Осень

22

К вечеру, после дождя, стало свежее.

Цзюе-минь направился в редакцию. Это уже вошло у него в привычку: три-четыре вечера в неделю он проводил за работой в редакции вместе со своими друзьями. Редакция еженедельника располагалась в одном из торговых помещений того же здания, где была контора Цзюе-синя. Правда, этот бывший магазин Цзюе-минь и его друзья за два года сумели хорошо обставить. Они были почти изолированы, так как в этой части здания было много несданных помещений, рядом с редакцией с той и другой стороны были свободные комнаты, и только через несколько помещений находился их ближайший сосед — посудная лавка. Здесь и днем бывало немного народу: вечером же стояла полная тишина.

Сегодня Цзюе-минь запоздал; Чжан Хой-жу с братом, Хуан Цунь-жэнь, Ван-юн, Чэнь-чи и другие давно были на месте и усердно занимались своими делами: упаковывали газеты, надписывали адреса, писали письма, заполняли бланки счетов. Цзюе-миня, как всегда, тепло приветствовали, но каждый продолжал заниматься своим делом. На одном конце большого обеденного стола, где обычно были разложены книги и газеты, сейчас возвышалась кипа только что отпечатанных экземпляров газеты; за другим концом работали Чэнь-чи и Ван-юн — здесь была баночка с клеем, полоски бумаги для упаковки, пакеты и уже упакованные, свернутые в трубочки газеты.

— А ну-ка, Цзюе-минь, помогай! — пригласил его Чэнь-чи.

Цзюе-минь с удовольствием принял приглашение и включился в работу.

Беседа не прекращалась. Руки их все время находились в движении: свертывали газеты в маленькие свитки. Когда куча этих свитков на краю стола вырастала, они передавали ее Хуан Цунь-жэню, который надписывал адреса, после чего получал следующую пачку. Но одна его кисточка не поспевала за движением рук трех человек, и Хуан Цунь-жэнь в шутку пожаловался.

— Ты, конечно, их не догонишь. Давай я помогу тебе, — пришел к нему на помощь Чжан Хой-жу, наводивший в это время порядок в книжном шкафу. Поспешно прикрыв дверцы шкафа, он захватил табурет, направился к Хуан Цунь-жэню и вместе с ним стал надписывать адреса.

— Как летит время! Выпустим еще три номера, и уже два года, — вдруг весело произнес Чэнь-чи, ни к кому не обращаясь и устремляя взор на газеты, которые в данный момент казались ему просто прекрасными. — Все-таки мы два года продержались! Кто бы мог подумать!

— Последние номера очень хороши по содержанию, — довольным тоном поддержал его Ван-юн. — Мне самому понравились.

Но довольны были не только они двое. Веселые улыбки играли на лицах у всех, находившихся в этой комнате. Радость творчества легко овладевает молодыми сердцами; видеть результаты своих усилий, знать, что их работу одобряют, знать, что их скромный труд не пропадет даром — для них это было очень важно. Работа вдохновляла друзей, а вдохновение еще крепче сплотило их, словно связало какими-то невидимыми узами. Это была общая работа, и никто не мог определить свою долю в общем успехе. Такой успех достигается только совместными усилиями. Правда, это был очень скромный успех, но ведь раньше никто из них не занимался никакой общественной деятельностью и, конечно, не добивался даже такого незначительного успеха. Их удовлетворение и радость были вполне естественны.

— Мне кажется, что настанет день, когда мы больше не будем ютиться здесь и нас не будет так мало… — поднял голову Чэнь-чи, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Конечно, будет большое-большое помещение, много-много народу, и тогда наша газета будет иметь тираж в пятьдесят тысяч, сто тысяч, миллион экземпляров.

— Тогда мы будем издавать ежедневную газету и печатать много-много книг, — подхватил, улыбаясь, Ван-юн.

Улыбнулся и Цзюе-минь, стоявший рядом.

— Опять вам снятся сны? — добродушно пошутил он. — А не знаете, сколько еще надо ждать этого дня?

— Я ожидания не боюсь. — Ван-юн отвечал решительно и самоуверенно.

— А кто знает, не закроют ли когда-нибудь нашу газету, — словно окатил всех холодной водой Чжан Хой-жу. Он и впрямь думал: «Такой день будет, но я не боюсь его; обязательно будет и другой день».

— Ты бы не портил нам настроения такими разговорами, — откликнулся на реплику брата сидевший за другим столом Чжан Хуань-жу.

— Я только хочу вас отрезвить немного. Осторожность никогда не помешает, — улыбнулся Хой-жу. — Ведь мы ударов не боимся. Что же может испортить нам настроение?

— Во всяком случае давайте поговорим об этом после того, как отметим вторую годовщину, — вставил Цзюе-минь.

— Само собой разумеется. Мне ведь еще нужно играть в пьесе «Накануне», — голос Чэнь-чи звучал бодро. — Кстати, у меня есть хорошая новость. Вот письмо из Чуньцина от книжного магазина «Хучжу»: там резко увеличился спрос на нашу газету, триста экземпляров каждого номера раскупаются моментально, их не хватает. Просят впредь присылать семьсот — восемьсот экземпляров… Они перевели нам двадцать долларов.

— Здорово! Сразу на четыреста — пятьсот экземпляров больше! — изумился Ван-юн и принялся с еще большим усердием упаковывать газеты.

— Представляю, как будет рад Фан Цзи-шунь, — весело проговорил Цзюе-минь. — Юбилейный номер нужно будет подготовить получше.

— Чему это вы радуетесь? — донесся до них голос. Взоры всех присутствующих обратились к двери — там стояла улыбающаяся Чэн Цзянь-бин.

— Ты во-время. — У нас уйма дела. Давай-ка помогай! — первым обратился к ней Чэнь-чи.

— Я затем и пришла, — звонко отвечала девушка и обратилась к Цзюе-миню: — А почему Цинь сегодня нет? Я думала, она здесь. Разве сегодня не будет совещания?

— У нее дела дома, она не смогла прийти. Просила меня заменить ее, — с теплотой в голосе отвечал Цзюе-минь.

— Цзянь-бин, надписывай пакеты, а я помогу газеты свертывать, — позвал Хуан Цунь-жэнь, откладывая кисть и вставая.

— Согласна. Я получаю удовольствие от любой работы. — Она подошла к Цунь-жэню, который уступил ей свое место, а сам стал рядом с Ван-юном и начал упаковывать сложенные газеты, старательно заклеивая каждый пакет и предварительно обмакнув указательный палец в клей.

— А вот и еще одно приятное известие! — воскликнул Чжан Хуань-жу.

— Откуда у тебя их столько? — оживился Ван-юн.

— Не торопись, все узнаешь. — Чжан Хуань-жу был доволен. — Письмо из Хэцзяна. Один читатель переводит нам пятнадцать долларов для расходов на брошюры.

— Что за человек? — заинтересовавшись, вступил в разговор Цзюе-минь.

— Я еще не докончил… Это — преподаватель истории и географии в средней школе, ему тридцать семь лет. Недавно прочел нашу газету и две брошюры. Одобряет нашу работу — это видно из его письма.

— Дай мне почитать, — поспешил Ван-юн и хотел взять письмо.

— Эй, Ван-юн, сначала сделай свое дело, письмо почитать еще успеешь, — остановил его Хуан Цунь-жэнь. — Осталось немного — несколько больших пачек — давай завязывать их.

— Цунь-жэнь, тут еще есть несколько писем от читателей, помоги-ка мне написать ответы, — поднял голову Чжан Хуань-жу, услыхав последние слова Хуан Цунь-жэня и вспомнив, что у него еще много работы.

— Сейчас. — Хуан Цунь-жэнь не колебался ни секунды; он думал так же, как и остальные: это — работа всех, делить ее нельзя, и никто не должен выделять свою долю работы. Поэтому каждый должен без колебаний вносить свою лепту в общий труд. Они всегда с радостью выполняли все, что касалось их газеты, отнюдь не считая эту работу обременительной.

И Ван-юн не стал читать письма. Хуан Цунь-жэнь уселся напротив Чжан Хуань-жу и занялся ответами на письма. А Цзюе-минь, Чэнь-чи и Ван-юн продолжали усердно мастерить пакеты. Небольшие свертки уже были готовы, и теперь они занялись пачками, в каждой из которых было по пятьдесят экземпляров. Когда и эта работа была закончена, Цзюе-минь надписал адреса на всех больших пакетах, а затем помог сделать то же самое на маленьких.

Ван-юн и Чэнь-чи уже вытирали клей с пальцев влажным полотенцем. Видя, что Цзюе-синь, примостившись на краю стола, пишет адреса, они оставили несколько пакетов, а остальные — тоже не надписанные — передали Чжан Хой-жу и Чэн Цзянь-бин, у которых на столе оставалось всего несколько штук без адресов. Надписанные пакеты складывали в кучу на полу. На освободившееся на столе место Ван-юн и Чэнь-чи положили еще кипу газет.

— Смотрите, сколько еще! Может, побыстрей можно? — шутливо поторопил Ван-юн.

Чэн Цзянь-бин подняла глаза на кучу газет, затем перевела их на Ван-юна и, смеясь, упрекнула:

— Вот бессовестная парочка! Мало того, что не помогаете — еще считаете возможным подгонять.

— Ты только пришла, а мы уж давно работаем. Тебе не вредно побольше поработать. — Ван-юн отвечал ей так свободно, как будто разговаривал с кем-нибудь из своих родных или шутил с сестрой. В голосе его слышались теплые нотки.

— Ты не отнимай у нас времени своими шутками, — ласково улыбнулась Чэн Цзянь-бин. — Лучше вместе с Чэнь-чи помоги нам. Кончим пораньше — ведь у нас другие дела есть.

— Ладно, давайте все вместе, — весело согласился Ван-юн и тут же, взяв пачку газет, положил их на стол, отдав половину Чэнь-чи. Не присаживаясь, оба наклонились и стали писать.

Звук шагов в коридоре привлек внимание Цзюе-миня; он пробормотал:

— Кажется, кто-то пришел.

— Почему в ботинках? Не школьники ли это? — удивился Ван-юн, устремляя глаза к двери.

— Осторожнее, друзья, — серьезно предупредил Чжан Хой-жу, не бросая, однако, дела.

— Ясно, — Хуан Цунь-жэнь сунул в карман несколько писем со стола и тихо приказал Цзюе-миню:

— Посмотри, что там.

Цзюе-минь тут же поднялся, с безразличным видом вышел в коридор, подошел к перилам лестницы и, притворившись, что смотрит вниз, метнул быстрый и незаметный взгляд в ту сторону, откуда раздавались шаги. Навстречу шли двое учащихся в белых костюмах. Напряженность пропала, он вздохнул и все с тем же безразличным видом вернулся в комнату. Подойдя к столу, он принялся тихо напевать.

Поняв, что ничего неожиданного произойти не может, все успокоились, но пребывали в ожидании. Учащиеся вошли.

— Простите, — вежливо произнес один из них, розовощекий подросток, — мы пришли купить газету.

Ван-юн приподнялся, приветствуя их, и так же вежливо спросил:

— А какой вам номер? Сегодняшний?

— Мы приходили два раза днем, вас не было, — простодушно сказал другой, желтолицый.

— Мы и сегодняшний купим, — подхватил розовощекий, — и все предыдущие. Предыдущие в полном комплекте? У нас только пятнадцать номеров.

— Можно и предыдущие. Сколько вам номеров? — оживился Ван-юн.

— С первого до последнего, — поспешил ответить желтолицый.

— За первый год нет. За второй год можно подобрать полный комплект, — пообещал Ван-юн.

На лицах гостей появилось разочарование. Желтолицый серьезно спросил:

— Может, можно что-нибудь придумать?

— Нам хотелось бы полностью, неважно — если чуть подороже или потрепанные немного. Хорошо бы, если бы вы нашли нам целую подшивку, — попросил розовощекий, боясь, что слова товарища не возымели должного действия. Он даже разволновался.

— За первый год были подшивки, но давно уже распроданы. Сейчас ничего сделать нельзя, — извиняющимся тоном произнес Ван-юн.

— Тогда мы согласны взять на время. Во всяком случае, нам обязательно нужно с первого номера до последнего. У вас-то, наверное, есть. Мы не испачкаем. Мы можем оставить вам залог… Сколько хотите! — Розовощекий вытирал со лба пот и просительно смотрел своими ясными глазами в лицо Ван-юну, словно умоляя: «Ну согласись».

Ван-юн колебался — трудно было отказать этим горячим почитателям газеты. Чжан Хой-жу вдруг вышел из-за стола, подошел к учащимся и, еще раз взглянув на них, чистосердечно предложил:

— У меня есть комплект, могу одолжить вам. — Видя, что к гостям подошел Чжан Хой-жу, Ван-юн отошел к газетам, чтобы не мешать их беседе.

На лицах обоих учащихся появилась радость. Розовощекий сразу же начал благодарить:

— Спасибо, спасибо. Мы, правда, не испачкаем. Можете установить срок возврата. Когда можно забрать? Какой залог?

Губы Чжан Хой-жу тронула ласковая улыбка:

— Завтра вечером принесу. Залога не нужно, срок я вам тоже устанавливать не буду, прочтете — вернете. Вот и все.

— Мы быстро прочтем, — поспешил заверить желтолицый. — Вернем самое большое через неделю. — Затем спросил: — Можно узнать вашу фамилию?

— Чжан, — не раздумывая, отвечал тот. — А ваши?… — Но не докончил, так как его перебил Ван-юн, подходя со свертком газет: — Вот здесь полностью за второй год. Посмотрите, какие номера вам нужны. — И положил газеты на стол.

Учащиеся склонились над столом, листая газеты, выбрали нужные номера, сложили их и осведомились о цене. Розовощекий вытащил деньги, отсчитал и, передавая Ван-юну, сказал:

— Мы бы хотели подписаться на целый год — прямо со следующего номера.

— В таком случае запишите ваши фамилии и адреса. — С этими словами Чжан Хой-жу подошел к Цзюе-миню, взял у него кисточку и бумагу и положил их перед учащимися.

Розовощекий записал адреса и фамилии, а желтолицый в это время восхищенно говорил Чжан Хой-жу и Ван-юну:

— Очень хороша ваша газета! В ней — все, что мы хотели бы сказать сами, но не можем выразить. Вы говорите от имени всей молодежи. На нас ваши статьи произвели огромное впечатление…

Розовощекий дописал и, передавая записки Ван-юну, пояснил:

— Это — моя фамилия, это, — и он указал на желтолицего, — его. Писать можете на любого, это все равно.

Ван-юн ответил вежливым согласием и с записками в руке подошел к Чжан Хой-жу. Тот склонился над бумажками. «Да, нужно запомнить имена этих преданных читателей; возможно, когда-нибудь они вступят в нашу организацию и будут работать вместе с нами», — подумал он, ознакомившись с записками.

— Мне кажется, что вашу газету должна читать вся молодежь. В ваших словах — правда, вы — наши учителя. Вы учите нас, как быть полезными членами общества, а не паразитами и обманщиками… — взволнованно продолжал развивать мысль своего товарища розовощекий; голос его срывался — он высказывал то, что накопилось на сердце. От боязни, что говорит нескладно, что его искреннее одобрение не поймут, он раскраснелся еще больше.

Но эта высокая оценка действительно была высказана от всей души. Он не притворялся. Молодой человек раскрыл перед ними свои истинные чувства, свое горячее сердце. Оно было таким же, как и у них. Они понимали этих учащихся, так как и ими владели когда-то подобные же чувства, и они сами когда-то говорили так же. Но имеют ли они право принимать эти знаки уважения? Намного ли они выше этих подростков?… Они и в самом деле чувствовали, что это восхваление чрезмерно и что они недостойны его. Это одновременно и огорчало и радовало их. А радость вызвала новый подъем сил — ведь слова школьника еще раз убедили их, что усилия не пропадают зря. Эти слова согрели их. Взоры всех обратились к говорящему. Первым нарушил молчание Чжан Хой-жу.

— Это потому, что у тебя у самого честное сердце, потому что ты сам стремишься быть полезным людям. Ну, как мы можем быть вашими учителями? Мы же сами еще студенты. Мы хотим только приносить хоть немного пользы, поэтому и взялись за это, не думая о том, справимся или нет. — И это не была ложная скромность. Он высказал чувства всех своих друзей. Они собрались для совместной работы, не думая извлечь из этого какую-то пользу для себя — они приходили сюда, чтобы дать другим то, что есть у них. Они чувствовали в себе биение жизненных сил и не хотели растрачивать их на развлечения. Видя, сколько людей страдает от гнилого режима, они не хотели наслаждаться безмятежными снами среди стенаний. Они покинули свои углы и нашли возможность разумно применить свою энергию. Они не ставили никаких условий, не требовали никакого вознаграждения — им нужно было только моральное удовлетворение, ибо они верили, что так им велит поступать их совесть. И в действиях на пользу других они видели лишь искупление своей вины, ибо верили, что из-за их привилегий еще больше страдают другие люди, что их благополучие покоится на страданиях других. Поэтому они начали эту работу, изменив интересам своего класса, собираясь свергнуть этот класс. Скромность была отличительной чертой молодежи той эпохи.

— Вы слишком скромны, — растроганно произнес розовощекий, принимая от Ван-юна бланк подписки. — Разве могли бы мы узнать столько, если бы вы не указали нам путь? Вы не щадите сил, издавая газеты и книги, и будите тех, кто еще спит. А нам стыдно, что мы еще ничего не сделали.

— Мы сейчас уйдем, не будем вам мешать, а завтра вечером зайдем за подшивкой, — словно извиняясь, улыбнулся желтолицый и спросил: — Господин Чжан, завтра удобно будет?

— Вполне. Приходите опять в это же время, — радушно ответил Чжан Хой-жу, ласково глядя на учащихся.

Не говоря больше ни слова, посетители в знак согласия низко склонили голову перед Чжан Хой-жу и Ван-юном, затем кивнули остальным присутствующим и быстро ушли. В коридоре вновь послышался скрип ботинок.

— Как приятно видеть таких энтузиастов. Мне даже неловко от его слов стало, — проникновенно сказал Цзюе-минь, откладывая кисть, так как подписал уже все пакеты, которые были у него.

— Это — наша победа, новые читатели появляются каждый день, — Чэнь-чи был явно доволен, — И все они — такие же искренние энтузиасты. Мы поработали не зря. Впредь нужно стараться еще больше.

— На юбилейное собрание надо обязательно пригласить этих учащихся, — радостно произнесла Чэн Цзянь-бин. — Верно, Хой-жу?

Чжан Хой-жу улыбнулся:

— Я и сам об этом подумал. Поговорим с ними завтра — и решим.

Теперь Чэн Цзянь-бин обратилась к Хуан Цунь-жэню:

— Ну как, закончили?

— Я сейчас заканчиваю, только надпишу один экземпляр — и все, — отвечал тот, не отрываясь от работы.

— Нам надо срочно обсудить вопросы, связанные с юбилеем. Ведь уже не рано, — поторопила Чэн Цзянь-бин и, подойдя к столу, стала просматривать свертки, надписанные Цзюе-минем.

— У меня — все, — Чжан Хуань-жу сунул в портфель свою учетную тетрадь и встал. Подойдя к большому столу, он остановился возле Чэн Цзянь-бин. Взгляд его случайно упал на ее косу. — Цзянь-бин! Многие студентки уже остриглись.

— Ну, вовсе не многие. Всего с десяток наберется. — Она улыбнулась. — Я давно собираюсь сделать это, но дома все против. Мне трудно справиться с ними. Я еще ничего особенного не сделала, а они уже разворчались — ты, дескать, и с мужчинами дружбу водишь и дома тебя никогда нет. А если я еще косу отрежу — не знаю, что они сделают. Я хочу, чтобы было спокойно, поэтому пока стричься не буду.

— М-да… Доводы не очень-то веские, — вставил Чэнь-чи.

Но Чэн Цзянь-бин его слова не смутили, она улыбнулась и прямо сказала:

— Я вижу, что ты хочешь подзадорить меня. Но меня этим не возьмешь. Я не собираюсь стать «героиней».

— А кем же ты собираешься быть? — не отставал Чэнь-чи.

— Я думаю делать что-нибудь полезное, как Цинь. — В голосе ее звучала уверенность.

Подошел Хуан Цунь-жэнь и пояснил мысль Чэн Цзянь-бин:

— По-моему, она и Цинь правы, что не срезают косы. У нас работа не такая, как у других. Нам лучше не привлекать к себе внимания своей внешностью. Например, раньше некоторые революционеры считали нужным отказываться от фамилий, заменяя их какими-нибудь необычными именами. Мало того что не было никакой пользы, но это причиняло много неудобств. Даже письма получать трудно было.

— Все это так, только многие в городе уже знают, что мы за люди. Так что, я думаю, бояться все равно нечего, — продолжал спорить Чэнь-чи.

— А я и не сказал, что нужно бояться. Но осторожность никогда не помешает. — Прежде чем отвечать, Хуан Цунь-жэнь подумал и уверенно сказал: — Сейчас нам не грозит опасность. Но в будущем нам, несомненно, придется труднее. Старые силы в городе так легко не оставят нас в покое.

— Это — дело будущего, не стоит сейчас думать об этом. — Чэнь-чи был настроен очень бодро.

— По-моему, нам предстоит серьезная борьба. Мне лично хочется, чтобы это время наступило пораньше, — горячо вмешался в их спор Чжан Хой-жу. Он не выказывал ни малейшего страха. Взгляд его был устремлен за дверь; казалось, он видит там воплощение своих идеалов.

— Пусть будет пораньше, да пошумнее, — я люблю шум, — улыбнулась Чэн Цзянь-бин.

— Я думаю, борьбы не избежать, но вряд ли будет серьезное сопротивление. Я не верю, чтобы мы проиграли — новые силы растут с каждым днем, — Цзюе-минь встал, в голосе его звучала уверенность.

Его немедленно поддержал Чэнь-чи:

— В высших учебных заведениях Шанхая, Пекина, Нанкина уже сняты ограничения для обучения девушек. Не редкость, если женщины срезают косы. Где же эти хваленые старые силы? Что-то не видно, чтобы они вступали в борьбу!

— Но у нас здесь положение несколько иное. Мы живем в сфере влияния милитаристов. Один деспот, если он только этого захочет, может грубой силой уничтожить всех и вся, — задумчиво произнес Хуан Цунь-жэнь. Все выжидающе смотрели на него. Помолчав, он улыбнулся и пояснил: — Конечно, я не хочу сказать, что мы должны бояться. Мы должны делать свое дело даже перед лицом еще больших опасностей. Но осторожность — залог успеха.

— Я с тобой согласен, — кивнул Цзюе-минь. — Я тебя очень хорошо понимаю.

Чэн Цзянь-бин снова забеспокоилась, вспомнив о юбилее.

— Давайте лучше поговорим о юбилейном заседании. Уже не рано, а мне неудобно возвращаться домой слишком поздно.

— Ничего, мы тебя проводим, — успокоил ее Хуан Цунь-жэнь.

Чэн Цзянь-бин улыбнулась.

— А как насчет места для постановки пьесы? С «французским коллежем» уже вели переговоры?

— Я виделся с Дэн Мын-дэ, он согласен. Так что, с постановкой все в порядке; студентам это тоже очень нравится. — Дэн Мын-дэ, о котором говорил Ван-юн, был пастор-француз Демонт, принявший китайское имя. Он всегда ходил в черной сутане, и его легко было узнать по пышным седым усам. Этот коллеж, где преподавался французский язык, основал он сам, а Ван-юн был его студентом. Кроме того, он преподавал французский язык в «Специальной школе иностранных языков», поэтому все присутствующие знали его.

— Цзи-шунь уже подготовил юбилейный номер? Когда сдадут в набор? Я думаю, он не задержит? — спросила Чэн Цзянь-бин.

— Половину заметок он уже прислал, Хуань-жу отправил их в типографию, — отвечал Хой-жу. — Остальные пришлет завтра. — Неожиданно он обратился к Цзюе-миню: — Как твоя брошюра?

Вынув из кармана толстый конверт, Цзюе-минь передал его Чжан Хой-жу:

— Вот. Здесь подборка из журналов, можно печатать двумя выпусками. Посмотрите, подойдет ли.

— Дай-ка мне, — протянул руку за конвертом Ван-юн н вынул из него рукопись.

— Подожди читать, Ван-юн. Надо же потолковать о делах, — остановила его Чэн Цзянь-бин.

— Я ведь не в подготовительном комитете, могу и не участвовать в вашем обсуждении, а только слушать. Ну, ладно, почитаю потом. — Улыбнувшись, Ван-юн вложил рукопись обратно в конверт и вернул его Чжан Хой-жу.

— Сейчас главное затруднение — с финансами. На этой неделе надо обязательно собрать дополнительные взносы, — сказал Чжан Хуань-жу.

— Соберем со всех, вот и получим нужную сумму, — уверенно произнес Ван-юн.

— Я внесу свою долю завтра, — сказал Цзюе-минь. — Десять долларов, как обещал.

— Хорошо, — повеселел Чжан Хой-жу. — Цунь-жэнь уже внес пять долларов. Сегодня и я выпрошу у старшей сестры немного, тогда мы тоже внесем. Остальных тоже прошу поторопиться. Ведь часть нужно выделить на типографские расходы.

— Я дам сейчас, — сказала Чэн Цзянь-бин, вынимая какой-то сверточек и вытаскивая из него доллар с мелочью. Деньги она передала Чжан Хуань-жу. Внес свою долю и Ван-юн. А Чэнь-чи пообещал внести дня через два.

Разговор о делах продолжался до тех пор, пока не пробило девять часов. Пора было расходиться по домам. Кое-кто занялся уборкой, другие пошли закрывать окна ставнями. Последнее, как обычно, выпало на долю Хуан Цунь-жэня и двух братьев Чжан, которые справлялись с этой работой с ловкостью мальчиков из магазина.

Шаги наверху стихли. Поглядев вниз через перила, молодые люди заметили, что лампы погашены, большинство лавок закрыто. Здание затихало. После горячего рабочего дня каждый спешил отдохнуть. А в сердцах молодых людей горел неугасимый огонь деятельности. Воодушевление, надежды, радость — все, что они испытывали, казалось, рвалось наружу и готово было пробудить жизнь во мраке этой ночи.