Неведомые земли. Том 2

Глава 92. Ибн-Вахаб в Нанкине (около 874 г.)

Что же касается тех мест, откуда отплывают корабли, и тех, к которым они пристают, то, по свидетельству различных лиц, судоходство осуществляется следующим образом. Большая часть китайских кораблей принимает груз в Сирафе, где они берут товары, привозимые туда из Бальсоры [Бассоры. — Ред.], Омана и других мест… Когда погрузка товаров в Сирафе заканчивается, они пополняют запасы воды и идут под парусами в Маскат, расположенный в самой крайней части провинции Оман, в 200 часах плавания от Сирафа… Оттуда корабли держат путь в Индию и сначала заходят в Каукаммели [Куилон]. При попутном ветре плавание от Маската до Каукаммели продолжается месяц… Набрав в Каукаммели воды, они выходят в Херкендское море [Бенгальский залив]. Миновав его, корабли пристают к берегу у города Легебалус, жители которого не понимают ни арабского, ни какого-либо иного языка, известного купцам. Они ходят без одежды; кожа у них белая, и они плохо держатся на ногах… Оттуда корабли плывут в Калабар… Приблизительно в месяце пути от Калабара находится город Каукам… После 10-дневного плавания корабли прибывают в место, именуемое Бетума, где можно набрать воды, если она нужна. Отсюда они за 10 дней добираются до Сенефа… Набрав здесь воды, они 10 дней плывут до Сендерфулата — острова, на котором есть пресная вода. Затем корабли сворачивают в море Сенги и плывут по нему до границ Китая. Чтобы доехать от Сендерфулата до Китая, требуется месяц.

…За страной Китай находится Страна тагазгазов, которые относятся к тюркам. Земли Китая, граничащие с землями тюрок, называются Тибетом. У той же части Китая, которая омывается морем, расположены острова Сила. На них обитает светлокожий народ, живущий в мире с китайским императором, и там считают, что небо не пошлет их земле дождя, если они не принесут ему даров. Однако люди из наших стран еще не бывали там, а потому никто не может рассказать о них. В этой стране встречаются белые соколы…

Однажды жил в Бальсоре человек из рода Корейх, по имени Ибн-Вахаб. Когда город Бальсора подвергся разграблению, он бежал оттуда, добрался до Сирафа и там нашел корабль, который [205] должен был вскоре отплыть в Китай. Ему захотелось отправиться в плавание на этом корабле, и так его привезли в Китай. Там он ощутил желание взглянуть на императорский двор; он выехал из города Ханьфу и через 2 месяца прибыл в Кумдан. Долгое время он оставался при дворе императора… Император дал ему аудиенцию и щедро наградил подарками, с которыми он вернулся в Ирак. Мы видели этого человека, когда он уже был в весьма преклонном возрасте.[1]

Около 900 г. н.э. или немногим позднее Абу Саид ал-Хасан, который был родом из города Сираф на берегу Персидского залива, написал ценный труд «Акбар ал-Син ва'л Хинд» («Сведения о Китае и Индии»), содержащий чрезвычайно важные сообщения о широком развитии арабского торгового судоходства в IX в. и о связях арабов с Китаем. Этот труд, ставший объектом самого пристального внимания в научной литературе,[2] опирается на два более ранних отчета о путешествиях. Первый из них, как прямо указано в вводной части, был написан в 851 г. иудейским купцом Солиманом из Андалузии, который, видимо, объездил мусульманские страны Передней Азии вплоть до границ Индии. Сам Солиман восточнее Индии не бывал, хоть Рейно и придерживался мнения, что этот купец неоднократно совершал плавания в Индию и Китай.[3] Как бы то ни было, мы должны быть благодарны ему за то, что он собрал и записал сообщения о дальних странах, сведя воедино рассказы побывавших в Китае мусульман, о которых мы без его помощи ничего не знали бы.[4] Насколько хорошо был информирован Солиман, видно из того, что он уже упоминает о китайском фарфоре:

«Есть у них чудесная земля, из которой они изготавливают вазы, столь хрупкие, словно они из стекла, и совершенно прозрачные».[5] [206]

Первым Солиман рассказывает и о вине, получаемом в Китае из риса. Это «древнейшие сведения о китайской водке».[6]

Что касается второй части труда Абу Саида, то в ней содержится сообщение о путешествиях в Китай после 870 г. Оно отличается от прочих чисто торговых плаваний в китайские порты том, что было продолжено во внутренние районы страны, а закончилось в Нанкине, тогдашней резиденции императора. Автором этого сообщения был арабский купец Ибн-Вахаб, который покинул свой родной город Бассору, после того как его разграбили в 871 г. восставшие зинджы,[7] и отправился через Индию в Китай.

Именно в IX в. арабская морская торговля с Китаем достигла расцвета. В VII и VIII вв., когда широко использовались сухопутные дороги, морские перевозки, очевидно, отступили на задний план. Но в 763 г. наземные дороги были перерезаны и роль судоходства вновь возросла. Между тем IX в. (век «1001 ночи») стал свидетелем небывалого развития судоходства в Индийском океане и омывающих Китай морях, пока в 878 г. положение резко и надолго не изменилось к худшему по причинам, на которых мы остановимся ниже. Для всей истории культурных связей в древности характерна беспрерывная смена подъема и упадка дальневосточных коммуникаций и поочередное преобладание то сухопутного, то морского сообщения.

Ко временам Ибн-Вахаба и Солимана торговля между Двуречьем и Китаем велась уже в течение ряда столетий. Еще до 300 г. н.э. в Китай был привезен жасмин, родиной которого считается Персия. Об этом свидетельствует упоминание этого растения в написанном около 300 г. труде «Наньфанцаомучжуян».[8] Согласно преданиям, учение Мухаммеда (Магомета) стало известно в Китае не то между 622 и 626 гг., то есть благодаря четырем его ученикам еще при жизни самого основателя мусульманской религии, не то немногим позже в результате видения, ниспосланного свыше великому императору Тай-цзуну.[9] Плавания китайских судов в район Двуречья, а также арабских кораблей в Китай приняли в VIII и IX вв. удивительный размах. По данным, Рихтгофена, на Евфрате из года в год появлялось множество китайских кораблей,[10] а между 785 и 805 гг. китаец Цзя Тань даже написал подробную [207] инструкцию для парусных судов о плавании от Гуанчжоу до Персидского залива.[11] Уже в 763 г. в южнокитайских портах подвизалось огромное число чужеземных купцов, среди которых главную роль играли арабы и персы. В этом году они предприняли успешное нападение на Гуанчжоу и разграбили там склады с товарами. Обстановка в Гуанчжоу в то время, видимо, напоминала положение, сложившееся в XIV и XV вв. в норвежском порту Бергене, где немецкие купцы-ганзейцы обладали такой силой, что в 1455 г. безнаказанно убили норвежского наместника, епископа и 60 горожан.

В IX в. господству чужеземных купцов в Китае, которое пробудило народный гнев, одним ударом был положен конец: в 875 г. под руководством Хуан Чао (по-арабски — Банчао) вспыхнуло грозное восстание, вызванное порочной политикой императора И-цзуна (859—874) и в течение ряда лет опустошавшее Китай.[12] Восстание это было направлено также против всех чужеземцев, и в 878 г. многие из них лишились жизни в нынешнем Ханчжоу. Жертвой народного гнева пали мусульмане, христиане, иудеи, буддисты и другие последователи чужих религий, в первую очередь все иностранные купцы. В источниках приводятся весьма различные цифры убитых в Ханчжоу чужестранцев — от 26 тыс. до 200 тыс. Это избиение наряду с резко отрицательным отношением к дальнейшим связям с иноземцами позднее было причиной повсеместной вырубки необходимых для производства шелка тутовых деревьев и неоднократного разграбления купеческих судов. Все это привело к тому, что морские торговые связи с арабами оказались прерванными на века. «Арабы не плавали больше в Китай, ибо одержавшие победу мятежники подвергали избиению команды судов и конфисковывали корабли вместе с грузом».[13] С этих пор арабские торговые суда стали ходить только до Каликута [Кожикоде] на Малабарском береге Индостана[14] или до Галле на юго-западе острова Цейлона.[15] Китайцам приходилось самим посылать свои корабли в эти гавани, если они не хотели полностью отказаться от всякого обмена товарами. Впрочем, они и раньше лишь в том случае ходили в плавание, если иностранцы не прибывали к ним сами. Масуди подчеркивает, что в его время (X в.) арабские и китайские купцы обычно встречались в Галла (то есть в Галле). С точки зрения истории культурных связей наибольшее значение имеет, конечно, то, что в IX в. в китайских портах собиралось такое огромное количество иностранных купцов.

Путешествие Ибн-Вахаба, очевидно, состоялось незадолго до катастрофы 878 г., когда в Китае было еще спокойно. Точно определить время путешествия нельзя. Но, поскольку разрушение Бассоры относится к 871 г. (после чего плавание могло состояться), а избиение в Халчжоу — к 878 г. — дата, [208] до которой оно должно было завершиться, можно, пожалуй, согласиться с Краузе, считавшим, что Ибн-Вахаб находился в Китае в 874 г.[16]

Итак, Солиман и Ибн-Вахаб описывают как раз тот период, когда морская торговля арабов с Китаем достигла своего высшего расцвета. Поэтому по их рассказам мы можем, как отмечает Хирт, «изучить положение на важнейшем торговом пути, который вел от Багдада, Басры и Сирафа через Малабарский берег, Цейлон и Яву в Китай».[17] Следует особо подчеркнуть, что расположенный на севере Суматры Палембанг (Сривиджайя) долгое время был очень важным центром торговли и буддийской религии, где «купцы обычно останавливались и закупали пряности для Гуанчжоу».[18]

Приблизительно к той же культурной среде и к тому же периоду, что и сообщения Солимана и Ибн-Вахаба, относятся известные рассказы о мореплавателях из «1001 ночи», истории Синдбада Мореход,[19] приключения «третьего календера и царского сына», принца Аджиба у Магнитной горы, а также «Книга чудес».[20] Впрочем, автор полагает, что все эти расцвеченные фантастическими вымыслами произведения все же возникли несколькими десятилетиями позже, чем сообщения, записанные Абу Саидом. Так, Синдбад в своих странствиях ни разу не попадает дальше Суматры, а о Китае в его рассказах вообще не говорится ни слова. Если бы в тот период, когда создавались эти сказки, поездка в Китай все еще была обычным делом, то неизвестный автор наверняка отправил бы своих героев и в эту страну. Рейно полагает, что Синдбад из «1001 ночи» был историческим лицом, совершившим ряд плаваний в Индию.[21] Однако в таком случае он жил не в VIII или IX в., как думает Рейно, а не раньше X в., то есть по крайней мере через несколько десятилетий после катастрофы 878 г. Впрочем, автор не решается утверждать, означает ли отсутствие каких-либо упоминаний о Китае в «1001 ночи», что это знаменитое произведение было создано позже 878 г. Для нас эта проблема не представляет особого интереса, но на нее следует обратить внимание востоковедов. Во всяком случае, если сказки «1001 ночи» были сочинены позже 878 г., то это полностью соответствует утверждениям Мжика:

«Поскольку прямое сообщение с Китаем по морю в X в. было нарушено из-за внутренних беспорядков, арабские корабли ходили только до Калаха [на Малакке], куда прибывали и китайские суда. Впоследствии моряки из западных стран стали распространять небылицы о том, что за Калахом мореплавание вообще невозможно».[22] [209]

Как бы то ни было, книга о Синдбаде создана ранее 950 г., так как Масуди был уже знаком с ней.[23] Знаменитый географический труд Масуди был написан между 943 и 947 гг. и подвергался переработке в 956—957 гг.[24]

Острова Сила, которые названы у Абу Саида, но были известны и многим другим арабам того времени, считались у мусульман Передней Азии самыми окраинными землями Восточной Азии. Иногда их также называли «страной Шюла», или «эс-Сила».[25] Различные ученые пытались выяснить, что кроется за этим названием. Лелевель, основывавшийся только на созвучии, отождествлял их с островами Сулу,[26] Рейно, издатель Абу Саида, — с Японией;[27] Рихтгофен — с Южной Кореей.[28] С Рихтгофеном соглашался и де Гуе, впрочем с оговоркой, что подчас под этим названием могли выступать и районы Японии.[29] Флюкигер считает Силой остров Хайнань и близлежащее побережье материка.[30]

К правильным выводам можно, очевидно, прийти, если принять во внимание, что в ближайшей к Японии части Кореи с давних времен существовало государство Силла (см. гл. 113). Поэтому Рихтгофен и де Гуе, видимо, ближе других подошли к истине. Возможно, что первоначально под названием «Сила» действительно подразумевалась только Корея. По данным Лонгфорда, в этом районе еще около 50 г. до н.э. возникло государство Симло, называвшееся также Силла или Шюла, а по-японски — Сираги.[31] Правда, не исключено, что понятие это не имело постоянного содержания и временами распространялось также на часть Японских островов. Впрочем, у корейского побережья тоже разбросано бесчисленное множество мелких островов, которым царь страны Силлы был обязан титулом «повелителя 10 000 островов».[32] Среди немногих арабов, располагавших более или менее точными сведениями о Дальнем Востоке, Япония именовалась Ваквак, что, видимо, было искажением японского названия (см. гл. 101). Ибн-Хордадбех четко различает Силу и Ваквак.[33] Что же до большинства других авторов, то они употребляют слово «Сила» как собирательное название для всех земель и островов, расположенных восточнее Китая. Следует иметь в виду, что Корея [210] в те времена легко могла сойти за остров, так как из Китая до нее, очевидно, добирались только морем. Итак, ничто не мешает нам толковать название «острова Сила» в самом общем понимании, относя к ним и Корею и Японские острова, и не пытаться проводить более точные границы.

Встречающуюся у Иби-Вахаба «Страну тагазгазов, которые относятся к тюркам», правильнее называть «Тагузгуз», что и сделал около 903 г. Ибн-Русте.[34] Это слово в свою очередь является сокращением от «Тохуз-Огуз», то есть «9 огузов».[35] Тюркские племена огузов примерно соответствуют современным туркменам. Главные районы их расселения находились в бассейне Сыр-Дарьи. Об этих племенах упоминается также в Орхонских надписях VIII в.

После осуществленного Ренодо первого издания труда Абу Саида, который знакомит нас с Восточной Азией IX в., подлинность его подвергалась сомнению. Но в 1764 г. де Гинь сообщил, что ему удалось обнаружить в Парижской королевской библиотеке среди оставшихся после Ренодо материалов рукопись арабского оригинала.[36] Позднейшие исследования[37] рассеяли всякие сомнения в высокой ценности для истории культуры рассказов о путешествиях, записанных Абу Саидом.[38]

Хочется воспользоваться случаем, чтобы подчеркнуть одно обстоятельство, которое придется учитывать еще в ряде глав и которое зачастую неоправданно упускается из виду. В столетия, предшествовавшие крестовым походам, география у арабов стояла на несравненно более высоком уровне, чем у большинства европейских народов. До Марко Поло ни у кого в Европе не было таких широких географических знаний, какими располагали Ибн-Хордадбех, Масуди и особенно великий Идриси. Минорский справедливо отметил, что «за 300 лет до Марко Поло мусульмане обладали весьма точным описанием стран, народов, дорог и товаров, встречавшихся на территории от Испании и Марокко до земель, которые находились за Китаем и Тибетом».[39]