— Господа, я собрал вас здесь чтобы сообщить неприятное известие, — приглашенные на совещание чиновники после этих слов заметно подобрались. Только глава МВД на правах старого друга и ближайшего соратника переспросил.
— К нам едет ревизор?
Юсупов уже давно просился в отставку. Не мальчик уже, здоровье пошаливать начало, да и с семьей Борис хотел проводить побольше времени. Ему наконец удалось разрушить «фамильное» проклятие малодетности, и теперь по дому у него бегало аж шестеро меленьких юсупчат. С учетом того, что сам министр никогда к административной власти не стремился и с деньгами проблем никаких не имел, желание его было понятно. Вот только замены своему министру внутренних дел я пока не нашел, поэтому и отправлять его в отставку не торопился.
— Почти, — усмехнулся я. Гоголь и в этой истории написал «Ревизора». Хоть он и отличался, некоторым образом, от читанного в школе оригинала, глобально в своей сути пьеса осталась той же. К сожалению, не смотря на очевидные сдвиги, активный приток свежей крови из «подлого сословия», победить русское чиновничество, в массе своей ленивое и вороватое, нам не удалось. И боюсь, что никогда и не удастся, разве что действительно получится воспитать какого-то совсем «нового человека», но боюсь это дело так и останется уделом фантастических книг. — Империя начинает постепенное движение в Среднюю Азию. Это обширная территория, населенная мусульманами. Как вы могли догадаться по составу присутствующих, речь сегодня пойдет именно о религии.
Признаюсь честно, вопрос ассимиляции мусульман в империи я как-то упустил. Ну то есть разобравшись с Северным Предкавказьем, переключился на другие вопросы и больше к тому вопросу практически не возвращался. Какая-то работа там шла, процесс переселения русских людей из центральных провинций на окраины был налажен у нас уже практически в автоматическом режиме, однако именно работа с мусульманскими верующими и их иерархами по большей части отсутствовала как класс.
Тут нужно пояснить, что в отличии от христиан, мусульмане четкой административной пирамиды подчинения не имели. Теоретически каждый мулла, имам, кади и улем был единицей автономной. На практике они часто объединялись под руководством муфтиев по территориальному признаку, но власть последнего была, мягко говоря, не всеобъемлющей. Ну а принятый Египетским правителем титул халифа всех мусульман и вовсе мало, что давал ему в практической плоскости. Получалось, что мусульманская общность была с одной стороны достаточно аморфна для влияния сверху и с другой — достаточно податлива на проникновение идей через горизонтальные связи. Естественно подобное положение мне нравиться не могло, кому нужны подданые, на которых ты влиять не можешь, зато может какой-нибудь пришедший со стороны проповедник. Это же фактически бомба замедленного действия.
— Я так понимаю, Николай Павлович, у вас есть конкретные предложения по этому вопросу, которые вы хотели с нами обсудить? — Юсупов обернулся и посмотрел на сидящих рядом с ним чиновников — главу Священного Синода, который фактически стал исполнять роль такого себе министра по делам религий, руководителя СИБ, столичного епископа Порфирия и еще несколько человек рангом поменьше. По глазам присутствующих было понятно, что тему совещания до них заранее не доводили.
— Все так, Борис Николаевич. Все так.
— Прошу меня извинить, Ваше императорское Величество, — вскинулся епископ, который представлял при дворе сидящего в Москве патриарха. Тот естественно каждый день мотаться в Николаев из Первопрестольной возможности не имел, поэтому и появилась такая себе должность спецпредставителя, на которой молодой Порфирий прекрасно прижился. Мужчине было совсем немного за тридцать, что в эти времена в общем-то было не большим удивлением. «Площадь покрытия» РПЦ вместе в числом окормляемых прихожан росла буквально как на дрожжах, поэтому приходы повсеместно занимала молодая поросль выпускников духовных академий, и даже в епископы попадали вполне молодые еще иерархи. — Но какую помощь в деле переустройства российского магометанства может оказать православная церковь? Мы и так активно занимаемся миссионерством в том числе и среди волжских татар, я надеюсь речь не пойдет о насильственном крещении, как показала история, дело это не только не богоугодное, но и малопродуктивное. Сил уходит целая гора, а толку — с гулькин нос.
К сожалению, это тоже было правдой. Все попытки христианизации что мусульман, что иудеев, что католиков — тех с переводом в православие из католицизма — в Российской империи стабильно проваливались. Только с поляками в итоге что-то вышло и то для этого пришлось устроить войну на собственной территории, а потом четверть населения западных губерний выдавить за границу. Повторять подобные истории с теми же татарами мне совершенно не хотелось. Они как минимум этого не заслужили, демонстрируя всемерную лояльность власти что сейчас, что в прошлом, что в известном мне будущем.
— Что касается вас, владыка Пантелеймон, — я повернулся к епископу, мы сидели в зале совещаний за длинным Т-образным столом, и приглашенные, как водится, расселись «по местам». Забавно, местнические книги еще при Алексее Михайловиче, если мне память не изменяет, сожгли, а придворные все так же буквально копчиком чувствуют, кто должен садиться ближе к монарху, а кто — дальше. И как тут не вспомнить классическое Ельцинское «не так сели», можно не сомневаться, что подобные традиции сохранятся и в двадцать первом веке. — Вы мне нужны в связи с опытом перевода православных текстов на русский язык и всего что с этим связано.
Епископ Пантелеймон только склонил голову в ответ на мою реплику, как бы принимая такое задание и соглашаясь с тем, что в этом деле он может быть полезным.
Действительно, за прошедшие десятилетия со времен церковной реформы, новое московское патриаршество сделало для обновления православной веры очень многое. При этом церковники, что отрадно, проталкивали нововведения очень аккуратно, дабы не выплеснуть с водой еще и ребенка. Как раз в эти годы во всю шел церковный диалог за то, чтобы признать русскоязычный вариант церковной литургии «равноспасительным», как это было уже один раз сделано с старым, дониконовским обрядом.
Забавно, но снятие анафем со старообрядцев совсем не привело к росту их численности, скорее наоборот. Перестав ощущать на себя давление со стороны властей, старообрядцы как будто начали расплываться и активнее смешиваться с другими православными. Нет, понятное дело, среди них были и всякие непримиримые, но их было совсем уж исчезающе малое количество, настолько что даже принимать во внимание эти доли процента от общего населения империи смысла не было.
— А зачем что-то менять, ваше императорское величество? — Подал голос обер-прокурор Синода. — Мусульмане империи лояльны России и правящему дому. Отдельные эксцессы в расчет принимать смысла нет, среди православных их не меньше происходит.
— Как я уже сказал в обозримом будущем России присоединит к себе среднеазиатские государства, в которых мусульманские корни более чем сильны. Собственно, этот процесс уже идет. Более того во многом наши татары равняются на Бухару в религиозном плане, что недопустимо. А если откуда-то снаружи к нам проникнут радикальные идеи? Идеи войны против неверных в том числе самыми грязными методами, если накачанные лживой идеологией магометане начнут, не дай бог, взрываться у нас в городах, убивая и калеча обывателей, потому что там в загробном мире им пообещают вечное блаженство. У нас есть против такого оружия средства? Алексей Федорович, что скажите?
— У нас, на сколько я знаю, нет данных о подобных угрозах, — дернулся было подняться глава СИБ, однако я остановил его движением руки. Никакой пользы для самих рабочих совещаний от вот этого сели-встали нет, только время тратится. — Для подготовки развернутого доклада по этому вопросу прошу дать две недели, быстрее, боюсь, не получится.
— Будут вам две недели, будет и больше, — я задумался на секунду и сформулировал мысль. — Хочу, чтобы все собравшиеся сегодня попробовали подумать над этой проблемой. Соберёмся потом через месяцок и обменяемся мнениями. Пока же вот, что думаю я на этот счет.
Собственно идей у меня самого было не так уж много. Во-первых, я хотел создать некую пирамиду мусульманских организаций с единым лидером во-главе. Поставить на этот пост вменяемого человека, с которым можно будет договариваться, и который одновременно с этим будет за свою власть держаться. Сразу появится рычаг влияния на разрозненные общины, по отношению к которым последние сто лет в империи относились с позиций нейтралитета. В общем-то можно было бы ничего и не менять, если бы я не знал, к каким проблемам уже в 21 веке такая политика приведёт. Нет, столь важный социальный аспект как религию пускать на самотек — это смерти подобно.
Во-вторых, я хотел перевести все богослужение русского ислама на русский же язык. Вообще-то все мусульманские богословы в данном деле достаточно однозначны — Аллах дал людям Коран на арабском языке, значит читать его и молиться нужно на арабском, а молитвы на других языках будут недействительны. Однако тут возникал достаточно тонкий теологический момент — как вообще молитва, обращенная богу быть недействительной — если Аллах по определению всеведущ и всезнающ, во всяком случае по мнению мусульман — и что делать, если человек арабского не знает? Будет ли молитва, произнесенная его устами путем чисто звукового заучивания без всякого понимания более угодной нежели сознательное обращение к богу на том, языке, которым человек реально владеет.
Перевод русского ислама на русский же язык решал сразу несколько проблем. Закрывал империю от внешнего влияния, усложнял проникновение различных радикальных течений, снимал для русских почитателей ислама необходимость учить арабский и как бы «национализировал» религию. А в перспективе, если дело выгорит, еще и создавал многочисленные точки кристаллизации, вокруг которых могли бы в будущем вырасти многочисленные боковые религиозные течения, раскалывающие и так не слишком однородную общность почитателей Аллаха. В общем, сплошные плюсы и никаких минусов.
Ну и в-третьих, — и, если честно, это был как раз тот момент, на котором стоило в первую очередь сосредоточить свое внимание — это детское образование. Неожиданно для себя, когда начал разбираться с этим вопросом, обнаружил что в наших мусульманских губерниях вполне себе продолжают существовать и даже процветать исламские школы, преподавание в которых никак не контролируется МинНарПросом. Чему там детей у себя внутри общин они учат, никто не знал, и подобная ситуация меня как императора естественно устраивать не могла. Так что в этом направлении моим предложением было активизировать развитие начального образования на мусульманских территориях с более глубоким там упором на изучение Закона Божьего, истории России и обществознания. С тем, чтобы в последствии отдельные мусульманские школы вовсе запретить и перевести всех детей на общую согласованную на самом верху образовательную программу.
— Жду от вас развернутых предложений, — закруглил я совещания после достаточно длительного обсуждения накиданных мною тезисов. К сожалению, наши чиновники, и это было буквально видно по их глазам, причин моего беспокойства не понимали. В эти времена проблем с мусульманами в империи не было, а в мировом масштабе государства, где ислам являлся доминирующей религией, ничего из себя глобально не представляли. Ну и конечно обычному человеку заглядывать на две сотни лет вперед просто не дано, ничего странного тут нет. Что касается меня, то я потенциальные проблемы осознавал и хотел заранее подстелить соломки, чтобы потомкам было проще. Им уже будет проще, как минимум с Северным Кавказом теперь проблем не будет совершенно точно, там доля мусульманского населения не превышала двадцать процентов и продолжала активно снижаться по мере расплода переселенных туда православных.
На практике, к сожалению, даже само обсуждение мусульманского вопроса пришлось отложить в долгий ящик. Зимой 1847–1848 года в занятом русскими войсками Ташкенте — его, как уже упоминалось, взяли без боя, больших разрушений и почти без жертв — произошло восстание мусульманского населения. Его подоплеку в итоге выяснить достоверно так и не удалось — выжившие мусульмане твердили, про какое-то оскорбление, которое им было нанесено, но правда ли это или просто повод — одному Богу известно. Или Аллаху, тут поди разберись. Опять же англичане в регионе традиционно влияние имели, этот вариант тоже списывать со счетов не стоило.
Дело же было так. В середине декабря генерал Жемчужников занимавший пост командующего гарнизоном Ташкента и военного коменданта недавно образованной Ташкентской губернии, отправил большую часть наличных сил на юг, поскольку получил сведения от разведки о переходе границы большим отрядом Бухарских бандитов. Из пятитысячного гарнизона при себе Жемчужников, считая себя за городскими стенами в полной безопасности, оставил только пятьсот с небольшим — один батальон фактически — активных штыков и пару орудий.
18 декабря в городе как-то разом и везде одновременно вспыхнуло восстание. Очевидно, что без внешнего влияния тут не обошлось, однако опять же последующие кровавые события шансов найти точные ответы не оставили. Впрочем, никто, если уж быть совсем честным, их не искал.
Очень быстро стало понятно, что город удержать не получится, и Жемчужников с солдатами, а также сумевшими спастись из охваченного беспорядками Ташкента — к сожалению таких было не много — православными поддаными заперлись в цитадели.
Шесть дней они держали оборону ожидая, пока гонцы, посланные наружу, не вернутся с подмогой. Вот только конный отряд майора Назарова, который первым спешил на помощь, оказался перехвачен в пути, принял бой с превосходящими силами, понес потри и вынужден был дальше двигаться кружным путем теряя драгоценное время, пехота же с обозами и вовсе оказалась слишком далеко, чтобы успеть вовремя.
Короче говоря, когда у защитников через неделю закончились боеприпасы и продовольствие, отряд, отягощенный ко всему прочему гражданскими в том числе женщинами, попытался пойти на прорыв. К сожалению неудачно. Пробиться им не удалось и вылилось все это в грандиозную резню, которая еще и пришлась как раз на православное Рождество. К исходу 26 декабря в Ташкенте не осталось ни одного живого православного, а из голов убитых солдат — видимо во устрашение тех, кто придет в будущем — перед воротами города была сложена здоровенных размеров кровавая пирамида.
27 декабря к городу подошли основные силы императорской армии и взяли город в осаду. Сказать, что я был в бешенстве — не сказать ничего. Сначала эта сербская история, потом вот это дерьмо. Естественно, прощать кого-то я не собирался и отдал приказ отплатить мусульманам той же монетой. 15 января уже нового 1848 года после долгой бомбардировки города — на пятый день этого светопреставления из Ташкента попыталась выйти депутация с предложением выдать зачинщиков бунта и «вернуться к статусу кво», типа сделать вид, что ничего не было, но получила отказ — начался штурм. Русские солдаты зашли в то, что осталось от Ташкента — на секундочку до восстания тут жило около полсотни тысяч человек, правда немалая часть разбежалась сильно заранее, предчувствуя задницей, что ничем хорошим подобные движения не закончатся — и принялись за тотальную зачистку города. На исходе 17 января от населения некогда торговой столицы Средней Азии не осталось ничего. 0 живых человек.
А потом русские солдаты собрали отрезанные головы мусульман, сложили их на повозки и отправили в соседние города, в том числе принадлежащие Бухарскому эмиру. Получилось наглядно и доходчиво.
Страх — это гораздо более тонкое оружие, чем принято считать. Угроза применения самых жестких мер зачастую более эффективна, чем реальное их применение. Да, можно было не трогать жителей Ташкента, а нанести еще один удар по Лондону, — ну предположим мы даже нашли какие-то стопроцентные доказательства причастности островитян, которые не спишешь на обычную паранойю — тем более что прижучить британцев всегда есть за что, за нервы Маши, например, которая пережила далеко не самые лучшие дни убегая из охваченной переворотом сербской столицы. Ну и две тысячи православных душ, которые навеки остались в Среднеазиатском городе — тоже совсем не чих собачий.
Но к чему бы это привело? После Царьградской войны у нас с французами и британцами сложилось молчаливое соглашение о ненападении непосредственно на правящую верхушку империй. Жить в бункере, окружать себя непреодолимым кордоном из войск, постоянно бояться выстрела из-за угла или заложенной фанатиком бомбы… Никому реально это не нужно. Поэтому мы гадили британцам в Ирландии, снабжали сикхскую армию оружием, платили китайским бандам, чтобы те островитян в Гонконге убивали при первой же возможности, воевали экономически, но черту не переходили. Был ли бунт в Ташкенте переходом черты — очевидно нет, просто еще один эпизод игр империй, в результате которых страдают обычные люди.
С другой стороны, подобная «защита» совсем не распространялась на исполнителей. Тот же Карагеоргичевич в Сербии или жители Ташкента скопом — они фактически отвечают за свои действия сами, без оглядки на «кукловода». Как, кстати, отвечают и страдают ирландцы, умирающие от голода на своем острове при полном попустительстве Лондона. Но ничего не поделаешь — такие правила игры.
И вот тут было важно показать всем заинтересованным, что попытка играть против России на стороне наших врагов может закончится только одним образом — смертью. Подобный язык жестокости восточным людям понятен гораздо лучше, чем все странные попытки их «цивилизовать», подтянуть до своего уровня развития, как раз это воспринимается как слабость.
Ты можешь строить школы, дороги, копать каналы и все равно тебе воткнут нож в спину при первой же возможности, но вырежи целый род до седьмого колена просто за косой взгляд, и тебя будут уважать и служить тебе со всей возможной истовостью в течении десятилетий. Западному человеку сложно понять восточного, но возможно иногда это и не нужно.
Такая жестокость вызвала очень широкий резонанс, причем как в регионе, так и за его пределами. На Россию вылили тонны дерьма, французские и английские газеты еще с полгода упражнялись в острословии, называя нас дикарями, палачами и убийцами. Это местами осложнило жизнь нашим торговцам и дипломатам, работающим за границей, с мусульманами опять же внутри страны отношения подпортились, но…
Никогда больше ни разу в Средней Азии у нас не было проблем с массовыми восстаниями. Были банды, были вражеские вторжения, были попытки переворотов на местах, но именно городское население — то которое толпа, бессмысленная и беспощадная — не пыталось устраивать резню православным. Одного раза хватило, чтобы все поняли — так делать с русскими нельзя.
Ну а Ташкент — переименованный в Ярый в качестве напоминания о тех событиях — впоследствии был перестроен, заселен опять и стал совершенно русским городом без всякого намека на восточный колорит.