«А не зря меня так муляло[22] по его поводу, — подумал, вворачивая по обыкновению украинские словечки, Трофим Кравченко и перевернул очередной листок в папке, украшеной грифами строжайшей секретности. — Вот он, оказывается, каков товарищ Войткевич!»
В принципе, папка эта, как часть архива Одесского НКВД, могла попасть к Трофиму Ивановичу и раньше, в конце октября 1941 года, после окончательной эвакуации Приморской армии из Одессы. Но в Севастополе было как-то не до того. В смысле — не ко времени было извлекать из архивов отдельные и отдельно засекреченные документы по нашей агентуре. Не было у Трофима Кравченко ни причины, ни повода посмотреть, не числится ли что-то такое за простым пехотным лейтенантиком, который к тому времени ничем особым себя не проявил. Дважды побывал в окружении, но не в плену, выходил с боями и в составе своей части; а на северной околице Одессы успешно шуганул, со товарищи, части 4-й румынской армии. За что и Красную Звезду получил, и звание полного, не младшего, лейтенанта.
Поводы появились позже, особенно после мая 1942-го, когда Войткевич, в то время уже старший лейтенант и командир сводной разведроты морской пехоты, вдруг пропал из виду вместе с нею, — и объявился намного позже и всего с десятком бойцов в партизанском отряде Калугина. В сотне километров к юго-западу от линии обороны в узости Керченского полуострова, будто бы несокрушимой, но трагически быстро прорванной немцами.
Но всё же в лихорадке отступления на Кубань, а затем на Кавказ только и удалось выяснить, что простые и неизвестно, насколько полные и достоверные, анкетные данные. Одессит, записан русским (а по виду не очень), действительную служил в Забайкалье; учился в институте пищевой промышленности. Вдруг был назначен в ноябре 1939-го директором Ровенского пищекомбината. Вдруг был призван 21 июля 1941 года Кировским РВК Киева. Вроде женат, вроде есть дочь, вроде семья в эвакуации. А два оставшиеся в живых особиста из частей, в которых он служил, дополняют, что лейтенант в странном совершенстве владеет немецким, а в придачу — соответствующими приемами рукопашного боя.
Затем партизанил и партизанил, а потому оставался какое-то время вне поля зрения флотской контрразведки. Только и было, что донесения старшего лейтенанта Новика о совместных действиях и диверсиях на крымском берегу с партизанскими разведчиками во главе с Я.И. Войткевичем. Ясные и чёткие донесения — сразу видно, что Новик из кадровых чекистов! — содержащие хороший фактаж по Войткевичу. Просто-таки геройски он себя вёл, да ещё и кровь пролил лейтенант и во время налёта на Гелексу и последующей ликвидации крупного абверовского чина…[23]
Вот только сразу же захотелось Трофиму Ивановичу посмотреть в глаза этому герою и спросить, каким таким фокусом удалось ему выманить оберштурмбаннфюрера на встречу в уединённом месте.
И тут как раз отозвался на запрос последний из оставшихся в живых сотрудников эвакуированного ИНО Одесского НКВД и переслал по фельдсвязи установочные документы по агенту «Игрок». Якову Войткевичу.