Он, и правда, остался на моей даче. В старом, еще дедушкой построенном доме с рассохшимися полами, древней мебелью и заросшим садом под окнами. И ничего, никто не умер… Ни олигарх от отутствия комфорта, ни я от удивления. Только от смущения чуть не умерла.
Однако Славинов, лично загоняя свой здоровый Хаммер на участок и собственноручно перетаскивая из машины в дом пакеты с едой и вещами, выглядел удивительно естественно. Гармонично даже… Будто эти шесть соток в старом дачном кооперативе и есть его обычная среда обитания. Они, а вовсе не пентхаусы, огромные усадьбы и дорогие рестораны. Интересно, как у него получается везде смотреться, словно он у себя дома?
И даже когда расположился за столом на кухне и принялся пить чай из старой, чуть щербатой чашки, который ему налил хозяйственный Данька, Славинов смотрелся… нормальным. Адекватным.
Я же, чувствуя неловкость от его присутствия и стараясь не думать о нашем недавнем поцелуе, принялась печь блины — рыжий не дал увильнуть от обещанного ему блинного мастер-класса.
Так что выдала Даньке длинный, почти до колен фартук и принялась разводить тесто. Попутно рассказывала технологию и показывала мальчишке как отмерять и смешивать ингредиенты. И изо всех сил пыталась не обращать внимания на устремленный на меня взгляд его отца.
Когда блины были готовы я чувствовала себя словно выжатый лимон, а Славинов-старший все так же сидел, и не спускал с меня взгляд своих холодных светлых глаз. Один Данька сиял от удовольствия, и прыгал вокруг отца, словно счастливый щенок.
Потом мы сели обедать. И хотя блины наши были местами сырыми, местами подгорелыми, и везде кривобокими, олигарх их мужественно ел. Нахваливал меня и Даньку, и даже не морщился. Ну что-же, господин Славинов, еще один плюсик вам в отцовскую карму…
Поздно вечером, когда за окнами уже совсем стемнело, я сидела на диване в комнате на первом этаже, выполнявшей роль и гостиной, и спальни.
Прислушивалась к звукам со второго этажа, где олигарх перед сном читал книжку Даньке и думала о том, что если все то, что я видела сегодня не спектакль для меня, то Янис Славинов не такой уж и плохой отец. Я бы даже сказала хороший. Лучше многих, кого я знала…
Дима позвонил как раз в тот момент, когда я мысленно ставила Славинову твердую четверку в графе «Отец».
— Мирослава, уверен, за эти дни ты все осознала и обдумала, — его голос в телефоне звучал торжественно и очень уверенно.
Я подложила под спину подушку в плотной гобеленовой наволочке, закинула ноги на диван и покосилась на висевшие на стене часы. Старые, еще с советских времен, они до сих пор безупречно отсчитывали время, требуя только регулярной замены батареек. Сейчас часы показали десять вечера, немыслимо позднее для Димы и его звонков время.
— А почему ты еще не спишь? — осторожно поинтересовалась, помятуя о его режиме сна и бодрствования, за которым он тщательно следил. — Тебе ведь завтра на работу.
— Мирослава, ради твоего спокойствия я могу лечь спать позже нормы, — одарил меня заботой Дима. — Я ждал, что ты мне позвонишь и извинишься, но потом вспомнил, что о таких вещах ты никогда не догадываешься. Но знай, я готов тебя простить.
Я поерзала попой по дивану, почесала нос и подняла глаза к потолку, обдумывая сложный Димин заход. Поняла, что ничего не поняла и уточнила:
— Ты меня прощаешь? За что, позволь узнать?
— За то, что ты плохо старалась делать то, что я жду от своей женщины. Еще не прощаю, но готов к этому! — поправил меня любящий точность Дима. — Уверен, сейчас ты все поняла и готова исправиться, Мирослава. В общем, на завтра я взял выходной на работе. Специально, чтобы мы с тобой провели этот день вместе. Поедем к тебе на дачу и окончательно закрепим наше примирение диким сексом.
Заскрипела лестница на второй этаж, и оттуда начал спускаться олигарх Славинов. Свободные джинсы, черная футболка, татуировки… Я смотрела, как он идет пригибаясь, потому что не вписывался в низкий лестничный проем, и думала, что в мужчинах разбираюсь еще хуже, чем в квантовой физике. А в ней я не разбираюсь вовсе.
Славинов, которому я в лицо выкрикивала обвинения в том, что он не интересуется своим сыном, вдруг совершенно неожиданно оказался любящим и любимым отцом.
Зато Дима, с которым я целый год строила отношения, и казавшийся мне вполне адекватным и пригодным для совместной жизни, сейчас нес какую-то пургу о моем прощении и обещал "дикий секс".
Какой дикий, когда у нас даже до обычного доходило через два раза на третий? И то, если его начало было не позже девяти вечера, иначе Дима мог не выспаться. А бред про "прощение" и "исправление" я вообще пропустила мимо сознания…
Так что, сейчас я молчала, слушала Димино дыхание в трубке и следила глазами за Славиновым, который пил на кухне воду. Затем, вместо того, чтобы вернуться к себе на второй этаж, зачем-то пошел в гостиную.
Сел рядом со мной на диван, обдав запахом острого холодного парфюма. Подумал, и придвинул ухо к моему телефону, явно намереваясь слушать мой разговор.
Зыркнув на него, я вытащила подушку из-под спины и вместе с ней пересела на другой край дивана, подальше от любопытных ушей.
Надо бы, конечно, вообще уйти на улицу выяснять что там Дима имеет в виду, но было ужасно лень вставать, обуваться и выходить в темноту к комарам. Да и олигарх не стал дальше наглеть — вытащил из кармана джинсов свой телефон и принялся сосредоточенно в нем копаться, больше не обращая на меня внимания.
— Надеюсь, твоя мама не заявится завтра на дачу, чтобы испортить нам настроение, — между тем с оптимизмом вещал Дима.
— Да какое настроение, о чем ты? — похоже, он всерьез решил меня «простить» и быстро мы с ним не объяснимся.
Я покосилась на Славинова, решая уходить мне, все-таки, на улицу к комарам, или пусть уж слушает мои реплики?
— Мирослава, ты меня не слышишь, что ли? — голос в телефоне взвился до обиженного фальцета. — Я решил, что мы с тобой проведем этот день вместе. Позвони своей начальнице и предупреди, что увольняешься с завтрашнего дня. И приготовь продукты, из которых ты будешь на даче готовить — утром в девять часов я за тобой заеду. Только, пожалуйста, без этого твоего «давай обойдемся бутербродами»! Не забывай, что твой мужчина питается здоровой пищей.
Я молчала, совершенно не зная, что сказать — участвовать и дальше в этом идиотском разговоре не было никаких сил. Поэтому призналась:
— Дима, я уже на даче. Но тебе сюда приезжать не стоит. И вообще не стоит больше ко мне приезжать. Никуда. И никогда.
После этих слов в трубке наступила недоуменная тишина, а Славинов поднял глаза от своего телефона и с интересом уставился на меня. А я на него.
Так мы и сидели какое-то время — Дима молчал, Славинов смотрел, а я думала о том, что Дима, кажется, слегка не в себе.
Наконец, из трубки послышалось:
— Мирослава, ты совсем дура, что ли?
Я отняла телефон от уха и сбросила звонок. После чего отправила Димин номер в черный список и злобно рявкнула на внимательно глядящего на меня Славинова:
— Что?! Что вы на меня так смотрите?!
Он помолчал, не отвечая. И когда я уже решила, что нужно срочно убегать, пока не начала рыдать у него на глазах, спокойно произнес:
— Мирослава, нам нужно определиться с датой свадьбы. Какую ты хочешь церемонию? Или по-тихому распишемся, и ты переедешь ко мне?
Тут я откинулась затылком на спинку дивана, закрыла глаза и в отчаянии замычала:
— М-м-м-м… Святые ежики, ну за что мне все это, а?!