Орхидеи еще не зацвели

Глава 33

— Ииииии! Ииииии!!!

Мы подъехали поближе, и что за зрелище нам представилось! Бэрил Степлтон в костюме Евы, если это вообще можно назвать костюмом, хотя честно говоря, он ей шел, стояла под деревом и кричала. Судя по тому, что она хоть и проявляла недовольство своим положением, однако его не меняла, девушка была привязана. Даже, похоже, привязана насильно, потому что кто же в такой холод добровольно согласится, чтобы его зафиксировали без шубы. То есть вы поняли, о чем я — кто-то раздел и привязал девушку, не позаботившись заручиться ее согласием, а потом куда-то делся, возможно, ушел домой выпить добрую чашку-другую чаю. Что ей теперь делать прикажете? Ведь сама она, в смысле, Бэрил, развязаться не может, даже если ее время от времени посещает такое желание. А не развязавшись, она не может одеться. Значит, она вынуждена ждать помощи извне. Но какая же помощь извне может быть ночью, на болотах, сами подумайте.

Да, положеньице не из приятных. Какую бы антипатию ни внушала мне эта особа в благополучные времена, сейчас я искренне пожалел ее. Притом ведь холодно, а костюм Евы — не зимний. Науке неизвестно, может быть, на нашей прародительнице, в то время как она разгуливала по Эдему среди папоротников, густо росла шерсть, но Бэрил, увы, оказалась на удивление гладкокожей. Она не располагала даже усами, которые могли бы спасти от замерзания, по крайней мере, ее верхнюю губу. Так что если кто-либо когда-либо заслуживал наименования «дева в беде», то уж наверно в меньшей мере, чем она в тот миг, когда предстала перед нами. Для полноты эффекта ей не хватало лишь пары… нет, не усов, как ехидно подсказывает читатель, а пары драконов — слева и справа, все остальное наличествовало.

Деву в беде надо спасать — так гласит закон джунглей, где мужи красны и усаты, а тигры страшно полосаты. И мы поспешно выскочили из машины, устремившись к ней на помощь. То есть мне сначала показалось, что выскочили «мы». Но оглянувшись, я понял, что применять это помпезное местоимение к себе лишь одному было нескромностью. Ведь я же не эмир бухарский все-таки. А вот что касается «устремившись», то устремились действительно «мы», так как наперерез мне из кустов выскочил Уил, тоже взяв курс на Бэрил. Чтобы полностью обрисовать положение, мне хотелось бы уточнить, что при этом он позабыл или не удосужился принять человеческий облик. Чего еще ждать от пьяного ирландца. И вот, когда он, напоминая собой здоровенного волка, взял курс на Бэрил, она испустила такой визг, что скалы зазвенели и посыпались. «Фу, как нехорошо пугать девушек!» — подумал я, и когда Уил пролетал в прыжке мимо меня, я стукнул его меж ушей полицейской дубинкой (иначе называемой «свинчаткой»).

Вы спросите, откуда у Альберта Вустона дубинка — вторичный полицейский признак, и притом единственный? Мы располагаем сведениями, — скажут мои постоянные читатели, — что Альберт, случалось, тырил каски полисменов. Благородный английский спорт, знаете ли. При этом бывало, что в каске находился полисмен, подобный несговорчивому моллюску, и таким образом я тырил и каску, и человека в одном лице. Злые языки даже осмелились мне приписать подвиг некого Берти Вустера, персонажа абсолютно ничтожного и не имеющего со мной ни малейшего сходства, которого я глубоко презираю и который как-то раз явился в форме полицейского на деревенский маскарад. А обесформленный страж закона преследовал его всю ночь в костюме Шахерезады, да не во сне, а наяву. Все это, разумеется, было глупо и недостойно, потому что Шахерезада — восточная женщина, и ей всегда нужно быть в форме. Ей ни в коем случае нельзя показываться в обществе обесформленной, а то ее выгонят из гарема, не дав даже носик напудрить, я уж не говорю — взять драгоценности. Но, слава Богу, я не Берти Вустер и не хотел бы им быть.

А вы все жаждете узнать, откуда у меня дубинка. Нет ничего проще — мне ее подарили на день рожденья члены клуба «Дармоедов». Подарок шел в комплекте с ночной вазой. Мне было продемонстрировано, как дубинка входит в нее и выходит, опять входит и выходит — замечательно выходит, после чего дарители выразили надежду, что я, насмотревшись на это, пойму алгоритм и женюсь.

Должен сказать, их подарок подействовал безотказно. Сраженный им Уил рухнул, как ухнувший с балкона мешок цемента. Ну просто вылитый эпос, Гомер бы прозрел. Но самое интересное случилось потом. К моему изумлению, Бэрил, выглядевшая надежно привязанной, самоуправно отделилась от ствола, а потом в том же самом костюме Евы, который как бы и не костюм, решительно подошла к обморочному оборотню и опытной рукой обвила то место, где у приличных граждан, не волков, бывает талия, каким-то ремешком. Уил нервно дернулся, щелкнул зубами и стал человеком. Боюсь, это ему не доставило большого удовольствия. Бэрил тут же рысью унеслась в подлесок и вернулась оттуда в пальто. Видать, в костюме Евы ей было все-таки прохладновато. Тем временем Уил приподнялся, вперился в меня своими дикими глазами, два раза сморгнул и хамским тоном спросил:

— Ты чего вообще, да? Под клыки лезешь, да.

— Мне говорили, ты аристократов не кусаешь, — ответил я.

— Дураков и в церкви бьют, — рыкнул Уил.

— Разве? — спросил я, удивившись.

Тут в нашу интеллектуально-теологическую дискуссию вклинилась Бэрил. Уперев руки в боки, она снова подняла крик (на редкость шумная особа с неприятным тембром голоса):

— Как это понять, Уильям! Я плачу вам деньги, и вот опять то же самое — полнолуние, а вы где-то рыщете. У меня важный опыт, а дисколет вести некому, к тому же, это не первый ваш проступок.

— А что все я да я, Брайан может, — виновато буркнул вервольф. — Я учил его.

— Ах, Брайан! — завелась Бэрил. — Вы научили Брайана! Молодец! Вы его не столько научили, сколько покусали, и он теперь скачет неизвестно где, и тоже в виде волка. Вы, Уильям, чума болотная, с вами надо кончать. По вам давно виварий плачет в «Анэнербе»!

— Дорогая, ты работаешь в «Анэнербе»? — спросил неизвестно как возникший поблизости от меня Генри. Голос его был сварлив и резок, словно у обманутого покупателя. Чувствовалось, что невесты, работающие в этой организации, не вызывают у него восторга, равно как и невесты, носящие костюм Евы на улице. Вообще все происходящее, чувствовалось, не вызывает у него восторга.

— Ага, ты хочешь разорвать помолвку, — оскалилась Бэрил. — Ну, давай, невелика потеря.

— Э… подожди…

— Мне не нужен деспот в мужья, деспотов здесь большой выбор, и я давно бы была замужем, если бы мне это нравилось. Но я рождена для науки и, между прочим, не увлекаюсь политикой.

— Немногие молодые леди в наше время могут этим похвастаться, мисс, — галантно ввернул Шимс.

— Я не работаю в «Анэнербе», она всего лишь оплачивает мои научные исследования. Моя специальность — оккультная биохимия, я пользуюсь наибольшим в мире авторитетом во всем, что касается мистических свойств растений, обусловленных их химическим и надхимическим составом, и…

— Зачем же вам дисколет? — поинтересовался я.

Похоже, этот вопрос несколько смутил Бэрил.

— В дисколете, — пролепетала она, — создаются особые условия… гравитация… свойства растений проявляются иначе…

— Какие именно растения ты изучаешь, дорогая? — спросил Генри.

— Орхидеи.

— Так они еще не зацвели!

— Я не та женщина, которую орхидеи интересуют, только когда они зацвели, — гордо ответила Бэрил. — Меня орхидеи интересуют все время.

— Это потому что вы так любите много детей? — вспомнил я.

— Здешние орхидеи обладают мистическими свойствами, — объяснил Шимс. — Ведьмы издревле использовали их для изготовления волшебной мази, которая создает эффект левитации и делает мага, намазавшегося ею, невидимым, что из века в век позволяло упомянутым ведьмам бесчинствовать в окрестных деревнях без риска быть изловленными и привлеченными к ответственности за свои проделки. Рискну предположить, что «Аненербе» может быть заинтересована в научных экспериментах, в результате которых летательный аппарат мог бы передвигаться без топлива, бесшумно и будучи невидимым. Дисколет, обладающий такими характеристиками, был бы мощным оружием, которое немцы охотно применили бы против своих противников, в том числе и против англичан. Именно так, Генри, — добавил он, заметив, как вспучился взор Баскервиля при мысли, что он может быть с этим как-то связан.

— Не, ну, если мы поженимся, я не могу, чтобы моя жена…

— Значит, мы не поженимся, — холодно ответила Бэрил. — Никто, кроме «Анэнербе», не финансирует оккультную биохимию.

— Зато вас может профинансировать ваш супруг, мисс, — предложил Шимс. — Унаследовав миллионное состояние…

— А разве Берти наследует состояние?

— На самом деле он Генри Баскервиль, а Альберт Вустон вот этот, они поменялись, чтобы сбить с толку собаку.

— А… я так и думала.

— … унаследовав миллионное состояние, — продолжил Шимс свою любимую мысль, — влюбленный мужчина будет для вас удобен куда больше, чем нацисты, которые в любой момент могут урезать финансирование, или начать выдвигать неприемлемые условия, или их разгромят. К тому же разумный муж, такой, как Генри, всегда поддержит вас, если вы захотите обратить свои знания и способности на изобретение патентованных средств, имеющих финансовую перспективу. Таким образом его состояние удвоится, а то и утроится, ко взаимному удовольствию.

— О, Генри, это правда?! — воскликнула красавица, вся просияв, как будто бы ей перед самым носом вывалили гору сверкающих бриллиантов. — Ты это сделаешь для меня?!

— Сначала мне хотелось бы увидеть завещание, — изрек Генри, скрестив руки на груди, слегка покачиваясь на носках. — Если я не получу ничего, то будет, конечно, мило, когда моя единственная и неповторимая надует губки и капризно скажет: «Ах, так, миллионов не будет, значит, мы не поженимся». Я против того, чтоб вопрос упирался в деньги. Меня не любят, значит, мне отказывают. Меня любят, значит, за меня идут. Но не строят планы на мои деньги, которых еще даже нет.

— Зато все почему-то строят планы на мое сотрудничество с «Анэнербе», — взвилась Бэрил, вся такая изогнутая, как сиамский кот. — Еще не поженились, а уже указывают, с кем мне работать, в каком костюме ходить по болотам. Все корчат из себя доминантных самцов. А где ты был, дорогой, когда Альберт защищал меня от волка? А?? Я что-то рядом с ним тебя не видела.

— Он был за рулем, — подала голос Лора, тоже вынырнув среди присутствующих.

— Какая отвага! — воскликнула Бэрил. — Он не залез под сиденье, он даже не выпустил руль! И почему только считают, что век рыцарей прошел!

— Не знаю, — сказала Лора. — По-моему, куда ни плюнь, сплошные рыцари.

— И даже слюны на всех не хватает, — поплакалась Бэрил.

— Поосторожней, милочка, слюной их можно зашибить.

— Ну да, таких, как вот этот субчик, запросто.

— Шимс, скажи, если я плюну на рыцаря и зашибу его насмерть, меня казнят?

— Присяжные вам не поверят, мисс, — ответил Шимс.

— Тьфу, — сказал Генри, ни в кого не попал и исчез во тьме.