Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 1

Глава 26 Прощание, печаль и вновь Питер

Прикосновения. Нежность. Узнавание. Посещение старинных друзей — смотрины. И плевать, что муж в больших чинах при посольстве далекой страны ведь ее выдали замуж еще девчонкой. Вихрь надежно взял в плен души. Кружил не отпуская. Мысль о временном гнали прочь. Хотелось вечности. Вечерами театр или опера. На заводе Борис появился два раза и те мельком.

— И откуда ты такой на меня свалился. Кто ты?

Вдыхая аромат, Федотов зарылся в распущенные волосы.

— «Мне хотя бы раз прожить с тобой всю жизнь, и, клянусь, мне большего не надо», — откликнулась эхом. — Федотов, но я же слышу мелодию. Как такое может быть?

Вновь зарывшееся в волосы лицо.

— Так тебе легче прятать глаза?

В ответ обреченный вздох.

Неделя пролетела мгновеньем. Последняя ночь-прощание. Неистовство и печаль.

С утра пасмурно. Моросит. На душе осень. Для двоих затих вечный гомон перрона. Вокруг ни души, только он и она.

— Федотов, ну что ты не встретился мне раньше? — в голосе отчаяние.

«Мне хотя бы раз прожить с тобой всю жизнь и клянусь мне большего не надо».

В Питер поехали без Катерины. В последний момент девушка прихворнула и родители сказали решительное «нет». Такова эпоха. Из инженеров Борис взял с собой Михаила Витальевича Карасева, которого в силу возраста все называли просто Миша. В Питере он должен был провести монтаж и настроить аппаратуру. Со Зверевым ехали Самотаев и Львов. По классификации борцов начала XXI века Самотаев выступал в полусреднем весе. Львов во втором среднем. Оба давно обратили на себя внимание. С одной стороны — основательность и вдумчивость, с другой — быстрота реакций и физические данные. Родись эти люди на столетие позже, они с одинаковым успехом могли бы стать приличными инженерами или толковыми управленцами. По последнему назначению их и собирался использовать Зверев. Надо было укреплять питерский филиал клуба. Спортсменам взяли билет в этот же вагон. Заодно приодели. Со сменой статуса пришла пора приучать парней к приличной одежде. Все в жизни пригодится. Самотаев сразу вошел в роль. Не лишенный артистизма, острослов и любимец слабого пола, он напоминал буржуа средней руки, лишь выверенные движения выпадали из привычного серенького. Львов выглядел иначе. При внешней неповоротливости, окружающие чувствовали готового к схватке медведя. Цивильная одежда только подчеркивала это обстоятельство. Дабы не смущать парней, их с инженером посадили в общей части вагона, сами же взяли отдельное купе. Такие комбинированные вагоны только-только появились. Купе стоило не слабо, зато можно было без помех общаться.

После расставания с Нинель на душе было тягостно. Последнюю неделю Федотов проторчал на заводе. Оставался на ночь. Немного полегчало, но в поезде с опять накатило, пытаясь отвлечься, задал вопрос:

— Планируешь поставить парней на хозяйство? — кивок в сторону спортсменов.

— Не без того. Есть задумка протащить их по горячим точкам.

— Димон?! — от неожиданности Борис едва не поперхнулся.

— Пригодится, — неопределенно махнул рукой Зверев. — Опять же хозрасчет.

Оказалось, что Дмитрий Павлович надумал устроить спортсменам своеобразный пожизненный найм. Молодые выступают на турнирах, старшее поколение переходит в охранники.

— А неплохая задумка. Назовешь ЧОП?

— Скорее всего.

— Димон, а ведь с такими кадрами неприятностей практически не будет.

— Ну, дык, и я о том же.

До Федотова только теперь дошло изящество задумки. Спортсмены выступают на турнирах, «постарев» переходят в ЧОП. Все друг друга знают и провалов минимум, да и клубы Зверев планировал во всех крупных городах. Картина вырисовывалась более чем неоднозначная.

— Готовишь преторианскую гвардию.

Вопросительных интонаций не прозвучало. Не было и возражений.

— А как рванет в Москве, ты с этими парнями на баррикады?

— А ты нет? — Зверев, как недавно в Питере, по-петушиному посмотрел на Федотова.

— Гаврош хренов, ты еще Катьку и Делакруа прихвати.

— Эт, что за перец?

— Художник, что нарисовал французскую тетку с сиськами. Теперь тебя с Катериной Евгеньевной изобразит. Классно будете смотреться, — интонации Федотова так и сочились ядом.

Димон представил себе эпическое полотно. Поднятая рука Катерины и обнаженная грудь красавицы. Сам Димон стремящийся не поймешь куда, а вокруг восставший народ. С топором бородатый крестьянин, а с ломом рабочий.

Революционное искусство звало к подвигу, но Димона отчего-то переклинило, то ли грудь красавицы была чересчур открыта, то ли крестьянин сильно смахивал на лесного татя.

— На хрен нам такую известность! — отринул гнусные инсинуации бывший морпех. — Мы по-тихому. Пощелкаем на «Панасоник» и слиняем. Потом переведу на фотопластинки и ни одна собака не допетрит, как такое снималось.

Зверев дано вынашивал мысль взять интервью у противоборствующих сторон. Естественно, с тайной видеосъёмкой. Вопросы защитникам баррикад и их ответы. Крупным планом лица. Во время орудийных обстрелов съемка через трансфокатор, взрывы снарядов и гибель людей. Аналогичное интервью у офицеров Семеновского полка.

Эта тема обсуждалась переселенцами многократно. Обсасывался и вопрос публикации, но все понимали — такого легально не напечатать, да и нелегальная пресса не согласится показать взгляды семеновцев. Позиции сторон непримиримы. Даже Мишенин посчитал, что дело стоящее, иным способом правду до потомков не донести. Стоящее, но рискованное, наверное, поэтому Федотов пробурчал:

— Знаю я твой «Панасоник». Думаешь, не видел оптику и глушитель к той бандуре?

— Не бандура, а бердана, — наставительно поправил товарища Зверев. — Калибр десять и четыре. Чуть уменьшил навеску пороха и получил дозвуковую тяжелую пулю. Самое то, но перезарядка долгая. Ничего, подходящий ствол уже присмотрел.

— И зачем тебе винтарь?

— Винтарь пригодится, — решительно отмел пацифистские поползновения Зверев. — На нас броников с надписью «PRESS» не будет. Заодно поучу парней выбирать снайперские лежки в городе. Да ты не переживай, светиться попусту не будем. Некого там валить, все русские. Кстати, с глушителем поможешь?

— Помогу, помогу, только позже. Я перед отъездом Ивана Никитича прихватил, — сменил тему разговора Федотов.

После презентации книги Борис наконец-то выбрал время пообщался с Иваном. Посидели, посетовали на вечные проблемы России. Слегка коснулись политики. Отношение Ивана к самодержавию, каким-то болезненным образом переплелось с бедами его мамы. Лезть не в свое дело Борис не собирался. Ему был интересен Иван-инженер. И опять открылось поразительное сходство с Лукичем из другого мира. Тем более стало интересно пригласить Ивана конструктором в Русское Радио.

Второй разговор случился позже, в тот день Иван разводил коллег на тему о политике.

Реакция позабавила. Застигнутые врасплох, труженики карандаша уткнулись в кульманы. Один вытирал вспотевший лоб, другой старательно прятал глаза. Особым зверством директор не отличался, но как он отреагирует на антиправительственные разговоры? Дерзко смотрел лишь зачинщик безобразия.

— Ну что, господа заговорщики, вихри враждебные веют над вами? Решили собственными руками угробить социализм?

При чем тут социализм, публика явно не сообразила, но от слов хозяина оторопела. Услышанное показалось абракадаброй. Пришлось разъяснить:

— Труд в РР оплачивается строго по социалистическим принципам: чем человек больше привносит, тем больше зарабатывает. Я единственное исключение — пашу много, а заработок фиг, да ни фига, — открытым текстом забубенил Федотов.

В глазах окружающих читалось изумление пополам с согласием: к директору с уважением относились не только из раболепия.

— А присвоение прибавочного продукта? — сверкнул очами революционер.

— А где тот прибавочный? — разведя руки, ехидно спросил капиталист.

Вновь пришлось вешать лапшу на уши, что коль скоро деньги взяты в банке, а прибыли нет, то и присвоения нет. Следовательно, строго по классикам марксизма, капиталист построил социализм в отдельно взятой конторе, а разные там революционеры не только безжалостно эксплуатируют уважаемого директора, так еще и пытаются разрушить свою мечту.

— Положим, на текущий момент с Вами можно согласиться, — не стал обострять смутьян, — но с продажами вы с лихвой наверстаете упущенное.

Сдаваться борец за народное счастье явно не собирался.

— Это сколько же лет вам надо на меня работать, чтобы вы рассчитались за приобретенные знания, и с какого бодуна я стану тратить ресурсы на фигню? У меня в планах сотни проектов, и каждый требует ресурсов.

— Только народ имеет право решать, что ему строить, — поза Ивана олицетворяла это самое право.

— Народ? Вы еще вспомните слова «вэ-и».

— Какого «вэ-и»?

— Того самого, Ульянова-Ленина, Владимира Ильича, что писал о кухарке! Слышали о таком?

На впавшего в ступор Ивана смотреть было одно удовольствие.

— Кстати, коль вы есть борец за социалистические идеалы, то Вам писать условия конкурса на звание «Ударник социалистического труда». А, как нарушитель трудовой дисциплины, делать вы это будете дома. Про премирование не забудьте. И еще, — Борис обернулся к развесившим уши сотрудникам, — со мной можно говорить на любые темы. Говорю как капиталист социалистам, ибо Маркса чту. Великий человек, но не дай вам бог кому-то трепануть на стороне. Выгоню. Тем более не советую бегать к полицАям. В третьем отделении у меня все схвачено. Тут волчьим билетом не отделаетесь.

Для пущей убедительности Борис отчетливо скрипнул зубами. По его мнению, он показал, что будет с сексотами.

— И еще, все нарушители дисциплины сегодня идут к нашему особисту. У него есть отличное средство от болтовни.

Тарханов вторую неделю трудился в РР, и без его визы на работу не принимали. Сейчас он въезжал в проблему сохранности секретов и вербовал осведомителей — грех было упустить возможность прихватить кого-нибудь из сегодняшних «смутьянов».

Начало этой истории Зверев знал, но, услышав о соцсоревновании ржал во весь голос. Почувствовав комизм ситуации, ему вторили подошедшие Львов с Самотаевым. После акции в слободке секретов от этих парней у переселенцев поубавилось.

— Степаныч, а забастовку этот крендель не устроит?

— Замучается пыль глотать. Такие только на баррикадах могут толкаться.

— Эт точно, пока не пристрелят, — согласился «большой миролюбец».

— А чтобы не пристрелили надо бы нам, Димон, этой осенью устроить где-нибудь в Европе радиовыставку. На свои, конечно, — вздохнул Борис, — но оно того стоит. Пригласим сименсов с французами, а «макаронника» — в задницу. Конкуренты по любому шпиёнов подошлют. Вот и будет повод взять с собой «баррикадников».

— Борис Степанович, вы нам только намекните, мы без всяких выставок Ивана Никитича враз научим любить родину, — прогудел Львов, вспомнив любимую зверевскую присказку.

В разгар лета Санкт-Петербург частенько встречает промозглой сыростью. Не был исключением и день приезда москвичей. На извозчике добрались до Васильевского, где остановились в знакомой гостинице, и тут же разбежались. Димон со спортсменами отправился по своим клубным делам, а Федотова ждал профессор Попов.

В прихожей веяло праздничными запахами и теплом. Из гостиной раздавались голоса женщин. Дамы обсуждали, что и куда надо срочно переставить. Федотов про себя усмехнулся — эту женскую суету он много раз наблюдал дома.

— Раиса Алексеевна, Александр, девочки, у нас гости, — голос Попова был по-учительски громок и требователен.

— Борис Степанович, давайте ваш зонт, он совсем сырой, а вам сухие чуни. По такой погоде лучше обуви не найти.

За столом протекал обычный разговор. Знакомились. Говорили о погоде, о новых книгах. Раиса Алексеевна оказалась женщиной приятной наружности. В отличие от мужа, в ней чувствовалась практичность и твердость. Об этом же говорила ее профессия: женщина — врач в этом времени большая редкость.

Деловая часть беседы протекала в кабинете ученого. С появлением нового поставщика в недрах Технического комитета разыгралась нешуточная буча. Смену денежных потоков бюрократия всегда встречает с опаской, ибо кто же в здравом уме рискнет остаться без «кормления»? Вдобавок принципиально новая отечественная техника. Непроверенная. Российская то она российская, а вдруг «не пойдет», тут и полетят головы сторонников. Как пить дать полетят, и к гадалке не ходи. Председатель комитета занял выжидательную позицию. Во время апрельских испытаний он был в Италии, а сейчас только благодаря энергии Эссена был решен вопрос о назначении комиссии по оценке новой техники связи. Если удастся показать товар лицом, начнутся переговоры о стоимости, а завершат все хлопоты приемка и договор на поставку. До этого еще далеко.

Пост председателя Технического комитета года занимал контр-адмирал Фёдор Васильевич Дубасов. Он подчинялся непосредственно управляющему Морским министерством. «Заместитель министра», — так перевел для себя должность Дубасова переселенец.

Бывший боевой офицер, бывший командующий Тихоокеанской флотилией достиг шестидесятилетнего возраста и стал осмотрителен. Досье на председателя переселенцы собрали изрядное.

Мишенин припомнил, что кто-то из Дубасовых во время революции рулил Москвой, но сочетание «морской офицер и губернатор-каратель» не стыковались. С выводами решили не торопиться, но сей факт взять во внимание.

— Ситуация, Борис Степанович, не простая. Со дня на день Дубасов отправляется усмирять волнения крестьян на Черниговщину. Поговаривают, после этого он уйдет на повышение.

— Оба-на — адмирал и каратель! — невольно вырвалось у человека из будущего. — Извините, — тут же поправился гость, — у нас в Чили это возглас удивления.

— Да, наверное, — профессор неопределенно махнул рукой, к своеобразным словечкам гостя он уже привык. — Полагаю, не все так печально. Может быть, благодаря скорой передаче дел Фёдор Васильевич решил оставить о себе достойный след и не препятствовал принятию части наших технических требований. Мне кажется, свою роль сыграло и назначение Николая Оттовича заведующим Стратегической частью военно-морского ученого отдела Главного Морского штаба.

Было над чем задуматься. Часть предложений Федотова вошли в перечень требований, часть была отброшена. Внутри комитета изрядно «штормило», но в чем причина? Действует иноземное лобби или срабатывает здоровый консерватизм? Перед Федотовым стояла задача — выявить противников и консерваторов. Без этого найти оптимальный способ воздействия не получится.

К мысли профессора «оставить после себя достойный след» Борис отнесся скептически. Скорее всего, старому пердуну пришлось пойти навстречу герою русско-японской войны. С другой стороны, Борис не верил и в законченных отморозков в эполетах — слишком многое отдал Российскому флоту адмирал.

— Александр Степанович, Ваши усилия по внедрению требований переоценить невозможно, но согласитесь, не появись вовремя статья о канальной избирательности, перечень нововведений был бы существенно короче.

Попов вынужденно кивнул головой. Три месяца тому назад он, проведя измерения, наотрез отказался их публиковать. По мнению профессора, следовало все многократно перепроверить. Дождаться, подтверждения из кронштадских мастерских, а лучше из-за границы. «В противном случае можно оконфузиться». Федотову было очевидно — перед ним вечный игруля. На профессора пришлось основательно надавить. Осознание тогдашней неправоты сейчас вызывало у Попова внутреннее недовольство и собой, и гостем.

— Господин профессор, а отчего в последнем номере журнала Российского физико-химического общества я не увидел статьи о свойствах верхнего слоя атмосферы?

Эту работу Федотов хотел опубликовать за подписью профессора. К сожалению, Попов не согласился даже на совместный труд. В принципе, печататься можно было и за своей подписью. Определенную известность Федотов уже приобрел, но фамилия Попова в этом мире была первостатейным брендом. Отказываться от такой поддержки не стоило.

В статье увязывались появление солнечных пятен с полярными сияниями и сверхдальними связями. Делалось предположение о наличии некоторых солнечных частиц (солнечного ветра), что, вырываясь с поверхности светила, изменяли свойства верхнего слоя атмосферы, придавая ему отражающую способность.

На правах «первооткрывателя» этот слой Борис назвал ионосферой. Ничего сверхъестественного не утверждалось. Все выдавалось под маркой гипотезы, основанной на зарегистрированных фактах, а таковых к этому моменту скопилось предостаточно. Даже странно, что ученый мир еще не выявил эту закономерность.

Виновником задержки оказался сам Александр Степанович. В свое время он подбирал Федотову материалы и давал объяснения наблюдаемому. Попов даже высказал пожелание провести опыт, прокатившись с рацией до Зауралья. Дабы окончательно убедить профессора, Борис пошел на откровенный подлог с поездкой. Он предоставил материалы несуществующего эксперимента, из которых следовало наличие отражений от ионосферы. Собственно говоря, никого обмана не было. Еще со школы Федотов знал об этих свойствах и выкидывать на ветер десятку тысяч целковых не собирался. По сути, профессор действительно был соавтором работы, но по своей извечной щепетильности не мог без волокиты отдать статью в редакцию.

— Борис Степанович, два-три месяца на перепроверки погоды не сделают, но результат должен быть предельно точным. Есть понятие научной этики и чистоты эксперимента! — в голосе профессора звучала патетика и… неуверенность.

Борис начал закипать. Ухайдакать кучу денег на эксперименты, получить убедительный материал и ныть о подтверждении, это уже слишком. И плевать, что опыт был только на бумаге, но за свой труд проф получал совсем не-мало. Мысленно Борис уже рявкнул: «Какие на хрен перепроверки? Да тебя завтра же обует очередной Маркони!»

Трудно сказать, что его сдержало. Мешки под глазами профессора или болезненная гримаса (кончиками пальцев тот массировал виски). Перед Борисом сидел пожилой, утомленный и не слишком здоровый человек.

«Господи, да у него же гипертония, тут и до инсульта всего шажок», — эта мысль окончательно охладила пыл собеседника.

— Александр Степанович, я слышал, Вас выдвигают на пост директора института?

Взор профессора наполнился благодарностью. Предыдущий разговор был ему в тягость, а вот слухи москвичей подтвердились — профессора действительно толкали на голгофу. Федотов вспомнил, как во времена гласности его приятель провел в совет трудового коллектива КБ «достойнейших из достойных». В точности, как в сегодняшнюю первую Госдуму. Увы. На поверку достойные оказались людьми крикливыми, но к руководству непригодными. Как позже признался один из таких избранников, все они подспудно ждали, что директорат устроит для них ликбез на тему: «Как нам руководить предприятием». Наивные — сами взялись, так сами и вгрызайтесь. С другой стороны, а что принципиально нового мог предложить совет трудового коллектива КБ, коль скоро администрация решала тактические задачи выполнения спущенного министерством плана разработок? Справлялась она с этой работой неплохо и «советчикам» предложить оказалось нечего. Пару раз меж собой посудачили и… распустились, а вскоре и вообще стало не до советов.

Характерно, что спустя много лет этим кадрам и не хватило ума трезво оценить свою неспособность к руководству.

Сейчас Горбачев с этой затей выглядел глуповато. История повторялась, но профессора Борису было откровенно жалко. Не это ли директорство явится причиной его смерти?

Вслух он высказал мысль:

— А оно Вам надо, уважаемый профессор? Пускай другие занимаются этим неблагодарным делом. В связи со строительством нашего радиозавода открываются потрясающие перспективы в научной деятельности. Заводу поневоле придется выпускать измерительную технику высочайшего уровня, и взору ученого могут открыться новые таинства. В планах стоят исследования лучей Рентгена и свойств радия.

На самом деле, никаких работ с распадом материи переселенцы не планировали, а вот рентгеновский аппарат в планах стоял. На этом можно было прилично навариться.

— Раиса Алексеевна, — Федотов обратился к вошедшей с подносом жене профессора, — повлияйте, пожалуйста, на своего супруга. Я ему предлагаю заняться изучением гальванических явлений, а он хочет погубить себя в директорстве.

Женщина услышала красивую сказку, как через два-три года под Москвой вырастет город-завод с научным центром. В нем найдется место всему семейству Поповых. Дом-коттедж за счет фирмы, здоровый климат на берегу Оки и любимая работа — что еще надо человеку?

— Намедни я опросил московских студентов: кто помнит директоров университета? Оказалось, все помнят профессора Лебедева, а директорат в забвении. Не ваше это дело, Александр Степанович, не ваше. Вы не администратор, а творец, так стоит ли совать голову в пасть этому дракону?

Профессор отчасти соглашался, но продолжал нести пургу о долге перед коллегами и студентами. За высокими словесами угадывалась наивная вера, что профессору удастся поднять народное образование в заоблачную высь. С людьми, не обремененными лидерскими чертами, такое случается. Федотов не настаивал. Главное было сказано, и женский фактор запущен. Оставалось ждать.

Ближе к вечеру разговор коснулся вечных проблем России. Вспомнили славные времена Петра. Посетовали на власть, что предает забвению свои обязанности. Федотов с удивлением узнал, что один броненосец «тянет» на годовой бюджет народного образования. Одним словом, протекала обычная беседа российских интеллигентов. Грех было не воспользоваться возможностью напомнить о неопубликованной статье.

— Александр Степанович, сдается мне, этим недугом страдает и российская интеллигенция. Согласитесь, она ведь плоть от плоти нашего народа, как и ее правящий класс. К примеру, разве Вы лично не причастны к плачевному состоянию державы?

Ответом были изумленно влетевшие брови профессора. В завуалированном виде гость высказал неприятную мысль о единстве русской интеллигенции и власти. Это был выпад в адрес Попова. Но кто как не он потерял здоровье, развивая отечественную науку? В непорядочность Федотова профессор не верил. Тогда в чем подвох?

— Удивлены? Тогда ответьте: разве не вы манкировали своими обязанностями перед русским народом и вовремя не запатентовали свой приемник?

Помня о состоянии профессора, переселенец старался говорить мягче. Ведение разговора в таком ключе могло дать эффект больший, нежели откровенный разнос.

— Борис Степанович, но это была секретная работа, — в голосе проскользнули оправдательные интонации, профессор понял, куда клонит гость.

— Секретная? — переселенец с укоризной покачал головой. — Вы выступали с докладами. О результатах знали сотни людей, и это вы называете секретной работой? Не смешите мои тапочки, дорогой профессор. Прямого запрета на патентование не было. Мне неловко Вам это говорить, но только вы не обеспечили нашей державе безусловного приоритета, а себе — настоящего состояния.

— Богатство не главное, — откликнулся известной мантрой профессор..

— А простота хуже воровства, — тут же парировал гость, — Александр Степанович, мне кажется, что начиная с некоторого уровня перспектив, наши открытия принадлежат не только нам, но и стране, и ее народу. Извините за патетику, но кормят нас с вами русские мужики. Недоедают, бунтуют, но кормят, и нет у меня сомнений, что пройдет совсем немного лет и потомки зададут Вам очень неприятные вопросы: Почему Вы, господин Попов, вовремя не отправили заявки на изобретение? Всего лишь вовремя не отправили бумажку. Неужели не понимали, что навсегда лишили Россию лавров страны — первооткрывательницы?

Поблудив словами, Федотову удалось та-ки подвинуть профессора относительно необходимости своевременных публикаций.

— Поверьте, для ученого сообщества ваши гипотезы это пища для ума. Среди критиков кто-то непременно найдет скрытое от поверхностного взгляда. Смелее надо быть с публикациями, смелее.

В итоге согласие на подпись в статье об ионосфере было получено, правда, после подписи Федотова. И то хлеб, тем паче, что согласно уложению редакция вынесет фамилию профессора на первое место.

Демонстрацию новинок планировалось провести в Кронштадских мастерских, в той же лаборатории, что и несколько месяцев назад. С монтажом проблем не возникло — старые кадры с удовольствием выполнили приказ руководства. Этому же способствовала «матпомощь» из кассы фирмы. Монтажом и наладкой рулил Михаил Витальевич, а на долю Федотова выпали только пара «особо ценных» директив. Почувствовав себя лишним на этом празднике труда, Борис в назначенный день заявился в Технический комитет. Предъявил телеграмму. Молоденький «привратник с аксельбантами» долго связывался с механиками, потом с кораблестроителями. Наконец выяснилось, что радио относится к минному отделу, но кто именно был инициатором вызова, осталось загадкой, а все руководство пребывало в министерстве. Одним словом, все, как в России: пригласить пригласили и тут же обо всем забыли, впрочем, и не мудрено — радио на этот момент было совершенно ничтожным по затратам.

— Наверное, Вам надо зайти в ковторангу Суворыкину, он сейчас самый главный, — неуверенно произнес молоденький поручик.

Капитан второго ранга Федор Михайлович Суворыкин, оказался человеком немолодым, но напористым. Полный, высокого роста, с одутловатым лицом и глазами навыкате. Суровыкин, с места в карьер ринулся просвещать его о местной системе «госзаказа», в которой помимо Главного морского штаба, участвовали Морской технический комитет и Главное управление кораблестроения. Комитетчика верстали ТТХ и надзирали, Строители тоже надзирали и платили деньги. Такое дублирование в сумме с Российской спецификой, давало простор для откатов, а выигрывал в этой битве толстый кошелек. Все это Федотов знал и подкидывал Суворыкину вопросы, стараясь вычленить ключевые фигуры «деньгополучатей», но когда тот понес откровенную чепуху о том, как надо стоять при встрече комиссии, Федотов понял, отчего засмущался молоденький офицер при входе — о «своих» дураках говорить с посторонними всегда неловко.

— Федор Михайлович, я Вам искренне благодарен, — Федотов демонстративно бросил взгляд на настенные часы, — но господин Попов настоял на посещении минеров. Как раз и время подходит, а адресок свой я оставил в канцелярии. Мало ли какие вопросы появятся у вашего руководства. Всегда готов ответить, так и передайте.

Инспектор минного дела, Евгений Владимирович Шахов, носил на плечах две больших звезды. Был он русоволос, среднего роста и коренаст с лицом потомственного северного русака. Соответствовал облику и мягкий северный говор. Борис готов был поклясться, что предки Шахова из Архангельской губернии.

Шахов не стал вдаваться в «высокие» политики. Это был удел командования комитета, сообщил лишь, что у него есть некоторые вопросы по аппаратуре Русского Радио. В этом его поддержал старый знакомый Федотова, Евгений Викторович Колбасьев, недавно получивший погоны капитана второго ранга. Разговор сразу коснулся передачи голосовых сообщений. Эти особенность аппаратуры вызвала настоящий ажиотаж.

— Евгений Владимирович, вы не против, если я кратенько пройдусь по теории?

В ответ Шахов предложил пригласить заинтересованных коллег из других отделов. Мимоходом прозвучало: «…и скептиков».

Последнее порадовало Федотова более всего. Одно дело, читать лекцию сторонникам и совсем иное дело воздействовать на скептиков, тем более на противников. Не исключая такой вариант, Борис благоразумно прихватил с собой плакаты.

К известности Федотова, как первооткрывателя нового направления в радиотехнике, приложили руку многие. В том числе постарался и эксперт комитета, профессор Попов, поэтому послушать лекцию пришли даже из ученого и кораблестроительного отделений. В основном молодежь.

Интересующихся из ученого отделения возглавил помощник главного инспектора, старший инженер-механик Стебловкий Юрий Валентинович. Окинув цепким взглядом собравшихся, он едва заметно поморщился, но Федотову кивнул, мол, можно начинать.

«Повезло, что нет самых больших пузанов. Смогу заложить хорошее понимание физики. При командовании говорить пришлось бы в другом стиле». — Федотов был готов читать лекцию и смешанной аудитории, но донести мысль до людей одного возраста и менталитета всегда легче.

— Господа, буквально на три минуты я займу ваше внимание некоторыми теоретическими аспектами, что помогут нам понять, куда надо стремиться. Из гимназического курса всем нам известна тригонометрическая формула произведения синусов углов…

Несколькими предложениями Федотов показал связь между шириной полосы пропускания и шумами, отсюда естественным порядком выводились требования к оптимизации радиотрактов. Привел параметры существующих передатчиков и когереров, показав сколь далеки эти приборы от совершенства.

Заинтересованность во взглядах молодых офицеров. Легкий скепсис на лицах старшего поколения. Пока никаких неожиданностей. Все в прогнозируемом русле.

С десяток минут Борис рассказывал, как достигаются оптимум в аппаратуре Русского Радио. После патентования тайн по схемотехнике не существовало.

— Господа офицеры, в принципе, все особенности нашей аппаратуры я показал, но осталась еще одна, что при поверхностном взгляде очевидной не является. Радиолампа способна обеспечить связь на волнах много короче, нежели обеспечивает традиционная техника. Таким образом, складывается уникальная ситуация — на длинных волнах аппараты РР могут поддерживать связь с «маркони» и с прочими «сименсами», но на коротких нас никто не услышит.

По аудитории прошел легкий шелест приобщения к тайне. Слегка дернулся скептик в погонах старшего инженера механика. Чего-то такого Федотов и ожидал, но рассчитывал он отнюдь не на сохранение секретности. Эта «тайна» должна была дойти до конкурентов. Дойти в виде «секретных» сведений. Вряд ли кто из присутствующих побежит к Сименсу, но со своим коллегой непременно поделится. Тот даст знать другому. В итоге адресант получит нужный сигнал и не станет сильно кочевряжиться, когда за лицензии ему выставят кругленькую сумму.

— Таким образом, реализуется уникальная возможность скрыть от противника наши переговоры. Полагаю, присутствующие воспримут эту информацию, как люди, причастные к секретам Империи.

На подобные сенсационные заявления, аудитория всегда откликается легким шепотком. Предвидя это обстоятельство, докладчик выдержал паузу, но к вопросам не перешел. Слушателей ждал еще один сюрприз:

— Есть еще одна особенность коротких волн. Опыты показали: на них можно поддерживать связь на расстоянии во многие тысячи миль. При этом передатчик может быть размером, — Борис деланно задумался, — да хотя бы с коробку из-под женской шляпки. Это, кстати, зафиксированный факт.

Опус с «женскими шляпками» мужская компания восприняла положительно. Наблюдая за реакцией слушателей, Борис старался вычленить потенциальных противников и скептиков. Сомневающимся выглядел Стебловский, но противников Федотов пока не почувствовал.

«Впрочем, а откуда на этом уровне оказаться купленным жучкам? В основном, здесь молодые люди. Во многом еще наивные. Купить таких не то, чтобы совсем сложно, главное они еще не пользуются влиянием. Другое дело Шахов и помощник инспектора ученого отделения, но, похоже, с ними нам повезло. Стебловский явный скептик, Шахов скорее сторонник. Таким образом, засада ждет наверху, а может, и не ждет. Может, просто система сопротивляется новым подходам? С другой стороны, заказов без откатов не бывает».

— Господа, я готов к вашим вопросам, — Федотов дал понять об окончании лекции.

Вопросов было много, техническую элиту флота всерьез интересовала теория, но, как говорится, в семье не без урода — кораблестроитель влез со своей мыслью о квасном патриотизме. На дурачка шикнул даже «вечный скептик», изводивший вопросами Федотова, похоже, проникся.

Когда интересующиеся иссякли, Борис ненавязчиво подтолкнул разговор к возможностям электроники в системах управления огнем. Тема оказалась столь революционной, что усомнились даже явные сторонники, но ввязываться в споры переселенец не собирался.

— То, что вы сейчас услышали, только прелюдия к серьезному обсуждению задач по стабилизации и наведению орудий. Радует, что вы не верите мне на слово, тем полезнее будет вынести на ваш суд математику и техническую реализацию. Тогда и пообщаемся, если рак на горе горло не простудит. Интересующимся спешу сообщить: мы планируем выпустить ежеквартальный вестник радио. В нем будет печататься много интересного по данной теме.

«Не парьтесь, коллеги. Сейчас вы получили классический вброс. До правильных пацанов информация дойдет — вон, как вскинулся бородач от артиллерии. Едва отбился. Теперь будем патентовать интеграторы и прочую „нечисть“. После этого деньги и успех гарантированы, а пока сомневайтесь. Это полезно, а стержневые лампы мы изобретем позже, тогда и выкинем на рынок цифровые вычислители. Память естественно на ферритовых кольцах. Вот это действительно будет бомба! Опять же, случится такое лет через десять. Мне тогда стукнет пятьдесят пять, Вове сорок пять, а Димон повзрослеет».