообщает по этому поводу гренландский летописец Крапп:

«Когда в 1271 г. сильным северным ветром прибило к берегам Исландии массу льда и деревьев, на которых нашли несколько белых медведей, исландцы пришли к выводу, что за Гренландией должна находиться обширна» суша и что это, вероятно, та самая страна, из которой во времена короля Олафа Святого фризские моряки привезли огромное количество золота-серебра и драгоценных камней. Исландцы попытались разыскать эту страну но не смогли пробиться сквозь льды».[26] Об этой неудачной попытке повторить спустя 250 лет плавание фризов не сохранилось никаких других сведений.