Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 1

Глава 22 Москва, охрана фирмы и автопром

Москва встретила Федотова летним зноем и очередными хлопотами. Пока он в Питере ковал будущую победу, москвичи не прохлаждались. Первый мишенинский детектив уже продавался, а второй недавно ушел в набор. В набор ушла и первая фантазия Бориса. Кроме того стараниями Дмитрия Павловича друзья перебрались на Большую Грузинскую, где в трехэтажном особнячке была снята половина верхнего этажа. Кроме трех спален в квартире была просторная гостиная и столь же просторная кухня. Имелось комнатка для прислуги, а в подвале располагался местный холодильник системы ледник. Присыпанный опилками зимний лед до осени успешно хранил холод.

Переселенцы без напряжения могли снять по отдельной квартире, но что-то их удержало. Скорее всего подспудное ощущение оторванности от родного мира. Ощущение ощущением, но Зверев мог прибежать под утро и продрыхать до обеда, а Мишенин так и вовсе по неделям жил у Настасьи Ниловны.

Борису досталась угловая комната. Окна смотрели на московский зоосад и Пресненское озеро. Достопримечательностью спальни была громадная постель, навившая естественную мысль: «А не пригласить ли сюда Наталью Фадеевну? Покувыркаться, значит». Крамольную мысль Федотов благоразумно отбросил — за полгода вдовушка не то чтобы надоела, но ее специфические намеки стали настораживать.

Вторым достоинством федотовской спальни был пузатый балкончик, на котором он сейчас покуривал. Настроению способствовало утреннее солнце. Прихлопнув очередного кровососа, с тоской вспомнил о противомоскитных сетках — ночью кровопийцы изрядно достали.

Сменой жилья и тренерской работой бурная деятельность Зверева не ограничилась. Между гулянками и репортерскими побегушками, он снял небольшой офис на Кудринской-Садовой. В этом мире офис именовался архаичным словечком контора. До «места службы» было пятнадцать минут неспешного хода. Этот адрес Федотов раздавал в Питере — мало ли кто обратится с предложением денег, а пока там творили нанятые «литераторы».

От «европейцев» пришла телеграмма о реализации драгоценностей и успешном патентовании в континентальной Европе. Оставалось посетить Англию и Америку. В ответном послании Федотов просил после Лондона возвращаться домой, того требовала ситуация с кредитами, а в Америку отправить одного поверенного от Техбюро. В университете, где сын Усагина бился над полукиловаттным выходным пентодом, Борис прознал о планах русского изобретателя лампы накаливания вернуться из Америки на родину. По всему выходило — приезд Лодыгина следовало ускорить. Поэтому в телеграмме звучал прямой приказ: поверенному из Техбюро без ученого не возвращаться, денег и обещаний на это дело не жалеть.

Последнее время Федотов занимался организацией радиомастерской и поиском средств. В идеале переселенцам требовалось около полумиллиона. На эти средства можно было бы нанять толковых специалистов и на десятилетия уйти в отрыв от конкурентов. Увы, с кредитами оказалось не просто. Без залога недвижимости дать кредит желающих пока не нашлось, а состоятельных поручителей у переселенцев не оказалось. В этом направлении предстояла большая работа.

Выпустив последнюю струйку дыма, Борис неохотно оторвал взгляд от копошащихся на берегу гусей. Левая рука привычно нащупала донышко от крынки, правая похоронила в нем окурок. Увы, алюминиевой банки из-под пива в этом мире не нашлось. Повернувшись, Федотов в очередной раз поймал укоризненный взгляд гипсового льва. Лепное чудовище добросовестно охраняло балконную дверь, но взамен недвусмысленно требовало бросить курить. «Похоже, все вокруг сговорились. Эти обалдуи зудят о вреде курения, теперь достает прислуга. Нине Васильевне, видите ли, не нравится донышко моей крынки, мол, вот же в комнатах целых три пепельницы, а сама смотрит похуже этой гипсятины. И где только этот хренов Психолог таких находит».

Под собственное ворчание Федотов сбежал с третьего этажа. Выйдя на улицу, привычно уже перекрестился на луковки ближайшей церквушки и резво порысил в сторону офиса. Сегодня была назначена встреча с очередным кандидатом на роль главного охранника фирмы.

Первый этаж дома номер 133, что стоит на пересечении Кудринской-Садовой с Малой Никитской, сдавался под многочисленные конторы и общества. Среди множества вывесок выделялась одна, выполненная в непривычно легкой манере. Четкими тонкими линиями художнику удалось показать, как на фоне православных луковок и сталинских высоток в небо взметнулась гиперболическая конструкция радиобашни Шухова. В правом углу таинственно перекрещивались эллипсоиды электронных орбит, а поверху шла загадочная надпись «Радиоклуб-777». Ниже планировалось добавить запись о родстве с акционерным обществом «Российским Радио», сокращенно РР или RR, это кому как понравится. Если бы мимо прошел житель конца XX века, он бы непременно догадался, откуда растут ноги, но местных вывеска привлекала лишь непривычным стилем. Ухмыльнувшись по поводу зверевского шедевра, Федотов нырнул в подъезд доходного дома. За третьей по коридору дверью, скрывались комнаты клуба трех семерок. В дополнении к надписи «Радиоклуб-777», на входной двери сиял символ опасности ионизирующего излучения — череп с костями и драпающий клиент.

Впервые в свой офис Федотов заглянул неделю назад. В тот день взору предстали голые стены и полуразвалившийся письменный стол. По всем признакам прежние арендаторы только съехали, а новые еще не обустроились. В комнате о чем-то бурно спорили долговязый парень в студенческой тужурке и черноволосая девица. Второй студент занимал нейтральную позицию. Мимоходом отметив женские прелести и гармонию белой блузы при черной юбке, Борис прислушался:

— Сюжет надо сделать динамичнее, помните, что нам говорил господин Мишенин?

Голос обладательницы роскошной гривы выдавал в ней потенциальную спикершу или комсомольскую богиню. Все зависело от эпохи. Бориса же насторожила вторая на этой неделе грива. Первая, рыжая в Питере и эта черная в Москве! Подсознание тут же откликнулось, мол, на хрен нам такие совпадения.

— Но господин Гиляровский был против и я против, — не сдавался веснушчатый малый.

На Федотова обратили внимание едва ли не через пяток минут. Естественно начала ведущая:

— Вы по какому вопросу?

— Барышня, простите великодушно, если помешал, но меня заинтересовал сей загадочный знак, — Борис неопределенно мотнул головой в сторону входной двери. — Что он обозначает?

Для правдоподобия Федотов неловко теребил в руках котелок. Судя по реакции, такие любопытствующие достали аборигенов до печенок.

— Это символ лучей смерти, — сквозь зубы процедил рыжий.

— И что же это за лучи такие? — не смог сдержать ехидства посетитель.

— А такие, от которых надо идти на кладбище, держа автомат на вытянутых руках.

Сказано было непринужденно, как само собой разумеющееся. С той игривой ленцой, что возникает при полном понимании, что есть автомат и каковы условия в эпицентре ядерного взрыва.

От неожиданности Федотов плюхнулся на стоящий в углу табурет. В сознании что-то сместилось, возникло состояние дежавю и полного когнитивного диссонанса. Отчаянно захотелось рявкнуть: «Димон, да какого ты им все выложил?» Через мгновенье родилась спасительная мысль о подлом розыгрыше. Сразу чуток отпустило, но одновременно почудилось, как под рыжей шапкой волос литературного шалопая шевельнулись ушки морпеха и рожки лукавого. Отгоняя наваждение, Федотов замотал головой.

— Вам плохо? — девица мимоходом смахнула со стула рыжего. — Мишка, воды живо!

Федотов про себя еще раз матюгнулся. Отдал должное зверевскому розыгрышу и тут же взлелеял мечту отыграться. Увы, Димон был в недосягаемости, зато рядом топтались его «выкормыши». Взял из рук девицы кружку с водой. Горестно вздохнул.

— Черт, дети подземелий. С вашими каплями расплавленного металла инфаркт словить можно. Тоже мне, хранители казенного обмундирования. Блин!

— Ой? — кулачек командирши мгновенно оказались у рта, — Откуда? Вы господин Федотов?

Судя по заалевшим щекам, Зверев успел просветить свою очередную пассию об истинном значении некоторых словечек.

Это было две недели тому назад. За это время офис привели в порядок. Побеленные стены и письменные столы сверкали новизной, а солнышко подсвечивало завитки волос черноволосой секретарши.

Катя Белова только-только окончила высшие женские курсы Гертье. Девушку и двух студентов университета наняли обрабатывать литературную халтуру «великих» романистов. Писательской работы пока было немного и Катерина согласилась выполнять необременительные секретарские обязанности. Высокая, стройная, с характером, Катерина была из тех женщин, которых заурядные мужчины сторонятся, а сильных, как известно, на всех не хватает. В итоге к своим двадцати пяти годам она оказалась не замужем. По местным меркам это была почти катастрофа.

Сегодня Катерина встретила шефа фразой:

— Борис Степанович, вам корреспонденция, — рука протянула тонкую стопку писем и увесистую газет.

— Спасибо Катерина Евгеньевна. Кстати, я немного доработал свою фантастику, до конца дня сможете просмотреть?

Общение с автором Аэлиты укрепило Федотова в здравой мысли начать цикл фантастических повестишек, по типу космооперы. Пара первых должна была познакомить здешних подростков с идеями космических полетов. Дать представление о том, что читателю конца века было понятно с полуслова и лишь потом вводить в обиход бредни о космических битвах лучевым и пучковым оружием, что гигаваттами энергии ломают метрику пространства. Расплавленные мантии планет сепаратистов пока могли подождать. Одним словом, поначалу он решил заняться просветительством. В набор ушла первая повесть о путешествии на Венеру, где по задумке автора царила эпоха динозавров. Вторая, о Марсе, только писалась. Некоторое время Борис сомневался, стоит ли вводить местных в заблуждение относительно реальных условий на поверхности планет, но вспомнив Аэлиту и Страну багровых туч, терзаться резко прекратил — такого рода фантазии только разжигали интерес будущих исследователей космоса. В отместку за подлянку с «расплавленными каплями металла» главный герой получил имя Димон Гусев.

Московским студентам фантастика пришлась по вкусу, а вот Катерину от нее воротило.

— Я постараюсь, — с тоской произнесла мученица литфронта.

— Катерина Евгеньевна, когда вы так расстраиваетесь, у меня сердце кровью обливается. Вам же только просмотреть ошибки, остальное напишут ваши литнегры и еще, ко мне сейчас должен подойти господин Тарханов, не в службу, приготовьте нам пожалуйста чай.

Поручик Шульгин ожидаемо не решился поменять место службы, зато исправно посылал кадры. Первичную проверку делал Зверев. Трудно сказать, сколь эффективны были его тесты, но четверых он завалил. Из троих оставшихся, Борис сегодня ждал последнего.

Господину Тарханову на вид было ближе пятидесяти. Был он чуть выше среднего роста, жилист, с резкими чертами лица. Борис поразился внутреннему сходству посетителя с его питерским коллегой. Внешне непохожие оба излучали уверенность решать судьбы окружающих. Борис мысленно поставил плюсик за эту особенность настоящего мента всех времен и народов.

Возраст посетителя Федотова не смущал. Мужчины с божьей искрой к такому возрасту приобретают приличный багаж знаний. При наличии здравого смысла и добротного здоровья такие успешно используют накопленный опыт. Другое дело обладал ли гость умением руководить. Это предстояло выяснить.

Для начала Борис поинтересовался, как гость добрался. Полюбопытствовал о проблемах в полиции (после общения с питерскими служаками это было не сложно). Причина такой любознательности была очевидна, поэтому Тарханов отвечал обстоятельно, но без лишних словоблудий.

Вопрос Тарханова, зачем в крохотном товариществе нужен свой охранник, прозвучал, когда Катерина вносила поднос с дымящимся чаем. Невозможно объяснить, как именно она выдала свое отношение к Федору Егоровичу, но… умеют же женщины быть женщинами!

«Ну, ни фига себе! Что же это такое Катька изображает, чем ей этот полицай не угодил?»

В памяти всплыли реплики «молодых литераторов», в которых сквозила неприязнь к блюстителям порядка.

«Еш твою кот, да Катька же кранопузенькая. Вот это класс!»

Спустя мгновение изумление сменилось восторгом — наконец-то у Бориса появился объект для промывания мозгов.

«Знала бы ты девочка, к кому попала в лапы! Мы-то знаем, кто есть революционер всех времен и народов. И все ваши аргументы знаем. Эх-х-х и повеселимся! Тут главное не торопится, не торопиться, главное дать понять, мол, мы одной крови, а потом… социалисточка ты наша».

Борис непроизвольно облизнулся, а из глубин памяти всплыли строки:

Знакомить местных с революционным творчеством Блока переселенец благоразумно поостерегся, но от Тарханова не укрылось, что Федотов в этот момент выглядел, словно кот над добычей.

— Федор Егорович, что касается службы безопасности…, а что вы читаете?

Борис рассчитывал на удивление, но продолжение удивило его самого:

— Странные вы люди, вот и ваш товарищ, все задавал мудреные вопросы, да просил рассказать, что я вижу в его загогулинах. Не подскажите ли, как через эти значки можно выпытать характер?

Борис готов был поклясться, что над ним добродушно посмеиваются. Тарханов явно догадался о роли графических тестов и не постеснялся уточнить о их сути. За смелость и изящный уход от вопроса посетитель заработал еще один плюсик.

— Признаться, я и сам толком не знаю. Полагаю, если мы будем работать вместе, Дмитрий Павлович вам непременно все расскажет.

— Сдается мне, Борис Степанович, что господин Чехов предсказал большие потрясения.

— ???

— Возьмем, к примеру, «Вишневый сад», что это, как не эпопея о смене хозяев в России? Бьюсь об заклад — мы еще не раз услышим подобное.

На собеседовании вопросы задает наниматель. Это нормально. Четверть претендентов более-менее внятно интересуется предстоящей деятельностью. Совсем редко задаются вопросы из серии: «А удалось ли вам, любезные, наладить в конторе дух товарищества или как всегда друг друга обсираете?». Сейчас наниматель был обескуражен:

«Причем тут Чехов и смена собственников?» — рука Федотова непроизвольно почесала шевелюру, а из уст сорвалось:

— Ну-у-у, вы имеете в виду Лопахина?

Унылый звук, дал гостю понять, что Чехова хозяин кабинета не то чтобы не читал, но Лопахина вспомнил не сразу. Мгновеньем позже до Бориса дошло, что Тарханов ответил на вопрос о начитанности. Гость в его глазах заработал еще один плюсик, даже два, а вот Федор Егорович, скорее всего, поставил Федотову минус. Под такие печальные размышления до Бориса дошло, что его самого не только проверяют на образованность, но и на благонадежность. Скорее всего, отсюда выскочило «родное»:

— Вы, наверное, говорите о смене общественно-экономической формации?

— Господин Чехов не социалист, он пишет о неумении дворянства работать.

Судя по ответу понятие «экономическая формация» гостю было знакомо, значит «Капитал» Маркса или его перепевы на русский лад он читывал. Более того, эти знания он намеренно демонстрировал. В «неумении дворянства работать» мелькнуло легкое неуважение. С этим было все понятно — дворянство только фактом своего появления на свет, имело неоспоримые преимущества перед остальными жители империи. Однако чистые философствования Бориса не устраивали — об охраннике надо было знать все. Слишком много секретов будет проходить через этого человека. Если претендент человек умный, он все поймет правильно.

— Можно прямо не писать, но если деньги у одних, а правят другие?

Прозвучало с иронией, за которой пряталось сомнение: разве может власть принадлежать голозадым, будь они хоть трижды дворяне. В подтексте прозвучала угроза сложившемуся миропорядку.

— Не хотел бы я иметь дело с противниками империи.

Ответ полыхнул яростью, посетитель достроил логическую цепочку, в конце которой его держава исчезала. Тарханов безусловно отдавал себе отчет в паразитировании дворянства, но одновременно понимал — их уничтожение приведет страну к катастрофе. На душе стало муторно. Сидевший перед Федотовым и представить себе не мог, что скоро появится оружие, много страшнее всех пулеметов мира. Достаточно будет врубить радиоговорилку и в уши каждого жителя польется сладенький сироп. От потока слов люди с непостижимой легкостью расстанутся и со свой империй, и со своими богатствами. Только «выродки» да «заботливые отцы» будут понимать, что происходить на самом деле. От этого и те и другие будут корчиться в муках, но рубильник окажется в руках «отцов». Стругацкие приврали — «заботливые отцы» в муках не корчились, скорее наоборот.

«Эх, брат Елдырин, знал бы ты, что против этого оружия твой здравый смысл ни хрена не защитит. С одинаковой ненавистью клеймить „выродков“ бросятся и профессор филологии, и последний бомжара. А ты в числе горстки нормальных, будешь с ужасом взирать на этот извращенный карнавал. Что самое поганое, это оружие я сейчас делаю своими руками и ведь никуда не денешься. Откажусь от радио, на нем заработают другие».

— Федор Егорович ну ты и тему затронул, — горестный наклон головы сказал больше иных слов. — Давай об этом в другой раз. Что касается службы охраны…

В жизни случается, что встретившиеся, вдруг понимают — они «одной крови». Скрытые движения души раскрываются порою парой фраз. После этого можно обращаться и на вы, и на ты, это уже не имеет значения. Федотов без купюр рассказал полицейскому о своих замыслах и о существе задач службы охраны. Он не стал загружать собеседника терминами радио и электроника, но то, что драка за сохранность «электрических» секретов будет отчаянная, Тарханов понял. Параллельно Борис ненавязчиво выяснил, что рулить кадрами полицейскому приходилось.

— Федор Егорович, если у нас все сложится, то мы с лихвой компенсируем снижение твоей пенсии по выслуге, а пока давай подождем осени. К тому времени многое разъяснится. И вот еще что, — Борис на секунду замер, — сам же видишь, к чему все идет. Сердцем чую, ближе к осени не миновать нам большой беды. Ты бы Федор Егорович в эту драку не лез, в ней правых и честных не окажется. Все замажутся, а испачкать себя последнее дело, поверь, насмотрелся я в иных местах. До тошноты насмотрелся.

Ответом был внимательный взгляд.

Сегодня Федотов в очередной раз ехал на встречу с директором завода Дукс. На Триумфальной площади, бричка свернула на Ямскую-Тверскую. Остатки ночной прохлады и острый запах конского пота, меланхолично сидящий на облучке кучер и снующие по тротуарам обыватели — все стало привычно. Из парка доносились нестройные звуки духового оркестра — не иначе, как репетировал запасной состав пожарной команды. По площади разносились гортанные выкрики разносчиков газет:

— Читайте «Русское слово» — мятеж на броненосце «Князь Потемкин» продолжается!

— Завтра сотая постановка пьесы Горького «На дне»!

По истечении суматошного полугодия этот мир для переселенцев все более и более становился привычным. В иные моменты мелькала мысль, а был ли тот другой мир? Ведь вокруг бурлила самая настоящая жизнь. Страсти кипели, революция продолжалась, а обыватель требовал хлеба и зрелищ. «На дне» Федотов смотрел в постановке театра на Юго-Западе. Стелящийся туман, голубая подсветка и мечущиеся демонические фигуры. Феерическое зрелище. В его времени и революции протекали совсем иначе.

После беседы с Тархановым Бориса разбирало любопытно, что за революционная компашка завелась у зверевской Катьки. Для затравки он пару раз чертыхнулся по поводу прогнившего царского режима. Посыл был явно услышан. Чуть позже ненавязчиво посетовал, что Россия нищает от бессмысленного подражания западу. Морщинки на лбу секретарши показали, что такая мысль в здешнем кружке борцов за народное счастье не дебатируется. Прокатился по идее конституционной демократии и тут же понял — он попал в точку.

Размышления о «текущем историческом моменте», прервались неприятно царапнувшим взглядом. Борис успел заметить ускользающий взор невзрачного мужичка в сапогах и косоворотке. По виду мастеровой, но точно так же выглядели «идейно-близкие коллеги» Семен Семеновича.

Тревожную мысль отогнало зрелище стремительного бега технического прогресса — поблескивая свежим лаком, но иногда чихая и кашляя, навстречу выкатил продукт местного автопрома. Жуткий аппарат, но местные в восторге. Открытое всем ветрам место водителя компенсировалось запыленными очками. К ним прилагались громадное кепи и обязательные «буденовские» усы. Похоже, данный атрибут мужского достоинства основательно защищал от непогоды.

От душераздирающего вопля большой резиновой клизмы лошадку ощутимо повело в сторону — то ли ей не нравилась клизма, то ли она априори опасалась «буденовцев».

— Куда, проклятущая? А ну, пошла! — выровняв свое средство передвижения, кучер презрительно сплюнул в сторону обладателя предмета роскоши.

Создание радиомастерской двигалось со скрипом. С арендой помещения и разрешением на открытие дела, трудностей не возникало, но кто будет работать? Квалифицированных кадров в России не хватало катастрофически. Инженеры электрики были нарасхват, а реальные училища еще только обсуждали учебные программы будущих специалистов «по электрической части». Обычных предпринимателей такие трудности отпугивали, а сильных толкали вперед. К последним относился и владелец завода Дукс Юлий Александрович Миллер. Ему удалось собрать первоклассных механиков и наладить выпуск сперва велосипедов, а позже автомобилей. В начале века, это было равнозначно серийному производству ракет средней дальности. Это его «Антилопа гну» только что повстречалась Федотову.

Первоначально Борис планировал пошакалить в вотчине Миллера, переманив к себе Сашу Кутузова и пару-тройку мастеровых. Так бы и случилось, не просочись слушок о покупке заводом электростанции. Известие коренным образом меняло дело. За возможность аренды электрифицированных помещений Борис готов был продать дьяволу душу. Правда, платить хотелось поменьше, а продать подороже, тем более, что с финансами намечался некоторый облом.

Обрусевший немец мгновенно раскусил интерес «чилийца», чем бессовестно воспользовался — аренда оказалась неподъемной. Перед Федотовым встал выбор — соглашаться с ценой товарища немецко-фашистского упыря или арендовать помещение в центре первопрестольной. Там уже работали две электростанции. В крайнем случае можно было перебраться в Питер или рвануть в заокеанский край свободного предпринимательства. За океаном конечно тепло и народ там активен, но отчего тот же Миллер развернулся в России?

Еще при первой встрече Борис заметил, что рыжий немец падок до технических новинок. В тот день он посулил Миллеру в качестве арендной оплаты обслуживание электростанции.

— Борис Степанович, по-моему, вы излишне самоуверенны, электростанция является самой сложной техникой господина Сименса, да и обслуживание не стоит таких денег.

Чувствовалось, что с языка рыжего едва не сорвалось язвительное: «Слишком сложно для русских». Инженеру-электрику начала XXI века была брошена перчатка.

— Может быть, господин Миллер, сумеет объяснить, отчего нельзя своевременно измерить изоляцию или проверить состояние щеток? — голос Федотова был подчеркнуто вкрадчив. — А может быть божественное таинство припрятано в измерении биения вала этой железяки?

Федотова понесло. В его «таинство и железяка» звучала неприкрытая ирония.

— Извините, не хотел вас задеть, но согласитесь, откуда мне знать о ваших талантах? — немец тоже был задет за живое и сдаваться не собрался.

— Ну, не знаю. Мне кажется, коль скоро я рискую развернуть производство радиостанций… впрочем, может быть вы и правы. Вы ведь механик, а я электрик. Как говорят у нас в Чили, это две больших разницы. Эх, жаль, нет здесь представителя вашего Сименса.

Скорее всего, Миллер не стал бы обострять ситуацию, но с одной стороны представители Сименса в этот день работали на заводе, а с другой нахала стоило поставить на место. Ничего удивительного в том не было. Лидеры во все времена готовы помериться силами. Таков закон природы. Военные воюют, борцы бьются на ковре, а технари за кафедрой или за чертежной доской. Была и третья причина — в разговоре электриков могли всплыть интересные нюансы. Последнее пересилило.

Один сименовский «немец» оказался русским, был он русоволос и голубоглаз, а второй был истинным арийцем, правда, смугловатым и темноглазым. Объединяло же их категорическое нежелание показать проектную документацию, мол, das ist технический секрет и точка!

— Видали мы такие das ist секреты в гробу и белых тапочках. На свои насмотрелся, — Борис чиркнул ладонью по горлу. — Вы мне лучше скажите, какой предлагается внедрить ток, постоянный или переменный?

Коллеги предлагали самый распространенный в то время постоянный ток. Это категорически не устраивало Федотова, но самое главное, он мог аргументировано доказать порочность такого пути. С этого момента собравшиеся увидели перед собой не некоторого постороннего любителя, а Эксперта.

Прохаживаясь вдоль стола, Федотов кратко прокатился по тенденциям развития электроэнергетики. Прозвучали ссылки на товарища Теслу и мистера Эдисона. Для красного словца были упомянуты уравнения Максвелла. Все это подавалось на понятийном уровне. В итоге даже инженер-Миллер ухватил суть преимуществ вращающегося магнитного поля и разницу в затратах.

— Извините, господа, но вы попросту разводите уважаемого господина директора на деньги!

По мере сольного выступления лица технарей из презрительно-высокомерных становились растерянными. Чуть позже их лица стали наливаться краской. Словечко «разводить» в этом мире имело свое исконное значение, от того своей откровенной вульгарностью звучало едко, даже оскорбительно.

— Что вы себе позволяете? Переменный ток почти не применяется и эти машины дороже. Это аксиома, — не выдержал подданный России.

Опершись костяшками кулаков о столешницу, Федотов навис над оппонентами. Себе он казался убедительным, хотя в профиль больше напоминал орангутанга в костюме.

— Господа желают услышать о технологии производства асинхронных моторов, запатентованных фирмой АЕG? А может господа поостерегутся вешать мне лапшу не уши?

Господа набычились, но остереглись. Дальнейший разговор протекал ровнее, а в конце вполне дружелюбно. Говоря языком XXI века, фирмачи оказались обычными инженерами-проектировщиками с небольшой опцией «менеджеров по продажам». Не было ничего удивительного, что многое из сказанного Федотовым оказалось для них откровением. Миллер так же не терял времени даром, предложив «приятно» провести время. В итоге гости из Сименса расслабились и выложили все что знали и чего не знали. Федотов же предложил стандарт 380В, 50 Гц, чем опять вызвал кучу вопросов. Русский фирмач между делом ехидно поинтересовался, мол, очень уж специфично прозвучало у господина Федотова «товарищ Тесла». По всему выходило — этому типу доводилось бывать на тайных встречах левого крыла социал-демократов. Помянув про себя, тамбовского волка, Борис нагло заявил, что с Теслой знаком еще по Сиэтлу. При чем тут Сиэтл, и где именно обитается в штатах изобретатель, Федотов не имел ни малейшего представления. Но опасений, что коллеги могут встретить Теслу… флаг им у руки.

Естественным образом разговор коснулся автомобилей. Мысль Федотова о независимой подвеске вызвала недоумение присутствующих и острый взгляд Миллера. Такого же взгляда Борис удостоился, попытавшись пояснить об амортизаторах. Провожая припозднившихся гостей, Миллер мимоходом заметил, что был бы не против продолжить разговор на автомобильную тему.

Под такие воспоминания Борис разглядывал сейчас кабинет хозяина. Просторно. Высокие окна. Вдоль стен шкафы с технической литературой. Слева от входа допотопный кульман. На нем три проекции очередного лимузина. С прошлого посещения чертеж сменился. Хозяин явно не гнушается проектированием. В центре большой Т-образный стол. За таким с одинаковым успехом можно проводить совещания и разворачивать простыни чертежей. Во всем несвойственная России аккуратность. Федотов лишний раз отметил, что владелец завода в первую очередь инженер. Помня об интересе хозяина, Борис заготовил эскиз амортизатора, а «штатный» художник по федотовским наброскам нарисовал пару лимузинов.

Продолжая по инерции яриться, мол, что же ты такой жадный, морда немецкая, Борис, между тем, полагал, что его помощь в переговорах с Сименсом будет измерена с немецкой педантичностью.

Едва прошелестела дверь, извещая о возвращении хозяина. Юлий Александрович выглядел лет на сорок. Сквозь славянские черты лица проглядывала немецкая рыжинка. Темно-коричневый костюм на коренастой фигуре сидел ровно. По множеству примет, было заметно, что немец работает не только с бумагами.

Миллер поблагодарил Федотова за оказанную помощь. Поинтересовался, не предполагает ли тот в недалеком будущем увеличить арендуемые площади. Примолк, непроизвольно выстукивая пальцами дробь. Хозяину кабинету не давала покоя какая-то мысль. Молча протянул гостю лист ватмана. Четким почерком чертежника на бумаге были выведены все затраты по арендуемым помещениям. Борис отметил — в расчете фигурировали даже «левые» выплаты. Судя по всему немец решил играть в открытую. Это радовало.

— Борис Степанович, не в моих правилах не отвечать добром, поэтому сообщаю, что в стоимость аренды я включаю свои затраты и десять процентов прибили.

Слова проговаривались четко, но замедленно.

— Если такие условия вас устроят, я готов взимать оплату после исчерпания суммы, сэкономленной вашим участием.

«Охренеть можно! Вот это немец, так немец. Вот что значит орднунг. Только, что же тебя, Юлий Александрович, так колбасит?»

Борис пытливо посмотрел на немца.

— Юлий Александрович, я в чем-то был неправ?

Вопрос прозвучал. Отстучав очередной ритм, пальцы хозяина кабинета замерли.

— Борис Степанович, удовлетворите мое любопытство. Я просмотрел все словари, но термина амортизатор не встретил. У Брокгауза есть упоминание об амортизации, но оно толкуется с позиции экономики.

До Федотова наконец дошло, чем мается его визави. С одной стороны были задеты профессиональные знания местного автомагната. С другой, Федотов мог оказаться засланным казачком. Маловероятно, но когда на кону стоят многолетние усилия целой семьи, люди невольно начинают дуть на воду. Одновременно Федотов допетрил, что с амортизаторами он явно поспешил — в этом мире даже слова такого не придумали. Пришлось выкручиваться.

— Уф-ф, ну, слава Богу. Признаться, я не знал, что и думать. Юлий Александрович, у меня был замечательный друг Андрей Логинов. Большой, знаете ли, выдумщик и поклонник авто. Это он придумал словечко для устройства гашения вибрации кареты. Идея Андрея Владимировича, а я придумал конструкцию. Вы не представляете, какие кошмарные в Чили дороги. Россия по сравнению с той страной благословенный край, здесь даже воруют меньше.

Неся правдоподобную ахинею, Борис контролировал, как Миллера понемногу отпускает.

— Да вот же этот амортизатор.

Извлеченная из саквояжа стопка эскизов рассыпалась по столу. Сверху красовался рисунок лимузина тридцатых годов. Полностью закрытый четырехдверный седан. Плоские передние стекла. Переднее водительское стекло игриво поднято на манер козырька кепи. Сбоку притулилась запаска, а фары внимательно смотрят вперед. К тридцатым годам этот тип корпусов дошел до своего логического совершенства.

Взяв в руки рисунок, Миллер скептически хмыкнул. Посмотрел с разных ракурсов, снова хмыкнул. На этот раз одобрительно. Перевел взгляд на Федотова:

— А вы знаете, Борис Степанович, ваш друг действительно большой фантазер и определенно не без божьей искры, а можно познакомиться с вашим амортизатором?

Миллеру потребовалось несколько минут, чтобы оценить простоту и эффективность конструкции. Если лимузин вызвал эстетический интерес, то амортизатором он заинтересовал всерьез.

— Борис Степанович, а как ведет себя автомобиль с таким успокоителем?

— Юлий Александрович, побойтесь бога, я же не механик. Откровенно говоря, на проверку у меня нет ни времени, ни средств. Так что если возьметесь испытать, буду искренне рад.

Азартный блеск глаз матерого автомобилиста сказал больше всяких слов, но легкое недоумение осталось. Скорее всего, капиталисту было странно видеть, что многообещающее изобретение не проверено даже на обыкновенной бричке.

— Позвольте полюбопытствовать, а здесь что? — освоившись, Миллер потянулась к очередному «шедевру».

Гористый пейзаж и змейка шоссе вдоль берега южного моря. Низкая посадка открытого бьюика шестидесятых годов и развевающиеся волосы красавица за рулем. Задние стабилизаторы подчеркивали стремительность машины будущего.

Вообще-то Борис планировал показать только лимузин с закрытым корпусом, но не удержаться от соблазна похвастаться «шестидесятником». Что характерно, лимузин понравился даже художнику, рисовавшему до этого жутких боевых монстров.

Как и в первый раз Миллер покрутил перед собой рисунок. Едва только не заглянул сбоку. На этот раз хмыканий было гораздо больше. Скорее всего, хмыканье досталось немцу от его русских предков.

— О господи и откуда такие формы?

Даже Федотову «американец-шестидесятник» показался сейчас выходцем из фантастического мира, но выходцем симпатичным. Положив рядом с «американцем» рисунок «тридцатника» Миллер замер. Взяв в руки линейку, стал что-то вычислять. На глазах изумленного Бориса появились проекции «американца». Считая в уме, немец забавно шевелил губами, при этом его взгляд становился отрешенным. Поймав на себе такой «взор» Борис понял, что мешать местному «медиуму» не следует.

— Хм, — в очередной раз хмыкнул немец, разглядывая полученные проекции, — ваш друг действительно человек не ординарный! Обратите внимание.

Миллер изложил, как взяв за основу рост красавцы, он вычислил все остальные размеры Бьюика, как затем получил размеры лимузина тридцатых годов.

— Характерно, что вот это авто, — кончик карандаша остановился на первом рисунке, — очень неплох, очень. Готов предположить, что ваш приятель угадал тенденции развития, по крайней мере я не нахожу никаких несуразностей, но со вторым загадка. Очевидно скоростной, но… я в затруднении. Это полная фантазия. Вы только посмотрите на гнутое лобовое стекло и широченные пневматические шины. А этот дорожный просвет! Ваш друг задумывался, как такое можно выделать? Какой мощности и размеров нужен мотор для этого скоростного красавца и сколь ровной должна быть дорога? А это, как я понимаю, освещение пути? — карандаш прошелся по утопленным в корпусе фарам, а сверлящий взгляд немца по-гестаповски стал строг и непреклонен.

— Э-э-э, господин Миллер, — Борис едва не ляпнул «господин Мюллер», — но это же не мое. Я всего лишь сохранил рисунок.

Про себя же Борису оставалось только матерился: «И на хрена мне понадобилось показывать старинное рекламное фото? На хрена!»

— Борис Степанович, ради бога подскажете, как можно встретиться с вашим товарищем? — Миллер с надеждой посмотрел на Федотова.

— Сожалею, но в шахтах часто случаются горные удары. Я, собственно, потому и вернулся в Россию.

Демонстрируя искренность, Борис развел руками. Разговор пора было направить в другую сторону.

— Юлий Александрович, амортизатор надо патентовать.

— Вы предлагаете это сделать мне? — в голосе Миллера прозвучало искреннее изумление.

— Конечно вам. Идея была моего друга, я довел ее до эскиза, но до патентования, как пешком до Африки. У меня просто нет средств ставить эксперименты. Откровенно говоря, даже не уверен смогу ли сейчас арендовать нужные площади. Как говорят у нас в Чили, предлагаю пятьдесят на пятьдесят: моя идея — ваши испытания и патентование. Доход от изобретения пополам. Все строго.

К аренде будущие партнеры решили вернуться через неделю — к тому времени Борис рассчитывал разобраться с финансовыми возможностями. Тогда же планировали подписать договор на амортизатор.