Неведомые земли. Том 2

Глава 89. Саллам Переводчик у «Стены Гога и Магога» (около 845 г.)

Халиф Васик увидел во сне, что открыт проход в построенной Зулькарнейном стене на границе наших земель с Гогом и Магогом, и стал искать человека, который мог бы поехать в те края, где она находится, и проверить, в каком она состоянии. Ашнас сказал ему: «Никому не под силу справиться с этим делом, кроме Саллама Переводчика, который говорит на 30 языках». Поэтому Васик призвал меня и сказал: «Желаю я, чтобы ты отправился к стене, осмотрел ее и представил мне отчет обо всем, что увидишь». Он назначил сопровождать меня 50 сильных юношей и дал мне 5000 динаров на расходы, а также 1000 дирхемов для меня лично. Каждый из моей охраны получил по 1000 дирхемов и жалованье за год вперед…

Из Самарры мы поехали к правившему Арменией Исхаку-ибн-Исмаилу, резиденция которого была в Тифлисе, с письменным приказом Васика оказывать нам содействие в нашем путешествии. Исхак дал нам послание к «повелителю вершин». Этот написал о нашем деле королю аланов; последний в свою очередь — Филан-шаху, а тот — хазарскому царю Tap-хану. Прибыв к Тар-хану, мы провели у него один день и одну ночь. Затем мы вновь пустились в путь, сопровождаемые 5 проводниками, которых послал с нами царь.

После 26-дневного пути наш караван достиг местности, где почва была черной и источала отвратительное зловоние. К счастью, мы соблюли предосторожность и запаслись уксусом для борьбы со зловонием. 10 дней мы ехали по этой стране, а затем еще 20 дней по местности, где все селения были разрушены. Нам сказали, что это остатки поселений, которые подверглись нападению Гога и Магога и были совершенно ими опустошены. Наконец мы добрались до укрепленных районов поблизости от горных цепей, на одной из которых находится стена. Там мы нашли людей, говорящих на арабском и персидском языках. Они мусульмане, читают Коран, и у них есть школы и мечети. Они спросили у нас, откуда мы держим путь. Услыхав, что мы — послы повелителя правоверных, они воскликнули в изумлении: «Повелителя правоверных?» — «Да», — отвечали мы. «Молод он или стар?» — «Он молод». Удивление их еще более возросло. И еще они спросили: «А где его столица?» — [181] «В Ираке, в городе, именуемом Самарра». — «Мы впервые слышим об этом», — ответили они.

Укрепления расположены в 1-2 фарсахах [5,5-11 км] друг от друга. Затем мы прибыли в город Ика, имеющий 10 фарсахов в окружности. Ворота в этом городе железные, и закрывают их, опуская вниз. Вокруг этого города поля, и на них мулы… Оттуда до стены еще 3 дня пути. Минуя укрепления и небольшие селения с базарами, на третий день мы приблизились к стене… Затем мы достигли высокой горы, на которой расположены укрепления. Это стена Гога и Магога. Там находится ущелье, достигающее 150 локтей в ширину, через которое некогда проходили эти племена, совершая опустошительные набеги на страну, пока Зулькарнейн не закрыл его… [Следует подробное описание стены.]

Комендант крепости, в роду которого должность хранителя ворот передается по наследству, словно титул халифа, отправляется каждый понедельник и четверг ранним утром к воротам в сопровождении еще трех всадников, вооруженных молотками. Один из них поднимается по лестнице, которая находится у ворот, и, взобравшись на верхнюю ступеньку, бьет молотом по металлу. Приложив затем ухо к воротам, он слышит гул, подобный исходящему из осиного гнезда. Вскоре опять становится тихо. Около полудня второй раз ударяют молотом, и слышен такой же гул, но несколько более сильный. К вечеру бьют в ворота третий раз, и с тем же результатом. Лишь к заходу солнца возвращается комендант. Цель этих ударов — показать людям по ту сторону стены, что охрана настороже и следит, чтобы Гог и Магог не проникли к воротам… Общий вид этого сооружения весьма необычен благодаря чередованию желтых слоев меди и темных слоев железа, пересеченных почти повсюду поперечными полосами…

На обратном пути нас сопровождали проводники, доставившие нас в Хорасан. Мы проехали по стране, царя которой зовут ал-Лоб, затем по владениям князя Табанояна, платящего дань повелителю Хорасана. В резиденции этого князя мы провели несколько дней. Затем мы продолжали наше путешествие и по истечении 8 месяцев прибыли в Самарканд… Когда мы добрались до Нишапура, нас было 14 человек; по дороге к стене погибло от болезней и несчастных случаев 22 человека, а на обратном пути — 14.

Когда мы возвратились в Самарру, я отправился к Васику, доложил ему о наших приключениях и показал железную полосу, вынутую мной из ворот в стене. Халиф возблагодарил Аллаха и велел раздать в вознаграждение большую сумму денег. Каждый из сопровождавших меня получил в подарок 1000 динаров. Путешествие к стене отняло у нас 16 месяцев, а обратный путь — немногим более 12 месяцев.[1] [182]

После того Он дал ему [Зулькарнейну] способ идти, покуда не достиг промежутка между двумя стенами. Он увидел, что при них был народ, едва понимавший какую-либо речь. Он сказал: «Зулькарнейн! Гог и Магог причиняют беды на этой земле; не представить ли нам какую плату тебе на то, чтобы ты поставил стену между нами и ними?» Он сказал: «…Вы ревностно помогайте мне: поставлю преграду между вами и ими. Носите ко мне столько кусков железа, чтобы ими заровнять промежуток между скалами этих гор…» И они [Гог и Магог] не могли влезть на стену и не могли пробить ее.[2]

Как скоро заклятье было на какой-либо город, Мы погубляли его, потому что они не обратились бы дотоле, покуда не явятся [из-за стены] Гог и Магог, покуда они со всех холмов не устремятся.[3]

Гог и Магог — дети Яфета, сына Ноева. Рассказывают, что эти народы собрались вокруг Зулькарнейна, когда он пришел в их страну, и жаловались, что за горами живет многочисленный народ, который часто совершает набеги на их земли. Они просили его выстроить высокую стену, чтобы преградить им путь, и князь исполнил их желание.[4]

Самые окраинные цивилизованные области на востоке — это пограничные земли Китая и Силы [Кореи и Японии]. Они простираются [183] до гор, между которыми в долинах возведена стена. Оттуда делают на них набеги [Гог и Магог]. Начало стены находится вдали от возделываемых земель… Затем она поворачивает на юг и идет по прямой линии, достигая, наконец, Океана тьмы.[5]

В древности и в средние вока выражение «Гог и Магог» имело широкое хождение в странах Передней Азии, однако значение его весьма туманно и с течением времени менялось. Авторы Ветхого и Нового заветов, в которых часто встречаются эти слова, вкладывали в них совсем иное содержание, нежели арабские писатели со времен Мухаммеда, но и арабы в свою очередь придавали этому понятию то один, то другой смысл. Пожалуй, мы ближе всего подойдем к истинному пониманию странного словосочетания «Гог и Магог», если скажем, что оно было собирательным названием для всех нецивилизованных народностей малознакомого или совсем неизвестного Севера.

Остановимся вкратце на происхождении сочетания «Гог и Магог». Сначала мы встречаемся с одним лишь «Магогом», упоминаемым в своеобразной родословпой пародов в гл. 10 «Книги Бытия»,[6] где среди «сынов Иафета» названы Гомер, Магог, Мадай и Иаван. Это названия основных индоевропейских племен, которые были известны в Святой земле. Иаван — по всей вероятности, эллины (ионийцы), Мадай — мидяне, Гомер — скифские киммерийцы, а Магог — вероятно, народности, населявшие Лидию и Фригию.[7]

Соединение слов «Гог» и «Магог» впервые появляется в «Книге Иезекииля» в следующем контексте: «Сын человеческий! Обрати лице твое к Гогу в земле Магог».[8] Поскольку, как уже указывалось, землю Магог считали идентичной Лидии и Фригии, то предпринимались попытки отождествлять [184] Гога с лидийским царем Гигесом,[9] прославившимся благодаря Геббелю. Однако это толкование, основанное только на случайном созвучии, оказывается совершенно неправдоподобным по существу. Царь Гигес никогда не проводил захватнической, агрессивной политики по отношению к странам, граничившим с его владениями на юге, более того, он сам погиб, пытаясь отразить нападение северных племен во время захвата города Сарды киммерийцами (652 г. до н.э.). Как же мог он стать одним из грозных северных завоевателей? Такая трактовка исключается, тем более что еще за 700 лет до Гигеса выражение «Гагая» (Гог) было употреблено в таблицах, хранящихся в египетском Тель-Амарнском архиве, для обозначения северных варваров.[10]

Именно мрачное пророчество Иезекииля создало впервые понятие «Гог и Магог». Внешним поводом, безусловно, послужило опустошительное вторжение «киммерийцев» в южные страны, бывшее для Передней Азии самым важным событием VII в. до н.э.[11] Основной движущей силой этого переселения народов были скифы с юга России. Населявшие этот район гомеры, известные нам под названием киммерийцев, необоснованно заимствованным у Гомера,[12] в начале VII в. покинули под нажимом скифов свои становища и, поройдя Кавказ, вторглись в Армению. В 678 г. до н.э. киммерийцы опустошили Месопотамию, затем двинулись на Малую Азию, где они, как уже говорилось, захватили в 652 г. город Сарды, после чего нанесли удары по Сирии и Палестине, ставшей вскоре после 630 г. жертвой их страшного набега. Волна эта докатилась до границ Египта, но здесь остановилась, так как захватчикам не улыбалась перспектива пересечения пустыни.

Упоминание об этих киммерийцах, именуемых «гомерами», обнаруживается также в не вошедшей в библию древнееврейской «Книге Юбилеев», которую Герман называет «прабиблией» и относит в основном к X в. до н.э.,[13] хотя большинство исследователей считает, что она значительно более позднего происхождения. Поскольку некоторые части этой прабиблии, по признанию самого Германа, дополнительно включены в нее около 625 г. до н.э., возникает подозрение, что и те разделы, в которых упоминаются гомеры, населявшие северное побережье Черного моря, созданы не ранее VII в. до н.э. В самом деле, маловероятно, что израильтяне около 950 г. до н.э., то есть в период, когда даже грекам было известно только южное побережье Черного моря,[14] уже располагали сведениями об Азовском море, Доне, крымских [185] гомерах, или киммерийцах, и тем более о народах Поволжья и Прикамья, которые, по мнению Германа, и фигурируют в прабиблии под названием «Гог». Предположение Германа, конечно, неправдоподобно.[15] Такая осведомленность представляется возможной и даже вероятной для VII в., но не для X в. А то, что рассказывается о гомерах, Гоге и т.п. в «Книге Юбилеев», автор решительно считает результатом позднейших добавлений. Вполне вероятно, что начиная примерно с VII в. «Магог», как предполагает Гамбургер, становится собирательным названием для всех тех племен, которых греки именовали «скифами».[16]

Вторжение северных племен в Палестину, происшедшее примерно в одно время с созданием дополнений к прабиблии, видимо, привело местное население в панический ужас. Этим ужасом веет на нас со страниц «Книги Иезекииля». «От пределов севера» рпнутся на Израиль несметные полчища азиатских, европейских и африканских народов,[17] встав на клич: «Поднимусь я на землю неогражденную».[18] Особое внимание следует обратить на выражение «земля неогражденная», поскольку на нем основывается в значительной степени дальнейшее повествование.

Пророчество Иезекииля нашло пеобычайно широкий отклик как в ранней христианской, так и в мусульманской, особенно в арабской, литературе. В «Откровении Иоанна» страх перед «Гогом и Магогом» проявляется в словах «число их как песок морской».[19] В гл. 18 Корана содержится приведенная выше цитата со своеобразным изложением событий. По поводу этой цитаты следует заметить, что слово «Зулькарнейн» означает «двурогий» и встречается в арабских легендах только как прозвище Александра Македонского (см. отрывок из Масуди), личность которого в течение всего средневековья привлекала к себе самое пристальное внимание и возбуждала живейший интерес даже у мусульманских авторов.[20]

Зловещие слова «Гог и Магог» со временем превратились в «неопределенное по своему содержанию собирательное название»,[21] служившее для обозначения всех воинственных племен, обитавших где-то на севере Европы и Азии. Так, в середине VI в. Иордан несколько раз упоминает народ «Магог».[22] Особенно часто название «Гог и Магог» или просто «Магус» (Магуш) присваивалось норвежским норманнам, набеги которых на берега Испании и побережье Средиземного моря зачастую несли разорение захваченным арабами [186] районам Европы и Африки.[23] Подчас словами «Гог и Магог» называли всех язычников, не придерживавшихся ни христианской, ни мусульманской, ни иудейской веры.[24] От арабов, среди которых это выражение имело особенно широкое хождение, оно вновь перекочевало в позднем средневековье к христианским народам и до этого знакомым с ним по Библии. Так, например, на так называемой Эбсторфской карте, относящейся примерно к 1284 г., Гог и Магог занимают районы Крайнего севера.[25] Делались попытки поставить название «Магог» в связь с греческим словом «магия»,[26] но это была этимологическая ошибка, которая не заслуживает дальнейшего рассмотрения.

Обилие фантастических историй, которыми с течением времени обрастало название «Гог и Магог», может служить прекрасной иллюстрацией к словам Шлёцера: «История географии — наука, неизвестная древним, — дала бесчисленное множество примеров того, как складываются и изменяются легенды вокруг географических понятий».[27]

После этих предварительных замечаний обратимся к вопросу о том, что представляла собой «стена», сооруженная якобы для защиты от «Гога и Магога» (как об этом рассказывается в приведенном выше отрывке из Корана) и часто упоминаемая в литературе.

Связь между различными представлениями восходит, разумеется, к цитировавшимся словам из книги пророка Иезекииля, где говорится о «земле неогражденной». В истории не так уж редки случаи, когда народы действительно пытались оградить себя от нападений агрессивных соседей, создавая стены и валы большой протяженности. Наиболее известным сооружением такого рода в Европе является Римский вал на границе с Германией — Limes, тянувшийся от района Нёйвида на Рейне до Кельгейма на Дунае и защищавший пограничные провинции Римской империи от оставшихся непокоренными германцев. В Британии римская провинция была также отделена Пиктским, или Адриановым, валом от неподвластных Риму северных племен, а в Добрудже для охраны границ был воздвигнут Траянов вал. Еще в раннем средневековье была создана сохранившаяся в значительной степени до наших дней Кавказская стена, называемая также Дербентскими Железными Воротами. Эта стена, видимо, перекрывала все важные долины и перевалы Кавказа между Каспийским и Черным морями, и в первую очередь главный проход — Албанские Ворота.[28] В средние века, а отчасти и до последнего времени эту стену считали творением Александра Македонского [187] и иногда даже прямо называли ее Александровой стеной. В связь с этой стеной пытались поставить и предания о Гоге и Магоге.[29] Однако это произошло под влиянием легенды. Особенно сильно влияние легенды сказывается на Моденской круговой карте (около 1450 г.), поскольку тут примешивается еще легенда о воздвигнутых на краю Земли бронзовых предостерегающих статуях (см. т. I, гл. 19, т. IV, гл. 177 и 182). О так называемых Дербентских Железных Воротах круговая карта сообщает следующую легенду:

«Эти статуи отлил из металла Александр, когда пришел в Каспийские горы, и сделал он их так искусно, что они могли скрежетать зубами. Так оградил он народы «Гог и Магог».[30]

Крупнейшей и известнейшей из всех пограничных стен, безусловно, была сохранившаяся до наших дней Великая Китайская стена. Это грандиознейшее сооружение всех времен, протянувшееся на 3000 км вдоль всей северной границы Китая от Желтого моря и заходившее далеко в глубь пустынь Центральной Азии, охраняло Китай своей неприступной каменной громадой от набегов гуннов и других воинственных племен. Стена представляет собой значительное препятствие даже для современных армий; в этом неоднократно имели случай убедиться японцы во время вторжения в провинции Северного Китая в 1932—1935 гг.

Бросается в глаза то странное обстоятельство, что все без исключения перечисленные выше пограничные валы и стены действительно были сооружены для защиты от нападения с севера (Римский вал — с северо-востока). Мы не можем здесь заняться выяснением, было ли это случайным совпадением или диктовалось особыми причинами. На территории Азии известно несколько таких искусственных пограничных стен, возведение которых предания всегда охотно причисляли к легендарным подвигам непобедимого Александра Македонского. Это относится, в частности, к «Александрову валу» в упоминавшихся Дербентских Железных Воротах — пограничной стене длиной 150 км, которую в действительности построил Сасанид Хосров I (531—578) для обороны своих владений от хазар.[31] Александру приписывалось и возведение Великой Китайской степы, которая наряду с Римским валом принадлежит к числу самых известных пограничных укреплений такого рода, и т.д. Возникновение Великой Китайской стены относится примерно к эпохе Александра, поскольку основная се часть была воздвигнута по приказу китайского императора Цинь Ши-хуанди около 214—205 гг. до н.э., то есть всего через какие-нибудь 100 лет после смерти великого македонского полководца. Предназначалось это сооружение для защиты страны от непрерывных вторжений кочевых племен из пустыни. Другое подобное укрепление, так называемая Мидийская стена, или стена Семирамиды, о которой [188] говорится у Ксенофонта и у Страбона,[32] была построена еще до Александра: ее соорудил Навуходоносор для обороны от набегов мидян.

С этими древними легендами связано также необычайное путешествие, которое совершил около 844—846 гг. к «стене Гога и Магога» владевший 30 языками толмач Саллам Алтарджеман по приказу халифа Васика (842—847). О целях и значении этого путешествия высказывались самые различные мнения. Отчет о поездке был записан современником, который, это можно утверждать с почти полной уверенностью, получил все сведения лично от Саллама. Речь идет о занимавшем в те времена должность главного почтмейстера халифата знаменитом персе Ибн-Хордадбехе. Он дословно воспроизводит отчет о путешествии Саллама в своем выдающемся труде о дорогах в арабских владениях. Работа Ибн-Хордадбеха была написана в 846 г., а через 40 лет, в 885 г., автор переработал ее, основываясь на новых данных, Заглавие «Китаб ал-Масалик ва'л Мамалик» означает «Книга путей и царств»» Лучшее издание, перевод и комментарии осуществлены крупным голландским арабистом де Гуе.[33]

Несколько странный, по в целом вполне правдоподобный рассказ Саллама с трудом поддается истолкованию и поэтому стал объектом научных споров. Остается неизвестным, какое сновидение привело в беспокойство царствовавшего в Самарре[34] халифа. Безусловно, сон произвел на халифа весьма сильное впечатление, раз он не пожалел значительных затрат, чтобы достоверно выяснить, насколько прочна «стена Гога и Магога», о существовании которой ему, как правоверному мусульманину, очевидно, было известно из гл. 18 Корана. Вряд ли халиф представлял себе, в каких землях следует искать эту таинственную стену. Поэтому-то Саллам получил задание разыскать стену и проверить, способна ли она еще выдерживать натиск «Гога и Магога».

Среди ученых нет единого мнения относительно того, где побывал Саллам за 2 1/2 года странствий. Ближайшей к Двуречью пограничной стеной были Дербентские Железные Ворота. Поэтому востоковед Хаммер-Пургшталль склонен был считать эту выстроенную Хосровом стену конечным пунктом путешествия Саллама.[35] Но такая точка зрения не выдерживает критики. Ведь в отчете ясно сказано, что уже на первом этапе путешествия Саллам находился гораздо севернее этой стены, у хазар, которые примерно с 730 г. создали [189] в устье Волги сильное государство с главным городом Итиль (недалеко от Астрахани). До того они обитали в Центральной Азии, где были известны как «белые гунны» (гл. 75). Ну а если Саллам в самом начале своего путешествия побывал в устье Волги, то целью его поездки никак не мог быть Кавказ!

Путь от Самарры на Тигре до Волги идет в основном с юга на север. Поэтому высказывалось мнение, что «стену Гога и Магога» следует искать на продолжении этого пути к северу. Риттер полагал, что Саллам днигался «по ту сторону Аксу до Алтая».[36] По мнению Френа, Саллам добрался до башкиров;[37] к этой точке зрения присоединился Миллер, известный своим изданием древних карт.[38] Френ и Миллер считают, что Саллам побывал в бассейне Оби — возможно, у хакана Онгиша в Сибири — и что «стена Гога и Магога» не что иное, как теснина Иртыша в юго-западном Алтае. Однако такая трактовка представляется слишком натянутой, да и не совсем логичной. Ведь даже через 40 лет после путешествия Саддама арабы не знали, что находится севернее устья Волги (Ибн-Хордадбех), и лишь 80 лет спустя в Месопотамии впервые услышали о царстве волжских болгар. Как же можно допустить, что Саллам еще в первой половине IX в. побывал далеко за Болгаром и даже за Уралом (путь к которому проходил тогда только по Волге и Каме, а не по реке Урал), в бассейне Оби? Такое предположение совершенно невероятно. Каким образом, возвращаясь с Оби в Месопотамию, Саллам мог попасть по пути в Хорасан и Самарканд? И наконец, что могло понадобиться Салламу в районе Оби и Иртыша? Теснины рек в горах не были такой редкостью, ради которой стоило бы пускаться в странствие на 2 1/2 года! Кроме того, не следует забывать, что «стена», которую разыскивал Саллам, должна была быть делом рук человеческих, а не творением природы! Толкованию Миллера явно недостает убедительности. Утверждение этого автора, что не может быть «никаких сомнений» в верности его трактовки, представляется слишком смелым. Напротив, не так-то легко будет найти специалиста, который согласился бы с Миллером.

Другие более ранние, а также и современные попытки объясняются значительно правдоподобнее, чем не очень удачная гипотеза Миллера. Риттер искал «стену Гога и Магога» на Тянь-Шане,[39] Рейно — на Алтае или на Урале,[40] Пешель — «несколько восточнее Сыр-Дарьи».[41] Но во всех этих районах никогда не было пограничных стен, да они и не были там нужны. Однако великий путешественник марроканец Ибн-Батутта еще в XIV в. утверждал, что Саллам, безусловно, побывал у Великой Китайской стены.[42] К аналогичным выводам приходит и переводчик путевых записей Саллама, выдающийся [190] голландский арабист де Гуе,[43] хотя он скорее склонен считать, что переводчик халифа побывал не у самой Великой Китайской стены, а у Нефритовых Ворот, то есть у Юймыньского прохода.

Как разобраться в этой путанице различных толкований? Попробуем найти отправные пункты, позволяющие твердо ориентироваться при дальнейших рассуждениях!

Прежде всего следует подчеркнуть, что представляется неоправданным какое-либо недоверие к путевым записям Саддама, которым присущ весьма трезвый взгляд на вещи и отсутствие каких бы то ни было вымыслов. Когда толкование источника представляет трудности, всегда находятся исследователи, которые ищут спасения в самом простом средстве — объявить все вымыслом. Такой способ расправляться с древними, трудно поддающимися объяснению источниками очень удобен, но и чрезвычайно опасен, а поэтому к нему не следовало бы прибегать без веских на то оснований. Что же касается рассматриваемого здесь случая, то уже Пешель считал, что Саллам привез на родину «богатый набор сказок».[44] Маркварт еще резче отзывается о «россказнях Саллама Переводчика»,[45] и ему вторит Миллер. Последний полагает, что «этот мошенник Саллам»[46] не мог сообщить ничего интересного о стране башкиров, в которой он, по мнению Миллера, побывал, а потому просто наплел халифу небылиц:

«Не смея вернуться без всяких результатов, он пустился в измышления, которые Идриси счел подлинной правдой и включил в свою карту».[47]

Такое толкование представляет собой, на взгляд автора этих строк, типичное применение метода «что не укладывается в схему, отбрасывается прочь»: раз имеющееся описание полностью противоречит сложившемуся у меня предвзятому мнению о ходе и целях путешествия, значит, само это описание — плод фантазии.

Автор не видит никаких оснований сомневаться в правдивости отчета Саллама. Ведь Переводчика сопровождало значительное число людей, и хотя многие из них погибли в пути, все же 14 человек возвратилось в Самарру. Было бы крайне легкомысленно, более того, глупо при таком количестве свидетелей преподносить халифу наглую ложь, разоблачение которой, наверняка, не заставило бы себя ждать. К тому же опыт показывает, что вымышленные описания путешествий никогда не бывают выдержаны в таком деловом, трезвом и отнюдь не бьющем на сенсацию тоне, каким, бесспорно, отличается рассказ Саллама. В нем нет ни одного увлекательного приключения и ни одной, из столь популярных в те времена легенд. Ни разу не преувеличиваются тяготы [191] и страдания, не превозносятся героические подвиги путешественников, и даже о самой стене сообщаются лишь довольно скудные сведения. Рассказ явно не расцвечен поэтическими вымыслами, зато в нем содержится ряд деталей, которые не могли быть придуманы, так как прекрасно согласуются с некоторыми фактами, относящимися к тому же периоду. Высказанное нами положение заслуживает более подробного рассмотрения.

Поскольку путешествие через устье Волги отняло 16 месяцев, а обратный путь через Хорасан и Самарканд — лишь 12 месяцев, можно a priori утверждать, что до стены Саллам добирался окольными путями, а возвращался более прямой дорогой. В этом случае конечный пункт путешествия следовало бы искать примерно к северо-востоку от Месопотамии — в 8 месяцах пути за Самаркандом.

Из путевых записей с очевидностью вытекает, что «стена», у которой побывал Саллам, принадлежала сильному в военном отношении и, видимо, богатому государству с четкой организацией управления и хорошим административным аппаратом. Описание ворот в стене, украшенных железными и медными полосами, не вяжется с бытом таких бедных народностей, какими были башкиры и другие кочевые племена. А поскольку стена явно служила для защиты от набегов кочевников, то и по этой причине никак нельзя искать ее, как делает Миллер, в районах расселения кочевых племен.

Ход рассуждений все ближе подводит нас к самому крупному и известному сооружению такого рода — к Великой Китайской стене. Такое предположение отлично согласуется с тем, что Саллам проезжал через Самарканд. Но не противоречит ли нашей гипотезе странный маршрут через Итиль, избранный по пути к стене? Думается, что такого противоречия не окажется, если мы примем во внимание следующие обстоятельства.

Древняя «шелковая дорога», по которой осуществлялись сухопутные связи между западной частью Азии и Китаем, в IX в. была отрезана.[48] В VII в. и в первой половине VIII в. оживленная торговля еще велась через перевалы Памира и Таримскую впадину; поддерживались также дипломатические и культурные связи между Западом и Востоком. В 713 г. халиф даже направил в новую столицу Китая Чанъань свое посольство, возвратившееся оттуда с богатыми дарами.[49] Однако после того, как тибетцы захватили и разграбили Чанъань (18 ноября 768 г.),[50] сухопутные дороги пришли в полное запустение. Связь с Китаем по суше была прервана для Передней Азии с 763 до 938 г., а для Индии — с 750 до 986 г. Во времена Саллама Переводчика халифат поддерживал очень оживленную и процветавшую морскую торговлю с Китаем, которой, впрочем, тоже на долгие годы был причинен тяжкий урон после того, [192] как в 878 г. вспыхнуло мощное восстание, возглавляемое Хуан Чао и направленное против деятельности чужеземцев в Китае. Что же касается сухопутных дорог через Центральную Азию, то в IX в. они почти совсем не использовались. В тот период арабские купцы вряд ли могли добираться до Великой Китайской стены, и арабы располагали «чрезвычайно скудными сведениями о внутренних районах Китая».[51] Сведения эти они не могли приобрести и из более ранних записей, ибо древнейший из известных нам арабских авторов, Хешам бен Мухаммед Кельби, умер в 819 г.[52] Следовательно, в сознательном возрасте он не был свидетелем сухопутного сообщения с Китаем и к тому же вообще не проявлял интереса к географии.

Отсюда следует, что в годы правления халифа Васика арабам могли быть известны лишь какие-то отрывки старинных изустных преданий о Китае и о Великой Китайской стене. Вероятнее всего, сохранились туманные сведения о чудесной стене огромных размеров, предназначенной для защиты от набегов варваров. Можно предположить, что некоторую роль здесь сыграл Коран (см. гл. 18 и 21), но не менее вероятно и знакомство арабов с трудами великого Птолемея, который также упоминает о некоем таинственном сооружении в связи со столицей Тины: «Говорят, что она не окружена медными стенами».[53]

Значительно точнее выражается Аммиан Марцеллин (IV в.), который, впрочем, не был известен арабским ученым: «Через становища обитающих по обе стороны скифов проходят на восток высокие, соединенные друг с другом валы (celsorum aggerum summitates), окружающие Страну серов».[54]

Во всяком случае, нельзя отрицать, что халиф Васик мог располагать смутными сведениями о том, что где-то в дальних странах действительно стоит диковинная «стена Гога и Магога», о которой говорится в Коране. Однако в IX в. никто в Месопотамии не мог твердо сказать, как до нее добраться. Пользоваться старыми дорогами через Памир и Таримскую впадину было невозможно. Поэтому вполне вероятно, что Саллам, пустившийся в поиски [193] этой стены, сначала отправился в Итиль к хазарам, которые лучше арабов знали остававшиеся доступными пути на Дальний Восток. В IX в. еще пользовались древним торговым путем, проходившим от устья Волги мимо северных берегов Аральского моря к Джунгарским Воротам.[55] Этой дорогой еще в 569 г. прошел византиец Зимарх, а позднее, в XIII в., добрались до Монголии Карпини, Рубрук и другие путешественники. Это был «торговый путь всемирного значения, соединявший Волгу с Или, а Или — с Хамийской впадиной в пустыне Гоби».[56] Понятно, что сведения об этом пути легче всего было получить именно в Итиле.

Предположение, что Саллам избрал такой маршрут, чтобы попасть к Великой Китайской стене, подтверждается в значительной степени самим текстом путевых записей. Более того, на наш взгляд, в цепи фактов, доказывающих, что интересующая нас «стена Тога и Магога» действительно могла быть только Великой Китайской стеной, нет ни одного недостающего звена.

Как видно из текста, за Итилем Саллам сначала проезжал по зловонным землям, а затем в течение 20 дней по «местности, где все селения были разрушены». Зловонные земли — это, по всей вероятности, те самые заболоченные районы к северу от Каспийского и Аральского морей, которые, как свидетельствуют и другие путешественники, источали вонь и мешали движению. «Местность, где все селения были разрушены», следует, видимо, искать на землях западных уйгуров, ставших около 840 г., то есть незадолго до поездки Саллама, жертвой опустошительного вторжения хакассов (киргизов).[57] Именно эта часть путевых записей решительно опровергает точку зрения Миллера, согласно которой Саллам совершил путешествие к землям башкиров. Ведь даже через 400 лет Рубрук особо отмечал полное отсутствие каких-либо селений в стране кочевников-башкиров.[58] Откуда же там могли появиться разрушенные селения?

Еще более вескими оказываются следующие три соображения. Если согласиться с высказанными выше взглядами на маршрут путешествия, то можно предположить, что Саллам воспользовался обычным караванным путем на Сыр-Дарью и проехал вдоль северных отрогов Тянь-Шаня по дороге Алоколь — Баркуль. Затем он перешел через главный перевал восточного Тянь-Шаня и попал в Хами, а оттуда, очевидно, в Аньси. В записях Саллама назван город Ика (Юка), который миновали путешественники. Еще де Гуе, по соображениям географического характера, пришел к убеждению, что этот не поддающийся никакому другому определению город Ика, очевидно, тождествен [194] городу Хами.[59] Впрочем, голландский ученый ничем не обосновал своей точки зрения. Еще один шаг вперед удается сделать, когда выясняется, что неподалеку от Хами находилась бывшая столица уйгуров Игу,[60] центр упоминавшегося китайским паломником VII в. Сюань Цзаном «царства Игу».[61] Некоторое фонетическое различие между названиями Игу и Ика представляется несущественным, тем более если учесть, что арабское «а», видимо, произносилось очень закрыто. В те времена на земле уйгуров, возможно, обосновалось большое количество их сородичей мусульманского вероисповедания, бежавших из более западных областей во время вторжения киргизов. Впрочем, и в самом Китае мусульмане не были в тот период таким уж редким явлением. Во всяком случае, вполне вероятно, что именно в этом районе произошла описанная Салламом встреча с его единоверцами, которые никогда и не слыхивали о повелителе правоверных.

Тот факт, что монгольские кочевые племена Центральной Азии подчас получали наименование «Гог и Магог», явствует также из замечания Лемке относительно страны, которую Марко Поло называл «Тендук».[62] Страна эта, вероятно, была княжеством Тяньтецюнь, основанным около 750 г. в верхнем течении Хуанхэ. Вот что пишет по этому поводу Лемке: «В средние века страну Тендук, которой правили потомки «царя-священника» Иоанна, называли в Европе «Гогом и Магогом», а в Азии — «Унгом и Мунгулом», то есть страной подданных князя кереитов».[63]

Однако самым веским доводом в пользу того, что Саллам действительно совершил путешествие к Великой Китайской стене, служит тот факт, что как раз в более поздней арабской литературе именно это сооружение фигурирует под названием «стены Гога и Магога». Миллер утверждает, что даже Идриси, величайший из арабских географов, еще ничего не знал о Великой Китайской стене,[64] так как в противном случае он не перенес бы «вал Гога и Магога» на северо-восток Азии. Но тот же самый Идриси, утверждавший, как это [вклейка][195] ни странно, что арабы называют «Гогом и Магогом» тюркские племена,[65] пишет в другом месте, что «море Син», то есть Китайское, «омывает земли Гога и Магога». А Масуди еще за 200 лет до Идриси, около 950 г., совершенно недвусмысленно говорит о Великой Китайской стене, называя ее «стеной Гога и Магога». Приведенная выше цитата из Масуди, которого Риттер называл «Геродотом Востока»,[66] содержит неопровержимое доказательство того, что по имевшимся у арабов сведениям «стена Гога и Магога» доходила до Тихого океана. Итак, не остается никаких сомнений в том, что под этим названием подразумевалась Великая Китайская стена. Иби-Батутта совершенно определенно употреблял его в этом смысле[67] и к тому же считал, что «стена Гога и Магога» была творением великого Александра.[68] Даже на Каталонской карте мира (1375 г.) «стена Гога и Магога» нанесена к северо-востоку от Лобнора (см. рис. 3)!

Рис. 3. Фрагмент Каталонской карты мира от 1375 г. На карте изображены «стена Гога и Магога», ее мнимый строитель «царь Александр» и слева у края — «башни Камбалека [Пекина]» («chanbalech magni canis catayo»), столицы великого хана Катан [Китая].

После всего сказанного можно не сомневаться, где побывал Саллам, не говоря уж о том, что во всей Азии не было другого столь же важного и известного сооружения для защиты от воинственных кочевников, которое могло бы потревожить сон могущественного халифа в Двуречье.

Существует всего лишь один не очень существенный аргумент против Великой Китайской стены. После выхода из города Ика Салламу потребовалось, по его словам, затратить 3 дня, чтобы добраться до «стены Гога и Магога». Между тем ближайшие ответвления Великой Китайской стены удалены от Хами на 300-400 км. Чтобы преодолеть такое расстояние, нужно было ехать от этого города еще около 10-12 дней. Здесь мы встречаемся с одним противоречием, которое, впрочем, не имеет большого значения и не может поколебать чрезвычайно веских доводов в пользу тождества Великой Китайской стены и описанной Салламом «стены Гога и Магога».

Если изложенные выше рассуждения верпы, то обратный путь Саллама из района Аньси примерно до Таласса совпадал с маршрутом его путешествия к стене. Однако затем он, видимо, свернул на юго-запад и, проехав через Самарканд, быстрее достиг исходной точки своего путешествия — Самарры, чем если бы снова избрал путь через Итиль. Впечатления Саллама о путешествии, очевидно, были записаны немедленно после возвращения. Весьма вероятно, что Саллам вернулся на родину в том же году (846 г.?), когда Ибн-Хордадбех работал над своим превосходным географическим трудом. В таком случае естественно было бы желание этого географа тотчас же использовать новые сведения, привезенные Саддамом. Васик умер 10 августа 847 г. Поскольку Саллам еще успел доложить халифу о результатах путешествия, возвращение, очевидно, относится к 846 г., а может быть, и к 845 г. Если принять во внимание, что поездка длилась 2 1/2 года, а Васик начал царствовать в 842 г., то такая датировка событий окажется единственно возможной. [196]

Итак, в путевых записях Саллама содержатся указания, отметающие всякие сомнения в их правдивости: зловонная местность, разрушенные селения, город Хами, мусульманские общины недалеко от «стены Гога и Магога». Во всяком случае, автор этих строк не видит ни малейшего повода сомневаться в достоверности рассказа, которая так же велика, как и его значение для истории культуры.

Давая оценку путешествию Саддама, благодаря которому мусульманская культура обогатилась сведениями о неизвестных ей до тех пор областях Центральной Азии, не следует забывать, что география считалась у арабов, по словам Якута (XIII в.), богоугодной наукой.[69] Поэтому любое расширение географических знаний было своего рода благочестивым деянием.

В заключение нужно отметить, что Лолевель дал перечень всех старых карт, на которых фигурирует название «Гог и Магог» или нанесена одноименная стена.[70] Особенно подробное исследование посвятил этому понятию Вивьен де Сан-Мартен.[71] Самая ранняя из известных автору научных работ нового времени, посвященных «стене Гога и Магога», — это часть лекции, прочитанной д'Анвиллем 22 мая 1761 г.[72]

Суеверный страх перед таинственными «Гогом и Магогом» сохранялся кое-где среди населения в Центральной Азии вплоть до нового времени. Это видно из заметки Беллью о беседе с афганской знатью, состоявшейся в 1860 г.[73]

[Дополнения к II тому, данные автором в 1953 г. в конце III тома]

[480]

[…]

К гл. 89 (Саллам Переводчик)

Д-р Бахман подверг сомнению толкования автора, согласно которым Саллам Переводчик в IX в. добрался до Великой Китайской стены.

Он опирается на тот довод, что житель Востока, каким был Саллам, не мог так скоро совершить все путешествие. Ведь Саллам затратил, по предположениям автора, на то, чтобы добраться от Месопотамии до Великой Китайской стелы, 12 месяцев (с возвращением назад — 16 месяцев).

Д-р Бахман прожил 10 лет в Иране, Месопотамии и Армении. К тому же он специалист по археологии и хороший знаток психологии мусульман. Все это заставляет нас считаться с его замечаниями. По мнению Бахмана, «стену Гога и Магога», или «стену Александра», следует искать только в районе, расположенном гораздо ближе к Двуречью, так как «просто нельзя себе представить», чтобы мусульманин мог совершить столь быстрое передвижение. «Стеной Александра» назывался ряд заградительных стен, возведенных в Азии. Бахман считает, что в данном случае речь может идти о стене, исследованной и описанной Вамбери.[74] Эта стена находится несколько севернее современной границы между СССР и Ираном, на советской территории, и проходит к югу от закаспийской железной дороги Красноводск — Мары через ворота между горами Большой и Малый Балхан к городу Кизыл-Арват. Она некогда преграждала пересохшее русло Узбоя, мешая кочевникам с берегов Аральского моря проникнуть на север Ирана и к южному побережью Каспийского моря. [481]

Следовательно, эта степа имела также очень важное стратегическое значение. Д-р Бахман тем решительнее выступает за это гораздо более простое толкование, что в приведенном на стр. 180 отчете о путешествии Саддама речь идет только о посещении им тифлисского наместника Исаака и о последовавшей за этим встрече с хазарским царем Тар-ханом.

В отчете ничего не говорится ни о посещении Итиля, ни о переправе через Волгу, ни о пересечении огромных безводных территорий вокруг Аральского моря. Д-р Бахман предполагает поэтому, что Саллам встретился и беседовал с хазарским царем не в Итиле, а в каком-нибудь месте на Кавказе, расположенном к югу от его государства. После этого Саллам якобы поехал дальше по южному побережью Каспийского моря, к закаспийской стене Александра. Только здесь, поблизости от этой стены, Саллам мог встретить людей, которые, как указано в источнике (см. стр. 180), умели говорить как на арабском, так и на персидском языке. У Великой Китайской стелы ничего подобного произойти не могло.

Автор примет к сведению возражения д-ра Бахмана и не будет больше высказываться по этому поводу. Если такой хороший знаток Востока, учитывая психологию парода, заявляет, что в 1100 г. мусульманин, едущий в сопровождении многочисленной свиты, не мог за 2 1/2 года добраться из Месопотамии до Великой Китайской степы и вернуться обратно, то автор должен с этим согласиться. Возможно, что на более близком расстоянии от месопотамского халифата находилась другая столь же прославленная заградительная стона. Однако это не опровергает догадки автора, что Масуди, Идриси и Ибн-Баттута называли Великую Китайскую стену «Стеной Гога и Магога», приписывая со сооружение Александру Македонскому.

По мнению д-ра Бахмана, «Железные Ворота», которые искал Саллам и о которых уже упоминалось на стр. 96 и 102 этого тома и будет еще говориться в гл. 118 следующего тома в связи с путешествием Чан Чуня, находились примерно в 60 км к северу от Аму-Дарьи, у Ширабада, на старой дороге из Самарканда в Кабул. Они описаны в древнем труде китайского путешественника Сюань Цзана, который был использован русским исследователем И.Л. Яворским при описании одного посольства в Афганистан и Бухару:

«[«Железные Ворота»] — это теснина между двух гор, которые поднимаются параллельно, справа и слева, до изумительной высоты... Две горы образуют с двух сторон громадные стены цвета железа. Проход запирается створчатыми воротами, обитыми железом, и к воротам привязано много колоколов...»[75] [482]

В своем письме от 8 апреля 1951 г. д-р Бахман любезно сообщил автору, что сам он тоже нашел на подступах к древнему арабскому городу Петра остатки подобных двойных ворот на скалах и описал их.[76]