К шефам попасть было не просто. В проходной потребовали паспорт и долго звонили к начальству.
Получив пропуск и выйдя на двор завода, Константин Семенович сразу вспомнил, что здесь ему приходилось бывать. Года два тому назад на рынке были задержаны два молодых человека, продававшие в большом количестве сверла. Следствие привело его на этот завод, и здесь удалось установить, каким образом похищались не только сверла, но и другие инструменты.
Слева, в длинном двухэтажном здании разместились дирекция и отделы управления заводом. В комнате комсомольского комитета, куда зашел поговорить Константин Семенович, одиноко сидела за пишущей машинкой девушка и одним пальцем отстукивала протокол.
— Здравствуйте! А где же руководство?
— В цехе, — ответила девушка, не поворачивая головы. — Скоро придет.
Заканчивая печатать фразу, она сделала еще несколько ударов и посмотрела на Константина Семеновича:
— А вы зачем?.. Вам он срочно нужен?
— Не очень срочно. Разрешите сесть?
— Садитесь, пожалуйста! — ответила девушка и начала читать напечатанное. По тому, как она морщила нос и фыркала, Константин Семенович догадался, что машинистка недовольна своей работой.
— Ошибок много? — сочувственно спросил он.
— Много! Придется всё перепечатывать… Навязалась на мою голову эта погибель — канцелярия…
— Вы работаете в комитете?
— Нет. Я работаю на производстве. А вы откуда?
— Я директор вашей подшефной школы. Знаете?
— Слышала… Она, кажется, рядом, за пустырем, — равнодушно ответила девушка.
— Да. А вы там никогда не бывали?
— А что там делать?
— Вы же шефы!
— Какие там шефы! Одно название.
— Протокол печатаете? — поинтересовался Константин Семенович.
— Да. Протокол производственного совещания, — охотно ответила девушка. Теперь она знала, с кем говорит, и не прочь была поболтать. — Ох, и дали мы жизни директору! — начала она. — Всё воображает, что трогать его нельзя. Критике не подлежит… Как и ваши учителя. Хозяйчик какой!.. «Не вашего, говорит, ума дело!» Я так и записала эти словечки. Пускай прочитают в райкоме. Теперь с него спесь собьют… А главное, Леонид Сергеевич на нашей стороне. Он-то ведь больше понимает… Он смелый! Ничего не боится.
Некоторое время машинистка молча стучала пальцем, затем, видимо, дойдя до «ехидного» места в протоколе, усмехнулась и опять заговорила:
— За план боится… Давай, давай, жми! Брак не брак, лишь бы план выполнить. Как и у вас в школе. Троечки натягивают, чтобы процент успеваемости выполнить! — неожиданно заключила она, и хихикнула.
Константин Семенович понимал, что «шпильки» в адрес школы вызваны не только его присутствием, но и личным опытом этой совсем еще юной работницы. Давно ли она из школы?
— А кто такой Леонид Сергеевич? — спросил он.
— А вы не знаете?
— Нет. Я пришел первый раз.
— Леонид Сергеевич Хмурый — главный инженер завода. Хмурый — это его фамилия, а на самом деле он совсем не хмурый. Он очень хороший, справедливый человек. Всех изобретателей и новаторов собрал и сам с ними занимается. Технический прогресс!
— Ну, а директор?
— Директор только за план трясется. Конечно, прогрессивка… А знаете, как его в нашем цехе зовут? — спросила она и, не задумываясь, сообщила такое прозвище, что Константин Семенович от неожиданности расхохотался.
Так бывает, когда трех-четырехлетний ребенок услышит бранные слова и вдруг произнесет их дома в самый неподходящий момент. Родители приходят в ужас и начинают разъяснять, что это «нехорошие, грязные» слова, или просто накажут ни в чем не повинного ребенка. Константин Семенович считал, что в таких случаях не нужно заострять внимание ребенка. Слова эти не имеют для него никакого смысла и быстро забудутся. Но сейчас перед ним сидела не трехлетняя малютка, а взрослая, сознательная девушка, и неприличное прозвище вырвалось не потому, что она не понимала его смысла.
— Как ваше имя?
— Тося, — ответила девушка, краснея.
— Тося, я вам не советую повторять слова, даже технические, смысл которых вам не совсем ясен… Или вы считаете это признаком мужества, необходимой, так сказать, принадлежностью настоящего рабочего… Давно вы работаете на заводе?
— Два года, — ответила она, не поднимая головы от машинки и делая вид, что очень занята.
— Ну, спасибо за информацию! — поблагодарил Горюнов и встал.
Главный инженер оказался у себя в кабинете. Это был чисто выбритый, с большим открытым лбом, несколько удлиненным подбородком, и с чуть косым разрезом хитровато прищуренных глаз уже немолодой человек.
— Здравствуйте, Леонид Сергеевич! — поздоровался Константин Семенович.
Хмурый внимательно посмотрел на посетителя и чуть улыбнулся:
— Здравствуйте! С кем имею честь?
— Я директор вашей подшефной школы, если вы слышали о такой.
— Позвольте, но там была солидная дама… не помню, как ее зовут…
— Вы не ошиблись. Была.
— Ага! Была, да сплыла. Ну что ж… Ничто не вечно под луной. Присаживайтесь. Я к вашим услугам. Станки вам выделены и отремонтированы. Можете забирать…
— Отремонтировали? Это приятно. А покрасили? — с серьезной озабоченностью спросил Константин Семенович.
— Кажется, нет, — насторожился главный инженер. — Но разве это существенно? Крутиться будут, и работать на них можно.
— Да, но прежде чем вещь выбросить, полагается ее выкрасить.
После этих слов Хмурый развеселился.
— Прекрасно!.. А я сначала не понял, — говорил он смеясь. — Действительно, упущение с нашей стороны.
— Леонид Сергеевич, у вас дети есть?
— Имею двух сорванцов.
— Большие?
— Один в пятом, а другой в седьмой перешел… с грехом пополам.
— Воспитанием мальчиков занимается, конечно, жена?
— Почему вы так думаете? — всё так же весело спросил инженер.
— Потому что вы не единственный занятой человек. Время у вас найдется сейчас?
Хмурый взглянул на ручные часы:
— Если для важного дела, то найду.
— Для очень важного! — значительно проговорил Константин Семенович.
— О-о! Тогда, пожалуйста, — откидываясь на стуле, сказал инженер.
— До недавнего времени, — начал Константин Семенович, — я работал в уголовном розыске и вел дела малолетних преступников. Не буду приводить вам цифры и проценты, но скажу только, что детская преступность у нас существует… Я говорю не об озорстве, не о выбитых стеклах или сорванных в сквере цветах, не о нарушениях правил уличного движения, я говорю о настоящих преступлениях, за которые судят… О воровстве, убийстве…
Дальше Константин Семенович рассказал инженеру-отцу самое обычное дело, которое ему пришлось как-то вести. Случай состоял в том, что у одного хорошего и очень занятого человека был сын, воспитанием которого отец не занимался. Воспитывала мальчика безрассудно любящая мать. Она, как и многие другие матери, баловала сына, всё прощала ему, давала деньги, верила… Кончилось такое воспитание делом об ограблении квартиры одного из приятелей отца.
Константин Семенович умел рассказывать и постарался выпятить такие подробности дела, какие, по его догадкам, особенно должны были воздействовать на инженера Хмурого.
— Теперь, если поставить себя на место отца, — закончил Константин Семенович, — можно ответить и на ваш вопрос: важное ли дело, из-за которого я здесь у вас, — дело воспитания наших детей. А вы хотите нам сплавить отремонтированные станки…
— Н-да! — отрывисто сказал Хмурый. Рассказ произвел на него большое впечатление. Он был не то чтобы напуган, но неприятно поражен. — Ну и что же сделали с мальчиком? — спросил он.
— Попал в колонию.
— Вы говорили с нашим директором?
— Нет. Я пришел прямо к вам. И знаете почему? Услышал отзыв от одной комсомолки…
— Да… но если бы это только от одного меня зависело, — пробормотал Хмурый. — Не буду спорить, действительно, станки мы должны были сдать в лом.
— А ведь было указание партии помочь школе…
— Не агитируйте меня. Извините, как ваше имя, отчество?
— Константин Семенович.
— Так вот, Константин Семенович… Я не только отец, но еще и инженер, и коммунист. Что вам нужно, и что я должен сделать?
— Подробно?
— И покороче.
— Нам нужны самые лучшие станки. Такие станки, с которыми ваши сыновья столкнутся, когда окончат школу и придут на производство. Последнее слово техники!
Хмурый развеселился.
— Ну знаете ли! — говорил он смеясь. — Аппетитом вас бог не обидел. А что вы будете делать с такими станками?.. Выставку устроите?
— Нет. Мы организуем производство…
— Производство чего?
— Об этом я тоже хотел посоветоваться.
В кабинет зашел молодой человек с чертежами, но не успел ничего сказать. Хмурый остановил его, махнув рукой. Молодой человек пожал плечами и ушел.
— Дети учатся в школе не потому, что хотят или понимают, что учиться необходимо, — начал Константин Семенович. — Дети учатся потому, что так хотят папы и мамы, и потому, что все учатся. Первые годы они ходят в школу охотно. Там друзья, там весело и даже интересно. Первые классы у нас самые благополучные… Но вот, начиная с четвертого, пятого классов, положение меняется. Запросы, интересы, потребности детей, особенно мальчиков, растут, энергии хоть отбавляй, а школа по-прежнему и очень монотонно бубнит им о каких-то правилах, периодах, о грамматике… Наиболее предприимчивые или отбившиеся от рук в эти годы бросают школу. Таких случаев немало, несмотря на закон об обязательном обучении. Именно для таких ребят и организованы вечерние школы рабочей молодежи… Столкнувшись с жизнью, они спохватываются и понимают, что без образования далеко не уйдешь. Вот эту самую жизнь, с которой они потом сталкиваются, и нужно пустить в школу раньше. Я убежден, что дети в состоянии глубоко понять и почувствовать самую сложную житейскую мудрость, если им не вдалбливать ее, а столкнуть с нею лицом к лицу. Они должны сами сделать мудрые выводы. Только сами! Тогда это будет собственным убеждением, и уж никто не собьет их с правильного пути. У детей должны быть жизненные перспективы. Не только какие-то там отдаленные, в будущем, но и близкие, нужные им сейчас, и Увлекательные… Мы вводим в школе ежедневный производительный труд. Самое настоящее производство. Не кустарную мастерскую, а хорошо оборудованный, оснащенный по последнему слову техники завод.
— Легко сказать…
— Ничего! Если вы нам не поможете сделать это быстро, начнем с малого… Сама организация такого завода — уже увлекательная перспектива для ребят.
Хмурый слушал Константина Семеновича с громадным интересом. Он вспомнил свою юность. Разве сам он не тянулся к технике, не строил мельницы на ручейках, не разбирал дома будильник, чтобы смонтировать что-то другое из колесиков, шестеренок, гаечек… А разве его сыновья, когда были меньше, не возились целыми днями с конструктором… Нет, прав директор школы, заглянувший так глубоко в детскую душу, понявший, что с какого-то момента игрушки уже не могут удовлетворять. Дети действительно рвутся к настоящим, большим делам.
— Константин Семенович, знаете, что я могу для вас сделать? Пустить ребят в цеха! — предложил он. — Пускай работают, учатся…
— Спасибо! Такой опыт уже проводится в некоторых школах. Я возражаю.
— Почему?
— Да потому, что работа на заводе… Я не говорю о всех, но для большинства будет нечто вроде затянувшейся экскурсии. Первое время им, конечно, будет интересно, а потом? Во имя чего, каких задач, ради каких близких им перспектив они должны работать? Опять за отметки? На заводе они всё время будут чувствовать себя гостями, а не хозяевами. Работать ради работы нельзя. Есть и другие причины, но о них как-нибудь в другой раз… Нет. Моя мечта — выпустить из школы людей убежденных, закаленных, с советскими навыками и привычками. Чтобы, придя на завод, они бы задавали тон, влияли на окружающую среду… Будет лучше, если завод придет в школу.
— А как это сделать?
— Думаю, что понятие шефства надо расширить. Во-первых, шефство должно быть постоянным. Во-вторых, должна быть система и заинтересованность взаимная и даже личная…
— Не представляю…
— Начнем-то мы, вероятно, с дел обычных… У нас хороший зал. Ваш комсомол с нашим комсомолом могут совместно устраивать вечера. У нас будет фабрика-кухня. Попросим в вашей столовой местечко для продажи пирожков, булочек. Наши художники уже связались с завкомом. Строим стадион, а с весны начинаем строить свой лагерь. Между прочим, я знаю местечко на берегу прекрасного рыбного озера… Ваши любители-рыболовы наверняка попросятся к нам на отпуск. Придется им базу устраивать. Землянику для вас будем выращивать… Ну и многое другое. О нашем производстве говорить не приходится. Тут неограниченное поле для деятельности как шефов, так и подшефных. Мы, конечно, получим ваши заказы на какие-нибудь детали…
— Да вы молодец! — воскликнул инженер. — Фантазер, но молодец!
— Вы считаете всё это нереальным?
— Почему?.. Ей-богу, слушая вас, я и сам не прочь фантазировать. Появилась и у меня одна мыслишка… Любопытная, я вам скажу, мыслишка… Где вы собираетесь свой завод устраивать? В классных комнатах?
— Нет. У нас есть великолепный большой и теплый подвал. Во время войны в нем было бомбоубежище. Сейчас подвал занимает промартель, но я уверен, что скоро мы ее выселим.
— Нужно посмотреть.
— Пожалуйста! В любое время.
— Константин Семенович, а что, если в школу вместе со станками мы пустим наших изобретателей и рационализаторов? Не будете возражать?
— Смотря по тому, зачем?
— Дело в том, что всё, о чем вы мечтаете, у нас есть. Для новаторов и изобретателей завода на складе лежит оборудование экспериментального цеха, или вернее — лаборатории. Изумительные станки и машины! Всё, вплоть до литья… Всё это великолепие нам негде разместить. Нет помещения для цеха. Мысль у меня такая: подпишем договор. Пусть будет в школе этот цех, благо она рядом. До вечера, часов до шести-семи, пускай школьники работают, а вечером наши…
— А вы тоже молодец! — засмеялся Константин Семенович. — Вот как у нас получилось: общество взаимного восхищения.
— Это лучше, чем ругаться! — улыбнулся Хмурый. Он взглянул на часы, почесал себе лоб и решительно встал. — Но придется воевать! Возражений будет много. Скажу вам прямо: директор у нас человек бережливый, хозяйственный… Ему может не понравиться, что станки уйдут куда-то со склада. На складе они не портятся, не ломаются и не ржавеют… Н-да! К тому же ломать их ребята, конечно, будут!
— Почему?
— Что значит почему? У квалифицированных рабочих и то ломаются. Ну, это дело дальнейшего… А сейчас надо посмотреть помещение, чтобы зря огород не городить. Давайте, не откладывая дела в долгий ящик, посмотрим. Полчаса нам хватит?
— Ну, конечно!
— Ну, а своих сынов я могу к вам перевести? — спросил вдруг Хмурый, надевая макинтош и шляпу. — Для меня это будет хороший выход…
— Я сам хотел вам это предложить, да вы опередили…
— Всё-таки под боком будут, и вообще. Можно иной раз и посмотреть… Давно мучаюсь — не знаю, как лучше поступить.
Они прошли коридор, спустились по лестнице и вышли во двор. Солнце било прямо в глаза, и сейчас оно казалось особенно ярким, приветливым.
Есть разные мнения о везении, и Константин Семенович подумал, что если ему и везет, то только потому, что почва для его дела созрела, что дело свое он делает правильно. Навряд ли главный инженер предложил бы Марине Федотовне поставить в школе такое ценное оборудование. Да ей оно и не нужно. Поставила бы в крайнем случае старые отремонтированные станки и устроила бы в мастерских показные уроки труда.