Николай I Освободитель // Книга 9

Глава 14

В самом конце 1848 года мною была воплощена в жизнь еще одна реформа, о которой я думал очень давно. К описанному времени только в европейской части империи — если немного залезть за Кавказ, за Урал и в Малую Азию — насчитывалось восемь десятков губерний. Плюс за Уралом еще два десятка почти. Плюс в Америке уже четыре. А еще была Африка, всякие острова и прочие заморские территории, суммарное же количество «субъектов федерации»… «Субъектов империи»? Короче говоря, административно-территориальных единиц — уверенно перевалило за сотню. Управлять всем этим балаганом напрямую было, мягко говоря, сложно и не слишком удобно.

Когда-то давно, в прошлой жизни, почти сто лет назад по субъективному времени, нам на лекциях по Теории Государства и Права рассказывали, что существует объективно определенный предел контроля. То есть одному человеку будет тяжело руководить сотней напрямую. Нужна будет прокладка в виде заместителей и руководителей младше. Как в армии — полковник не командует условно говоря всеми двумя тысячами человек, которые у него есть. Он командует тремя-четырьмя комбатами, начштаба, и парой-тройкой заместителей. Семь-десять человек, дальше они уже разбираются по цепочке ниже.

В общем, назрел и перезрел серьезный вопрос о введении в трехступенчатую административную структуру — губерния-уезд-волость/город/район города/село — нового звена. Условного имперского округа, который бы объединял с десяток губерний по экономическому в первую очередь признаку.

Вообще-то идея мне эта не сильно нравилась. Ну просто потому, что пример СССР с таким делением на «республики» был перед глазами, слишком уж хорошо государство разваливается потом по вот таким установленным границам. Да и глупо это немного — сначала мы упраздняем ВКФ, не даем сделать Царство Польское, а потом собственноручно нарезаем страну на куски… Но вот проблемы управления от моего личного неприятия-то никуда девались.

Это сейчас губерний сотня, но население растет, осваиваются новые территории в Африке и Америке, новые острова всякие под руку приходят, сколько их будет через двадцать лет? Сто двадцать? Сто пятьдесят? Двести? Как этим сборищем управлять?

Пришлось поломать голову над тем, какие принципы заложить в основу создания новой структуры, однако в итоге получившееся меня в целом устроило. Главных концепций было две. Первая — никаких опор на национальность или религию. Никаких украинских, молдавских или, прости господи, финских республик. Все административно-территориальные единицы могут быть только русскими, в каждой русские люди население должны оставлять больше 60% — а лучше — больше 70% — населения. Во избежание дурных мыслей, так сказать.

Вторая — минимум полномочий. Идея тут простая — шансы, что отделится один уезд меньше, чем одна губерния, а одна губерния — меньше, чем один условный «имперский округ». Значит полномочия должны распределяться по пирамиде. Больше всего внизу, а у руководства большими округами — минимум, они будут даже не руководить, а координировать работу губернских аппаратов в своей зоне ответственности, помогать частникам выходить с местного на глобальный уровень и представлять свои территории перед верховной властью. Тогда и сепаратизм на этом уровне станет просто невозможен.

На первом этапе было сформировано 6 имперских округов. Северо-восточный, Прибалтийский, Западный, Южный, Центральный и Кавказский, между которыми и поделили эти 77 губернии. Остальные губернии находящиеся дальше от центра империи оставили так. Ну, потому что было не понятно, что вся эта затея даст, а с коренными территориями все же экспериментировать проще.

Минимальный аппарат, отсутствие утвержденной «столицы» — понятно, что работать чиновники южного округа будут в Николаеве, а Прибалтийского, например в Петербурге, но нигде впрямую это прописано не было, — и прочей чепухи вроде флага, герба или, не дай бог, гимна. Даже руководителя как такового эти образования не имели, чиновник, работающий «прокладкой» между многочисленными губернаторами и центральным аппаратом империи назывался окружным надзирателем.

В целом пока было не понятно, что даст такое изменение, — и даст ли что-то вообще, — тут я вступал на тонкий лед. В реальной истории ничего подобного в Российской империи не имелось, а значит и послезнанием воспользоваться было невозможно, только на свое разумение приходилось полагаться.

— Господа! Прежде чем мы начнем, я хочу напомнить вам о подписанных ранее документах, касающихся неразглашения, — я обвел группу молодых учёных взглядом. На лицах мужчин читалась странная смесь испуга, заинтересованности и, кажется, немного скепсиса. Ну действительно, чего такого секретного в сфере физической науки может продемонстрировать будущим светилам император. Где монарх, а где наука? — Каждый из вас в будущем получит свою награду. Вы будете представлены к орденам, ваши имена войдут в учебники, однако случится это не скоро. Направление, которое вы будете исследовать в этой лаборатории является совершенно секретным, не дай господь Бог о вашей деятельности узнает кто-то снаружи, санкции будут самые жестокие. Официально вы работаете над совсем другим делом, более того от вашего имени будут публиковаться научные статьи и совершаться все положенные в таких случаях ритуалы… Каждый из вас мог отказаться от участия в данных исследованиях, но дал согласие, и чтобы вы не забывали о принятых на себя обязательствах, курировать вашу работу будет офицер из СИБ. Знакомьтесь капитан Елагин, ваш начальник и родной отец на ближайший десяток лет.

Затянутый в светло-синий мундир офицер только коротко кивнул в ответ на скрестившиеся на нем взгляды. Елагин был не просто служакой, но служакой с техническим образованием, что делало его кандидатуру в данном случае практически безальтернативной. К сожалению, в СИБ имелось не так много «умников», ну а опыт армейской службы тут и вовсе был скорее отрицательным качеством.

— Я думаю, ваше императорское величество, наши будущие светила прониклись серьезностью момента. Я потом еще с каждым побеседую по-отдельности.

— Благодарю Сергей Евграфович. И правда, не будем тянуть кота за тестикулы, давайте начинать.

По моему сигналу стоящие вдоль стен рядовые бойцы в таких же синих мундирах резко засуетились. На большой стол, находящийся в центре лаборатории водрузили исходящий испариной ящик, а на него что-то типа плоского аквариума. На дно аквариума положили черный резиновый коврик, ну а сверху насыпали горку какого-то невзрачно выглядящего песочка. После чего аквариум закрыли крышкой, к которой изнутри были прикреплены какие-то куски материи.

— Прошу прощения, ваше императорское величество… — Очевидно выглядели все эти манипуляции достаточно странно.

— Все пояснения потом, — оборвал я молодого физика. — Сначала нужно увидеть это своими глазами. Выключите свет.

Поскольку лаборатория никаких окон или источников естественного освещения не имела, в момент выключения горящей под потолком лампочки в помещении наступила полная непроглядная тьма.

— Включайте, — для разнообразия дал команду Елагин. Он этот эксперимент уже видел и был в курсе происходящего.

Один из бойцов клацнул тумблером и аквариум подсветился мягким приглушенным светом, в лучах которого были четко видны опускающиеся сверху вниз мелкие капельки этилового спирта. Эту воздушно-спиртовую взвесь то и дело протыкало что-то невидимые глазом, оставляя только отчетливые треки от собственного движения. Любой более-менее образованный человек из будущего догадался бы, что перед ним следы от свободно летящих нейтронов, высвободившиеся вследствие распада некого радиоактивного вещества. В данном случае — соли урана.

Излучение было настолько интенсивным, что горка песка больше напоминала ощетинившегося во все стороны ежа, у которого не так-то просто разобрать отдельную «иголку». Я невольно сделал полшага назад. Понятно, что излучение от необогащённого природного урана слишком слабое, чтобы навредить человеку. Ну разве что ты есть эту соль будешь вместо поваренной на завтрак, обед и ужин. Но тем не менее ощущения где-то глубоко внутри все равно были не слишком приятные. Тревожные.

— Что это, ваше императорское величество? — Руководитель группы, самый старший из присутствующих тут молодых ученых оторвался от «аквариума» и повернулся ко мне. В мягком свете лампы, приглушенной дополнительно синим фильтром, его лицо выглядело совсем нечеловеческим.

— Некое излучение. Вернее, истечение отдельных, как вы можете сами видеть, частиц. Если вы о всей установке, то внизу сухой лед — охлажденный до твердого состояния углерод, если вам будет угодно. Плюс спиртовые пары, которые в таких условиях превращаются в туман. Ну а в центре — природный минерал, фосфат урана со сложной химической формулой, которую я, к сожалению, вам по памяти не воспроизведу.

Как оказалось, уран — вернее, как потом выяснилось, это был его оксид, — открыли еще в прошлом веке. Сухой лед уже тоже был известен химикам, и хоть массово не производился — просто не нашли ему еще применение — в лабораториях его вполне можно было найти. Собрать все это в кучу, добавить спирт и выставленный специальным образом свет — с ним, кстати было больше всего возни — и вот тебе камера… А я так и не смог вспомнить, чьим именем была названа эта штука, с помощью которой можно наблюдать пролет частиц. Какие это были частицы — альфа, бета или гамма — я естественно тоже представлял себе весьма и весьма слабо, к сожалению, познания в ядерной физике у меня и в прошлой жизни были на весьма общем уровне, а уж сейчас, спустя полсотни лет и вовсе все подробности стерлись из доступной памяти. Впрочем, и так не плохо получилось.

— Кто его обнаружил? — Ученые буквально прилипли лицами к стеклу, пожирая глазами происходящее там действо. Ради справедливости, когда я сам первый раз увидел вылет радиоактивных частиц, вел себя почти так же. Завораживающее зрелище.

— Не имеет значения. Данный эффект был обнаружен совершенно случайно во время экспериментов с сухим льдом и сразу был засекречен, — не моргнув сорвал я. — Собственно никаких исследований пока не проводилось, и даже вот эта вся установка еще не имеет названия. Мы ее конденсационной камерой между собой называем, но скажем «камера Савельва» будет звучать ничуть не хуже.

Молодой тридцатилетний ученый — все команда специально была набрана из, фактически, вчерашних студентов, так сказать, на перспективу — от моих слов дернулся и попытался было возразить.

— Я не…

— Не нужно ничего говорить, — я покачал головой, хотя в темноте лаборатории вряд ли это движение кто-то заметил. — Ваша задача — понять, что это за явление, и как оно соотносится с нашими знаниями об окружающем мире. И да… Будьте осторожны, используйте защитную одежду и старайтесь не прикасаться голыми руками к материалам, которые выбрасывают вот так частицы. Это может быть опасно.

В этом мире ядерная физика, как научное направление, появилась на полсотни лет раньше, чем в моем. Понятно, полвека отыграть, просто запустив исследования раньше у нас никак бы не вышло — вся сопутствующая наука не доросла до соответствующих кондиций, но лет двадцать, а то и тридцать… Вполне.

Ну и о религиозных делах, наверное, стоит упомянуть. Поскольку на территории Российского государства после окончания недавней — хотя какой недавней, десять лет прошло, не шутка, как ни крути — большой войны оказалось теперь две патриарших кафедры, между ними практически сразу началась внутренняя конкуренция за «вассальные территории». При этом Московский патриархат был вроде как на коне и в зените своего могущества, а Константинопольский — наоборот пребывал последние полтысячелетия в упадке, но при этом имел куда более солидный, как сказали бы в будущем, «бэкграунд». Исторический авторитет, короче говоря.

До Царьградской войны вся территория бывшей Османской империи относилась к Константинопольскому патриарху. При том, что главными там фактически были греки, а большая часть прихожан являлись славянами — в основном болгарами и сербами — на этой почве уже к 1830-м годам начал проявляться вполне отчетливый конфликт. Болгарские православные желали получить от Константинополя некую автономию, назначать собственных священников и епископов и конечно же перевести службы в храмах с греческого на более близкий им церковнославянский. Особенно это иронично в том разрезе, что прямо сейчас у нас внутри церкви шла борьба более молодого поколения за перевод церковных служб с церковнославянского на русский.

Поэтому нет ничего удивительного, что уже в середине 1842 года в Софии собрался внутриболгарский поместный собор и постановил перейти под руку Московского патриарха, еще спустя полгода подобный трюк провернули сербские церковники.

Все это вылилось в серьезнейший внутрицерковный кризис, который за малым не привел вообще к упразднению Константинопольского патриархата. Не то чтобы мне реально было дело до этого, однако подобные действия могли привести к просто непредсказуемым последствиям. Типа новой Великой Схизмы, ну не было еще такого, чтобы кто-то «упразднил» христианского патриарха из числа «пентархии». Даже представить такое было сложно. Вполне могли появиться люди, которые бы посчитали, что такие действия вредят православию, мол вон даже при османах-магометанах Константинопольского патриарха не трогали — и то, что он там был на правах комнатной собачки при султанском дворе, это конечно совсем не важно — а тут пришла Российская империя и давай все ломать.

Не дай боже вылез бы где-то в другом месте — в Лондоне например или в Париже скорее, я бы совсем не удивился — новый «Константинопольский патриарх в изгнании». Начал бы призывать «верную заветам предков» паству бороться с новыми порядками, бороться с «засильем московитов» убивать священников и так далее. Ну тут как бы ничего нового, был бы повод.

Короче говоря, возникла насущная необходимость «порешать за сферы влияния» между двумя патриархами и то, что оба они были русскими, тут лишь немного облегчало задачу. Ну, потому что в Константинопольском патриархате даже после десанта из Москвы все равно абсолютно большинство составляли греки, на низовом уровне их было около 100%, и с этим фактором так или иначе нужно было считаться.

Поскольку вопрос был деликатный, полноценный церковный собор устраивать не стали, порешали все разногласия кулуарно. Московский патриарх забирал себе всю территорию Российской империи кроме Царьградской губернии, а также все страны со славянским населением, Среднюю Азию, Дальний Восток с Китаем и другими странами той части планеты.

Константинопольскому Патриархату отходила Эриванское княжество — там хоть масть держала армянская церковь, но православные тоже имелись — и Греция — это из союзных России стран — Западная Европа, Малая Азия, Ближний Восток, Африка и Америка. Было решено, что поскольку Констанинопольский патриархат не так плотно ассоциируется с Россией, то этой части православной церкви будет проще вести миссионерскую деятельность в «недружественных» нам странах.

Забегая немного наперед — ну как немного считай на двадцать лет — это парадоксальным образом привело уже к тому, что греческие епископы стали добиваться автономии от все более русифицирующейся Константинопольской патриархии. Грекам сильно не нравилось то, что их в церковных делах задвигают на второй план, а все действительно серьезные должности понемногу занимаются русскоязычными иерархами, ну а когда на место Сефирского епископа уже в самом Греческом королевстве был назначен из Царьграда выпускник Московской духовной академии, там просто взвыли. Получилось настолько громко, что пришлось даже напрямую разговаривать с братом, которому такое вмешательство тоже совсем не понравилось. Не с точки зрения передела власти — все же Михаил был во многом русским человеком, и даже его собственный духовник относился к Московскому патриархату — а с точки зрения распространения нестабильности внутри его государства.

Так или иначе пришлось — как бы странно это не звучало — давать грекам автокефалию внутри Константинопольского патриархата, что с другой раз еще сильнее подчеркнуло отказ эллинов от прав на Византийское наследство. Тоже какой-никакой, а плюсик.

Ну и отдельно стоит упомянуть произошедшую примерно в это же время отмену Ужгородской церковной унии. О ней я, если совсем честно говорить, в отличии от Брестской до попадания сюда ничего и не слышал. На практике оказалось же, что среди Русинов — как мы с Кошутом и договаривались, Закарпатская область осталась в составе Венгрии, а местное славянское население было, переселено на территорию империи, ну те кто пожелал, конечно — не мало униатов, подчиняющихся Римскому папе.

Естественно Московский патриарх тут же сделал стойку и начал давить на меня с целью решения этой проблемы, само существование подобного рода унии виделось сидящим в Москве иерархам фактически плевком себе в лицо, так что нет ничего удивительно в том, что уже в 1847 году был собран поместный собор, на котором местные церковные иерархи — они традиционно относились к сербской митрополии — провозгласили отмену положений Ужгородской и Мармарошской уний. Да, оказалось, что была еще какая-то Мармарошская уния, впрочем, это уже не важно.

Ради справедливости нужно отметить, что особого принуждения не было. На низовом уровне русины достаточно охотно переходили обратно из унии в православие, особенно то, что переселялись на территорию Российской империи. Все же авторитет Московского патриархата после недавней войны и той роли, которую в ней сыграл религиозный мотив, был на высочайшем уровне. Ну а те, кто с этим был не согласен просто уезжали в массе своей на запад, в Америку, поскольку в Пеште совершенно серьезно вознамерились решить вопрос с русинами раз и на всегда и полностью мадяризировать этот регион. Их мотив был понятен, ну как я передумаю и решу еще и закарпатских славян освободить от власти католиков-иноверцев, нет уж лучше всех выселить и завезти своих венгров, надежнее будет. Учитывая, что все население этого региона составляло порядка двухсот тысяч человек, из которых славян было примерно сто-сто пятьдесят, сделать это было не так уж сложно.

Ну и совсем напоследок нельзя не отметить еще одну наметившуюся тенденцию. Неожиданно процесс распространения уже нашей инвертированной римо-православной унии начал расширяться за пределы Российской империи. Изначально Холмская уния виделась инструментом сугубо внутренним и, как бы это сказать, узко-одноразовым, что ли. Она нужна была только чтобы оторвать поляков-католиков от влияния извне, не более того.

Однако процесс оказался заразительным, да и Патриарх Филарет показал, что умеет работать с людьми и вот уже на территории новосозданного Словацкого королевства отдельные приходы начали переходить в римо-правосланую унию. Пока на описываемый момент их было всего полтора десятка и располагались они все вдоль границы с Россией, что логично, но сама тенденция была более чем интересна.

Видимо начала давать плоды наша плотная работа в прессе против Папы Римского и католичества в целом. Опять же ради справедливости сидящий в Риме глава католической церкви и сам делал все, чтобы подорвать свой авторитет. Во время Царьградской войны он поддержал идею возврата древнего города Османам-магометанам, выступал против революций, приветствовал французские войска, вошедшие в 1839 году в Милан, потом отказался признавать создание отдельного Сицилийского королевства, а теперь был вынужден призывать войска французов, чтобы те подавили начавшиеся бунты уже в самой папской области. Мягко говоря, не самая разумная политика.