Новый директор

34. Римма Вадимовна

В длинном светлом коридоре с незапамятных времен стояли всевозможные вещи: старый комод, разобранная кровать, испорченный велосипед, мягкий диван с вылезавшими наружу пружинами, оцинкованное корыто, стулья без сидений и многое другое, что очень мешало жить, но все в квартире к этой рухляди привыкли, и никому и в голову не приходило как-то всё изменить.

В одной из комнат этой квартиры жила учительница с мужем и двумя детьми. Комната небольшая, шестнадцать метров, но Римма Вадимовна сумела так расставить мебель, что теснота казалась уютной и не раздражала.

Пятилетняя Наташа играла где-то на дворе, а трехлетняя Аллочка устроилась на оттоманке и внимательно разглядывала картинки. Римма Вадимовна шила младшей дочери платье. Эта высокая молодая женщина, с мягким задушевным голосом, плавными и спокойными движениями, всегда о чем-то мечтала. Где бы она ни была, чем бы ни занималась, с кем бы ни говорила, всегда казалось, что это для нее не главное, что мысли ее очень далеко. Может быть, это впечатление создавалось особым выражением ее лица… Густые и очень длинные ресницы бросали на глаза тень, отчего взгляд был каким-то затуманенным, мечтательным. Крупные, белые, но слегка скошенные зубы мешали плотно закрывать рот, и вечная улыбка еще больше усиливала выражение мечтательности. Римма Вадимовна была очень женственна, и в этом заключалась ее большая притягательная сила, особенно среди детей.

Аллочка долго разглядывала нарисованного котенка.

— Мама, а что киска делает?

— Наверно, хочет спать, — ответила Римма Вадимовна, взглянув на рисунок через плечо дочери. — Видишь, укладывается на бочок.

— А почему она хочет спать?

— Потому что устала.

— А почему она устала?

— Бегала, бегала… вот и устала.

— А почему она бегала?

Как все дети, Алла могла спрашивать до тех пор, пока на вопросы отвечали. Требовалось большое терпение, чтобы полностью удовлетворить любознательность девочки.

— Почему она бегает? — переспросила мать. — Потому что ей хочется.

— А почему ей хочется?

— Потому что она маленькая.

В коридоре затрещал звонок. Раз, два, три…

— К нам!

Алла кубарем скатилась с оттоманки, обеими руками распахнула дверь и убежала. Она еще не могла дотянуться до замка, но, когда Римма Вадимовна вышла из комнаты, девочка встретила ее сообщением:

— Мама, твои пришли… Кирочка и Надя!

Две ученицы шестого «а» класса часто бывали у своей классной руководительницы и очень любили играть с ее дочками. Среди девочек много талантливых нянек, для которых лучшее удовольствие возиться с маленькими детьми. То ли инстинкт, то ли особое призвание, но делают они это не только с большой охотой, но и с большим умением.

Кира и Надя пришли взволнованные и, едва успев поздороваться, тут же в коридоре начали торопливо рассказывать.

— Ой! Что у нас делается, Римма Вадимовна!.. Просто невероятно! Парты в белую краску красят. Стадион сами ребята строят. Знаете, за школой, на пустыре? Фабрику-кухню моют. Всю старую мебель на улицу выбросили. Юннаты на второй этаж переезжают… Просто ужас!.. Классы все отменили! Теперь мы будем только в кабинетах учиться. И даже по истории будет кабинет, и по русскому языку кабинет… — тараторили они, перебивая друг друга.

— Подождите, девочки! — остановила их учительница. — Проходите в комнату и поговорим спокойно.

Но говорить спокойно о таких ошеломляющих событиях школьницы не могли.

— Мы сегодня пришли в школу… Что такое? Ничего не разберешь… Светопреставление какое-то! Кто с лопатой, кто с ведрами, кто красит… — начала Кира.

— А Славу Леонтьева мать вчера из школы выгнала, — вставила Надя. — Я, говорит, не позволю, не на ту напали!

— Сколько ребят собралось! Не сосчитать. Половина школы.

— А кто там из взрослых? — спросила Римма Вадимовна. — Учителя есть?

— Есть. Мы там видели Ксению Федоровну, потом Агнию Сергеевну, потом Акима Захарыча… Художникам тоже комнату дали для рисования. Они уж воображают!..

— Марина Федотовна вернулась?

— Ой, что вы, Римма Вадимовна! Ее уж совсем нет. Вместо нее к нам нового директора из милиции назначили. И завхоза нового — Андрей Архипыча.

— Так зовут директора?

— Нет. Это завхоза так зовут, а директора — Семен Константинович.

— Не ври, пожалуйста! — возмутилась Надя. — Совсем наоборот: Константин Семенович!

— Ну может быть, — пожав плечами, сразу согласилась Кира. — Я не запомнила.

— А Ирину Дементьевну вы не видели?

— Не видели, но только она, наверно, там в канцелярии.

— Но почему же меня не известили? — забеспокоилась учительница. — У меня же есть телефон. Девочки, вы тут занимайтесь, а я позвоню…

Телефон стоял в конце коридора, за комодом. К ужасу Риммы Вадимовны на нем «висела» соседка. Эта крупная, сильная и полная женщина, с грубым, почти мужским голосом, говорила с единственной своей приятельницей, живущей двумя этажами выше. Говорила она обычно по часу. Римма Вадимовна знала, что пустой, обывательский разговор сведется к тому, что соседка позовет свою приятельницу «отведать» какое-нибудь кушанье или наоборот; получит приглашение подняться наверх и дослушать историю, которую неудобно передавать по телефону.

Сейчас, наблюдая соседку и прислушиваясь к ее словам, учительница думала о том, что ведь эта женщина училась и воспитывалась в советской школе, даже окончила семь классов. Сколько усилий было потрачено на то, чтобы из девочки выросла образованная, с широким кругозором женщина!

Но почему-то получились прямо обратные результаты. Выросла малограмотная, почти разучившаяся читать обывательница, ничем, кроме своих личных дел, не интересующаяся. Винить в этом только школу, конечно, нельзя, но и переваливать всю вину на условия жизни, на прирожденные свойства детей тоже неверно. Где искать причины? Каким образом воспитываются люди с психологией махрового мещанина и собственника?

Видя, что соседка затеяла нескончаемый разговор, Римма Вадимовна подошла к ней вплотную и показала на часы.

— Вы что, Риммочка? — спросила та.

— У меня срочный разговор… минуты на три.

— Сейчас, пожалуйста… Сейчас. Паша, ты погоди маненько. Я на куфню сбегаю… чего? Нет, телефон ты повешай. А лучше спустись ко мне… Ну так что! У нас дома Никого нет…

Повесив трубку, соседка повернулась, ударилась бедром об угол комода, ахнула и крепко выругалась:

— …Наставили тут рухляди, не повернешься! Пожалуйста, Риммочка, разговаривайте!

Учительница набрала номер канцелярии школы. Секретарь подтвердила, что назначен новый директор и что он привел пока только своего завхоза. Всё остальное происходит как-то само собой. Никаких распоряжений она не получала, учителей не вызывала. Что делается в школе?.. Она, конечно, видит, но ничего не знает… По тону разговора учительница поняла, что Мария Васильевна чем-то обижена и не хочет много говорить.

«Как же теперь быть? — раздумалась Чистякова. — В школу надо ехать непременно, но, пока не вернется с работы муж, об этом нечего и думать. Оставить детей под присмотром соседки? Нельзя. А больше никого в квартире нет: кто на даче, кто на работе. А что, если взять девочек с собой? Ведь я поеду не на уроки, а просто так, посмотреть, узнать… Так и поступлю, — решила она. — А если придется задержаться, позвоню домой. Пускай муж приедет и отвезет детей».

Учительницы встретились в вестибюле школы.

— Ну вот, Риммочка, не ждали, не гадали… — весело сказала Ксения Федоровна, после того как они поздоровались и обменялись первыми впечатлениями.

— А где он?

— В канцелярии с документами возится, Идите, знакомьтесь. Я ему так расхваливала вас.

— Напрасно, — сильно покраснев, сказала Римма Вадимовна. — С какой стати. У него будет совершенно неверное представление.

— Да я пошутила, Риммочка! — успокоила ее биолог. — Вы одна?

— Нет. Пришлось взять своих девочек. Они в вашем новом кабинете. Не возражаете?

— Ну что за глупости!

— Замечательный у вас теперь кабинет! А что он решил делать с методическим?

— Пока закрыть, а дальше будет видно.

— А как смотрит на всё это Ирина Дементьевна?

— Пока молчит. Да, да! Представьте себе, молчит… и глазами по сторонам зыркает! — засмеялась Ксения Федоровна. — Наверно, выжидает свой час. Вообще-то сейчас много странностей. И откровенно говоря, я еще и сама не разобралась, что к чему. Поживем — увидим. Во всяком случае, лед тронулся… А размахивается он широко. Очень широко!.. Идите, знакомьтесь. Он у нас такой вежливый, любезный… Если бы не хромал, то… дирижер хоть куда!

Пока учительницы разговаривали между собой, встречавшие Чистякову ученицы стояли в стороне, но стоило ей направиться в канцелярию, как она моментально была окружена кольцом поклонниц.

— Ну что вы от меня хотите? — спросила Римма Вадимовна. — Повидались, поздоровались, а теперь принимайтесь за работу.

— А что, например, мне делать? — заговорила одна из девочек. — Я опоздала.

— И я, — заявила другая.

— Не надо было опаздывать.

— Мы же не знали, что надо приходить!

— Ну хорошо! Я поговорю с директором и выясню, чем вы можете заниматься.

Встреча с незнакомым человеком всегда волновала Римму Вадимовну, а тем более с новым директором, от которого будет зависеть вся ее дальнейшая жизнь. Из того, что она услышала и уже сама увидела, нетрудно было сделать вывод: в школу пришел смелый, творческий человек, а значит, и труд учителя не будет ограничиваться параграфами каких-то правил и положений. Опытная школа потребует много сил и времени, а где их взять, эти силы, а главное — время? Она и раньше не относилась к работе формально, отдавала себя всю, без остатка. Сможет ли работать она теперь? Муж давно и настойчиво уговаривал ее оставить школу и заняться только семьей, детьми.

«Ну зачем это нам? Зачем ты выбиваешься из сил? — часто говорил он, видя ее уставшей. — Воспитываешь чужих детей, а свои безнадзорные. Сапожник без сапог!»

«Я не одна в таком положении».

«Верно. Ты не одна. Но ведь другие поневоле должны работать: иначе им не прожить. Они зарабатывают на кусок хлеба…»

«Дело не в куске хлеба».

«А в чем же?»

«Если ты этого сам не понимаешь, то я объяснить не в силах».

«Только не сердись. Ведь я не только муж, но еще и отец. А ты не только педагог, но еще и мать и жена… Если бы можно было отдать наших девочек в детский сад, я бы ни слова тебе не сказал. Я бы сам их водил и приводил…»

Этот разговор Чистякова вспомнила сейчас на пути от вестибюля до кабинета директора.

«А может быть, и в самом деле оставить школу? Зачем обманывать себя? Работать в полную меру, работать так, как нужно, я не в состоянии. Не будет ли честнее сказать об этом прямо?»

Именно с таким решением Чистякова и направилась к новому директору.

— Здравствуйте, здравствуйте, — приветливо встретил ее Константин Семенович, выходя из-за стола и беря обеими руками протянутую руку. — Можете не представляться. О своем активе я уже получил некоторое представление… Не ожидал, что найду в школе столько единомышленников. Ирина Дементьевна, Ксения Федоровна, Агния Сергеевна, Аким Захарович, вы, и говорят, еще есть Людмила Васильевна — это большая сила… Садитесь, пожалуйста! В наших планах вы занимаете очень много места. Я надеюсь, вы не торопитесь?

Такая встреча была несколько неожиданна, и Римма Вадимовна сразу как-то позабыла о своих мыслях и сомнениях. О чем хотел говорить директор и какое место она занимала в его планах — догадаться было нетрудно. Ведь она преподавала физику.

— Нет, торопиться мне некуда, — сказала она, с откровенным любопытством разглядывая директора.

— Года полтора или два тому назад в «Литературной газете» я прочитал сообщение о выводах авторитетной комиссии академии педагогических наук, — преувеличенно серьезно начал Константин Семенович, когда Чистякова села. — Комиссия не обнаружила разницы между мальчиками и девочками… И напрасно вы улыбаетесь, Римма Вадимовна.

— Я помню, — сказала учительница. — Мы много смеялись тогда, но это, по-моему, была просто неудачная формулировка.

— Может быть, поспешная формулировка? В те дни, если вы помните, печать подняла кампанию против раздельного обучения. Вопрос обсуждался на страницах многих газет. Академия же хранила многозначительное молчание. Но когда вопрос о слиянии был решен в правительстве, академия не захотела ударить лицом в грязь и торопливо подкрепила это решение научными выводами.

— О-о! Да вы, оказывается, злой, Константин Семенович! — с улыбкой сказала Римма Вадимовна. — Вы противник раздельного обучения?

— Честно говоря, я не могу ответить на такой вопрос. И вот почему: я не знаю, какую цель преследовали, когда школы сливали, и до сих пор не понимаю, почему их разделяли. Я понимаю, что многие учителя надеялись облегчить себе работу. С мальчиками работать было трудно, беспокойно, особенно после войны, и они рассчитывали размагнитить их девочками… Правда, при этом они не думали о том, что девочки в свою очередь неизбежно будут намагничиваться. В Суворовские, Нахимовские училища девочек не послали. Почему?

— Там же готовят офицеров…

— Вот именно! У этих школ есть точная цель, которая и определяет специфику всей работы. Представьте себе, Римма Вадимовна, школу, перед которой была бы поставлена задача — готовить секретарей! Я знаю, почему вы улыбаетесь. Воображение рисует вам секретаря… ну, такого секретаря, каких сейчас много: не шибко грамотных, кое-как знающих свое дело, так называемых делопроизводителей. Нет! Я имею в виду другое. Секретари должны свободно владеть двумя-тремя языками, должны стенографировать, прекрасно печатать на машинке, переводить хотя бы технические или научные статьи… В таких секретарях сейчас громадная нужда, и с каждым годом нужда эта будет расти. Я убежден, что одна-две таких школы в столицах рано или поздно будут… И скажите мне, пожалуйста, пойдут в такие школы мальчики? Думаю, что нет. Школы будут женские. Можно привести и другие примеры… Но мы отвлекаемся. Я начал о том, что научные выводы нашей педагогической академии меня всё-таки не убедили. Различие между мальчиками и девочками мы видим на каждом шагу, с первых лет жизни детей. И не только физическое, но и психологическое… В нашей школе мы постараемся не затушевывать эти свойства, а, наоборот, подчеркивать. У девочек свои интересы, свои задачи, свои стремления. Я бы даже сказал, что у девочек другие жизненные перспективы. Воспитание Девочек должно иметь свои особенности. Вы согласны? — неожиданно спросил Константин Семенович. Ему показалось, что учительница почему-то перестала его слушать, что мысли ее улетели куда-то далеко.

— Да! — ответила Римма Вадимовна. — Продолжайте, пожалуйста! Вы говорите интересные вещи…

— Пускай меня назовут реакционером, «домостроем», как угодно, но я убежден, что жизненная основа женщины — семья, и совсем не в интересах нашего общества тащить ее куда-то в другую сторону.

— Ну что ж… Некоторые школы уже стали на такой путь и вводят домоводство.

— Думаю, что это не совсем то… Шараханье назад! — возразил Константин Семенович. — С одной стороны, у нас много говорят о равноправии женщин, о раскрепощении женщин… Недавно мне пришлось столкнуться с таким говоруном в торговом отделе. Равноправие они путают с равенством, а раскрепощение… Ну что о нем говорить! Это давно всем известно. В нашем городе ни одной женщине не придет в голову печь простой хлеб. Почему? Потому что хлебозаводы раскрепостили женщин от этой работы. Однако пироги пекут. Почему? Потому что в продаже их мало или качество их плохо. Значит, дело не в словах, не в декларациях. Стоит только где-нибудь в районе организовать хорошую столовую, как сейчас же какая-то часть женщин в этом районе будет автоматически освобождена от приготовления обедов. То же самое с прачечными, яслями, детскими садами…

— Да, да… — со вздохом подтвердила Римма Вадимовна. — Для меня это больной вопрос.

— И всё-таки жизненная основа женщины — семья! — повторил Константин Семенович. — Пускай женщина будет инженером, ученым, работницей… кем угодно! Но если у нее нет хорошей семьи, она не может быть счастлива. Домоводство! — с усмешкой произнес он. — Конечно, нет ничего плохого, если мы научим девочек шить, стирать, стряпать, а мальчиков — чинить электрические пробки. Но не это должно быть целью. Эти пробки заслонили собой главное… Уперлись в них — и ни туды и ни сюды. Главное в том, чтобы девочки… Сейчас я говорю только о девочках… Главное, чтобы они могли организовать свою жизнь, свою семью. Правильно, по-советски организуя свою жизнь, они неизбежно будут действовать в интересах многих. До сих пор школа, сама того не желая, выпускала иждивенцев. Именно поэтому многие женщины сидят сейчас сложа руки и ждут, когда кто-то сверху распорядится построить для них ясли, прачечную. Другие ходят с заявлениями по разным учреждениям и умоляют раскрепостить их, а некоторые превращаются в мещанок… Вы меня извините, Римма Вадимовна, я говорю несколько сумбурно, но мне хочется, чтобы вы поняли корень проблемы. Почему мы не будем вводить уроков домоводства, но организуем фабрику-кухню? Вы уже слышали об этом.

— Ну конечно!

— На фабрике-кухне дети, конечно, научатся готовить, но готовить они будут не только лично для себя, но и для многих других. Они привыкнут думать о других, привыкнут к масштабам, и всё это войдет в их сознание, в их психологию вместе с умением и организаторскими навыками.

— Да. Я понимаю, Константин Семенович, — взволнованно сказала Римма Вадимовна, вставая со стула и снова садясь. — Теперь я, наконец, поняла. Советский человек должен мыслить иначе… Да, да… везде и во всем, в самых мелочах…

— Вот, вот! Именно поэтому воспитание девочек — вопрос особой тонкости, особых трудностей. Психология девочек — это… как бы сказать, извилистая, зигзагообразная.

— Верно! — смеясь согласилась Римма Вадимовна. — Но почему вы говорите только о девочках?

— Потому что мы рассчитываем на вас. Надеюсь, что вы возьмете всю эту область работы на себя.

— Ах вот в чем дело, — упавшим голосом протянула учительница и опустила голову. Через минуту невеселых размышлений она вздохнула и с грустью посмотрела на директора. — Нет… К сожалению, это невозможно, Константин Семенович. Больше того! Я пришла к вам с намерением вообще отказаться от работы.

— Почему?

— У меня семья, дети. Школа берет очень много времени. Это раньше… А сейчас и подавно!

— Значит, мы как раз и оказались на краю вопроса, о котором только что говорили. Какого возраста, ваши дети?

— Одной пять, а другой три года.

— А детский сад?

— Ой, что вы, Константин Семенович! Детские сады так переполнены. Несмотря на мою привилегию, как учительницы, в ближайшее время нет никакой надежды.

— Безвыходное положение… Н-да! Вот вам наглядный пример того воспитания… Вы учились в советской школе, и безусловно вам говорили, что вы хозяева своей страны.

— Говорили, — подтвердила Римма Вадимовна.

— И ведь это действительно так: мы хозяева не на словах, но беда в том, что школа только преподает, но не воспитывает хозяйских замашек, навыков, деловитости, упорства в борьбе.

— Не понимаю… — насторожилась Римма Вадимовна. — Что вы хотите сказать?

— Если бы школа, вместо того чтобы говорить детям всякие, такие красивые слова, воспитывала бы их действием, опытом, вы бы не оказались сейчас в беспомощном состоянии. Вы бы, например, организовали… сами бы организовали детский сад при вашем доме.

— А помещение?

— Под словом «организовали» я подразумеваю всё: и помещение и средства.

— Теоретически всё правильно, но одна я сделать ничего не могу.

— В школе вы учились не одна, и тем не менее вам даже не приходит в голову, что где-то в другой квартире вашего дома сидит такая же мать и точно так же вздыхает.

— Не издевайтесь, Константин Семенович. У меня на душе и без того кисло. Ну что я могу сделать?

Раздался стук, и сразу же дверь отворилась.

— Мама, ну где ты пропала? Мы ждали, ждали… — жалобно начала Алла, подбегая к матери.

Следом за ней вошла и Наташа.

— Вот видите! — с грустной улыбкой проговорила учительница, обнимая за плечи дочь. — Вот они — мои цепи! Куда их деть? Раньше у меня была приходящая женщина, няня…

— Девочки, заходите, пожалуйста! — обратился Константин Семенович к трем рослым ученицам, стоявшим в канцелярии. — Если не ошибаюсь, вы пришли с этими малышами?

— Да, — застенчиво ответила одна из них.

— Закройте дверь и садитесь. Не стесняйтесь. Сейчас мы устроим маленькое совещание, — продолжал он. — В каком классе вы учитесь?

— Я в девятом «а». Мы все из девятого «а».

— Кто у вас классный руководитель?

— Софья Львовна.

— Мама, а кто этот дядя? Что ли, он директор? — громким шепотом спросила Алла и сняла этим натянутость, какая бывает в первые минуты разговора между детьми и незнакомым человеком.

— Тише, Алла… Да, директор, — таким же шепотом ответила мать.

— Он мировой, да?

Все заулыбались, а Константин Семенович рассмеялся:

— Аллочка, иди ко мне. Ты меня боишься?

— Не-а! — ответила Алла и замотала головой.

— Ну иди сюда, — продолжал Константин Семенович и, когда девочка обошла стол, протянул ей руку. — Давай знакомиться.

— А я знаю, как тебя зовут!

— Как?

— Костатин Симоныч! — твердо и четко выговорила девочка.

— Правильно. А ты хочешь учиться в нашей школе?

— Не-а! Там грязно. Я хочу у тети Ксени. У ней есть птички и зайчики.

— Кролики! — поправила Наташа.

Но Алла не слушала сестру. Ее внимание привлекла стоявшая на полу аппаратура.

— Дядя, а что там?

— Это радио, а так киноаппарат.

— А почему там дырочки?

— Там горит свет.

— Ну этому теперь не будет конца! — махнула рукой Римма Вадимовна и поднялась. — Я передам их кому-нибудь и сейчас же вернусь. Пойдемте, девочки. Алла, Наташа!

Алла вопросительно взглянула на Константина Семеновича и, видя, что он не удерживает, пошла за матерью.

— Товарищи, у нас создалось очень неприятное положение, — начал Константин Семенович, когда Чистякова вышла. — Надо что-то придумывать. Римма Вадимовна сообщила, что работать в школе больше не может.

— Почему? — почти одновременно вырвалось у школьниц.

— Причина простая — дети. Вот эти самые малышки.

— Но ведь раньше она работала? — робко спросила одна из девочек.

— Работала, но, видимо, условия ее жизни изменились или дочери подросли и требуют больше внимания.

— Ой! Как же так, Константин Семенович, она очень хорошая… очень, очень! Не отпускайте ее, пожалуйста! — горячо заговорила Зоя Кузьмина — девочка с крупными чертами лица и длинной косой.

— Но ведь не может же она бросить на произвол судьбы своих детей?

— Ой! Что же делать?

— Вот я и хотел посоветоваться с вами. Вы хозяева школы, она ваша учительница, и давайте думать вместе. Если ничего не придумаем… Что ж, придется попросить роно, и нам пришлют другого физика.

— Что вы! Что вы! Не нужно другую! Она не только физик, Константин Семенович, она очень хорошая. Вы даже не представляете, какая она… — взволнованно проговорила Зоя.

— Я вам верю. Да мне и самому не хочется расставаться с Риммой Вадимовной.

— А я знаю! — обрадовалась вторая, невысокая, но крепкого сложения, по-мальчишески подстриженная девочка — Тамара Евстигнеева. — Знаете что? Нужно устроить их в детский садик!

Девочки с благодарностью посмотрели на подругу и снова уставились на директора.

— Ну что ж, предложение правильное, — согласился он. — Но где взять места в детский сад? Там всё заполнено. Большая очередь.

И снова воцарилось уныние. Ученицы растерянно молчали, а Константин Семенович задумчиво смотрел в окно и думал о том, как лучше подвести девочек к решению вопроса. Ведь предложение должно исходить от них.

— А что, девочки, мы не можем сделать что-нибудь сами, своими силами? — спросил он наконец.

— Как это «своими силами»? — в один голос отозвались девочки. Слышнее прочих был голос Худяковой — девочки с некрасивыми чертами лица, но прекрасными темно-голубыми глазами.

— Есть у нас еще учительницы с маленькими детьми?

— Есть! У Валентины Ивановны есть Миша, — начала перечислять Худякова. — Потом у Зинаиды Александровны — Ниночка… Она вроде Аллочки. Потом у физкультурницы. У Натальи Леонтьевны мальчик пяти лет… Потом… а потом у других, которые в младших классах преподают. Я их не знаю.

— Человек десять наберется… — в раздумье сказал Константин Семенович, постукивая пальцами по столу. — Если бы мы освободили время учителей… они бы могли дать вам больше… Да! Значительно больше!

Девочки переглянулись, и было видно по глазам, как у Зои Кузьминой мелькнула какая-то мысль.

— Можно мне? — сказала она, по привычке поднимая руку.

— Пожалуйста!

— Константин Семенович, а если учительницы… Пускай они приводят детей сюда! — бойко проговорила она и не совсем уверенно продолжала: — Они будут играть в коридорах… или внизу.

— Они же такой шум поднимут! — сейчас же возразила Тамара. — У Валентины Ивановны Мишка ужасный плакса. Просто кошмар! Всё время ревет!

— А кто за ними будет смотреть?

— Хорошая идея! — похвалил Константин Семенович, не обратив внимания на возражающий голос. — В принципе очень правильная мысль. Но нужно всё обдумать, предусмотреть все мелочи…

Вернулась Римма Вадимовна. Девочки встретили ее с сияющими от радости лицами.

— Римма Вадимовна, мы уже придумали! — сообщила Зоя, ерзая на стуле. — Теперь вы останетесь у нас. Мы вас никуда не отпустим. И всё будет хорошо!

— Что придумали? В чем дело, Константин Семенович? — спросила Чистякова, садясь на старое свое место.

— Придумали они вам дополнительную нагрузку! — со смехом ответил директор. — Правда, нагрузка не расходится с тем, что я вам предложил… Организовать при школе детский сад… Для вас это выход из положения, а для них — практика.

— Да разве это возможно! Что вы, что вы, Константин Семенович!

— А почему невозможно? «Глаза боятся, а руки делают», — знаете такую пословицу? Попробуем взвесить наши возможности… Небольшую комнату внизу мы найдем. Фабрика-кухня своя. Днем с детьми будут две, а то и три нянечки. Штатные единицы у нас есть, а ведь мы вводим самообслуживание. После уроков девочки будут сами заниматься с детьми. Нет, по-моему, они очень хорошо придумали. Только вам следует организовать всё это… Как там полагается в детских садиках? Пускай школьницы выделят из своей среды весь штат: заведующую, воспитателей, нянь. Пускай почитают литературу, подготовятся, пока еще есть время. Хорошо, если няни и воспитатели детского сада будут меняться: по сменам или по месяцам… Не знаю. Подумайте сами. Для них это не только серьезная игра, но и практика, а для кого-то, может быть, и профессия в будущем.

Девочки слушали нового директора затаив дыхание. Детский сад при школе! И они не только какие-то шефы… Они сами будут ухаживать, воспитывать, играть с детьми…