54. В конце августа

Приближалось начало учебного года. Романтика новизны давно уже кончилась, и школа начинала дышать ровно, ритмично. К девяти утра собирались и, хотя всё строилось на добровольных началах, боялись опоздать. В час обедали, а расходились по-разному: кто в пять, кто в семь, а то и в девять вечера. Бригадиры сами устраивали «перекур», то есть затевали для отдыха игры. Среди зачинателей, или старожилов, как в шутку называли себя посещавшие школу с первых дней, складывались отношения взаимной заинтересованности. Старшие не смотрели на младших как на каких-то козявок, снующих под ногами, а младшие уже не боялись получить ни за что ни про что подзатыльник и часто обращались к старшим за советом или просто за физической помощью. Благодаря школьному патрулю устанавливался строгий порядок и намечался определенный стиль в работе. О традициях говорить было еще рано, но ростки их пробивались везде. У юннатов, у художников, на фабрике-кухне, среди маляров… Появлялись и общешкольные законы. Так, например, уже считалось, что дежурному школьного патруля подчиняются беспрекословно, несмотря на его возраст. С легкой руки Константина Семеновича и Архипыча среди детей появились такие понятия, как «честь школы, класса, бригады», «Умный доказывает делом, дурак — силой» и многое другое, приобретшее образный смысл и убежденность. Большую роль играли и учителя-макаренковцы. Уход по собственному желанию Эльвиры Петровны, о чем сообщил на стадионе сам Константин Семенович, произвел глубокое впечатление не только на школьников, но и на учителей.

В конце августа из лагерей вернулась последняя смена. По письмам братьев, сестер и друзей-одноклассников, ребята слышали о том, что происходит в школе, но одно дело слышать, а другое — видеть собственными глазами.

«Лавина диких», по выражению Клима, хлынула в школу. «Дикие» всем интересовались, всё хотели осмотреть, пощупать, везде совали свой нос.

И всё оказалось правдой. За школой, вместо заваленного битым кирпичом и мусором, заросшего лебедой и крапивой пустыря, они увидели большой стадион. Стадион еще не был готов. На краях его чернели три ряда ям для посадки деревьев, на беговой дорожке не было песку, нигде не видно скамеек, еще не засеян газон, на футбольном поле нет ворот, но главное уже сделано.

Без решетки вестибюль казался огромным и светлым. Невысокий барьер, отделявший раздевалку, не портил архитектуры: не закрывал стен, лепного потолка и высоких окон. Барьер, выкрашенный, как и стены, светло-зеленой масляной краской, еще не просох и был огорожен натянутой во всю длину вестибюля веревкой. За веревкой ходили мальчик и девочка с широкими голубыми лентами через плечо. За барьером работала сборная бригада юных маляров. Они шпаклевали и олифили вешалки, в беспорядке стоявшие в одном конце. Просохшие вешалки были поставлены на место и покрывались белилами.

— Шурка! Здоро́во!

Один из маляров, услышав радостный крик, выпрямился, увидел за веревкой приятеля и помахал ему кистью:

— Здоро́во, Ленька! Приехал?

— Ага! Все приехали! Я к тебе…

Он хотел было нырнуть под веревку, но перед ним появилась дежурная с лентой:

— Нельзя, нельзя! Мальчик, туда нельзя. Там не высохло… Ты же запачкаешься!

— А ты кто такая?

— Я школьный патруль.

— Ну вот еще… Какой-то патруль, — недовольно пробормотал Леня, хотя и слышал о новой организации. — А может, я хочу помогать? Шурка, она не пускает!

— Нельзя же, Ленька…

— Я тоже хочу красить.

— Ишь ты какой ловкий! У тебя же нет квалификации! — с трудом выговаривая последнее слово, похвастался Шурка. — Мы же учились. Знаешь как… во! Здесь на вешалке сборная бригада красит. Понимаешь? Сборная! Самые лучшие!.. Иди к Валерке, он радистам помогает…

Не дослушав до конца, Ленька бросился разыскивать Валерку.

Но не всегда так мирно кончалась встреча. Вот перед веревкой остановился вихрастый, давно не стриженный рослый мальчик.

— Эй, ребята! Вы чего там делаете? — крикнул он, увидев одноклассников за барьером.

— Нельзя туда, мальчик! — поспешила к нему дежурная, видя, что вихрастый хочет лезть под веревку.

— Почему нельзя? Ты, что ли, запретила? Иди-ка ты, знаешь, куда…

Оттолкнув девочку, мальчишка приподнял веревку и нагнулся, но второй дежурный был уже перед ним.

— Стой, тебе говорят!

— А ты что, по носу захотел?.. Нацепил тряпку и воображает…

Не успел он закончить фразу, как почувствовал чью-то сильную руку, схватившую его за воротник:

— Ну-ка, вылезай обратно!

Та же рука протащила мальчика обратно под веревку.

— Мистер! Вы почему не подчиняетесь дежурному патрулю? — спросил старшеклассник.

— А ты откуда такой…

— Э-э… да вы совсем еще сырой! Идемте-ка за мной.

— Куда?

— В штаб.

— Никуда я не пойду… Ты не имеешь права! — запротестовал не на шутку струхнувший мальчик. Он вертел головой по сторонам, но среди обступивших его школьников не видел сочувствующих.

— Попался, Генка! Тут тебе не в лагере…

— В штабе тебе сейчас пропишут…

— Ну, шагай, шагай, — говорил старшеклассник, подталкивая упиравшегося нарушителя порядка.

— Не подчиняться дежурному патрулю — это знаешь какое нарушение! — пугал на ходу один из группы провожавших. — Хуже всего! Хуже чем учителя не послушать. За это знаешь что будет…

— А что?

— Сейчас узнаешь! Не обрадуешься! Десять очков получишь!..

Такие случаи были редкостью. Слухи о деятельности патруля, его строгости и неумолимости, умноженные пылкой выдумкой ребят, сдерживали самых непокорных.

Особенно не нравилось таким, что голубая лента через плечо надевалась только дежурным, все другие «патрульщики», а их было уже немало, ничем не отличались от остальных детей.

В школу приходили не только дети, но и вернувшиеся из отпуска учителя. Вначале они терялись. Особенно те, кто ничего еще не знал о новом директоре.

Войдя в вестибюль, они некоторое время стояли неподвижно, не понимая, что тут происходит, куда девалась решетка, кто пустил детей до начала занятий?

— Девочка!

Перед дежурной остановилась учительница литературы, воспитатель девятого «в» класса.

— Здравствуйте, Клавдия Васильевна!

— Что это означает? — спросила учительница, показывая пальцем на голубую ленту.

— Это? Это значит, что я дежурная. Я не пускаю сюда ребят, потому что краска не высохла.

— Но зачем такая повязка?

— А мы так постановили… Константин Семенович сказал, что когда мы заработаем деньги, тогда купим шелковые.

— А кто это «мы»?

— Мы все, наша школа.

— Ты сказала — «мы постановили»! Я спрашиваю — кто постановил?

— Школьный патруль.

— Так. А почему здесь сняли решетку?

— А потому, что теперь будем раздеваться по-другому. У каждого класса свои вешалки. Самообслуживание. Нянечек отменили. Вот видите, барьер открывается, — девочка показала рукой на откинутый для проходя в трех местах барьер. — Тут вешалки. Вон они… С краю уже стоят… самые маленькие для первоклассников. Сюда входят, пальто повесят на свой крючок… Внизу ящик для галош. А туда выходят, на другую сторону. Это Клим Жук придумал, чтобы без толкотни. Там тоже проход…

— Ты говоришь, это придумал Жук?

— Нет. Вообще придумал, наверно, Андрей Архипыч или Константин Семенович, а Жук придумал только тот проход, чтобы порядок не нарушался. Мы ведь сами должны следить за порядком… Девочки! Девочки! — вдруг закричала дежурная, срываясь с места. — Куда вы? Там же веревка!

В это время с лестницы спустилась одна из учениц девятого «в» класса. Увидев свою воспитательницу, она направилась к ней:

— Здравствуйте, Клавдия Васильевна! Очень хорошо, что вы пришли.

— Я вам нужна?

— Да… Мы не знаем, как быть с вашим кабинетом. Надо развешивать портреты писателей… и вообще…

— О каком кабинете вы говорите? — удивилась учительница.

— Кабинет литературы! Ну, комната, где вы будете заниматься. Наш класс закрепили за кабинетом литературы.

— Кто закрепил?

— Ирина Дементьевна. Каждый класс закреплен за каким-нибудь кабинетом.

— Ага… Ну, хорошо. А где она сама?

— В учебной части.

Преподаватель истории Сергей Сергеевич Холмогоров зашел в школу узнать о том, где, когда и на какое время назначены конференции, совещания, педсовет. Кивком головы отвечая на приветствия учеников, он молча ходил по школе.

В первом этаже, возле дверей одного из классов, Холмогоров увидел двух юношей и девушку. Тут же стояла учительница младших классов.

— Чуть выше, Булатов, — говорила она, отступая от дверей.

— Они же маленькие! Чего им задирать голову? — возразил Булатов.

— Ну не такие уж маленькие.

— Надо на уровне груди… Вот так!

— Ну, хорошо, — согласилась учительница.

— Можно привинчивать? Рита, смотри… не криво?

Приблизившись, Сергей Сергеевич увидел, что к двери прикрепляется вырезанный из фанеры и раскрашенный масляными красками зайчонок.

— Здравствуйте, Сергей Сергеевич! — с радостной улыбкой встретила историка учительница.

Холмогоров молча пожал протянутую руку и вопросительно посмотрел на вырезанные из фанеры валявшиеся на полу ежа и белку.

— Зайчата — первый «а», ежата — первый «б», а бельчата — первый «в», — объяснила учительница.

— Ваша идея? — спросил Холмогоров.

— Да. И в раздевалке повесим на классной вешалке. Первые дни детишки всегда путают. А кроме того — возрождаем октябрят… Но это пока секрет!

— У вас опять первый?

— Да. А как вам это всё нравится? Познакомились с новым директором?

— Мы с ним работали раньше.

— Да-а? Я просто в восторге и ужасно боюсь разочароваться.

— Могу только сказать, что он был неглупый человек.

— Это самое главное. Опытная школа! Как снег на голову! Разве можно было об этом мечтать? Вы знаете, что у нас с первого класса вводится иностранный язык? Жаль только, что всё так срочно, пожарными темпами. Но вы посмотрите на ребят! Я же их просто не узнаю! И всё за какой-то один месяц…

— Не торопитесь с выводами, дорогой коллега… Всё впереди. Для них это пока развлечение.

В эту минуту Булатов привернул зайчонка, отступил назад, полюбовался на него и поднял с полу ежа.

— Ну, кажется, готово. Пошли ежонка привинчивать!

Работающие перешли к следующей двери, а Холмогоров направился к лестнице. И вдруг из всех репродукторов, хорошо замаскированных в углах коридора, загремел детский голос:

— Сережка, стой!

От неожиданности Сергей Сергеевич вздрогнул, но вспомнил, что одного из радиолюбителей зовут Сергеем Линьковым, и усмехнулся нечаянному совпадению.

— Стой, тебе говорят! — гремел по радио голос Вани Журавлева. — Больше не натягивай… Всё! Теперь можно включать! Как включил? А где микрофон? Выключай скорей!

Раздалось щелканье, и вместо оглушительного крика, разнесся звонкий, натуральный смех. Смеялись на всех этажах.

Через минуту, когда Холмогоров поднялся на второй этаж, в репродукторах снова щелкнуло и послышались детские голоса:

— А что говорить? Я не знаю…

— Тогда пусти… пусти меня! Внимание! Внимание! — заговорил мальчик. — Настройка… Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Говорит школьный радиоузел. Настройка. Проверка… Говорит школьный радиоузел… Раз, два, три… Валерка, не забудь проверить динамик на кухне. Он выключен. Повторяю. Не забудь…

— Девочки, вы меня слышите? Ау!.. — раздался из репродуктора вдруг тонкий голосок.

— Что ты делаешь? Отойди! Это тебе не игрушка! — загремело вслед за этим. — И снова монотонный голос продолжал: — Внимание! Проверка… Раз, два, три…

На втором этаже Сергей Сергеевич прошел весь коридор, останавливался перед дверьми бывших классов и читал надписи: «Кабинет математики № 1», «Кабинет географии», «Кабинет русского языка»… В каждом кабинете шла какая-то работа. Развешивали карты, портреты, перетирали и ставили в шкафы учебные пособия. От белых парт комнаты казались необычно светлыми и чистыми.

Подойдя к актовому залу, Сергей Сергеевич увидел трех мальчиков, осматривающих уже поставленные на место стулья, и услышал разговор, заставивший его остановиться.

— Мы хозяева школы… Что, не веришь?

— Ну да, хозяева. Так только говорится…

— Ничего не говорится. Фактически! Вы же там в лагере ничего не знаете.

— Хозяева… Значит, я что захочу, то и сделаю.

— Ясно!

— Сломаю стул, и мне ничего не будет?

— А ну сломай, мы тебе тогда покажем!

— Ага! Значит, нельзя! А ты говоришь — хозяева!

— Дурак ты! Какой же хозяин будет у себя ломать? Мы же сами с Колькой стулья чинили…

— Значит, вы хозяева?

— Ну ясно! Раз чинили, значит, хозяева.

— А я не чинил, значит, не хозяин?

— Дурак! Все же хозяева.

— А учителя?

Секунд пятнадцать стояла тишина.

— Учителя нет… Они у нас работают, и за это им деньги платят. Они не хозяева.

— Нет! Я не согласен. Учителя главнее. Они что прикажут, то и будем делать. Факт!

— Дурак ты… ничего не знаешь. Слышал про «чемпионку»? Она пришла на стадион и давай кричать… Знаешь, какая она! «Болваны, щенки! Озеленять не надо! Футбол не надо!..» Женьку Байкова выгнала. А Женька знаешь кто? Начальник строительства!

— Вот видишь…

— Что «видишь»? Ты слушай. А пришел Константин Семенович, ему и сказали: «Какие мы хозяева, если «чемпионка» всех разогнала да еще обзывается!» А он говорит: «Раз вы хозяева, значит, она не имеет права обзывать и отменять…»

— Без нашего постановления! — прибавил второй.

— Ну и что?

— А то… Дали ей коленкой, и весь разговор! Иди теперь командуй в другой школе! А у нас школа особая. Опытническая.

— Здо́рово! — с восторгом протянул скептик.

— Вот тебе и здо́рово! А ты споришь…

Сергей Сергеевич вошел в зал. Школьники вскочили со стульев.

— Что вы делаете, ребята? — обратился Холмогоров к ярко-рыжему мальчику.

— А мы ждем. Андрей Архипыч велел. Будем занавес вешать на сцену.

— Вам же не достать?

— Достанем. Вон лесенка какая высокая!

— Ну, ну, хозяева… Это хорошо, что вы так… — с теплой улыбкой похвалил учитель ребят.

С Константином Семеновичем он встретился на третьем этаже, возле дверей своего, как ему сказали, кабинета истории. Холмогоров не сразу узнал идущего ему навстречу и чуть прихрамывающего высокого мужчину с палкой.

— Сережа! Ты?

— Здравствуй, Костя! Как ты изменился…

Они крепко пожали друг другу руки и некоторое время молча смотрели в глаза.

— Изменился и ты… Вот оно, время, что делает! — проговорил Константин Семенович. — Я очень рад, что ты здесь. Мне об этом сказал Аким Захарович.

— Где же он?

— Уехал на несколько дней в Москву. Ну как ты живешь? Пойдем ко мне.

— Позднее. Хожу по школе… Смотрю. Могу тебя поздравить! Только что нечаянно слышал один разговор…

И Сергей Сергеевич коротко передал смысл услышанного за дверью разговора мальчиков.

Константин Семенович довольно улыбнулся:

— Вот они — результаты! Видишь, Сережа, тысячу раз прав Макаренко… С детьми действительно работать легко и приятно!

— Да, но кроме физкультурницы у нас есть и другие, — перебил Холмогоров. — Есть еще Лизунова, Вера Тимофеевна… Помнишь ее? Географичка… Ну и другие… Они внесут поправки в твою работу. Одна Татьяна Егоровна что стоит!

— Какая Татьяна Егоровна? Маслова, что ли?

— Да.

— Ну, не так страшен черт, как его малюют.

— Черт не страшен, а вот Маслова или Лизунова — страшны.

— Поживем — увидим. Я рад, что нашел тебя здесь. Спускайся вниз, поговорим подробней…

Загрузка...