Охотники за привидениями и машина времени

Глава четвертая УИНСТОН И ПИТ ТАЙНО ПРОБИРАЮТСЯ В ИНСТИТУТ ВРЕМЕНИ. КОМАНДИРОВКА В XX ВЕК. ОХОТНИКИ ЗА ПРИВИДЕНИЯМИ ПОПАДАЮТ В БОЛЬНИЦУ ДЛЯ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ

На следующий день Замаяна не смог воспользоваться разрешением Вейтмана отдохнуть и пришел на работу рано утром. Его заинтриговала реплика про возможность командировки в двадцатый век. Уинстон сгорал от волнения и желания поскорее познать и этот путь – путь во времени.

Конечно, он знал, что в Нью-Йорке работает Институт времени. Он знал также, что Институт разработал машину времени на базе аппарата времени великого Леонардо, попавшего в двадцать первый век в результате одной грандиозной акции охотников за привидениями. Уинстон давным-давно видел аппарат Леонардо в действии, но сам никогда не путешествовал во времени ни вперед, ни назад.

Уинстон подробно представил товарищам свою версию, долго выслушивал критику, замечания, сомнения, но в общем получил одобрение. Почти весь день он маялся в неведении – получится ли у Пита организовать путешествие назад во времени? Об этом замысле он, кстати, ничего не сказал. Боялся сглазить.

Доктор Вейтман отсутствовал целый день и явился перед самым закрытием офиса. Он принес два супергамбургера, кока-колу и довольно внушительный сверток.

– Еда, Уин, – указал он на гамбургеры. – Надо перекусить здесь, потому что расходиться по домам у нас с тобой времени уже нет. Мы сегодня же отправляемся в путь. Я надеюсь, ты в форме?

– Так точно, босс, – Уинстон выпятил грудь. – Когда стартуем?

– Сейчас полседьмого? В это время года темнеет сразу после восьми. Впрочем, надо еще подождать часик для страховки, чтобы все ушли из Института. Ну, полчаса нам туда добираться. Значит, через два часа мы стартуем. За это время я должен тебя подготовить. Кстати, ты придумал, как мы найдем астронавтов в незнакомом месте?

– Пит, ты думаешь, что Нью- Йорк за сто лет изменился до неузнаваемости?!

– М-да... Я об этом не подумал. Значит, мы берем с собой справочник и на месте будем искать церковные приходы.

– Пит, ты явно сегодня устал. Зачем нам тащить с собой справочник? Может, многие церкви за сто лет поменяли свой адреса? К тому же я уверен, что в том времени, так же, как и теперь, каждая телефонная будка была снабжена увесистым справочником с информацией, устаревшей как раз на столько, чтобы мы, из двадцать первого века, в двадцатом нашли то, что хотим. Что скажешь?

– О’кей!

Вейтман сделал небольшую паузу, чтобы съесть половину гамбургера. После этого скорость поглощения им еды уменьшилась, он повеселел и решил сочетать процесс наполнения желудка с работой мозга и языка.

– Знаешь ли ты, что такое Время, Уинстон Замаяна?

– Горю от нетерпения услышать твою версию, Питер Вейтман.

– В огромном черном пространстве, что раскинулось над Землей, Луной, Солнцем и выше, времени не существует, по крайней мере такого, какое имеется в твоем и моем распоряжении. Наше время получается из чередования дня и ночи, то есть периодов вращения Земли вокруг своей оси и обращения ее вокруг Солнца. Так же расстояние у нас складывается из отдельных кусочков определенной длины, вес состоит из набора кусочков определенной, так называемой эталонной, тяжести. То же с температурой. Сам человек когда-то для себя решил: один килограмм – это вот такой именно объем металла, один метр – вот такая конкретная длина, и так далее.

Кстати, ты заметил, что мера длины, веса, температуры и даже времени разная у разных народов? Это только подтверждает то, что мы не располагаем единственным правильным абсолютом. Его просто нет. Все относительно. Даже твоя радость или горе относительны. Сегодня ты тратишь столько и столько эмоций на радость, а завтра в два раза меньше, но радость твоя больше, просто она внутри и не так заметна окружающим. Все относительно. И время относительно.

Предположим, зимой ты ушел от своего дома на лыжах на пять километров. Ты похудел на двадцать граммов. Потом ты повернулся и поехал назад. Получится, что, подойдя к дому, ты похудеешь на сорок граммов. Отматывая назад расстояние, ты не совершаешь того же с весом. Они не связаны между собой. Не связано с ними и время. Выйдя из дому в три часа, в четыре ты был за пять километров от него, в пять снова на нулевой отметке. А в шесть ты уже успел пообедать и восстановить прежний вес. Но все же потерял время.

Еще недавно мало кто из людей умел распоряжаться временем по своему усмотрению. Нам с тобой повезло. В Нью-Йорке сегодня есть место, где отсчет дней и ночей умеют поворачивать обратно так же легко, как мы проходим обратный путь на лыжах по лесу. Но проблема вот в чем. Возвращаясь к моменту, который случился пять лет назад, ты возвращаешься не только в то же место, настроение, но и в тот же возраст. Понимаешь? Мы не можем просто вернуться на сто лет назад. Нас там не было.

– О’кей, Пит, зачем тогда все твои приготовления? – разочарованно протянул Уинстон.

– Затем, что мы туда все же пойдем.

– ?!

– Нельзя сказать, чтобы это было просто... Но возможно. При некоторых условиях...

– Я готов, босс!

– Нам придется сегодня оставить свои бренные тела в Институте, в кабине Времени. Но на очень короткий срок. Совсем, можно сказать, на смешной. Оператору машины – он мой друг и согласился подсобить, – покажется, что мы и не исчезали в обратном временном потоке, лишь закрыли на секунду глаза, стоя в камере. Просто мы, уйдя, вернемся в то же время, почти в ту же самую секунду, но с новыми знаниями. Там, в двадцатом, мы сможем пробыть ровно столько, сколько захотим. Но не в своем собственном виде.

– А если мой новый облик мне не очень понравится? – пошутил Рэйман.

– Не все ли тебе равно? Твое сознание, твой ум, твои знания, твои привычки, твои инстинкты, все, что называется тобой, при тебе и останется. Мы как бы воспользуемся на время обликом других людей. Я понимаю твое неудовольствие. Не могу сказать, что и я в восторге. Но таковы условия – или так, или никак.

– Я согласен. Делать нечего. Хотя в своей одежке как-то удобнее...

– Однако время, Уин. Если мы решились, нам пора идти.

Друзья сложили в ведро для мусора упаковки от гамбургеров и банки от кока-колы. Доктор Вейтман развернул, наконец, свой таинственный пакет. Там оказались две пары черных брюк и два черных плаща с нашивками служащих Института времени на рукаве.

Питер объяснил, что это для маскировки. Черные вещи – чтобы в темноте не бросаться в глаза возможной встречной охране и обойти ее как можно дальше, а нашивки – на случай, если все же случайно кто-нибудь вынырнет из-за угла.

– Пусть думают, что мы свои, – закончил он. – Но специально нарываться на неприятности не советую. Там – суперсекретная Зона.

К тому времени город покрылся темной вуалью ночного мрака. Рэймана, не раз видавшего виды, била легкая дрожь от волнения. При мысли, что он скоро оставит собственное тело и вынужден будет облачиться неизвестно в какую, может, очень даже противную тушу, душа его, как говорится, уходила в пятки. Он уже раскаивался, что ввязался в это мероприятие, но не решался даже заговорить об этом с Вейтманом.

«В конце концов, – рассуждал он, – можно было обойтись и без непосредственного знакомства с теми астронавтами. Можно было поднять газеты, найти архивы медицинских учреждений, которые следили за их здоровьем, архивы прихода, где служил командир корабля...»

Было уже больше девяти, когда охотники добрались до Института времени. Взошла Луна, и стало светлей.

– Хорошо, что я позаботился о темной одежде, – заговорил Питер. – В ней на расстоянии пяти метров мы и сами друг друга потеряем, даже под этой Луной.

И вдруг – трах-тарарарах – ба-бах! – неизвестно откуда выкатилось огромное пустое металлическое ведро.

– Уин, ты что? Смотри куда идешь!

– Не понял! Я к этой штуке не имею отношения. За собой последи лучше!

– Вот чертовщина! – уже шепотом выругался Пит. – Или тут кто-то рядом бродит, или мы себя сейчас выдадим, или просто разругаемся и провалим дело.

Пробравшись мимо домов, наши друзья очутились на краю маленькой овальной площадки перед черным входом в высоченное здание. В голубоватом свете Луны оно поблескивало своими зеркальными стеклами, а Вейтману и Замаяне казалось, что оно светится само собой, словно излучает энергию многих веков великого Времени. В очертаниях Института было что-то смелое и дерзкое, уносящееся в пустоту космоса, словно Институт сам существует вне времени, вне пространства, вне земного притяжения, словно он и есть Время.

Стараясь не выдать себя, друзья пригнулись к земле и в таком скрюченном состоянии пересекли площадь. Очутившись у цели, Питер набрал код замка двери, и она бесшумно открылась. Друзья вошли в небольшую комнату с двойными дверями и остановились.

Не прошло и минуты, как дверь напротив той, в которую проникли охотники, отворилась, и темная фигура встала рядом с Замаяной и Вейтманом.

– Молодец, Пит, вы явились вовремя, – произнесла фигура тихим басом.

– Ты, кажется, прав как никогда, Энди, – спокойно ответил доктор. – Мы действительно явились вовремя. И мы в твоем распоряжении.

– Прошу прощения, что вам придется двигаться на ощупь. Зажигать свет в эту пору суток не рекомендуется. Сработает сигнализация. Держитесь за меня и друг за друга.

Наконец путешественники добрались до первого пункта назначения – шлюзово-временной камеры. Тут горел свет.

Это была очень тесная каморка. Прямо у входа стоял тяжелый железный стол с вмонтированными в него панелями, сплошь усыпанными кнопками разного цвета и величины.

Напротив стола, у противоположной стены, за желтоватым просвинцованным, чтобы не подвергать оператора Воздействиям излучений, стеклянным экраном, по-видимому, и находились кабины для временных перемещений.

Оператор Энди жестом пригласил друзей пройти через боковую дверь за стеклянную перегородку. Уинстон и Пит сразу поняли, где и как они должны расположиться.

– Закройте глаза и расслабьтесь, – скомандовал в динамике уже знакомый бас. – Для начала вы должны отключиться, считайте – заснуть. Сосредоточьтесь на каунт-даун, который я запускаю...

Через пять секунд равнодушный металлический голос продолжил:

– Пятьдесят, сорок девять, сорок восемь, сорок семь... тридцать три, тридцать два... двадцать, девятнадцать... двенадцать... восемь... шесть, пять... три, два, один...

Потом Уинстон услышал собственный голос:

– Один, два, три, четыре...

Счет становился живее. На цифре «десять» Замаяна понял, что это он отсчитывает цифры у себя в мозгу.

«Кажется, на этот раз не сработало, – не без радости предположил он. – Два раза не убивают, поэтому, Уинстон, считай, что ты отделался легким испугом».

Он открыл глаза, но увиденное заставило его пожалеть об этом.

Уинстон лежал на кровати в совершенно незнакомой комнате. Стены комнаты были зеленого цвета. Окно заменяла внушительных размеров фреска, то есть картина, нарисованная прямо на стене и обрамленная с четырех сторон белыми деревянными дощечками. Посреди картины справа налево и сверху вниз крест-накрест тоже были прибиты дощечки, создавая воображаемую оконную раму. По обеим сторонам «окна-картины» висели светло-голубые занавески в мелкие белые цветочки. Маленькая лампочка под самым потолком светила, что называется, только себе под нос. Две соседние с «картиной» стены были совершенно пустые. Третья порадовала Уинстона пусть не очень широкой и не распахнутой, но все же дверью.

Замаяна еще раз закрыл глаза в надежде, что это видение исчезнет или хотя бы заменится на что-то более приличное. Убедившись, что все напрасно, он поднялся, подошел к двери и повернул ручку.

Сколько Уинстон ни пытался крутить ручку влево и вправо, дергать ее вверх и вниз – дверь не открывалась. Он пытался стучать. Сначала вежливо, костяшками пальцев. Потом сильнее, торцом сжатого кулака. В конце концов Замаяна решил вышибить дверь ногами.

В этот момент она резко отворилась, и Уинстон чуть не вылетел наружу.

– Джерард, тебе не стоит нервничать. Врач будет недоволен. Впрочем, мы все ужасно рады, что кризис миновал, и ты, как я замечаю, чувствуешь себя лучше, чем за последние пять лет, – промурлыкала незнакомая Уинстону невысокая худая белокурая девушка в белом халате. – Завтра ты опять присоединишься к друзьям. Но это будет, дорогой Джерард, только завтра утром. Сейчас три часа ночи! Ложись спать и без капризов. Я сама расскажу утром врачу, как счастливо закончилась твоя болезнь.

Не дав Уинстону даже раскрыть рта, девушка захлопнула дверь, два раза повернула ключ в замочной скважине и удалилась, выстукивая каждый шаг.

Уинстон шлепнулся с размаху на кровать и завыл от ужаса. Такой ситуации он даже не мог предположить. Впрочем, ему ничего не оставалось, как только ждать утра.

Утром его разбудил резкий звонок. Видимо, он был слышен во всем заведении, так как постепенно за дверью все стало оживать. Кто-то ходил взад- вперед, разговаривал, пел.

Дверь каморки Замаяны отворилась минут через десять. Сначала в проеме показалась голова вчерашней девушки в белом халате.

– С ним все в порядке, доктор, как я и говорила! – восторженно сообщила она.

Затем дверь распахнулась. На пороге рядом с девушкой стоял толстый и лысый мужчина маленького роста, тоже в белом халате, и огромный, ростом не меньше Уинстона, парень со стеклянными глазами.

– Очень замечательно, очень даже чудненько, – затараторил лысый.

Все трое вошли в комнату.

– Пожалуй, ты, Генрих, мне не нужен. Ступай, – толстяк отправил за дверь верзилу и обратился к Уинстону:

– Джерард, я рад видеть вас в таком отличном состоянии. Это просто чудо. От вашей лихорадки не осталось и следа. А мы, честно говоря, уже боялись вас потерять. Чудненько! Прелестно-прелестно! Давайте вас проверим, Джерард, милейший...

– Во-первых, я не Джерард, а Уинстон, – агрессивно начал было Замаяна, но вдруг сообразил, что он находится как бы в чужой «одежде». Видимо, он принял внешность какого-то Джерарда.

Можете звать меня теперь Уинстон, ну, пожалуйста, – на этот раз почти жалостливо попросил он. – А впрочем, мне все равно, называйте хоть Унитазом.

На счастье, врач и медсестра не обратили ни малейшего внимания на болтовню пациента. Они его прощупали, прослушали, удивленно почмокали языком и сложили инструменты обратно в саквояж.

– Да... – потянул врач. – Странное дело! В одно утро два совершенно одинаковых чуда. Этот тоже здоров как бык. Был бы на моем месте не я – не поверил бы, что такое возможно. Ну, что ж, это лучше, чем летальный исход. Пусть еще поживут. Умереть все успеют.

С этими малоприятными для Уинстона словами посетители прикрыли за собой дверь, на этот раз не замкнув ее.

Замаяна тут же выскочил из комнаты.

«Толстяк говорил, что за это утро мой случай – второй, – рассуждал Уин, блуждая в двадцатом веке по лабиринту белых коридоров. – Естественно, первым на пути его утреннего осмотра был не кто иной, как Пит! Конечно! Значит, Пит где-то рядом! Это здорово! Только бы его найти, пока меня не зашили обратно в эту дурацкую комнату без окон и воздуха!»

Внезапный удар по лбу из-за угла прервал мысли Замаяны. Когда темнота в глазах рассеялась, он увидел перед собой рыжеволосого верзилу, сердито трущего ушибленный нос

– Ты что, придурок, глаза потерял? Меньше мечтай, больше смотри на дорогу! – проворчал тот.

– Да сам-то ты что? Думаешь, нос отрастил, так можно долбать им во все стороны? – не полез за словом в карман Уин.

– Твое счастье, меднолобый, что я, спешу, да и нахожусь тут нелегально, не могу скандал закатить. Иначе тебе бы сладко не пришлось!

– Полегче на поворотах! Это тебе повезло. Пока! Вот дельце одно сделаю тут, найду товарища, а потом вернусь к тебе, поговорим, Аномалия! – бросил Уин и, резко обогнув рыжего, зашагал дальше по коридору.

– Аномалия? – услышал он растерянно-задумчивый голос за спиной. – А ты, часом, не Уинстон Замаяна?

Уин остолбенел.

– Питер Вейтман? – с ужасом, не веря глазам своим, выдавил он. – Босс?

– Я. Да, Уин, это я. Ну и влипли мы, дружище!

Охотники подошли друг к другу и крепко обнялись. Затем, после настойчивых просьб даровать друг другу прощение за недавнюю сцену, они уселись на Пол в углу, потому что стульев и подоконников в коридорах не было, и стали анализировать свое положение.

Еще ночью Вейтман, которому повезло больше, чем Уинстону, потому что его дверь не замыкали, просмотрел документы в столе у медперсонала.

– Мы находимся в психбольнице, старина, – безрадостно заключил он. – И я тебя могу поздравить с тем, что эта больница – последний приговор. Отсюда не уходят домой. Тут остаются до самой смерти.

– Пит, а какая нам с того беда? По-моему, никакой. Нам эти туловища не тащить с собой в двадцать первый век. Ну, дадим им спокойно умереть. По крайней мере, исправим свое вмешательство в жизнь этого столетия. Лично я понял, что от моего клиента сегодня ночью ждали именно кончины. По-моему, от твоего тоже.

– Все бы здорово, Уин, но мы, к сожалению, не знаем, где-то место, из которого мы можем шагнуть обратно в Институт времени. Нас с тобой унесло друг от друга, и мы не знаем теперь, в твоей это комнате, моей или где-то посередине.

– М-да... – задумался Замаяна. – Одно я понимаю сейчас хорошо: раз мы все же вместе, значит, все идет не так уж плохо. Нам бы отсюда выкарабкаться, чтобы найти Армстронга или хотя бы его коллег по полету...