Орхидеи еще не зацвели

Глава 25

«Четыре петуха» оказались небольшим уютным заведением, в данный момент практически пустым — в зале обедал какой-то крепко побитый молью джентльмен. То есть так только говорят, что побитый, моль с роду никого не била, а скорее погрызенный. Он сидел спиной ко входу и низко наклонялся над тарелкой, будто лев — над добычей. За стойкой же никого не было, кроме барменши, которая выглядела именно так, как я предполагал, даже, как я давно предполагал, была блондинкой. При виде меня она начала лихорадочно протирать бокалы. Бздень! Один из них упал и разбился. Барменша нырнула под стойку. Я тут же нырнул за ней, оживленно и с надеждой, как тюлень — за рыбой. Общение под стойкой отлично сближает, не так ли?

— Вам помочь, мэм? — спросил я шепотом, ведь мы помним, что это происходило под стойкой, где, как я сразу ощутил, звуку разлиться особо негде.

— Для вас я мисс-с, — ответила барменша, тоже шепотом. Судя по повышению температуры воздуха вокруг нее, она зарделась.

— Что это у вас ручка поцарапана, мисс? — поинтересовался я, взяв ее за руку и нежно проведя по упомянутому месту пальцем.

— А, это Бастинда-с, — сказала она, разорвав подстоечный сумрак своей широкой улыбкой. И, подумав о причине моих слов, спросила: — Если так, если вы увидели-с, то почему ж тогда вы мне сейчас сказали «мисс»?

— А почему вы мне говорите «с»? Разве своему жениху говорят «с»?

— Так вы мой жених-с?

— Да-с, а иначе зачем вы здесь, а-с?

— Я здесь работаю-с.

— Нет-с, мэм, вы здесь не работаете-ссс. Вы работаете-ссс в замке-ссс. Но если вы теперь Орландина-ссс, то я не против-сссс.

— Да, я теперь Орландина-с. Ой! Орландина.

— Для меня главное, что это вы. Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть… этой… настурцией, что ли?

— Роза или настурция, главное, чтобы в постели не было колючек.

— Кроме вашего острого язычка… мадмуазель.

Элиза (теперь Орландина) замерла, словно прислушиваясь, а потом издала сердитое шипение, как будто прелестной, не слишком тощей змее (ссс) наступили на хвост (шшш), и заговорщицки придавила ладонью мою голову, явно чтоб я не высовывался. Ну да мне долго объяснять не надо. Значительную часть своей жизни я провел в разных укрытиях — за диванами, за роялями, под столами, в шкафах, на шкафах, в кустах все тех же роз, и еще крыжовника, под сиденьями машин и в домиках лебедей посреди озера. Если вам нужен опытный партизан, обращайтесь к Альберту Х. Вустону, и кстати, вот он перед вами.

Находиться под стойкой у ног любимой женщины — не худшее испытание из тех, которым подвергается мужчина в течение всей своей интересной жизни. Во-первых, во-вторых и в-третьих, там не пыльно, в-четвертых, за шиворот не заскакивают энергичные насекомые и там не занимаются шведской гимнастикой, в-пятых, в вашу нежную плоть не вонзаются колючки, в шестых… нет, это, наверное, во-первых, вас не атакует злобный лебедь или мускулистый скотчтерьер (это в том случае, если вы — на шкафу, потому что лебедь вам угрожает, как правило, посреди озера, хотя странно, что никто не прячется от лебедя на шкафу, мне кажется, что это место значительно лучше защищено от вторжения царственной птицы, чем ее собственный домик). Правда, я не совсем понял, в чем дело и отчего мне нельзя высовываться, пока не услышал эдакий сластолюбивый старческий тенорок. Ну, как будто пожилой козел скликает молоденьких козочек танцевать при луне в голом виде.

— Благоденственного и мирного пребывания! — игриво продребезжал тенорок.

— Здравствуйте, мистер Френкленд! — слащаво ответила Элиза, ни дать ни взять настоящая барменша. Я подумал, что ей не следует приобретать подобные привычки, если она хочет стать миссис Альберт Вустон. И еще подумал: ага, да это папик Лоры Лайонс пришел скакать на травке!

— Мистер, мистер, — сварливо подхватил Френкленд, — что толку, что вы зовете меня мистером.

— Я зову вас, как все здесь зовут, уважая ваши ум и ученость.

— Да не того мне надо, душенька, чтоб вы звали меня, как все. Не то я хочу из медовых уст ваших слышать!

«Ого, ну дает. Изо всех известных мне руин эта самая резвая!» — подумал я, начиная понемногу кипятиться. Между тем, трухлявый представитель мезозойской флоры… грибы — это флора, да?… продолжал свои грязные домогательства:

— Не в состоянии даже изъяснить вам, душенька, силу любви моей! Когда б имел… гм-гм… это… столько языков, сколько прецедентов в законодательстве Британии или запятых в актах парламента, и того не хватило бы для восхваления благолепия вашего! Ей-ей, люблю вас до бесконечности!

Старая калоша, очевидно, долго искала случая сделать девушке предложение с глазу на глаз. И вот дождалась.

— Бог с вами, мистер Френкленд, ну что вы говорите! — отвечала Элиза. — Не понимаю, к чему вы клоните.

Недогадливая моя!

— Лукавишь, детка. Прекрасно ты все понимаешь. Но если так, буду краток: люблю тебя и жениться хочу.

Как он быстро перешел на «ты»! И мне бы не мешало. Но вообще-то она ему хотя бы не говорит «с», а мне же и с этим пришлось бороться. Попробуй сделай предложение, когда возлюбленная говорит тебе «с». Чувствуешь себя, не как будто делаешь предложение, а как будто наступил в саду на шланг — так и штаны недолго замочить.

— Грех вам смеяться над бедной девушкой. Разве я вам ровня? Вы нотариус, а мы люди не местные.

Ой-ей-ей-ей! Девушка! У мужа борода лопатой, а сама девушка!

— Изложенные в ответных речах твоих резоны… кхэ-кхэ… для любви ничтожны. Поелику уязвленное вышеназванной любовью сердце, по всем божеским и человеческим законам, не взирает ни на породу, ни на лета, ни на состояние. Оное чувство все равняет. Произнеси только, прелестная: «Люблю тебя, мистер Френкленд», и имярек выполнит присягу о верном и вечном союзе с тобой.

— Ну, мистер Френкленд, как же я могу сразу произнести то, что вы просите. Из столь пылкой особы не выйдет хорошей жены для джентльмена ваших лет. Дайте время подумать. Извините, но я должна сейчас вас покинуть.

С этими словами она удалилась в подсобное помещение. Дедулька потоптался на месте и тоже удалился. Сквозь приоткрытую дверцы стойки я увидел его тощие подагрические ноги, молодцевато ушаркивающие из паба. Это придало мне решимости вскочить, словно чертик из табакерки. Во мне все клокотало. Если Френкленд для нее слишком богат и знатен, то как же я? А, черт с ним, не буду спрашивать…

Я дернул на себя дверь подсобного помещения, она была закрыта, я дернул сильней, она не поддалась, тогда я толкнул ее и ввалился в комнатку, где, судя по всему, варили пиво. Элиза сидела на подоконнике, и глаза у нее были, как у перевозбужденной кошки, обнаруженной под креслом в попытках совладать со своими чувствами — они мерцали жидким фосфором.

— Я вижу, ты нарасхват, — произнес я, не сказать, чтобы очень вежливо. То есть я не добавил «Хо!», но как бы и добавил.

— Это не я нарасхват, это Орландина, — резонно возразила Элиза. — Я даже и не думала, что к ней Френкленд таскается.

— Ну ладно, дедульке не повезло, а вот что скажет Бэрримор, когда обнаружит вместо своей жены какую-то там Орландину?

— Он знает. Мы скрыть-то не смогли бы, ведь Орли еще девушка. Джон бы весьма удивился… ну, вы понимаете. — Барышня улыбнулась.

— Да неужто??? — спросил я с некоторым недоверием.

— Сэр, здесь вам не Париж. Мы здесь всегда выходим замуж девушками… конечно, за исключением нашего с вами конкретного случая. Я не девушка, вы не против?

— Нет, — буркнул я. — Только за. Избавлен от права первой ночи. И что Бэрримор?

— Ничего, он доволен. Он с самого начала сватался к Орли. Но она ему сказала, что матушка не согласится выдать замуж младшую сестру раньше, чем старшую.

— А она младшая?

— Да. Она посоветовала Бэрримору пойти и посватать меня. Он так и сделал.

— Ему что, все равно было?

— Нет, он не понял шутки. Решил, что ему отказали.

— И что Орли?

— Плакала.

— Ну а ты?

— Я не знала. Ко мне посватались. Дворецкий — весьма подходящая партия, а еще Джон — такой красавец.

— Гмм… А он?

— Он пытался меня полюбить, но не смог и продолжал любить Орли. Со временем ситуация прояснилась, но на что-либо решиться было сложно. И мы продолжали разыгрывать образцовую семью.

— Перегибали палку.

— Да, пожалуй.

— Э, так я еще вовремя подоспел.

— Да-с… то есть да, вовремя. Очень вовремя. Джон подслушал ваш разговор о чае для похудания. Так что если бы ты не…это…

— Как рыцарь на дебелом коне?

— Примерно как он.

— Что ж, тогда мне осталось только сейчас вскочить на своего белого педального коня, поскакать на почту и дать объявление, что Орландина Селден помолвлена с Альбертом Хью Вустоном. Кстати, ты в курсе, что я Вустон?

— Стивен утром сказал. Для меня тоже главное, чтоб пахло розой, а не Баскервилями или Вустонами.

— Розы — это когда старая аристократия с тугой мошной?

— Да уж не дерьмо собачье-с.

— Хорошо, без дерьма собачьего постараемся обойтись. Других пожеланий нет?

— Ну, не знаю… как-то все же странно, что так быстро… Может, надо подождать с объявлением недельку-другую…

— Я хотел бы поскорей приступить к обязанностям жениха.

— И что ж мешает?

— Можно прямо здесь?

— Нет, здесь опасно. Ой… фу… ну, опасно же, ну что ты делаешь… Не обнаружив меня за стойкой, любой посетитель может войти, и…

— Тогда, может быть, погуляем?

— Давай. Сейчас, я только позову Картрайта, пусть он тут за всем присмотрит.

— Картрайта?

— Картрайта, это мой братик.

— Еще один?

— Младший.

— Один?

— Мои родители все же обычные люди, причем папа умер…

— Крайне утешительно сейчас это слышать. В смысле, что обычные люди.

— А что, разве терзали сомнения?

— Нет, я — сплошная уверенность. Хорошо, давай Картрайта.

— Картраааайт!