Обреченный мост

Она рассказывала…

Это случилось ещё в первую оккупацию. Тогда в Аджимушкайских[39], Старокарантинских и прочих Керченских каменоломнях оказались целые гарнизоны советских войск, оставленных для прикрытия, либо просто не успевших эвакуироваться. И на территории металлургического завода Войкова, в его многочисленных технологических подземельях и подземных коммуникациях держали оборону сводные группы и отряды 44-й армии. И держали долго…

С 26 мая по 5 августа разведывательные сводки 47-й армии Вермахта периодически сообщали об ружейно-пулемётной стрельбе и взрывах на заводе Войкова. О том же свидетельствовали позже протоколы допросов солдат 88-го саперного батальона Гуземана и Брауна, сообщивших о том, что 2-я и 1-я роты батальона в течение всего лета 1942 года вели подрывные работы на заводе с целью уничтожения «партизан».

Среди хаоса развалин, в полузасыпанных подвалах и коммуникациях, как в отсеках гибнущего корабля, продолжалась жизнь и отчаянная борьба. В начале июня 1942 года произошел бой группы советских воинов, засевших в подвале завода. Они встретили фашистов густым пулемётным огнем, так что враг вынужден был подтащить сюда минометы.

Со временем борьба стихала, и для разбора руин и завалов немцы, не решаясь сами приближаться к развалинам, из которых в любой момент могли прозвучать выстрелы, стали сгонять местное население. И тогда между группой керченских девушек и окруженцами установилась связь. Должно быть, отчасти и романтическая, судя по записи в дневнике керчанки О. Махининой от 8.11.1942 года: «Еще болею за двух девушек. Их поймали на заводе Войкова… обвинили за связь с милыми партизанами».

«С милыми партизанами» — это нечто иное, чем с «геройскими».

Мобилизованные оккупантами на разборку завалов завода девушки стали помогать советским воинам продуктами и гражданской одеждой. С этой целью они обменивались записками, подпись под ними была «Пётр Б.». Записки оставляли в особом месте среди развалин завода. Полиция выследила девчонок и захватила переписку. Очевидно, об этом факте шеф полиции Керчи доносил 4.11.1942 года: «26.10.1942 г. проводилась операция у завода Войкова, у Колонки против бандитов, но без успеха. При встрече с бандитами был смертельно ранен один шуцман. 30 и 31.10.1942 г. в Колонке было задержано 9 человек, которые состояли в письменной связи с бандой завода Войкова».

По сведениям же 287-й комендатуры, сначала были арестованы наиболее активные девушки: Дьяковская, Бабич, Колесникова, Руденко и другие.

Всех их после короткого следствия фашисты расстреляли.

Среди них должна была быть и Наталья Сомова, но местный староста был в курсе предстоящих арестов.

Староста — отнюдь не то же самое, что начальник местной полиции, набранной из предателей. Зачастую старост выбирали и сами местные жители, из числа наиболее честных и порядочных обывателей. Михаил Федотович успел хоть через третьи руки, хоть в последнюю минуту, но хоть кого-то из подлежащих аресту упредить.

…— Сидела я с подругами в этом самом византийском склепе несколько дней, боялись даже примус зажечь, чтобы сварить чего из того, что Михаил Федотович присылал, — торопливо бормотала Наташа, рассекая чуть ли не грудью высокий сухостой, всё ещё влажный от неубывающей октябрьской промозглости.

Даже непонятно было, кто кого, собственно, конвоирует — девушка со сложенными за спиной руками, хрупкость которой не скрывала мешковатая хламида, или два немца, совершенно статистических в своих штурмовках цвета фельдграу, перетянутых пояском. Они отличались друг от друга только наличием у гауптфельдфебеля двух полос на рукаве и кстати подвернувшегося «Шмайссера» — вполне под стать званию. Гефрайтер же, которых в вермахте было как собак нерезаных, тем только и выделялся, что как-то фривольно бросил «Маузер» через локоть, отмеченный зелёным треугольником. Издали можно было подумать, что он даже балагурит с пленной, как лубочный гусар с барышней в вишнёвом саду.

— Чего же тебя потом не искали?

— Дедушка мне аусвайс выправил на другое имя.

— Интересно… — лаконично вмешался в их разговор фельдфебель, он же капитан А.В. Новик.

— Что это вам так интересно, товарищ капитан? — с напряжением, вновь ожившим на востроносом личике, обернулась Наташа.

— Неужели немцы так и не поняли, что староста — ваш родной дедушка?

— Это вы не поняли, — залилась тихим смехом Наташа, мгновенно порозовев на щеках парафиновой бледности и прозрачности. — Мы все его теперь дедушкой зовём. Куда уж роднее, вторую жизнь дал!

— Понятно… — тоже отчего-то покраснел капитан, несмотря на сырой и пронзительный ветер, гнувший лиловатые заросли дрока, и торопливо сменил тему. — Так это и есть ваш, как его там? — мотнул он головой на отвал коричневых черепков, битых амфор, пифосов и прочей керамической утвари.

Кроме того, что они то и дело оступались в рытвины воронок, разведчики так же часто наталкивались и на невысокие стены полуразрушенной бурой кладки. Будто в сухостое прятался лабиринт, замысловатый, как муравейник в разрезе.

— Мирмекий, — с готовностью отозвалась девушка и, больше уже не оборачиваясь, зачастила как по писаному: — С греческого «Муравейник»…

— Народу было, что муравьев в сахарнице, — с готовностью вклинился Войткевич, отчего-то ревниво перехватив синхронную горячку на щеках Наташи и Александра. Пожалуй, даже едва удержался, чтобы не наябедничать: «Да ведь женат твой товарищ…»

— Основан древними греками, выходцами из Милета, в VI веке до нашей эры, — продолжала заученно тараторить Наталья, вышагивая по скрипучей насыпи античных глиняных черепков и костей. — После греков тут была основана римская колония, потом была хазарская деревушка, генуэзский форт…

— О господи, — картинно закатил глаза Войткевич. — Ну, прям как наш Ирод Геродотович на уроке в колонии.

— Да вы что!.. — чуть не съехала по отвалу зольника Наташа. — Тут же сам Гайдукевич копал! Тут… — она осеклась, только теперь сообразив, что на уроках истории советский разведчик почему-то скучал в колонии: «В какой? Где?»[40]

Но, поскольку с поросшего археологического отвала они уже съехали на дорогу, мощённую нетёсаным булыжником, соображать особенно было некогда. Берег, опасный многочисленными объектами береговой обороны, закончился. Началась не менее опасная «земля обетованная».

Обетованная 5-м армейским корпусом генерала К. Альмендигера 17-й армии Вермахта.