20. Воспитание начинается

На другое утро, задолго до девяти часов, возле школы начали собираться ученики. Толком никто ничего не знал. Знали, что в школу пришел новый директор и что предстоит какая-то работа. Правда, юннаты делали вид, что им известно гораздо больше, и вообще вели себя таинственно: собирались группами на южной стороне здания, поглядывали на угловые окна и посмеивались.

— В чем дело? Что вы там увидели? — спрашивали художники.

Юннаты отнекивались и загадочно бормотали:

— Да нет… просто так… ничего особенного.

Кое-кто из более нетерпеливых начал стучать в дверь.

— Ну что вы барабаните? — сердито спросила появившаяся в дверях Поля. — Что вам надо?

— Как это что! Нас вызвали к девяти часам, а ты не пускаешь!

— Не сочиняйте! Кто вас вызывал?

— Новый директор!

— Ой, выдумщики! Новый директор! Скажут тоже. Он и сам-то вчерась только пришел.

— А какой он, Поля? Хороший?

Немного поломавшись, нянечка сообщила ребятам о своих впечатлениях. Говоря о директоре, она всё время упоминала про нового завхоза, и в представлении ребят эти два человека как-то слились и получилось что-то такое — «не разбери-поймешь». По словам нянечки, получалось, что новый директор был высокий, или, как она сказала, длинный, с палкой, но почему-то среднего роста. Очень строгий, но не из крикливых, и шутник. Глаза имел острые, «насквозь видит», но с виду простой, хотя и «сам себе на уме». Любитель порядка, дотошный, во всё нос сует…

Константин Семенович пришел без десяти минут девять. Ребят он застал возле школы. Младшие играли на пустыре, старшие гуляли или сидели на ступеньках подъезда.

Появление Константина Семеновича было сразу замечено. Кто-то из мальчиков крикнул: «Атас» — и раздался предупреждающий пронзительный свист.

Через несколько секунд Горюнов был окружен плотным кольцом учеников.

Момент был чрезвычайно ответственный. Первая встреча с детьми, как правило, накладывает глубокий отпечаток на всю дальнейшую работу с ними. Об этом знают все педагоги. Молодые, не имеющие опыта учителя, тщательно готовятся к такой встрече, что-то разучивают, продумывают, репетируют, а в результате создают о себе часто неправильное представление, и потом долго не могут найти «общий язык».

— Кто это из вас так свистел? — спросил Константин Семенович с улыбкой.

— Я свистел, — далеко не сразу ответил мальчик лет двенадцати, с большими темными глазами и непокорно торчащим вихром.

— Неплохо. С двумя пальцами или с одним?

— Как это с одним? Я колечком пальцы складываю, — ответил мальчик и показал, как он делает. — А вы умеете с одним?

— Умею.

— Ну да! Покажите!

— Вот поедем как-нибудь за город, в лес, там я тебя научу. В городе это не совсем удобно и даже неприлично.

Затем Константин Семенович обратился ко всем:

— Ну как? Разглядели с головы до ног? Девочки, наверно, думают: «А зачем это он с палочкой пришел?». Верно? Я человек откровенный и скажу… Палка эта называется у меня «дисциплинарная». Да, да! — продолжал он, когда кончился смех. — С помощью этой палки мы будем укреплять сознательную дисциплину. Учтите это и других предупредите.

— Константин Семенович, скажите, пожалуйста, а правда, что вы из милиции? — спросила одна из девочек.

— А почему вы думаете, что меня зовут Константин Семенович?

— Мы уже знаем… Мы всё знаем! Знаем, что раньше вы были учителем литературы в Петроградском районе… — затараторили девочки. — Знаем, что вы статью в газету написали о Макаренко…

Осведомленность девочек удивила Константина Семеновича:

— Ну если знаете, ничего не поделаешь. Никуда от вас не скроешься. Приходится сознаваться. Меня действительно зовут Константин Семенович, и раньше я работал учителем литературы. Теперь такой вопрос, товарищи… Зачем вы сюда пришли?

— Работать! Кабинет оборудовать! — почти хором ответили юннаты.

— Работать? — удивился директор. — Странно! А я подумал сначала, что вы на бал танцевать пришли. Кто же в таком виде работает? Ну а вы? — обратился он к молча стоящей группе художников.

— А мы еще и сами не знаем, Константин Семенович, — с достоинством ответил Артем Китаев. — Аким Захарович просил собраться, а зачем — не сказал.

— А вон они идут! — крикнул один из мальчиков.

Действительно, из-за угла показались длинный Сутырин и «Колобок». Они шли рядом, и между ними был такой контраст, что все невольно засмеялись. Учителя сами понимали, что смешны, и тоже улыбались во весь рот.

— Товарищи педагоги! — обратился к ним, поздоровавшись, Константин Семенович. — Вы смотрите, как ребята одеты! Работа грязная, пыльная…

— Константин Семенович, девочек нужно извинить. Для знакомства с вами они не хотели показываться в старых платьях, — сказала улыбаясь Ксения Федоровна. — Правда, девочки?

— Они хотели вас ошеломить нарядами! — выпалил какой-то мальчик.

— Очаровать! — прибавил другой.

— А сами-то!.. — немедленно огрызнулась небольшая девочка.

— Очаровать… Ты бы лучше помолчал! — сердито буркнула девочка постарше.

— Тише, товарищи! — остановил Константин Семенович начавшуюся перебранку. — Не будем терять дорогого времени. Делаем так! Все вы живете близко, все проворные! Те, кто хочет и будет работать, сейчас быстро сходят домой и переоденутся в старенькую одежду. Кто не хочет работать, могут остаться дома.

— Константин Семенович, а с моим активом я бы хотел сначала посоветоваться, — предупредил Аким Захарович.

— Пожалуйста!

— Значит, любой класс? — спросил он, видя, что Константин Семенович направляется в школу.

— Да. На втором или третьем этаже.

Аким Захарович отошел с окружившими его художниками в сторону.

— Дело такое, коллеги: в нашей школе вводится кабинетная система. Классов у нас не будет.

— А как же так?

— Ликвидируется вторая смена… И вообще… Вы уже взрослые люди! Одним словом, мы можем выбрать любую комнату, чтобы устроить там свою мастерскую.

— А вы сказали — кабинет!

— Пускай другие называют кабинетом, а у нас будет художественная мастерская. Давайте подумаем, какую комнату занять.

— Седьмой «а»! — сразу предложила Рита. — Утром там солнце.

— Ну-у… на втором этаже! — недовольно протянула полная, с пышными волосами девочка. Она была одна из самых способных карикатуристок. — Лучше на третьем!

— Я согласен с Аллой! — сказал Артем. — А что, если нам взять десятый «в»? Говорят, что юннаты получили методический. А мы над ними!

— Но там всё время солнце! Будет слепить…

— Повесим занавески!

— А где ты их возьмешь?

Мнения раскололись, и разгорелся спор. Вопрос был действительно важный. Кто-то предложил комнату девятого «б». Старшие присоединились к Артему. Аким Захарович слушал молча, покручивая кончик уса.

— Подождите, ребята! — остановил расшумевшихся коренастый подросток Кирилл Булатов. — Так мы до вечера будем кричать и ничего не решим. Пускай Аким Захарович скажет!

Все головы повернулись к учителю.

— Ну что же, я согласен с Китаевым, — сказал Аким Захарович, нисколько не обеспокоенный шумным спором ребят.

— А ничего, что там целый день солнце? — спросила Рита.

— Повесим белые занавески и будем регулировать свет.

— Там, кажется, семь окон и такая жара… — заметил кто-то.

Аким Захарович пожал плечами. Он вел себя с ребятами как равный с равными.

— Неужели мы не сумеем достать белого материала? Хотя бы простыни? — горячась, спросил он. — Да в конце концов новый директор выделит какие-то средства на мастерскую!

— Идемте к нему! — раздались голоса.

Константин Семенович стоял в вестибюле с завхозом и нянечками.

— Теперь можно считать, что белил хватит, товарищ капитан, — говорил Архипыч.

— Зови ты меня, пожалуйста, по имени, — поморщившись, попросил Горюнов. — Неужели уж так привык!

— Есть! Так я говорю, Константин Семенович, что белил на все парты хватит, да еще и останется. Всех не изведем. Обещали натуральной олифы, чтобы не воняло…

— Ну хорошо… Подожди минутку! — остановил он завхоза, увидев вошедших художников. — Что у вас, товарищи?

— Мы, кажется, решили, Константин Семенович, — заговорил Артем Китаев. — Десятый «в», на третьем этаже. И Аким Захарович не против.

— Хорошо. Я так и записываю. А решили твердо? Почему «кажется»? Предупреждаю, никаких перераспределений больше не будет.

— У нас есть просьба. Комната очень светлая… — начал Аким Захарович и кончил просьбой о занавесках и шторах.

— Пожалуйста! Вешайте хоть бархатные! — сразу разрешил Константин Семенович. — Это ваше дело. Оборудуйте как хотите!

— Да, но нам нужны средства, Константин Семенович. На что мы можем рассчитывать?

— Только на то, что есть. Парты, столы… ну, конечно, шкафы. Я еще и сам точно не знаю, что у нас есть.

— А деньги? — не выдержал Артем.

— Какие деньги?

— Занавески купить… мольберты.

— А меду не хотите? — спросил Константин Семенович. — Вы шутите! Сколько вас человек?

— Восемнадцать, — с недоумением ответил Артем.

— Восемнадцать! — еще больше изумился директор. — Восемнадцать молодых, здоровых, талантливых людей просят на занавесочки! Комсомольцы? Сколько комсомольцев?

— Тринадцать, — тихо ответила Алла.

— Тринадцать комсомольцев! Такая сила! Нет у меня денег! Во всех смыслах нет!

— А как же быть? — смущенно спросил Артем.

Ребята были до такой степени огорошены и растерянны, что в первые минуты перестали соображать. Они явно не понимали нового директора.

— Вы даже не знаете, как быть! — с горькой усмешкой сказал директор. — А вы не маленькие. Заработать нужно! Своими собственными руками заработать! Умеете работать?

— А как мы можем заработать?

— Вот это — другой разговор! — ответил Константин Семенович. — Если вы хотите получить от меня совет — пожалуйста. В любое время приходите и спрашивайте. Буду рад поделиться своим опытом. Где вы можете заработать? Думаю, что лучше всего у шефов. У нас очень хороший шеф. Такой большой, мощный машиностроительный завод, и надо с ним связаться как следует.

— Ну-у… — презрительно протянул Кирилл. — Знаем мы их! Они только по названию шефы…

— А я полагаю, что вы не правы. Нельзя сидеть в школе и ждать, когда шефы к нам придут. У них и других дел выше головы. Нет, под лежачий камень вода не течет. И кроме того, шефство должно быть взаимным, если можно так выразиться. Я уверен, например, что завком завода платит большие деньги всяким халтурщикам за оформление стендов, выставок, плакатов. Да мало ли дела художникам на таком заводе! Уверен я и в том, что они будут очень рады, если вы возьмете это на себя. Вот о чем надо беседовать с шефами!

— А что! Это здорово, ребята! — воскликнул Артем. — Закроем дорогу халтурщикам. Аким Захарович… там же действительно деньги пригоршнями отпускают на всякое оформление. Я знаю. Отец мне говорил, что они заплатили какому-то художнику триста рублей за постоянный заголовок для цеховой стенгазеты.

— Не разрешат! — грустно возразил Кирилл.

— Кто не разрешит?

— Райфо. Ты не знаешь порядков! На кого они будут деньги перечислять? Тебе, что ли…

— Опять безвыходное положение! — засмеялся Константин Семенович. — Ну ладно, я помогу советом: а разве нельзя деньги через родительский комитет оформлять?

— Правильно! — воскликнул Артем. — Решили!

— Вот то-то и оно-то! — довольно произнес Константин Семенович и поднял руку: — Товарищи! Только я вас должен предупредить: не ждите, что завком откроет нам свои объятия и сразу выложит на стол деньги. Они же нас не знают. Нужно сначала показать работу, зарекомендовать себя. И пожалуйста, не торопитесь! Без горячки! Продумайте, договоритесь между собой, и только тогда начнем действовать. Сначала вам нужно привести в порядок свой кабинет…

— Мастерскую, — подсказала Рита.

— Ах, мастерскую! Ну, пожалуйста, мастерскую. Она вам скоро будет нужна для этой самой работы.

Аким Захарович молча слушал, но по тому, как он крутил и дергал свой ус, было видно, что разговор с директором очень взволновал его. Он был полностью согласен с Константином Семеновичем. И чем больше слушал и думал, тем яснее и ярче открывались ему какие-то удивительные перспективы. Не случайно, выходит, Константин Семенович бросил вчера фразу о том, что людей можно окрылять…

Загрузка...