Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 1

Глава 13 В ресторации на Старой Триумфальной площади

Встреча решилась вполне просто. В тот же день у трактира, где всегда брали извозчика, Дмитрий свистнул выскочившего на улицу щуплого паренька. Распахнув одежонку и сунув руки в карманы, шкет чинно направился к Звереву. Откинутая назад голова позволяла недомерку смотреть на мир сверху вниз. Дополнила картину вихляющая походка. По всему было видно — такой пронесет знамя преступности сквозь века.

Виртуозно цикнув зубом, будущий «вор в законе» задал очень мудрый вопрос: «Ну чо звал-то?» — «А то и звал. Спроси, куда подойти. Да скажи, голодны будем!».

Развернувшись, Зверев пошел к кучеру, поджидавшему его на своем месте.

Вечером в ворота постучали. Вышедший открыть Зверев, вернулся с запиской. В глаза бросился ровный почерк без грамматических ошибок. Текст был предельно лаконичен, были указаны дата, время и место встречи.

Ресторан «Три медведя» находился на углу Тверской-Ямской и Большой Садовой. Имел он два входа: со стороны Старой Триумфальной площади и со стороны Тверской улицы. Выйдя из любого, легко можно было затеряться в лабиринте узких улочек. В этом смысле место было выбрано грамотно. Ресторан, или как здесь говорили ресторация, занимал два этажа. На первом располагался ресторанный зал, на втором — две бильярдные.

Судя по убранству, ресторан был из недорогих, но вполне респектабельных заведений. По всему было видно, что «Три медведя» посещает публика достойная, хотя и не самого большого достатка. Столы были застелены льняными скатертями. Вокруг каждого торжественно стояли стулья с высокими резными спинками. На столах красовались керамические подсвечники в форме «трех медведей». Судя по комплекции, керамическая живность не голодала.

Меж газовых светильников висело несколько акварельных пейзажей. Выполненная маслом копия шишкинских королей леса, смотрелась респектабельно.

В дальнем от входа торце зала возвышалась небольшая сцена с пианино и пустыми пюпитрами. Глаза тщетно искали коробки звукотехники и змеящиеся по полу жгуты проводов.

Обеденное время еще не наступило, и публики было мало. Ближе к сцене, в углу, сидела компания из четырех собутыльников. Сидельцы были явно навеселе и, судя по всему, пребывали в этом состоянии уже давненько. Внимание привлекли два простовато одетых господина, занимающих столик недалеко от гуляющей четверки.

У окна вполоборота к друзьям располагался прилично одетый господин. На вид ему было около тридцати лет. Был он в темно-сером двубортном сюртуке дорогого сукна, при белой рубашке и в галстуке. Из-под стола выглядывали лакированные штиблеты. Встретив такого на улице, трудно было бы отнести его к людям сомнительного рода занятий.

Подскочил халдей в белом фартуке, из-под которого нелепо торчали брюки в продольную полоску. Через руку было перекинуто ослепительно белое полотенце. Деланно смахнув со стола невидимые крошки, он привычно затараторил: «Что изволите-с? Есть свежая-с осетринка…». Договорить ему не дали, потребовав заливной язык, фрукты, красное вино и три прибора.

Еще дома Борис с Димой попытались смоделировать предстоящую встречу. Ничего толком не получалось. Сейчас оба были немного «на взводе». Бориса била легкая дрожь. Зверев был спокойней — сказывался опыт. Заметив состояние товарища, Зверев локтем обозначил свой револьвер. Борис с благодарностью прижал локтем свой, спрятанный в такой же наплечной кобуре.

— Все же хорошо, что Ильича оставили дома, — произнес Федотов. Фраза получилась пустой, как бы для заполнения паузы. Оба это почувствовали.

На всякий случай перед выходом Дмитрий провел с Доцентом очередной сеанс психотерапии.

— Ильич, как ты думаешь, если бы нас хотели побить, стали бы нас приглашать в ресторан?

Дима намеренно выбрал столь неуместный в данном случае глагол.

— Ну, наверное, все-таки нет, — вынуждено согласился Мишенин. — А если их не устроит итог разговора?

— Ты хочешь сказать, что они попытаются устроить большой шухер с битьем хозяйской посуды? — уточнил Дмитрий.

— Ну да, — промямлил Мишенин.

— Однажды в студеную зимнюю пору мой бедный приятель, махая крылом, — продекламировал Дима. — Ильич, поставь себя на место нашего Бабаевича. Ты сам предупредил своих оппонентов. Тебе известно, что они могут за себя постоять и наверняка вооружены. Стал бы ты рисковать мордобоем с огнестрелом в присутственном месте?

— Ну, в общем-то это нецелесообразно, только это же бандиты, — не сдавался Доцент.

— Ильич! Вот ты и дал правильный ответ — «нецелесообразно»! Но других считать полными идиотами не стоит. Это всегда дорого обходится, — Дима заговорщицки наклонился к Доценту. — Я тебе скажу по секрету. Вожак, теряющий своих людей, долго на этом свете не задерживается. Этот же понимает, что готовые к встрече, утащат за собой минимум троих. Отсюда следует, что опасаться нам нечего.

Это воспоминание пробудило в Федотове так не достающую злость. Неуверенность сама собой отступила.

— Ну что, Старый, кого-нибудь высмотрел? — спросил Зверев, пробуя заливное.

— Сложно сказать. Это может быть пьяная четверка или те два хмыря, что рядом сидят. Скорее сладкая парочка.

— Эт точно. Да вот и главарики пожаловали, легки на помине! — Зверев еле заметно кивнул на двух вошедших в зал посетителей.

Первый, с костистым лицом и беспокойными глазами, уверенно направился к столику переселенцев. Его напарник, небольшого роста крепыш, присел за соседний стол, контролируя переселенцев сбоку.

«Костистый», бросив резкий взгляд на друзей, молча сел на свободное место. Со стороны могло показаться, что подошел чем-то раздосадованный и припозднившийся приятель. Не глядя на переселенцев, положил локти на стол. Склонив к столу голову, помотал влево-вправо головой. Не сразу дошло — оглядывался. Из-под косоворотки мелькнула шея с угристой кожей. Стало брезгливо.

— Кушать, значит, хочите, — голос оказался скрипучим. — Кушать все хочут. А че приперлись к нам в слободку?

Глядя на «костистого», Дима отметил, что они находятся на пересечении двух линий огня. Одна — со стороны пары в углу, другая — со стороны крепыша. Диме показалось, что сидящий у окна господин прислушивается к происходящему. Это толкнуло на импровизацию.

— Кто ест в трактирах по утрам, тот поступает мудро. И там сто грамм, и сям сто грамм, на то оно и утро! — широко улыбаясь, громко на весь зал продекламировал Зверев.

— Семен Семенович, а вы помните графа Дракулу? Тот даже без головы все колбасы просил. Веселый был старик, — подхватил эту тарабарщину Федотов.

Все было произнесено так нарочито громко, что даже четверка забулдыг удивленно обернулась к центру зала. От неожиданности «костистый» выпрямился, на лице мелькнула злоба и… растерянность. Стало окончательно ясно — шестерка.

— Батенька, а что у вас с глазами? — спросил Зверев багровеющего лицом «костистого». — Ай-ай-ай, как нехорошо. Опять мухоморов нажрались, да забыли главного пригласить. Голубчик, да вот же он сам идет, — Зверев кивнул головой в сторону встающего из-за стола прилично одетого господина.

Судорожно оглянувшись и поймав повелительный кивок, «костистый» метнулся к сидевшей в углу парочке. Почти сразу из угла зычно раздался разъяренный рык: «Человек, водки!» Секунду спустя туда же последовал крепыш.

«Главный» неторопливо подошел к переселенцам. Учтиво поклонившись, произнес: «Приятного аппетита, господа, вы позволите?»

Было очевидно, что говорить подобным образом для него было естественно и привычно. Был он чуть выше среднего роста, с узкими плечиками. Жидкие светлые волосы обозначались ранними залысинами. Мелкие черты лица и серые со стеклянным блеском глаза, выражали напускную уверенность, даже наглость, но рожденную не собственной силой, а какую-то шакалью. Слегка скошенный подбородок придавал сходство с хорьком.

«Вот он каков. Похоже, хорьку часто в детстве перепадало», — отстранённо подумал Федотов и вслух добавил, — Да, конечно, присаживайтесь. Вам что-нибудь заказать?

— Спасибо, я собственно ненадолго. Зовите меня Семен Семенович, — с язвительной улыбкой произнес гость. — Вы не против, если я кратко обрисую ситуацию?

— Не против! — резко откликнулся Федотов, откидываясь на спинку стула.

Семен Семенович, был ему неприятен. От этого пришло полное успокоение и уверенность. Зверев же наклонился, демонстративно рассматривая гостя.

— Представляться надо?

— Э-э, можно я буду вас называть «Главный»? — в глазах мелькнули озорные искорки, чуть сгладившие неприятное выражение лица.

— Ну как пожелаете, тогда моего молодого коллегу называйте Психолог.

— Забавно. Впрочем, приступим. Некоторое время тому назад ко мне обратился мой приятель, часовых дел мастер. Он поведал, что на оценку получил совершенно необычную вещицу. Хочу заметить, что часовщик той вещицей был поражен до глубины души. Его удивило не то, что часики шли почти бесшумно. Его поразил совершенно непривычный вид. Очень небольшие, даже крохотные размеры, никак не гармонировали с простотой формы. Большие мастера делают миниатюрные часы, но это всегда ювелирное украшение, а порою произведение искусства. Эти же были нарочито простыми, с подражанием фабричному производству. Только идеальная полировка и странный серый метал браслета говорили об уникальности работы.

Пространная речь Семена Семеновича прерывалась многозначительными взглядам. Что-то такое Борис уже видел в прошлой жизни, но что именно? Память пока не давала ясного ответа. Надо было ждать.

— Но и это еще не все. Мой знакомый утверждал, что часы эти ходят точнее морского хронометра, и, самое главное, их не надо заводить. Увы, взглянуть на чудесный механизм ему не удалось. Чуть позже с господином, приносившим часы, случилась большая неприятность. Я полагаю в этом была его вина. Увы, порою люди бывают чрезмерно жадны.

Семен Семенович вновь сделал паузу и вновь многозначительно посмотрел на переселенцев. «Черт, возьми, да это же театральные жесты! — чуть не хлопнул себя по лбу Федотов, — Точно! Так же закатывала глаза Машка из 10Б, что ходила театральную студию».

— Я опоздал увидеть эту чудесную вещицу, но попросил этих… людей, — замявшись, гость кивнул в сторону сидящих в углу, — если им случится найти владельца часиков, не предпринимать необдуманных поступков, но непременно известить меня. Вот собственно, отчего мы с вами встретились.

С первых слов Семеныча стало понятно, что разговор сведется к банальному предложению передачи ему «чудесной вещицы» в обмен на… Неизвестной величиной пока оставались преференции.

— Семен Семенович, но вы же могли предположить, что часики не продаются, — проверяя реакцию, первым начал Борис.

— Мог, конечно, но я уверен, вам проще удовлетворить мой интерес. Кстати, совсем не бесплатно. Я могу замолвить за вас словечко.

Сказано было легко, но Зверев успел заметить что-то хищное, мелькнувшее в лице мистера.

«Точняк! Сема наш оказался заурядным вымогателем, с публикой такого калибра мы как-нибудь справимся», — Зверев мысленно ухмыльнулся.

Поначалу Димон пытался слушать дурацкие разглагольствования. После третьего многозначительного взгляда, ему до зубного скрежета захотелось зарядить сладкоголосому с правой. Чтобы не спугнуть, пришлось наклонить голову. Сейчас же он просто развлекался.

— Семен Семенович, насколько я понимаю, мы говорим с конкурентом Павла Бурэ? — в голосе Зверева прорезалось «искреннее» почтение.

— Э-э, а вы прозорливы молодой человек, — озадаченно произнес гость. — Но разве это имеет отношение к существу дела?

— Семен Семенович, уважаемый, да еще как имеет. Вот скажите, разве есть дороги, что ведут только в одну сторону, кроме, конечно, дороги в иной мир? — скороговоркой откликнулся Зверев.

— Молодой человек, еще немного, и я приглашу вас к себе на службу. Правда, согласно одной древней книге возвращались даже ОТТУДА, но давненько.

Гость был явно доволен своим экскурсом в историю христианства.

— Один-один, господин атеист, — констатировал Дима и, увидев удивление, пояснил. — Так говорят у нас в Америке, когда наступает паритет. А паритет действительно необходим. Вы нам конкретно помогли, так отчего же нам не сделать альтернативное предложение.

Уважаемый Главный, — обратился к Борису Зверев, — Я правильно думаю, что мы могли бы иначе удовлетворить интерес Семена Семеновича?

— Согласен. Полагаю, мы можем сделать предложение, от которого уважаемый Семен Семенович не сможет отказаться.

Нервное постукивание пальцев «любителя часиков» выдавало его состояние. Разговор не заладился с самого начала. В первые секунды он еще чувствовал неуверенность в старшем из этих двоих, но чуть позже он осознал — в его собеседниках нет страха. Более того, над ним изобретательно издевались, а сейчас навязали скоромошичий стиль. Волной начал накатывать гнев.

Неизвестно, чем бы закончился разговор, если бы от дверей не послышалось восклицание: «Захар Семенович! Какая неожиданная встреча!»

Повернувшись, переселенцы увидели уверенно направляющегося к ним высокого темноволосого мужчину в темно-коричневом костюме тройка. Обращали на себя живые карие глаза и размашистые жесты, выдающие человека раскованного и уверенного.

— Господа, — подойдя ближе, обратился ко всем незнакомец, — Прошу меня покорно извинить за вторжение, я лишь на мгновенье отвлеку Вашего собеседника. Захар Семенович, я как раз сегодня планировал заехать к вам, а тут такая встреча. Совсем я закрутился с этой поездкой. Может быть, мы сможем чуть погодя пообщаться или мы встретимся ближе к вечеру?

— Господин Красин, вы совсем не помешаете. Я сейчас же освобожусь, садитесь пока ко мне за столик, я как всегда у окна, на том же месте.

По лицу Захара было отчетливо видно — «бобик сдох». К Красину искатель часиков отнесся, как… к своему боссу. Примерно так можно было понять интонации и выражение лица.

У переселенцев одновременно мелькнула одна и та же мысль — неужели подошедший тот самый Леонид Красин? Но почему он представился не конспиративным именем. Может, однофамилец?

«Эх, пообщаться бы! — мелькнула в сознании Федотова шальная мысль. — Черт, соблазн-то какой! Если это „наш“ Красин, то надо полагать он на легальном положении. О, как к нему обратился Сема-Захарка».

Оба продолжали поедать Красина глазами. Это заметили и сам Красин, и Захар. Последнее побудило Бориса проверить возникшее у него предположение. Когда Красин сел за «свой» столик, Федотов спросил с самым невинным видом:

— Захар Семенович, к нам сейчас подходил тот самый Леонид Красин?

По тому, как нервно вздрогнул Семеныч, переселенцы поняли — они не ошиблись.

— Позвольте, что значит тот самый? — высокомерно переспросил Захар Семенович, — Это мой старинный приятель Красин Леонид Борисович. А в чем собственно дело, почему тот самый?

Было заметно, что гость явно обеспокоился. Ему был странен и сам вопрос, и то, что задан он был в контексте, указывающим на некоторые превосходные особенности его знакомого.

— Борис, это действительно тот самый Красин!? — склонившись к Борису, полушепотом спросил Зверев, деланно забыв о конспирации.

— Да вроде бы тот самый, — так же тихо ответил Федотов.

Произносилось тихо, но так чтобы «гость» слышал. Со стороны этот разговор напоминал маскарад, в котором Захар Семенович играл роль мебели. Эти двое в его присутствии намеками и с искренним почтением говорили о каком-то «том самом». Это было унизительно. Гнев не лучший советчик, наверное, поэтому вырвалось яростное:

— Черт побери, да что здесь происходит!?

От этого возгласа спина сидящего у окна Леонида Борисовича заметно дрогнула. «Костистый» в своем углу едва удержал пытавшегося вскочить крепыша.

— Даже не знаю, что и сказать. Дим, ты что-нибудь подскажешь?

— Ну, что я могу сказать. Как психолог я могу лишь констатировать диагноз, — Дима заговорщицки наклонился к Федотову. — Ассоциативная память у вас в полном порядке. Красина Вы, слава богу, признали. Склероз пока проявляется несущественно. Больше мне добавить нечего.

— Ну, блин, влипли! — обреченно покачал головой Федотов, — Хана. Теперь точно пришпилят партийный псевдоним «Главный», хрен отвяжешься.

Опершись локтями о стол, Федотов деланно обхватил голову руками.

— Да, гражданин начальник, как говорил один мой приятель, «сюжет не по плечу Шекспиру — и не по зубам ОБХС», — издевательски прокомментировал Зверев.

Анализируя реакции вымогателя, Дима подмечал, как фактический отказ предоставить «чудесную вещицу» вызвал раздражение. Затем последовали предложения неизвестных преференций. Красина Семен Семенович встретил, словно давнего приятеля, но с какой-то долей опасения или подобострастия. Упоминание друзей о «том самом» Красине вызвало сильнейшую тревогу, даже страх. Было заметно, что к «чудесной вещице» Семен Семенович потерял всяческий интерес.

— Захар Семенович, давайте я на минутку стану «Главным», а то «Ваш Главный» совсем растерялся, — с откровенной издевкой, произнес Зверев.

— Странный Вы, сударь, повели разговор, — по инерции высокомерно ответил Захар Семенович, понимая, что опять повелся на поводу у этого нахала.

— Если наш разговор кажется вам странным, значит, вы не беседовали с Владимиром Ильичом.

— Господин Психолог, мне этот философский диспут кажется несвоевременным! — раздраженно откликнулся Захар Семенович.

— А вот раздражаться не надо. Не мы вас сюда пригласили. Кстати, — весело воскликнул Дима, подняв бокал, — а давайте мы закончим разговор на оптимистической нотке. Вы нам помогли, так и мы вам можем помочь. Этих уродов, — Дима слегка повел бокалом в угол, — лучше пристрелить на месте. Как вам такое решение проблемы?

Дмитрий это произнес с какой-то безмятежной легкостью. В его голосе не было ни экспрессии, ни угрозы. Лишь где-то в глубине глаз мелькнула безжалостность. По спине гостя пробежал холодок.

— Но это же… — на секунду задохнулся неудачливый вымогатель. — У вас… оригинальное представление об оптимизме, господин Психолог.

Гость, наконец, справился со своими эмоциями и, откинувшись на спинку стула, стал совершенно по-новому рассматривать Зверева.

— Не оригинальней вашего, — проскрипел вдруг Федотов. — Тоже мне, нашли идейно близких дебилоидов. Теоретики недоделанные, блин.

— Эт точно, не оригинальней, но эффективней, — перехватил разговор Зверев. — Как говорил один ныне здравствующий исторический персонаж, «нет человека — нет проблем». Вот только господину Красину интерес полиции совсем ни к чему. Впрочем, и нам с вами он вреден. По тем же причинам, так что, Захар Семенович, как говорят у нас в Америке, мы с вами в одной лодке, а с бандюками вы больше не водитесь. Для здоровья вредно. Да, едва не упустил: боевые организации помехи убирают легко и непринужденно. Это я пока только по поводу ваших уродов, но господину Красину вы непременно все в точности передайте. Проверю лично! — окончание тирады прозвучало угрожающе.

Уже на пути к выходу друзья отметили резко дернувшихся «угловых» и повелительный жест Захара Семеновича. По этой команде сидельцы будто приросли к стульям.

Пролетку непривычно потряхивало на брусчатке — с приходом весны вместо саней все извозчики сменили свои транспортные средства. Несмотря на весеннее солнце, было зябко, как это частенько бывает в это время года. После необычной встречи говорить не хотелось. Ехали молча.

Вспоминая эту историю, Борис не мог отделаться от ощущения карикатурности происходившего.

На первый взгляд, все выглядело естественно. Захар Семенович заранее предостерег бандитов от скорой расправы. Последующие события также развивались вполне логично. Однако оставался открытым вопрос о пропавших трех тысячах и покалеченных бандитах. Не верилось, что все так просто урегулируется. Можно предположить, что это были личные деньги старьевщика, о которых тот умолчал. Но как тогда понимать оговорку Захара Семеновича о жадности? Или это только оговорка? А покалеченные бандиты? Непонятно.

Была еще одна проблема, смущавшая Федотова. На днях Димон в шуточной форме поразительно точно предсказал о вложении в радиотехнику, хотя никаких оснований у него для этого не было. Сегодня состоялась встреча с Красиным. Казалось бы, что тут особенного? Однако мизерная вероятность всех предшествовавших событий давала нулевую итоговую вероятность — у Федотов невольно крутилось в голове, что маскарад со слежкой был организован для встречи с Красиным.

«Давай рассудим, — произнес про себя Борис, — если эта встреча организована, то с какой целью и кем? Все показывает на Димона, но есть еще один хмырь. Что если „засланный казачок“, то бишь „смотрящий“ — это наш Вова? Если идти от противного, то его придурковатость — прекрасная маскировка. А если оба этих козла „киборги“? Нет, бред полный. Кому я нужен, чтобы ради меня затевать весь этот перенос во времени. Бред. Так недолго и свихнуться».

Размышления Бориса прервал Зверев.

— Старый, мне показалось, что ты не в шутку разволновался, увидев Красина.

— Дим, это невероятно, но из Мурманска я ходил в исследовательский рейс на ледоколе «Леонид Красин».

— Старый! Этот ледокол еще Нобиля спасал, ты когда на нем ходил-то?

— Осенью восемьдесят девятого, мне тогда исполнилось тридцать. Это был последний рейс судна. Мы тогда западнее Шпицбергена. испытывали протонный магнитометр.

— Ну, ни фига себе! — изумился Зверев.

— В кают-компании ледокола висела фотографии Красина и его биография. Биографию, каюсь, толком не читал. Запомнилось только, что в Советское время он был Наркомом промышленности. Живой Красин оказался гораздо моложе, — невпопад закончил Федотов.

— Старый, да ты что?

— Да все я понимаю. Фотографии героев революции сделаны в Советское время, а сейчас девятьсот пятый, но… как-то непривычно осознать, какие они все молодые.

— А как тебе Бабаевич, этот… Захар Семенович? — поинтересовался Дима. Ему было интересно услышать мнение Федотова.

— Дим, я часто вспоминаю фотографию Радека, был, т. е. сейчас есть, такой левого толка журналяка. Его фото опубликовали в девяностых. Я тогда увидел подпирающего фонарный столб мелкого прощелыгу, хмыря болотного. Фотография Радека вспомнилась, когда я увидел нашего Захара. Тот же типаж.

Борис на секунду замолчал, подбирая сравнение.

— Ты знаешь, внешне они совсем не похожи, но есть что-то общее: какой-то авантюризм, самолюбование и бздиловатость. А как тебе этот перец?

— Эт точно, есть в этом Зах Семыче что-то от нарцисса. Эти ребята красивые цацки любят! Слушай, Старый, об заклад бьюсь, этот тип хотел наши часики задаром прибарахлить. Понимаешь, Степаныч, — увлеченно начал Зверев, — люди во всех случаях проявляют себя в принципе одинаково: ими движут базовые установки. Вот и этот тип просто решил использовать свои возможности. Денег напрямую из партийной кассы не берет, а ресурс использует.

— М-да, господин Зверев, ты под любое дело теорию подведешь, — ехидно откликнулся Борис.

— Степаныч, это не я. Это продвинутая наука о человеческой душе делает такие выводы.

— Ну, хорошо, в принципе твоя версия здравому смыслу не противоречит, а скажи-ка мне, господин Психолог, ты помнишь, что большевики привлекали бандитов?

— Да ты что! Я, честно сказать, о них ничего толком не знаю. Вот Котовский вроде бы в фильме малость бандитствовал. Точно, он местных фраерков чистил. А ты что об этом знаешь?

— Признаться мало. Одно время уголовники рассматривались, как идейно близкий элемент. Конечно глупость полная, а исключения типа Котовского тому подтверждение. Нет, ну какие козлы! — завелся Борис. — Из истории вымарали почти все, а вон оно как на наших глазах. Еще бы нам Котовский встретился. Кстати, нам этих бандюков ждать?

— Котовский? Эт, точно. Только замочил бы он нас. Это, Старый, фигура! А вот мы зря старьевщика не кокнули. Как говорил мой тренер Иван Федорович: «Любое дело надо довести до конца». Пока Захарка дружит с бандитами, нас не тронут, но три тысячи рубликов и трупы за кормой помнятся долго. Будем подыскивать новый офис, а позже… — Дима на секунду задумался. — Любую неприятность надо использовать во благо. Будет моим бойцам объект тренировки.

— Дим, привлек бы ты в свой клуб пару парней из нашего района, за Ниловной присмотрят. Кстати, а какова может быть реакция наших коллег из РСДРП?

— Коллег, скажешь тоже. Красин, похоже, человек серьезный и лишние хлопоты ему совсем ни к чему. Можешь мне поверить, он сейчас своего мистера трясет по полной. Благо ты удачно вставил о партийном псевдониме, а я о боевой организации. Думаю, не обнаружив слежки, «коллеги» успокоятся, хотя головы помнут изрядно. Да и угрозу Семеныч истолкует правильно. Так что этот голубь своих бандюков будет держать до последнего. На крайняк побежит нас предупреждать. Думаю пару-тройку месяцев можно жить спокойно.