Мужчина улыбался, с поистине отеческой нежностью глядя на искусно вырезанную из камня женщину. Её глаза лучились теплотой, а в чаше ладоней пригрелась живая пташка.
— Хорошая получилась статуя.
— Вы правы, — жрица, в традиционном зелёном платье с рунической вышивкой по подолу встала рядом с мужчиной.
— Реона, признайтесь, где вы нашли такого умельца? — мужчина наклонил голову набок, заглядывая в лицо собеседницы. — От неё прямо веет весной, хотя на дворе от апреля одно тишь название.
Реона рассмеялась и покачала головой.
— Я вам скажу, а вы его в столицу сманите?
Мужчина с лукавой улыбкой величественно пожал плечами и снова посмотрел на статую.
— Она ведь живая, — в его голосе слышалось благоговение, а глаза светились радостью.
— Даже не уговаривайте, — Реона снова покачала головой. — Имя благодетеля тайна даже для меня.
— Вот как. Жаль, — мужчина вздохнул, но без особой тоски и сожаления.
Старшая жрица неопределённо повела плечами, и с любовью посмотрела на статую своей богини.
— Вас проводить в гостиницу? Или, может, подождёте в моём домике? Мне пора идти, — Реона искоса взглянула на своего гостя. — Сами понимаете…
— Нет… Нет, — мужчина покачал головой и поправил завязки тёмного плаща. — Я бы хотел ещё немного побыть здесь… Рядом с Арион. Если ты не против. Через пару часов я должен отправляться обратно.
— Что ж, — медленно произнесла Реона, задумчиво глядя на статую, словно решаясь.
Но каменный двойник Богини остался по-прежнему безмятежен, и лишь птица в её руках недовольно завозилась, устраиваясь поудобнее. Жрица коротко рассмеялась и покачала головой.
— Конечно, останьтесь. Вам — можно, я думаю, — женщина слабо улыбнулась и набросила на свои плечи плащ — двойник того, что укрывал спину гостя. — Доброго пути, Эл.
— Спасибо, Ри, — с тихой грустью улыбнулся мужчина и снова повернулся к Богине.
Дверь открылась лишь на пару ударов сердца, впустив в помещение звуки дождя, и негромко закрылась. Воцарилась уютная тишина. От божественной фигуры шло почти летнее тепло, а янтарь в глазах словно светился, озаряя единственную залу солнечным теплом.
Тишина, покой и поистине домашний уют. Место, где тебя всегда ждут и где тебе всегда рады. Маленький уголок солнечного леса, где всегда лето…
Лишь мужчина казался здесь лишним, чужеродным пятном грязи среди зелёного великолепия, пропитанного жизнью. И в глазах гостя не было ни следа былой любви и нежности, лишь холодный расчёт. И все его лицо стало жестче.
Он пришёл сюда не любоваться статуей прекрасной светлой Богини.
Решительно закатав рукава, он взмахнул руками, словно дирижёр, и тишину нарушили слова. Негромкие, но хлёсткие и колючие. В помещении потянуло ветром, огонь зачарованных свечей всколыхнул магический сквозняк, а пташка в каменных ладонях недовольно завозилась.
Но мужчина не обращал ни на что внимания, полностью отдавшись колдовству. Слова набирали силу, дробясь эхом и рассыпаясь по зале, стремясь захватить её всю без остатка и оставить свой грязный след на каждом кусочке зелёного тепла.
Последнее слово совпало с раскатом грома снаружи, и птица, недовольно чвиркнув, взлетела из своего ложа. Мужчина замер, высоко воздев руки и глубоко дыша, пытаясь прийти в себя после ворожбы.
Открывал глаза он неторопливо и удивлённо вскинул брови — не изменилось практически ничего.
Задумчиво хмыкнув, мужчина перевёл холодный взгляд на статую и торжествующая улыбка разрезала его лицо.
— Интересный эффект, но… Так даже лучше, не правда ли, Арион?
Янтарь блеснул недовольством, но мужчина лишь рассмеялся — свет золотистого камня однозначно стал бледнее, а значит заклинание сработало.
— Ах, как жаль… Что ты не в силах ответить, — мужчина с показным сожалением покачал. — Как жаль… Что тебя больше никто не услышит.
Медленно, по всем правилам этикета, поклонившись, Эл покинул храм.
И лишь маленькая, взъерошенная пташка могла видеть, как лоб каменной статуи прорезает упрямая складка.
***
Торжество, приём, охота — всё осталось позади.
Разъехались гости. По комнатам разошлись королевские дети. Даже Астерия не возмутилась, когда король отдал однозначный приказ — отвести её в «её» покои.
Лерион знал, что это временно, и что уже завтра любимая младшенькая примчится и будет возмущаться…
Стук в дверь — раздался созвучно мыслям, и не дожидаясь разрешения, в кабинет вошла — ворвалась, точнее сказать, — Астерия. Кипя праведным гневом и даже не пытаясь больше сделать вид, что всё нормально.
— Отец! Я хочу вернуться в свою комнату.
— Ты и вернулась в свою комнату.
Терпения оставалось на донышке, но Астер меньше прочих заслуживала стать громоотводом для королевского раздражения.
— Это не моя комната! — девочка остановилась перед столом, гневно сверля отца взглядом и поджав губы.
— Теперь — твоя, — улыбка отца получилась неестественно радостной.
— Я хочу обратно! Почему я должна ютиться в этой убогой…
— Хватит, — он выдохнул сквозь зубы.
Астерия замолчала, обиженно поджав губы ещё сильнее.
Помассировав виски, Лерион посмотрел на дочь новым взглядом. Придирчивым, оценивающим взглядом, с удивлением отмечая, что она пришла не просить, не уговаривать — требовать. И поза её повторяла позу его старшей сестры. Слишком сильно. Ему пришлось зажмуриться, чтобы избавиться от увиденных в лице дочери черт Шоны.
— Отец, я…
— Разве ты не хотела вернуться в замок?
— Хотела, — недовольно признала девочка. — Но…
— Разве не ты мечтала чаще бывать на балах? — он не позволил ей закончить фразу.
— Мечтала, но, отец!..
— Тогда — радуйся, — взгляд короля был далёким от нежности. — Замок, приёмы, уроки… Всё это теперь только для тебя.
— Чт…
— Потому что Мии больше нет. И принцесса — наследница, — осталась только одна. Только ты. И никого больше. Наслаждайся!
Он широко махнул рукой, но пожалуй лишь самые близкие смогли бы увидеть в этом размашистом жесте отчаяние, а в улыбке — злость на самого себя.
— Я не так хотела, — Астер насупилась.
— Ты так и не поняла? — Лерион позволил себе обессиленно опустится на кресло и грустно усмехнулся. — Теперь ты действительно единственная выжившая близняшка. И теперь этот выбор сделала за нас Судьба.
Астерия упрямо мотнула головой, явно собираясь сказать что-то ещё, но замерла. Её глаза медленно распахнулись, когда осознание таки настигло.
— А теперь — иди.
— Но!.. — она поперхнулась возмущённой речью, наткнувшись на тяжёлый взгляд отца. — Да, отец!
Скрипнув зубами, девочка порывисто исполнила поклон и вышла из кабинета, кажется, так до конца и не поняв, что имел ввиду король.
Лерион с сожалением покачал головой. Сложно было требовать от дочери «понять». Он и сам не мог до конца поверить.
Он уронил голову на руки и закрыл глаза. Медленно выдохнул сквозь зубы, вложив в этот выдох всю боль, что терзала голову и сердце, разрывая на части.
Потому что, что бы он не сказал дочери… Виновным в случившемся был только он. И это осознание останется с ним до конца дней.
— Прости меня, Мия… Да защитит Арион твою душу.