Олигарх желает жениться

Глава 47

Данькина вихрастая голова лежала на моих коленях. Глаза закрыты, рот, наоборот, приоткрыт. Нос сладко сопит, утомленный целым днем развлечений.

Мой затылок на плече Яниса. Его рука на моем плече. Кончики пальцев поглаживают кожу, пробираясь под широкую лямку сарафана — гладить открытое ему неинтересно.

Медленно, едва касаясь обводят выпирающую косточку. Снова крадутся к пространству, спрятанному под тканью.

Мужские губы, дыхание в моих волосах и легкий мазок по коже на виске как предвкушение и обещание на приближающуюся ночь…

Если закрыть глаза, можно представить, что это семья едет домой после целого дня, проведенного вместе. Мама, папа и ребенок. Муж и жена, мужчина и женщина, и плод их любви, заснувший на руках у родителей.

Можно представить, но я не делаю этого — зачем?

Всё неправда, просто картинка для странички в соцсетях. И этот красивый мужчина, и чудесный мальчишка, и даже я в новом платье, подаренном этим мужчиной — только кадр из сериала «Счастливая семья».

Но скоро закончится съемочный день, погаснут софиты — актеры смоют грим и снимут костюмы. И не будет ни семьи, ни даже картинки — одни бегущие по экрану титры и слово «конец».

— Мир, ты чего там себя накручиваешь? — мужское плечо напряглось. Пальцы занырнули мне в волосы и погладили кожу. — Аж с лица вся переменилась.

— Не надо, Янис, — попросила шепотом. — Данька спит, можно не изображать ничего.

— Что изображать? — дыхание приблизилось и обожгло нежную кожу за ухом.

— Вот это — муж, жена, ребенок… Семья возвращается домой, проведя вместе чудесный уик-энд, — процедила, едва разжимая губы.

— Не лезь в дебри, Мир. Просто расслабься и поживи этим днем, в котором нам хорошо.

— А потом что будет, когда день закончится?

— Пойдем в кровать заниматься сексом, — горячие губы сжали мочку уха, заставив меня дернуться от непрошенного удовольствия.

— У тебя всё просто, — прошептала, даже сама слыша тоску в своем голосе. Что-то лирикой меня накрыло в конце этого, и правда, счастливого дня.

— Зачем усложнять простые вещи, Мир? Мне понравился наш секс сегодня утром. Тебе, если не ошибаюсь, тоже. Так для чего разводить философию страданий?

Я повернула к нему лицо. Светлые глаза прямо напротив моих, и в них непроницаемый мрак. Так может быть — мрак в таких светлых глазах?

Потянулась к его уху и старательно выговаривая слова произнесла:

— А с любовницей сегодня тебе было хорошо? Ты нас сравнивал? Давал оценку, кто лучше или сексуальней, у кого тело жарче?

Если тебе пофиг, что, выходя из постели одной женщины ты делаешь несколько шагов и оказываешься в объятиях другой, то подумай о моих чувствах. Да, про них в контракте ничего нет. Даже про уважение ни слова. Но просто по-человечески можно не селить в одном доме жену и любовницу, а, Янис?

Отодвинулась от его губ, лица, плеча. Поправила сползшую с колен голову Даньки, обняла его тощее тельце и отвернулась к окну с бегущей за ним ночной Москвой.

В салоне повисла тягучая, словно загустевший кисель, тишина, разбиваемая лишь тихим детским сопением. Славинов молчал, только смотрел на меня — виском я чувствовала обжигающий кожу ледяной взгляд.

— Ты просто дурочка, Мирослава. Ищешь в темной комнате чёрную кошку, которой там нет. И страдаешь, что не можешь её найти, — прозвучало негромко и снова на плечи надавила вязкая тишина.

На ярко освещенном крыльце дома нас встречала Елена Павловна. Та самая няня Даньки, которую я когда-то замещала целых три дня. Кажется, так давно это было, и не в этой жизни.

— Заснул, котёночек, — запричитала она шепотом, когда Славинов аккуратно вынул расслабленно раскинувшегося мальчишку из салона. — Ох, умотался совсем. Давайте сразу в кровать его — я раздену, да уложу. Вы-то и сами, наверное, устали.

— Все нормально, Елена Павловна. Я могу…, - отказалась я, когда Славинов осторожно сгрудил даже не пошевелившегося Даньку на кровать…

— Мирослава, пойдем, — сжал мою ладонь и потянул из комнаты. — Елена Павловна без тебя справится.

— Но… Твоя мама сегодня предъявляла претензии, что я плохо справляюсь со своими обязанностями, — язвила я, пока Славинов тащил меня по коридору. — Ты с ней обсуждал мой функционал? Или это она и составляла пункты в контракте?

— Мир, заткнись ты, ради аллаха. У тебя, что-ли, по вечерам внутренняя ведьма просыпается? — светлые глаза сверкнули в мою сторону.

— Она еще даже не показывалась! — я попыталась выдернуть свою руку из его пальцев. Добилась только, что он перехватил ладонь покрепче и пригрозил:

— Отшлепаю, вредина Мирослава.

— Василину свою шлепай — ей понравится, — во мне точно ведьма проснулась, притихшая было за этот чудесный день.

Волшебный день с завтраком на террасе пиццерии, выходящей на Москву-реку.

С прогулкой на теплоходике, полном туристов, где Данька восторженно бегал от борта к борту, пугая меня — вдруг свалится! Янис только посмеивался и прижимал меня к своему боку, уговаривая успокоиться. Но я все равно волновалась — мне казалось, что Данька свешивается за борт чуть не по пояс.

Потом мы кормили голубей и уток в парке. Катались на дурацких аттракционах и долго уговаривали Даньку проехаться на колесе обозрения, а он почему-то всё не решался.

Зато потом, когда бледный и цепляющийся за наши руки, всё-таки согласился, то так вошел во вкус, что пришлось проехаться еще четыре раза. Для «закрепления полученного удовольствия», как он выразился.

Еще были гонки на картодроме, где парочка отец-сын Славиновы постоянно зажимали мою машинку в тиски и не давали вырваться вперед, отчего я страшно злилась и грозилась им отомстить.

Потом было бездумное валяние на траве на толстом пледе. Янис скинул кроссовки, закатал джинсы и босой, улыбаясь лежал на спине, а мы с Данькой прилепились к нему с двух сторон. Рыжий свернулся калачиком у отца под боком, а я лежала щекой на широком плече, и мужская рука невесомо поглаживала мою спину.

Солнышко золотило нам носы, мягкий ветерок доносил откуда-то острый запах шашлыка, и мы все резко захотели жареного мяса — вот прям до одури! Так что собрались и, как голодные хищники ориентируясь на запах, понеслись искать место, откуда так умопомрачительно пахло.

Наверное, мы, и правда, выглядели дружной семьей, выбравшейся на пикник в свой законный выходной. «Нормальной семьей» — именно это олигарх и хотел от меня, заключая свой контракт…

— Мир, что ты несёшь? — выцепил меня из золотистых воспоминаний недовольный голос олигарха.

Дверь в комнату открылась и меня бесцеремонно втолкнули внутрь. Жесткие руки поймали, сжали, притиснули к одуряюще пахнущей груди — горьковатый парфюм, его злость и немного шашлык…

— Дурочка ревнивая, — шепот мне в губы и всё, я опять полетела.

Растеклась под гладкими, влажными прикосновениями. Жарким шепотом. Жесткими ладонями на моей спине, на ребрах, попе.

— Сам дурак, — это уже было, и его слова, и мои. Был мой укус за нижнюю губу и его довольное урчание тоже было. Но не такие, совсем другие — сейчас лучше, жарче, откровеннее.

Мое платье исчезло с тела, не помню когда. Его жадный взгляд, шарящий по моей коже. По груди под тонким лифчиком без всякого намека на шик и сексуальность. Его рваный выдох, когда я начала медленно стягивать лямочки с плеч — я же задолжала ему стриптиз. Попробую вернуть долг.

— Мир…, - почти стон мне в губы, и я взлетела в воздух на его руках, чтобы тут же упасть спиной на кровать. Охнуть, от придавившей тяжести его тела и первого, острого, сладкого поцелуя.

— Янис, ненавижу тебя…, - мой стон, длинный и протяжный, когда по тонкой коже груди прошлась наждачка щетины, а зубы прикусили сосок.

Острая, непереносимая истома, зревшая во мне весь долгий день рядом с этим мужчиной, взрывается от его смешка мне в губы:

— Продолжай, моя сладкая. Расскажи, как меня ненавидишь — это так вкусно, — и жадная рука разводит мои ноги. Мужское тело между бедер, один толчок, и он во мне — когда только успел раздеться…

Мои руки шарят по его спине, сползают к упругим ягодицам и прилипают, не желая больше отпускать эту восхитительную мускулистую твердость. Желая только повторять их движение: вверх и вперед-вниз, в меня.

В меня, глубже, глубже. Резче, быстрее, мощно, наполняя меня до предела. Доводя до исступления, так что я впиваюсь ногтями в его кожу, почти раздирая в кровь — точно, ведьма…

В меня с рычанием и сдавленным стоном, когда он почти на вершине. И мои стоны в такт с его, когда, содрогаясь, мужчина обильно изливается в меня.

— Мир…, - его шепот возле виска.

— М-мм? — даже говорить не могу, только мычать.

— Ты охрененная, — его ладонь накрывает мою ягодицу и сильно сжимает. — Как хорошо, что Данька влюбился в тебя…

— А ты? — вдруг вырывается из меня вопрос, убивающий всё, что было до этого…