Николай I Освободитель // Книга 9

Глава 16

Летом 1850 года была проведена очередная — вторая по счету — всероссийская перепись населения. Поскольку у МВД уже был определённый опыт проведения такого мероприятия, на этот раз все прошло несколько проще и куда более организованно. Мы учли большую часть ошибок, сделанных десять лет назад, и умудрились не наделать новых. Ну во всяком случае значительных так точно.

Порадовала выросшая численность населения. Теперь в пределах Российской империи — с учетом части индейского населения Северной Америки, которое нам удавалось постепенно выводить из первобытного состояния и приобщать к хозяйственной жизни страны, и без учета жителей вассального Кокандского ханства и африканских аборигенов — проживало 105 миллионов человек. Мы продолжали удерживаться в примерном коридоре +1,7–1,8% естественного прироста населения в год, однако было понятно, что в будущем эти темпы сохранить не удастся. Просто потому что закончится свободная земля, которую можно раздавать под индивидуальные хозяйства, и рано или поздно Россия вновь столкнётся с проблемой перенаселенности. Впрочем, к тому времени глядишь у нас уже будут антибиотики, вакцины от основных болезней, и получится отыграть за счет снижения смертности.

Несколько снизился средний возраст населения — до 20,7 лет, это говорило о том, что жители империи хорошо размножаются, и что стало выживать большее количество младенцев. Об улучшении состояния здоровья населения говорил и рост средней продолжительности жизни в стране. Он все еще составлял ужасающие 33 года у мужчин и 34,5 у женщин, однако даже такие цифры были на 3–4% лучше, чем десятилетием раньше. А если сюда добавить еще и статистику выживаемости детей по достижению 15-летнего возраста, которая впервые перешагнула отметку в 50%, то можно считать, что все усилия, положенные на развитие медицины в империи, были затрачены не зря.

Несколько изменилось процентное соотношение в плане сословного деления. Крестьян стало чуть меньше — 77%, уменьшилась доля казачества — до 1%, зато выросло количество мещан 13%, купцов — 1% и дворян — 4%. Ну и количество формально не подпадающих ни под одну группу разночинцев — например, детей личных дворян, — тоже стремительно росло.

На практике эти сословные изменения были, если честно практически не видны, банальным образом упрощенная несколько лет назад система перехода из сословия в сословие позволила части крестьянства и так живущей в основном в городах, окончательно там осесть и переписаться в мещане. Ну а мещанам в свою очередь стало чуть легче войти в дворянское сословие.

Последние приросли в основном за счет людей, получивших личное дворянство. Вместо того, чтобы ограничивать возможность приобретения дворянского статуса и замыкать это сословие в себе, была выбрана обратная стратегия. Дворян должно было стать гораздо больше с тем, чтобы сословные границы постепенно стерлись, и разделённые ранее группы подданных в итоге обрели одинаковый статус.

У нас уже давно практиковалось приобретение личного дворянства за достаточно большое число различных достижений. Так, например, по университетскому уставу от 1844 года все ученые, получавшие научную степень, одновременно с ней получали и дворянские привилегии, а лауреаты Николаевской премии автоматически получали уже потомственное дворянство. И такие социальные лифты были встроены и в другие сферы общественной жизни, что позволяло талантливым людям тратить энергию не на слом системы, в которой им было тесно, а на личностный и карьерный рост. Понятно, далеко не все из «старых дворян» были в восторге от такого пополнения их рядов «снизу», однако на ворчание аристократии я уже давно не обращал внимания. К сожалению — а может и к счастью — пассионарный задор старого русского дворянства в массе своей остался в далеком прошлом, и даже толкового заговора от них ждать не было особого смысла.

Кроме того, стоит отметить резкое увеличение количества городского населения империи. В абсолютных числах количество мещан — при том, что значительная часть жителей городов продолжали относиться к крестьянскому сословию и в эту категорию формально не попадали — за десять лет выросло с 8 до 13 миллионов человек. Не много на первый взгляд, однако если сравнивать с другими государствами континента — более чем прилично. Так в Великобритании на двух островах проживал всего 21 миллион человек, что при их урбанизации в 45% давало меньше 10 миллионов горожан. Или в той же Пруссии при населении в 13 миллионов и урбанизации на уровне 33%, городских жителей было всего 4.3 миллиона. У нас же вместе с дворянами, купцами, частью духовенства и прочими разночинцами общее количество жителей городов составляло порядка 20 миллионов человек.

Понятное дело, такое сравнение не совсем корректно, тем более что за спиной Лондона имелись обширные колонии, только в одной Индии 300 миллионов человек проживало, однако если брать количество городских жителей, как такое себе своеобразное отражение промышленной мощи метрополии, то было понятно, что по этому показателю Россия совершенно точно не пасет задних.

2 города перевалили за показатель в миллион человек. Дальше шла большая пропасть, ни одного города больше 500 тысяч человек в стране не было, зато в категорию от 100 до 500 тысяч попало аж двадцать четыре города, из которых только один Екатеринбург находился за Уралом, остальные населенные пункты располагались в европейской части страны. Всего поселений, имеющих статус города, насчитывалось 711 — не знаю много это или мало — из которых 632 находились опять же в европейской части империи.

Резко вырос уровень грамотности. За прошедшие десять лет мы сделали очень приличный рывок и довели общеимперский — без Африки, и Средней Азии — процент грамотных людей до 24. Почти четверть населения и +8% за десять лет. Были у меня определенные сомнения в том, что заявленная цель — полная ликвидация безграмотности к 1870 году — с такими темпами действительно реальна, но даже если нет, результат все равно более чем солидный.

При этом если брать центральную и западную Россию, то тут процент грамотных — опять же очень условно грамотных — мужчин старше 9-летнего возраста вплотную приближался к 50%. Учитывая темпы строительства новых школ и скорость естественного замещения населения, в течение следующих 20 лет центральные губернии действительно имеют шанс полностью распрощаться с безграмотностью. Хотя бы в разрезе умения читать, писать и считать в пределах четырех действий. А там уже можно будет подумать и над расширением школьной программы хотя бы до 4 классов и введением более сложных общеобразовательных предметов.

Положительную динамику показал процент населения, считающего своим родным языком русский. Таких стало 78% против 74% десять лет назад. При этом резко снизился процент польскоговорящих подданных империи — с 5 до 3%. Связано это было с валом польской эмиграции, начавшейся после принятия дискриминационных законов в конце 1830-х и вынудивших католиков либо менять веру, либо эмигрировать. За десять лет из империи — в основном в США, но также и соседние европейские страны включая Пруссию, Венгрию, Австрию и Францию — выехало больше полутора миллионов католиков-поляков, вместо которых на освободившиеся участки земли были посажены православные русские крестьяне.

Это же стало причиной изменения в структуре населения по вероисповеданию. Если в 1840 году католиков в стране было около 8%, то теперь их число сократилось до 3%. Около 5% было мусульман — их количество с присоединением Средней Азии должно было резко вырасти, но пока оставалось примерно неизменным, — 3% иудеев, 2% протестантов разного толка, 1% старообрядцев и около 2% всяких прочих включая буддистов и язычников. Православных же — включая римо-православных униатов и старообрядцев, принявших верховенство Московского Патриарха — насчитывалось около 82%.

Империя на глазах становилась более гомогенной, а значит более крепкой и устойчивой к разного рода внешним влияниям и кризисам.

Ну а в начале сентября 1850 года в Николаев прибыл с визитом первый американский лидер — президент Мексики генерал Хосе де Урреа. Не то чтобы это было каким-то действительно значительным событием, в конце концов видали мы у себя в гостях политиков и покрупнее, однако повод для визита — официальный и неофициальный — делал его как минимум достойным упоминания.

Прибыл мексиканец на корабле «Игнасио Альенде», названном в честь героя мексиканской войны за независимость. Немого раньше этот корабль носил имя «Гридень» и плавал под Андреевским флагом, однако у нас намечалось в скором времени вступление в строй нового поколения крейсеров — пока еще все так же парусно-винтовых — и в 1848 году мы этот вымпел за умеренные деньги сбагрили мексиканцам, где он стал флагманом их не слишком могучего флота.

Встречали «эль президенте» максимально громко, изо всех сил показывая, на сколько большое значение Россия предает сотрудничеству с дружественной центральноамериканской республикой.

— Доброе утро, господин президент, — я встречал де Урреа прямо на дворцовом причале, благо глубина Бугского лимана, на берегу которого и стоял Николаев, позволяла заходить сюда кораблям с любой осадкой. Не зря же здесь в далеком будущем-прошлом строили советские авианосцы. — Рад вас видеть.

Испанский на простом разговорном уровне я знал еще в прошлой жизни, тут — вместе с французским и немецким это было сделать не сложно — подучил его до относительно свободного. От обращения на родном языке де Урреа мгновенно расплылся в улыбке и протянул мне открытую для рукопожатия ладонь.

— Ваше императорское величество, — президент выглядел достаточно крепким пятидесятилетним мужчиной, седые короткие волосы, жесткие черты лица, не слишком высокий рост. Его, наверное, когда-то можно было даже назвать красивым, но многочисленные морщины и несколько шрамов на лице делали мексиканца визуально старше своего возраста. Было видно, что генерал не всю жизнь провел во дворцах, а положение свое добыл, что называется «от клинка». — Спасибо за приглашение, для меня лично и для всей Мексики это значит очень много.

Действительно, хоть прошло уже добрых тридцать лет с начала освобождения испанских колоний от владычества погрязшей во внутренних проблемах метрополии, далеко не все страны Европы решились установить с латиноамериканцами полноценные дипломатические отношения.

В этом варианте истории процесс деколонизации Южной Америки пошел иным путем и Мадрид в итоге умудрился сохранить за собой достаточно приличный кусок территории вокруг озера Маракайбо и на Тихом Океане. При этом испанцы продолжали иногда делать попытки вернуть себе часть былых владений, без особого успеха, надо признать. Ну и при формальном признании бывших колоний прямых дипломатических отношений у Мадрида со странами Латинской Америки все равно не имелось. Соответственно и часть других стран Европы союзных Испании и Франции — Парижу, впрочем, не мешало это иметь достаточно тесные экономические связи с той же Аргентиной — были в этом отношении с пиренейцами солидарны. Не то чтобы та же Мексика от такого отсутствия дипломатических связей сильно страдала, но все же контакт на самом высоком уровне с одной из сильнейших стран мира должен был изрядно добавить самому де Урреа легитимности. Как внутри страны, так и снаружи.

— Прошу вас, — я указал рукой в сторону стоящих чуть поодаль повозок почетного конвоя и поинтересовался, — как доплыли? Без особых проблем?

— Никаких проблем! — Мексиканец, хоть и пытался не показывать это слишком уж явственно, был очевидно рад наконец сойти на твердую землю. Все же сорокадневный переход через полпланеты — от Веракруса до Николаева не много не мало четырнадцать тысяч километров пути — для непривычного к таким путешествиям человека — это достаточно тяжелое испытание. Физически и морально. — Скажем так, я ожидал гораздо худшего.

— О да! — Усмехнулся я, — еще лет двадцать назад такие путешествия были гораздо более долгими и куда менее приятными. Паровая машина воистину великое изобретение.

— Воистину.

Так перекидываясь ничего не значащими фразами, мы не торопясь дошли до подготовленного транспорта, погрузились в кареты — кроме самого президента в состав мексиканской делегации входило добрых три десятка человек, спасибо телеграфу всю информацию мы имели заранее, так что могли хорошо подготовиться к приему гостей — и двинули в сторону дворца.

Де Урреа принял на себя откровенно диктаторские полномочия еще во время техасской войны — при этом фактически переворот против Санта-Анны произошел в том числе и с участием некоторых российских агентов — и потом переизбирался без больших усилий уже два раза на общереспубликанских выборах. Следующий тур народного волеизъявления в Мексике должен был состояться в 1852 году, и действующий президент практически не скрывал своего желания сделать свои полномочия бессрочными.

При этом авторитет генерала у себя на родине при всей любви латиноамериканцев к восстаниям и прочим беспорядкам, был подавляющий. Достаточно сказать, что за пятнадцать лет существования Мексиканской республики до де Урреа успело смениться больше тридцати президентов. Тот же Санта-Анна успел позанимать этот пост раз пять, если мне память не изменяет. Естественно, такая политическая чехарда и на жизни в стране отражалась не самым лучшим образом.

Пятнадцать же лет под руководством де Урреа выдались куда более спокойными. Изначально заработав огромный авторитет на «победе» — Мексика не проиграла, не лишилась территорий и это уже было огромным достижением, пусть даже самую весомую гирьку на военные весы бросили отнюдь не латиноамериканцы, а русские — в войне с США, генерал обеспечил стране больше десяти лет стабильного поступательного развития.

Внешние инвестиции — как русские, так и, скажем, британские — значительная часть потока мигрантов из Европы, несколько масштабных инфраструктурных проектов… Двадцать миллионов населения, небольшая но достаточно боеспособная армия, стабильный экспорт серебра и хлопка: республика на глазах превращалась в достаточно серьезного игрока. Не такого как США, например, и не типичная банановая республика это точно.

— Как вам город? — Прежде чем заезжать во дворец, мы дали небольшого кругаля, чтобы показать гостям лучшие виды столицы.

— Удивительно, если честно, — де Урреа не скрывая своего любопытства крутил головой на все триста шестьдесят градусов, как будто был на не президентом достаточно большой страны, а десятилетним школьником из провинции, вывезенным по случаю праздника в большой город. — Очень чисто и очень красиво. А это каменное покрытые мостовой…

— Асфальт.

— Да, асфальт, просто чудо. Никакой грязи и очень удобно ехать. Тихо и не трясет!

— Продукт переработки нефти, — я напряг память и добавил. — Вроде я слышал, что в Техасе есть возможность ее добывать без больших проблем.

— Вернусь, обязательно уточню, — кивнул президент. — Я слышал вы, ваше императорское величество, сами принимали участие в планировании своей новой столицы?

— Исключительно на уровне идеи, не больше, — усмехнулся я, довольный похвалой. — Не думали и себе столицу поменять, господин президент?

— Просто Хосе.

— Тогда и вы зовите меня Николаем, — мы еще раз пожали друг другу руки. Этот обожжённый солнцем и порохом вояка вызывал у меня какую-то совершенно иррациональную симпатию. Возможно тем, сделал себя сам и выгодно отличался внутренними качествами от большинства моих европейских «коллег», которых сложно было назвать как-то иначе чем посредственностями. — Куда-нибудь севернее? И, может быть ближе к побережью?

— Зачем? — Не понял мексиканец, мы как раз подъехали ко входу во дворец, возле которого по обе стороны красной ковровой дорожки выстроился почетный караул из гвардейских гренадер. Поэтому пришлось сделать небольшую паузу в разговоре и вернуться к нему уже через пару часов, когда де Урреа привел себя в порядок в выделенных ему гостевых комнатах и вместе с женой спустился к обеду. Большой торжественный приём был намечен на вечер, а пока мы обедали в узком, можно сказать, семейном кругу. — Так что вы говорили про перенос столицы? Простите, не уловил идею.

— Ну как же? — На первый обед я попросил подать что-то более привычное гостям чтобы не пугать их сразу окрошкой и холодцом, погружении в глубины русской кухни решили осуществлять постепенно, поэтому пока ограничились белой рыбой, овощами, различными пирогами и конечно икрой на закуску. Куда же без нее. — Перенос столицы на север, позволил бы сместить акценты, ускорить заселение того же мексиканского Техаса испаноязычным населением и снять вопрос о любых претензиях на него от ваших северных соседей. Там у вас огромные площади вполне пригодной для земледелия и скотоводства земли, а меж тем большая часть переселенцев из Европы все так же продолжает прибывать на юг. Где и так сложная в национальном плане обстановка.

Несмотря на то, что одну войну против северного соседа мексиканцы успешно отстояли — полторы если считать восстание в Техасе, закончившееся отпадением его северо-восточной части с границей по реке Бразос — ни у кого не было ни капли сомнений, что при случае США обязательно попробуют устроить очередной «дранг нах зюйд». Собственно, именно угроза с севера — а еще влияние России в Никарагуа, где вполне себе мирно существовал русскоговорящий анклав — была главной причиной хороших отношений между Мексиканской республикой и Российской империей. В этих условиях укреплять свои северные границы, в том числе и проводя политику заселения этих территорий лояльным населением, как говорится, сам Бог велел.

В своем предложении я ссылался как на свой опыт, — перенос столицы на полторы тысячи километров южнее стал заметным драйвером ускоренного развития империи, все же природу не обманешь, — так и на опыт некоторых стран из прошлой жизни. Тот же Казахстан совсем не просто так перенес столицу севернее, а Бразилия и вовсе построила новый город в глубине континента. Перенос акцента политической власти дает мощный толчок в том числе и развитию территории вокруг, что мексиканцам было бы совсем не лишним.

— Идея заманчивая, но боюсь, что лишних денег у нас в стране не найдется, — усмехнулся де Урреа.

— Можем обсудить какой-нибудь выгодный и вам, и нам кредит… — Я пожал плечами, приятно быть той стороной, которая может давать другим деньги, двигая по миру свои экономические и политические интересы.

Визит мексиканцев в итоге продлился целых две недели, было подписано не мало разных договоров в том числе и решение о возобновлении строительства Никарагуанского канала, на этот раз всерьез, без дураков. Однако тот самый разговор, ради которого «эль президенте» пришлось проделать столь длинный путь, и который нельзя было доверить помощникам, состоялся на четвертый день визита.

— Что вы думаете о возможности укрепить свою власть, сделать ее более стабильной? — Мы сидели у меня в кабинете и не спешно дегустировали привезенный де Урреа с собой ром. Он предлагал попробовать мексиканскую текилу, но я ее и в пришлой-то жизни не любил, а уж в этой… Гадость редкостная, пить ее можно было только от большого горя.

— Более стабильной? — Мексиканец, сделал вид, что не совсем понимает, о чем я говорю, — на будущих выборах никаких конкурентов у меня не прослеживается, да и закон о предоставлении мне пожизненных полномочий, кажется, пройдет без больших проблем. Какой еще большей стабильности можно желать?

— Вы понимаете меня, Хосе. — Я внимательно посмотрел на собеседника сидящего с стоящем рядом кресле, — речь идет о том, чтобы вы примерили корону. Основали династию.

— У нас уже один пытался устроить империю, все это плохо кончилось, — президент, скривился как будто откусил кусок лимона. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что такие мысли ему и самому в голову приходи, однако боязнь потерять все перевешивала. Пока во всяком случае.

— Тогда ситуация была совсем другой, нет смысла даже сравнивать, — я сделал глоток весьма приличного рома, который в отсутствии колы приходилось разбавлять соком и поставил стакан на стол. На некоторое время в кабинете воцарилась тишина, каждый думал о своём.

Республиканский строй в этом варианте истории не выглядел таким уж однозначно прогрессивным по сравнению с тем, что было моем мире. Тут не случились дальнейшие французские республики, США не играли роль такого себе безальтернативного молодого хищника, Англия с ее парламентаризмом осталась лишь одной из… Франция и Россия, страны с фактически самодержавным — хоть и с определенными оговорками — правлением вполне держали темп экономического развития. Все появляющиеся на территории Европы и Азии новые государства однозначно становились монархиями.

Даже в Южной Америке — вот уж где было гнездо республиканцев — было как минимум две попытки примерить на голову королевскую корону. Бразилия же вполне успешно оставалась «империей» с момент получения независимости от Португалии. Так что идея сменить президентскую цепь на корону и мантию совсем не выглядела такой уж еретической. Тем более что в той же Мексике традиционно были сильны позиции католической церкви, и договориться о поддержке с папой было и вовсе — раз плюнуть. Ватикан традиционно относился к выборным правителям с изрядной долей подозрительности, предпочитая работать «в долгую». С династиями.

— Что ты конкретно предлагаешь, Николай? — Разговор мы вели на смеси испанского и французского с вкраплением русских слов, поскольку я, как оказалось, все же недостаточно хорошо знал испанский, де Урреа — французский, ну а русский пока только начал свое шествие в качестве международного.

— Мы не вечны, как это не грустно признавать, — я сделал неопределённое движение рукой с зажатым в ней стаканом, темная жидкость пробежала по стеклянным стенкам оставив за собой жирные «ножки», что вроде как должно было говорить о качестве напитка, но на самом деле не говорило ни о чем. — Я бы хотел закрепить союз между нашими странами, столь выгодный обеим сторонам на более долгий срок.

Мексиканец в ответ на такой пассаж только явственно хмыкнул. Генерал уже давно не был тем молодым романтиком, который пятнадцать лет назад возглавил борьбу своей страны против интервентов с севера. Годы нахождения у власти сделали его куда более циничным и способным видеть дальше первого слоя смысла в любых произнесенных, а порой даже не произнесенных, словах.

Понятное дело, что Россия и Мексика хорошо дружили вместе против США, однако, южане при этом отлично помнили, что и Калифорния, вместе со всем не найденным тогда еще золотом, совсем недавно тоже была мексиканской. Не мало было среди горячих южных людей и тех, которые откровенно не делали разницы в своей ненависти между любыми «гринго». Что русскоязычными и православными, что англоязычными и протестантами.

Впрочем, сам де Урреа тут был более чем здравомыслящим политиком и понимал, что без нас бы они потеряли вообще все, и во многом поэтому я делал ставку как раз на сидящего рядом со мной «эль президенте».

— Династический брак, я правильно понимаю ход твоих мыслей.

— Помолвка пока, если быть точным — я кивнул. — Твоему старшему двенадцать, если я правильно помню. Софии — на два года меньше, так что о полноценной свадьбе еще несколько лет речь идти вообще не будет, но даже декларация о намерениях в данном случае сделает твою власть куда более крепкой.

Де Урреа женился поздно, уже будучи президентом и поэтому старший ребёнок у него родился, когда генералу было за сорок. Впрочем, двадцатилетняя жена, — два десятка лет разницы в эти времена вообще не считались проблемой — не стала останавливаться на малом и уже сейчас президент мог похвастаться четырьмя разнополыми отпрысками. Не рекорд, но вполне достойный результат.

— София — не является «великой княгиней», ребенок от неравного брака, — мексиканец произнёс титул дочери хоть и с сильным акцентом, но по-русски, демонстрируя что прибыл в Николаев хорошо выучив «домашнее задание».

— Ну титул можно дать в любой момент, при условии помолвки с иностранным наследником это будет воспринято всеми как должное. Ну а что касается неравного брака… Ну извини, обе старшие дочери уже давно замужем, да и по возрасту все равно бы не подошли. Есть неженатые сыновья, но в данном случае это не тема обсуждения, — я некоторое время помолчал и продолжил мысль. — Однако для этого нужно принять корону.

— Мне нужно подумать, — мексиканец покачал головой. Это было явно решение из разряда «и хочется, и колется, и мама не велит». Поменять синицу в руке на журавля в небе, такие решения с кондачка не делаются. — Хотя да… Император Мексики, Хосе I. Мне нравится.

— Давай ограничимся королем Мексики Хосе I, — покачал головой я и на вопросительный взгляд де Урреа пояснил, — официальная позиция Российской империи заключается в том, что собственно империя может быть только одна, наша.

— А французы? Англичане? Бразильцы, наконец? — Мексиканец усмехнулся, но по моему серьезному лицу понял, что я не шучу.

— Считай, что мы над этим работаем, — я мысленно улыбнулся, хоть снаружи оставался убийственно спокоен. — В конце должен остаться только один…

Не знаю, насколько всерьёз принял мои слова к сведенью собеседник, но, когда в 1853 году, уже после выборов на которых де Урреа получил мандат на пожизненное президенство, генерал все же решился преобразовать республику в монархию, ни о какой «мексиканской империи» в итоге никто не вспомнил. Только о Мексиканском королевстве.