Николай I Освободитель // Книга 9

Глава 8

1846 год проводили без сожалений перекрестясь и три раза сплюнув через левое плечо.

Весь 1847 год прошел под знаком переезда сначала Двора, а потом и прочих государственных органов на новые места в отстроенной буквально с нуля столице империи. Сам манифест объявляющий Николаев новой столицей России был оглашен еще 15 апреля, однако, понятное дело, мгновенно, по щелчку пальцев переместить столь значительную массу людей, а с ними и всякого имущества, необходимого для обеспечения нормальной их деятельности, было просто невозможно.

Дело тут изрядно облегчалось тем, что схема расположения будущих организаций и учреждений была подготовлена еще на этапе строительства. Каждое министерство и каждый отдельный департамент получил свое «жилье» исходя из потребностей — с некоторым запасом по вместимости, конечно — и поэтому нормальная в таких случаях путаница в этот раз была сведена к минимуму.

Огромным испытанием переезд стал для всей транспортной системы страны. Честно говоря, не представляю, как именно большевики переезжали из Петрограда в Москву — про переезд времен Петра, наверное, вспоминать смысла нет, все же количество чиновников с тех пор выросло неимоверно, — но здесь и так загруженная магистраль, соединяющая север с югом, оказалась фактически парализована на добрых два месяца.

Часть грузов и пассажиропотока даже пришлось пускать обходными маршрутами: по Волге, по Днепру, по железнодорожной ветке через Минск и Киев. Часть наиболее массивного оборудования и вовсе пришлось отправлять морским транспортом вокруг континента.

В «новую» столицу — Питер, утратив статус главного города, мгновенно превратился в «северную» столицу, а Москва так и осталась «старой» столицей — планировалось перевезти отнюдь не все хозяйство, кое-что было решено оставить на старом месте. Например, в Петербурге оставалась большая часть гвардейских полков, в Николаев отправлялись только сводные роты старой гвардии и только для того, чтобы нести почетную и караульную службу. Никакого смысла от набивания города войсками я совершенно не видел, и повторять ошибки Романовых из другой истории не собирался. Пусть лучше войска будут квартировать где-нибудь подальше, а заботу о безопасности города возьмут на себя полицейские силы и ограниченные в количестве жандармские команды, набранные из надежных старослужащих, так оно будет спокойнее.

Вообще безопасность была чуть ли не главным лейтмотивом при формировании концепции новой столицы. Тут не должно было быть промышленности и соответственно рабочих, которые сами по себе являются плодородным субстратом для всяких революций, а также больших учебных заведений. Изначально я вообще не планировал тут открывать ВУЗов, но впоследствии в Николаеве все же появилась академия государственного управления и еще несколько других специализированных институтов, которые не предполагали массового обучения. Пусть студентики где-то там мутят воду подальше от места нахождения органов государственной власти. Так оно для страны безопаснее будет.

Конечно, сказать, что город был уже полностью построен, нельзя. В первую очередь строители закончили правительственный квартал — равносторонний треугольник со стороной в километр, разбитый на пятнадцать маленьких «квартальчиков» — в котором предполагалось сосредоточить всю государственную власть в стране. Тут находилась главная императорская резиденция, здания министерств, Сената, Госсовета. Так же заранее подготовили помещения под расположение будущего парламента. Рано или поздно его все равно придется собирать — в той или иной форме — почему бы не подумать о здании для него заранее.

Правительственный квартал был построен единым архитектурным комплексом в виде такой себе аллюзии на московский кремль. Даже треугольная форма тут оказалась «в тему», разве что по площади Николаевский «кремль» превосходил оригинал примерно в два раза. Примерно 44 гектара против оригинальных 28, было в этом что-то символическое, только правительственные учреждения занимали у нас вдвое большую площадь. чем когда-то занимала вся Москва.

Стены зданий были выкрашены в характерный красный цвет — его московский кремль приобрел еще двадцать лет назад при подготовке Первопрестольной к моей коронации — по верху фасадов имитируя крепостную стену были пущены зубцы в виде ласточкиного хвоста, по углам устроены декоративные, но вполне себе функциональные башни, а проезды внутрь квартала сделаны в виде воротных башен, на главной из которых повесили куранты.

В общем, выглядело это натуральной крепостью, которой если честно и было. Учитывая толстые решетки на внешних окнах первых этажей зданий и заранее подготовленные массивные щиты, способные за несколько минут перекрыть въезд внутрь территории, при необходимости внутри правительственного квартала можно было относительно небольшими силами успешно обороняться от каких-нибудь возжелавших вселенского равенства и справедливости революционеров.

Кроме правительственного квартала, который предполагалось сделать сердцем города, к весне 1847 года успели построить несколько жилых районов, вчерне закончить инфраструктуру, заложить парки, возвести электростанцию, наладить уличное освещение. Центральные улицы уже оделись в асфальтовое покрытие, а по первым маршрутам начал туда-суда сновать общественный транспорт. Пока еще на конной тяге, но я надеялся, что переход на более современные движители был уже не за горами. Во всяком случае первый прототип электрического мотор-вагона, который предполагалось использовать на внутригородских линиях, у нас уже проходил «обкатку», так что, если не случится какой-то неожиданности, ждать его на улицах столицы осталось уже не долго.

Впрочем, было понятно, что Николаев еще много лет будет напоминать большую строительную площадку. Даже при том, что изначально не предполагалось превращения города в полноценный мегаполис с миллионным населением, миграционный поток, притягивающий жителей из других городов и окрестных сел, ожидался достаточно стабильным.

Всего за первые полгода 1847 года из Санкт-Петербурга в Николаев переехало около ста с небольшим тысяч человек. В первую очередь это чиновничество с семьями, обслуживающие их быт работники, плюс та самая неопределённая прослойка людей, называемая странным словом «общество». В эту категорию входили разного рода «рыбы-прилипалы», содержанки, люди творческих профессий, рантье и просто граждане без оправленного рода занятий. Еще недавно пустой совершенно город мгновенно начал наполняться жизнью и уже к концу года пробил планку в сто пятьдесят тысяч жителей.

Еще до издания манифеста о переносе столицы у меня были серьезные опасения, что такой шаг может сильно ударить по Петрограду. Мне совершенно не хотелось, чтобы детище Петра захирело и пришло в упадок, при всей своей искренней ненависти к местному климату, сам город я очень любил и относился к нему с большой теплотой.

Тем не менее, как показало дальнейшее развитие событий, после некоторого сокращения численности населения, уже очень скоро демография отыграла обратно, и северная столица вновь вырвалась на первое место в списке самых населенных городов страны. Отъезд двора и всей армии чиновников привел к резкому удешевлению недвижимости в городе, что способствовало скорейшему переселению сюда новых жителей. Для замещения выбывших людей — и это было продумано заранее — в Петрограде открылось несколько новых высших учебных заведений, было начато с десяток крупных инфраструктурных проектов. Например, именно в 1847 — а фактически уже в следующем 1848 году было начато строительство полноценного железнодорожного моста через Неву, для более крепкого соединения бывших земель ВКФ с центральной Россией.

Утро 11 сентября 1847 года не задалось с самого начала. Плохо спал, к пятидесяти годам меня порой стала одолевать бессонница, что очевидно отрицательно сказывалось на работоспособности. Потом за завтраком опрокинул на себя чашку чая, благо он был уже не слишком горячим, и неприятность ограничилась необходимостью замены мундира. Ну а потом пришли новости из-за границы.

— Ваше Величество! — По встревоженному лицу Муравьева было понятно, что случилось что-то плохое. Обычно Николай Николаевич являл собой прекрасный образчик спокойствия и уравновешенности.

— Что случилось?

— Срочная телеграмма из Белграда. В Сербии переворот, король Милош убит заговорщиками.

— Что с Машей? — Сердце, кажется, пропустило один удар, а потом принялось колотиться об ребра в утроенном темпе.

— О судьбе Марии Николаевны и наследника ничего не говорится, — покачал головой глава секретариата. — Сообщение предельно короткое, без подробностей. Судя по всему, заговорщики блокировали телеграф в городе, поскольку никаких дополнительных подробностей выяснить не удалось, а дальнейшие попытки разъяснить ситуацию полностью провалились. Белград не отвечает.

— Тогда, — я сделал несколько глубоких вдохов чтобы немного унять волнение и сосредоточиться на главном. — Отменяй на сегодня все планы и давай сюда Горчакова, Суворова, Юсупова, Мордвинова, Орлова и Лазарева. Как можно быстрее.

— Прошу прощения, ваше величество, однако адмирал Лазарев еще со своим штабом еще не прибыл в Николаев, — осведомленности Муравьева о местоположении всех высших чиновников империи я уже даже не удивлялся. Иногда казалось, что Николай Николаевич знает, о том, что происходит в империи куда лучше меня и при случае вполне способен выполнять текущие обязанности главного руководителя без присмотра сверху и с полным сохранением качества.

Изначально я вообще думал оставить Адмиралтейство в Санкт-Петербурге и не дергать его на юг. В конце концов существует телеграф, и большую часть вопросов вполне можно достаточно оперативно решать удаленным способом. Тем более, что темп жизни в середине 19 века, не смотря на весь технический прогресс, все еще был совсем не тот, что в будущем.

Однако достаточно быстро пришло понимание того, что нахождение руководства флотом на Балтике просто не оправдано. С завоеванием нами Черноморских проливов именно южный морской театр становился наиболее важным для России. Это было заметно даже по структуре морского экспорта. Если до Восточной войны через Балтийское и Черное моря торговые потоки были примерно равнозначными, то уже в начале 1840-х наметилась тенденция к смещению акцента на юг.

Торговлю с Пруссией все больше забирала на себя железная дорога — там уже строилась третья соединительная ветка через Краков и Бреслау, — торговля с Англией у нас падала, если брать процент к общему объему экспорта-импорта, год от года, и не было ни одно причины, почему этот тренд должен был поменяться, а вот движение товаров в направлении дружественных стран наоборот росло. И большая часть этого потока шла именно через южные порты. Плюс в обозримом будущем — лет через семь-десять — должен был вступить в строй Суэцкий канал, и контроль за этой артерией обещал стать чуть ли не самой важной функцией Черноморского флота.

И если ранее нахождение руководства флотом в Санкт-Петербурге было обусловлено столичным статусом города, то теперь смысла в этом осталось немного, что и определило необходимость переезда всей адмиральской братии на юг, поближе к монаршему телу.

— Тогда сделаем по-другому, — я в задумчивости прикусил губу и нахмурил брови. — Дайте телеграмму Берху в Царьград. Пусть приводит Черноморский флот в боевую готовность и рассчитывает, на то, что приказ на выход может быт получен в любой момент. Тот же приказ частям южного и западного военных округов.

— Что-то еще?

— Нет, пожалуй, на этом все, не будем пороть горячку, дождемся более подробных новостей. И да, Николай Николаевич, — я остановил в дверях уже развернувшегося на выход Муравьева, — прикажите чаю, боюсь времени на полноценный обед сегодня у меня не будет.

Еще спустя полтора часа я встретил вызванных к себе министров во внутреннем дворике дворца, который пока еще не получил собственного названия. Подозреваю, что после моей смерти его будут называть Николаевским, но пока приходилось обходиться так.

Я просто не смог заставить себя сидеть в кабинете и вышел подышать свежим воздухом, благо погода радовала. Начало осени на Черноморском побережье выдалось теплым и солнечным, казалось, что лето еще закончилось, разве что совсем уж удушающая жара спала. На будущее у меня была мысль переезжать на два-три летних месяца в северную столицу, где лето прохладнее. Такая вот забавная рокировка.

— Есть связь с Белградом? Какие новости?

Горчаков с Мордвиновым переглянулись, и главный дипломат ответил первым.

— У нас связи с Белградом нет. Есть связь с соседними городами, но там пока тоже мало что знают. Понятно, что во главе заговора стоит Александр Карагеоргиевич и часть офицеров, ориентирующихся на Францию и Англию. Точно известно, что король Милан убит у себя во дворце, вроде как наследнику и Марии Николаевне удалось не попасть в руки заговорщиков.

Последнее виделось крайне важным. Было понятно, что у приверженцев Карагеоргиевича был только один шанс удержать власть — избавиться от всего рода Обреновичей, а потом обменять жизнь моей дочери на признание Россией уже сложившейся ситуации. Если Маше с внуками удалось сбежать, значит все не так уж плохо.

— Что-то еще?

— Да, ваше величество, — кивнул Горчаков и продемонстрировал, что не зря занимает пост главы МИДа. — Я взял на себя ответственность и связался с нашими друзьями по Таможенному Союзу. Проинформировал, что мы не потерпим незаконного свержения власти и в случае обострения ситуации будем готовы применить силу.

— Кстати, насчет силы, — я повернулся к Суворову, генерал было дёрнулся чтобы встать, но я остановил его движение руки. Мы сидели за садовым столиком на таких себе плетёных креслах и, учитывая неформальную обстановку, соблюдать церемониал было просто глупо. — У нас же на Корфу есть боевая эскадра, Аркадий Александрович.

— Так точно, ваше величество, два фрегата типа «Москва» и несколько корветов, — младший Суворов был как раз тем генералом, которого карикатуристы любят рисовать в своих работах. Когда-то в прошлой жизни я очень удивлялся, как такие люди могут попасть в верхние эшелоны власти, но просидев на троне два десятка лет, понял. Далеко не всегда подчиненный, пусть даже в ранге министра, должен быть гением, умеющим проворачивать сложные схемы и считать на двадцать шагов вперед, скорее наоборот, от таких зачастую больше вреда чем пользы. А вот человек пусть и без фантазии, зато работоспособный и умеющий выполнить поставленную задачу «от» и «до», может принести куда больше пользы. А если добавить к этому то, что Суворов был лично мне предан как собака, понимая, что ни в каком ином случае так высоко взлететь не смог бы, то и вовсе получается, что Аркадий Александрович выходил крайне ценным кадром.

— Прикажите им выдвинутся в сторону Сплита. Ничего такого пока, просто дружественный визит, покажем сербам и хорватам, что Россия рядом, и безобразия у себя под боком мы не допустим, — я повернулся к Модвинову и обратился к главе СВР, — а вы мне что скажете, Дмитрий Михайлович?

Глава СВР еще полгода назад попросил меня об отставке и активно сейчас натаскивал приемника, прошло бы еще пару месяцев и этот вопрос я бы уже задавал новому главе главной разведывательной службы империи. Мордвинов в целом справился со своей задачей, сумел без особых провалов провести разделение СИБ и СВР и теперь страстно желал уйти на покой. Возможно, этим объясняется то, что его ребята упустили заговор в Сербии, а может просто наши противники уже тоже выросли из детских штанишек и вполне были способны играть с нами за одним столом.

— О возможном заговоре мы несколько раз предупреждали короля Милоша, — Мордвинов поджал губы, было видно, что ситуация неприятна ему лично. — Сербский король, к сожалению, нашим предупреждениям не внял и гораздо больше уделял внимания давлению на хорватскую оппозицию. Есть немалая вероятность того, что Карагеоргиевич сумел как-то договориться с хорватами, во всяком случае ходили слухи, что он встречался с главами некоторых знатных родов.

— Вот же ж сволочь, — выругался я себе под нос. Чем дальше, тем идея объединения сербов и хорватов под одной короной нравилась мне меньше и меньше. Хоть я изначально так и задумывал, чтобы Обреновичи больше занимались внутренней политикой, чем внешней, однако на возможность полноценного переворота я не рассчитывал. Может действительно Югославский проект — мертворожденный в историческом плане, и ничего тут сделать просто невозможно? Впрочем, сейчас жалеть поздно, все равно отпускать хорватов в свободное плавание нельзя — Париж и Лондон после поражения в войне внимательно смотрят за нашими действиями и только ждут, пока мы оступимся. Проявлять слабость нельзя ни в коем случае, это сразу заметят и возьмут на карандаш. — Я так понимаю, у вас тоже свежей информации о происходящем в Белграде нет?

— Боюсь, что так, ваше величество, — пожал плечами глава СВР, — у нас хватает агентов в Сербии, и наших людей, и местных сочувствующих, однако тут вопрос исключительно в связи. Ближайший населенный пункт, с которым удалось связаться посредством телеграфа — Нови Сад. Это около семидесяти километров от Белграда. День пути верхом даже для курьера. День туда, день там, день обратно… Если не получится наладить связь с Белградом, то скорее всего какие-то конкретные данные будут лишь послезавтра вечером.

— Я хочу, — я ткнул пальцем в грудь Мордвинову, — чтобы вы отправили Карагеоргиевичу сообщение. Если с Машей что-то случится, если с ее головы упадет хотя бы один волос, я двину войска в Сербию, и вырежу весь его род до седьмого колена, а саму страну присоединю к империи в виде провинции. Как Герцогство Варшавское.

Глава СВР быстро-быстро закивал, подтверждая, что понял приказ, в том, что я способен на озвученные действия, никто из собравшихся не сомневался ни капли.

В итоге, однако, с самыми крайними мерами решили обождать. Тут свое мнение сумел продавить Горчаков, с которым я по здравому размышлению в итоге вынужден был согласиться. Министр иностранных дел предложил реализовать схему, при которой для восстановления законного порядка в Сербии задействовались не российские войска, а армии молодых государств-членов Таможенного союза, которые граничили с этой страной. Просто для того, чтобы в будущем, когда все уляжется и придет в норму, не оставлять неприятного послевкусия. Никому не нужно, чтобы потом еще много десятилетий нам вспоминали, как Россия грубо вмешалась во внутренние дела Сербии.

Слова Горчакова заставили меня вспомнить Будапешт 1956 и Прагу 1968 годов и всю последующую многолетнюю изжогу от этих событий, после чего было принято решение о создании коалиции по восстановлению в Сербии законного порядка, в которою вошли Венгрия, Трансильвания, Болгария, Валахия, Черногория и Греция. Греция с Сербией вообще-то не граничила, однако Михаил не отказал мне в просьбе отправить в Адриатическое море эскадру для демонстрации флага, особенно после того, как я согласился компенсировать все расходы Афин и даже выделить кредит на постройку для эллинов еще одного фрегата типа «Москва».

Греки, которым нужно было защищать крайне протяженную береговую линию были одними из самых стабильных наших клиентов в плане покупки боевых кораблей. За последнее десятилетие эллины купили у нас два с половиной десятка вымпелов — по большей части правда корветов и другой мелочи — и давно приценивались к чему-то более солидному.

Подбить остальных монархов на «гуманитарную интервенцию» оказалось еще проще, тем более, когда пришла новость о подходе к Австро-Сербской границе нескольких немецких дивизий и активизации французского средиземноморского флота, что недвусмысленно намекало на потенциального заказчика всего мероприятия.

Молодые монархии недавно образованных государств остро чувствовали непрочность своего положения, и прецедент удачного переворота у соседей им совершенно точно не был нужен. Вдруг у кого-то и в своей стране дурные мысли возникнут. А вот если потенциальные заговорщики будут со сто процентной уверенностью знать, что им в любом случае ничего не светит, глядишь и желающих попытать счастья на ниве политического авантюризма будет поменьше.

Быстрее всего среагировали валлахи и венгры. Просто потому, что именно по территории этих двух стран в этот момент шло строительство двух магистральных ж/д веток: Пешт-Белград и Бухарест-Белград. Обе были еще не достроены, однако для срочной переброски войск уже частично пригодны. Уже 18 сентября передовые части Венгерского королевства перешли границу и двинулись в сторону Бухареста, опередить их успели только черногорцы, но учитывая местную географию не факт, что в Белграде это вообще заметили.

Сербские войска по большей части остались в местах дислокации и не пытались оказать сопротивления. За эти семь дней произошло сразу много чего: «всплыл» младший Обренович с женой, чета во время переворота успела сбежать и козьими тропами добраться до валашской границы, откуда 24-х летний Михаил I Обренович объявил о своем вступлении на престол и начал рассылать по стране курьеров с призывом к оставшимся верными его семье вельможам выступить против узурпатора. А сам Александр Карагеоргиевич успел нацепить на себя корону и издать манифест о преобразовании Сербии в Сербохорватскую унию, чем немало подгадил многим следующим поколениям местных правителей.

На полное подавление мятежа понадобилось еще две недели, и уже в начале октября в Белград вернулся законный монарх. Поняв, что Карагеоргиевич совершенно точно не станет королем, просто потому что соседи ему этого не позволят, большая часть сербской верхушки до того колеблющейся и выжидающей, на какую сторону забора упасть, быстро сделала правильный выбор. А учитывая то, что верных непосредственно ему войск у узурпатора практически не было, Карагеоргиевич мгновенно остался фактически в одиночестве. Ждать, пока законная власть придет и возьмет его за задницу, он естественно не стал и успел сбежать за границу, всплыв через некоторое время в Париже. Впоследствии пришлось проводить полноценную операцию по его устранению силами СВР, нужно было показать всем заинтересованным сторонам — как своим, так и чужим — что никакого посягательства на свой курятник мы не потерпим и наказывать за такие попытки будем максимально жестоко.

Гораздо дольше впоследствии пришлось разбираться с хорватскими сепаратистами, отряды которых — вооруженные австрийцами на деньги Франции и Британии — еще несколько лет барагозили в местных горах, пока их всех постепенно не прищучили.

История с Белградским переворотом естественно имела отклик и на международном уровне. Если австрийцы в итоге всерьез рыпаться поостереглись — Вене давно уже было сказано, что любая следующая война приведет к потере чешских и словенских земель — то французы и англичане попытались было всерьёз надавить на нас в плане возможности проведения международной конференции для определения будущего статуса сербских и хорватских земель. Благо сейчас расстановка сил на континенте позволяла нам на такие предложения просто не реагировать.

Более того, в ответ мы уже предложили британцам встретится пообщаться насчет статуса Ирландии и вообще всего того, что происходило на острове. На этом собственно история с попыткой переворота в Сербии и закончилась.