На завтрак мы с олигархом опоздали — когда пришли в столовую, Эльза Натановна уже устроилась во главе стола. Рядом скособочившись сидел Данька и грустно гонял по тарелке серую, отвратительную даже с виду бурду.
Увидев, что мы заходим, рыжий с грохотом отпихнул стул и полетел нам на встречу. Раскинул ручки-веточки и попытался обнять сразу обоих.
— Даниил, вернись на место, — на ледяном голосе Эльзы можно было поскользнуться. — Что за манера вскакивать из-за стола?
— Привет, Дань. Что у нас на завтрак? А то я умираю от голода, — поинтересовался Славинов. Подхватил сына на руки и пошел к столу. От восторга рыжий оплел его руками и ногами и чуть не на шею полез.
— Сечка какая-то, — пожаловался страдающим голосом. — Я думаю, ей кабанов кормят.
— Почему кабанов? — в голосе Славинова мелькнул смех.
— Сечка — секач — кабан — свинья, — выстроил логическую цепочку рыжий мудрец. — Это еда для свиней.
Не в силах удержаться, я захихикала. Тут же схлопотала презрительный взгляд от Эльзы и спряталась за спину Славинова.
Сгрузив сына обратно за стол, олигарх галантно отодвинул стул для меня. Устроился рядом и скептически уставился на содержимое своей тарелки.
После того, как еду поставили и передо мной, Эльза махнула рукой, и горничная неслышно исчезла. Теперь в столовой осталась только «семья».
— Янис, нельзя позволять мальчику так себя вести, — заявила Эдьза, изящно промокая рот салфеткой. В отличии от остальных она со своей порцией сечки уже управилась и теперь неодобрительно взирала на Даньку, красиво размазавшего кашу по тарелке. — Я решила, что поживу у вас — лично займусь воспитанием Даниила. Иначе время будет упущено, и уже никакая муштра не привьет ему хороших манер.
Не отвечая на реплику матери, Славинов повернулся ко мне и кивнув на тарелку с кашей, спросил:
— Ты когда-нибудь ела такое?
— Конечно. Нам в детском доме сечку давали минимум три раза в неделю, — я тоже повернула к нему лицо и замерла, затянутая в воронку его взгляда. Снова холодного и равнодушного. Совсем не такого, как недавно.
Или там, в сауне, он таким и был? Может мне сдуру показалось, что в нем теплота и желание, а на самом деле то же самое безразличие, что обычно?
С трудом отвернулась, чувствуя отвращение к себе и ругая, что так и не поговорила о его любовнице. Вместо этого растеклась от поцелуев и рук, гуляющих по моему телу. Забыла обо всем на свете…
Чтобы больше не думать ни о глазах Славинова, ни о руках и губах, взяла ложку. Уткнулась в тарелку и принялась есть, надеясь, что меня не стошнит прямо за столом — эту кашу я всегда ненавидела. Даже больше, чем гниловатый геркулес, второе «коронное» блюдо в моем детдомовском рационе.
Долгие годы, уже живя в семье, я даже в магазинах старалась не проходить мимо полок, где стояли пакеты с этой крупой — стоило увидеть, и к горлу подкатывала мерзкая вязкость.
— Вкусно тебе, Мирослава? — ледяным тоном поинтересовался олигарх.
— Нет, это, действительно, еда для свиней, — ответила в тон.
— Я же говорю, сечка для секачей, — поддержал меня рыжий.
— Так чего ты пихаешь это в себя?! — в голосе Славинова уже слышалась ярость.
"Того, что я здесь на работе. Что подали, то и ем — считай, что в рабочей столовой комплексный обед вкушаю." — подумала я мрачно, но вслух ничего не сказала, естесственно.
Сверкнув на меня злыми глазами, Славинов повернул голову к матери:
— Что эта бурда делает на столе?
— Янис, что я велела приготовить, то все и будут есть, — процедила Эльза. — Сечка полезна и мальчику надо ее кушать. Твоей… девушке тоже не помешает вспомнить детдомовское прошлое, чтобы больше ценить настоящее. И помня о нём, начать качественно выполнять обязанности, ради которых она здесь находится.
— Работать, а не прохлаждаться в саду и сауне! — добавила с нажимом. Я удивленно вскинула на неё глаза — она что, следила за нами?
Чувствуя, что все-таки меня вот-вот вырвет, пробормотала:
— Что-то нет аппетита. Простите, я вас покину — плохо себя чувствую, — и начала пониматься из-за стола.
— Сидеть! — рявкнул Славинов, тяжелой рукой придавливая меня обратно к стулу.
Обвел всех нечитаемым взглядом: притихшего Даньку, возмущенно поджавшую губы Эльзу, и меня, давящую порывы тошноты.
Собрался что-то сказать, но не успел — дверь столовой распахнулась, и в нее изящной кошечкой проскользнула Василина.
Одетая в нежное утреннее платьице, явно из дорогого магазина, она скользнула к столу и пропела:
— Простите, я опоздала — поздно заснула и никак не могла открыть глаза. Что у нас на завтрак?
Чувствуя, что больше не выдержу, я вскочила так резко, что стул с грохотом опрокинулся. Стараясь ни на кого не смотреть, зажала рот рукой, и выбежала из столовой…