В этом приложении я хочу подробнее рассмотреть парадоксальную экономическую ситуацию сложившуюся в Испании после великих географических открытий: несмотря на приток огромных богатств из испанских колоний в Новом Свете Испания неуклонно беднеет.
Уже с начала XVII века экономическая динамика в стране стала вполне очевидной и испанцы стали говорить, что американские сокровища губят страну и что польза от них одним иностранцам. Но дать этому объяснение и, соответственно, попытаться изменить ситуацию они так и не смогли.
Что же происходило?
В мире бушевала «революция цен» — из-за притока американских сокровищ цены на драгоценные металлы несколько понизились, а на товары, промышленные и сельскохозяйственные, соответственно возросли.
Насколько мне известно, тогда, единственный раз в истории, заметно снизилась цена золота и серебра. Обычно она отличается стабильностью и если меняется, то медленно. Причина тогдашней «революции цен», видимо, заключается в том, что никогда, ни до, ни после, количество драгоценных металлов, пущенных в оборот, не возрастало так резко, как в XVI веке.
А Испания, в основном, выступала в роли покупателя, а не продавца, ибо мало что производила (см. главу 48). И приходилось за покупки отдавать все больше золота и серебра.
Правительство Испании пыталось действовать командно-административными методами. Еще в XVI веке принимались, время от времени законы, направленные на уменьшения оттока из страны драгоценных металлов, даже перешедших в собственность иностранцев. Предполагалось наивно, что невозможность вывоза звонкой монеты и слитков, заставит предпринимателей сделать капиталовложения в самой Испании. Разумеется, из этого ничего не вышло. Законы эти не соблюдались (т. е. золото и серебро вывозились контрабандой). Или само правительство эти законы смягчало. Ибо проведение их в жизнь со всей строгостью, вызвало бы экономический коллапс — прекратился бы привоз жизненно важных товаров. Главная причина нежелания тогдашних инвесторов делать капиталовложения в Испании была слабость трудовых ресурсов страны, подорванных изгнаниями, бегством, отъездом за океан. Иностранцы, к тому же, обвиняли оставшихся на родине испанцев в нежелании трудиться[60] (см. главу 48). Возможно иностранные предприниматели побаивались и экономического произвола испанских королей (о чем дальше).
Не больше успеха имела и другая законодательная мера — запрет колониям торговать с другими европейскими странами, напрямую, в обход Испании. Сама Испания мало, что могла экспортировать в колонии. Серьезной статьей вывоза в Америку стала только ртуть, добывавшаяся в Испании. Её употребляли в горной промышленности для извлечения серебра и золота из руды.
Правительство пыталось заработать на посредничестве и торговых пошлинах на ввозимые в колонии иностранные товары. В этом одна из важных причин сосредоточения всей легальной торговли с Америкой в одном порту — сперва в Севилье, потом в Кадисе (см. главу 48). Только оттуда и только на испанских кораблях должны были попадать за океан товары других европейских стран. Причем, попадали они только в три специально выделенных порта — Картахена (в Вест-Индии), Портобело и Веракрус, а уж оттуда расходились. При таком порядке удобно было собирать пошлины. Однако испанские колонисты и торговцы из других европейских стран, не заинтересованы были пополнять казну Мадрида из своего кармана и контрабанда процветала. Даже рабов-негров нередко удавалось ввозить незаконно, не уплатив пошлины.
C конца XV и до середины XVII веков Испания, бесспорно, была великой державой. И как всякая великая держава, к своему несчастью, была втянута во множество конфликтов. Помимо прямых военных расходов, масса денег тратилась на субсидии союзникам — Католической лиге во Франции во время религиозных войн во второй половине XVI века (войны католиков с протестантами), австрийским Габсбургам в Тридцатилетнюю войну в XVII веке. Но главными были, все-таки, прямые военные расходы в бесконечных войнах. Это все обычно для всех великих держав, во все времена. Тут Испания была, на первый взгляд, в более выгодном положении, чем другие — часть денег на военные расходы давали американские рудники. Другим правителям все приходилось выжимать из своего народа. Но дело в том, что в развитых европейских странах, военные расходы уже тогда кому-то приносили пользу. Купцы обогащались на военных поставках, ремесленники и мануфактуры бывали завалены выгодными заказами на оружие, обмундирование и т. д. За границей размещались только те срочные заказы, которые не удавалось разместить внутри страны. А испанцам почти все приходилось покупать за рубежом (только судостроение получило некоторое развитие). Правда, иногда, страны, где размещались военные заказы, находились под властью испанского короля (Миланское герцогство, например). Но всяко, это была не Испания. В Мадриде, конечно, понимали все невыгоды такого положения и пытались принимать меры. Строили государственные военные заводы, приглашали для организации производства специалистов из-за рубежа (конечно, только католиков). Но, как известно, государственные предприятия менее эффективны, чем частные. И, главное, им тоже не хватало рабочей силы. А как говорили в СССР на политзанятиях — «кадры решают все». Так что результаты деятельности этих единичных предприятий оказались скромными. Например, армия герцога Альбы, воевавшая в Нидерландах, очень немногое могла получить из Испании. Большая часть оружия поступала из Милана, Германии, даже из Англии, с которой еще не началась открытая вражда. А немного позднее, когда вражда стала явной, испанцы пытались тайно закупать английское военное снаряжение. Т. е. готовы были дополнительно платить за секретность и риск. Не от хорошей жизни, конечно. Это при том, что на недостаток природных ресурсов Испания не могла пожаловаться.
В дальнейшем ситуация в Испании не улучшилась. Так что войны, хотя и не опустошавшие самой Испании, в позднее Средневековье (кроме восстания морисков 1568–1570 годы, которое, иногда неправильно называют «Гранадской войной») были одной из главных причин того, что испанские монеты (за исключением медных), можно было скорее найти за пределами Испании, чем в стране.
Острые военно-политические ситуации часто срочно требовали денег. А так как казна была хронически пуста, государство обращалось за займами к иностранным банкирам, сначала под залог будущих поступлений драгоценных металлов, потом уже под все что только можно было заложить. Но вырваться из долгов не удавалось — войны по-прежнему шли, корсары все сильней атаковали корабли и колонии, сама Испания, кроме шерсти, мало что производила. И вот, в течение полувека (вторая половина XVI — начало XVII веков) испанские короли (Филипп II и Филипп III), во владениях которых производилось 80 % мировой добычи серебра и 70 % мировой добычи золота, пять раз объявляли государственное банкротство. Справедливости ради отмечу, что подобное случалось и в других странах. Но, во-первых, там это не превращали в систему, во-вторых, там не было фантастического притока драгоценных металлов.
Больше всего от этих банкротств пострадали банкиры немецкого города Аугсбурга. Этот южно-немецкий город был в первой половине XVI века крупнейшим банковским центром. А в конце этого века некоторые банкиры, не евреи, а добрые католики, оказались в долговых тюрьмах, после испанских государственных банкротств. Пострадали и банкиры других германских городов, а также мелкие вкладчики.
Богатейшими людьми того времени считались Фуггеры — семейство аугсбургских банкиров (слухи об их дальних еврейских предках, видимо, необоснованны). В книгах по истории экономики XVI век называют «веком Фуггеров». Их огромную мощь иллюстрирует следующий пример. В начале XVI века был момент, когда в ходе Итальянских войн (см. главу 36) чуть ли не весь западный мир — Испания, Франция, Германская империя, Папа, мелкие итальянские государства объединились против Венеции (Камбрейская лига). Ни мужества граждан Венеции, ни ее значительных в то время богатств, ни искусства ее дипломатов не было достаточно для спасения Светлейшей (так называли Венецию). Ползли слухи, что враги изгонят народ Венеции из города и заставят скитаться по земле, как евреев. Но Фуггеры не пожелали гибели крупнейшего торгового центра и отказали врагам Венеции в займах для ведения войны. И вот этого оказалось достаточно, чтобы Светлейшая уцелела.
А еще они на всю Европу славились меценатством и филантропией. С таким гигантом, как этот банкирский дом, даже Мадриду приходилось обращаться с некоторой почтительностью. При первых банкротствах испанские короли ограбили Фуггеров меньше, чем других банкиров. Из осторожности и в расчете на новые займы. И, спасая ранее вложенные капиталы, Фуггеры и дальше поддерживали Испанию. Так что общая судьба аугсбургских банкиров их не миновала — в первой половине XVII века они должны были, потеряв большую часть своего огромного состояния, отойти от дел (в долговую тюрьму все-таки не попали). Аугсбург утратил своё значение.
Еще менее щепетильны были испанские короли со своими подданными. Во времена Филиппа II) практиковались конфискации, под видом принудительных займов. Например, когда снаряжалась «Великая Армада», у крестьян реквизировали для неё продовольствие. Взамен им выдавались расписки, с обязательством заплатить в будущем. На получение подобных долгов надежды было мало, обычно они аннулировались при государственных банкротствах.
В дальнейшем власти прибегли к порче монеты. Это был старый приём — уменьшали содержание драгоценного металла в монете, а номинал оставляли прежним. И расплачивались этими монетами, в основном внутри страны, по номиналу. Было хорошо известно, что облегчение от этой меры только кратковременное, а затем наступает полное расстройство денежной системы. Прежде всего страну поражает страшная инфляция. Но в ходе 30-летней войны иного выхода в Испании не нашли. И понизили содержание серебра в монете сперва на треть, потом на половину. Результаты были именно те, которых следовало ожидать.
Всё это, разуется, очень мешало развитию своей испанской национальной буржуазии. А на мировом финансовом рынке оказалось полностью подорвано доверие к испанской короне, даже в католическом мире. Новые займы получить стало невозможно.
В XVII веке упадок Испании стал виден невооруженным глазом. Шла Тридцатилетняя война (1618–1648 годы). Главным противником Испании в той войне была Франция, руководимая знаменитым кардиналом Ришелье. Постепенно французы стали брать верх. Некоторые причины этого были очевидны. Демографический упадок в Испании стал уже явным. И причины его были ясны всей Европе. Во Франции, например, даже возникла дискуссия — нужны ли вообще колонии? (Конкретно имелась в виду Канада.) Противники колонизации указывали на отток населения с Пиренейского полуострова за океан.
Добыча драгоценных металлов на американских рудниках, за счет которой жила Испания, достигнув максимума в конце XVI века, уже в первой четверти XVII века заметно сократилась (по геологическим причинам). И снова снизилась с 1640 года (Достаточно резкие колебания в добыче драгоценных металлов случаются нередко).
Современники — люди позднего средневековья не могли понять, что Испания этого времени, для развития более всего не хватает класса предпринимателей — купечества, буржуазии. И с этим классом в дальнейшем будет связана не только торгово-промышленная деятельность, но и культурный прогресс. Буржуазия уже была в Европе и, даже, в развитых странах Азии. Китайские и японские купеческие суда вовсю плавали на испанские Филиппины[61] (пока в 30-ые годы XVII века Япония не стала «закрытой страной», т. е. почти совсем прервала связи с остальным миром).
А ведь была еще недавно буржуазия в Испании, но ее уничтожили за еврейское происхождение. И осталась пустота[62]. Собственно испанское «старо-христианское» купечество было слабо и росло очень медленно, в силу отсутствия традиций и вышеописанных особенностей испанского менталитета (см. главу 48). И очень не скоро смогла заменить евреев.
Существует теория (созданная Максом Вебером) утверждающая, что католицизм, а он безраздельно господствовал в Испании, не способствует развитию буржуазии. Протестантская религия, особенно кальвинистская, прославляющая труд, бережливость, требующая только небольших, в сравнении с католицизмом, расходов на церковь, формирует у народов этику благоприятствующую развитию капиталистических отношений. Однако в Испании инквизиция успешно жгла не только евреев, но и протестантов. Видимо этому испанцы и обязаны трудностью проникновения к ним буржуазного образа мыслей. В другие католические страны, где инквизиция не была столь могущественной, капиталистическое мировоззрение, все-таки, проникало.
Только в середине XIX века в Басконии и Каталонии начнет проявлять себя местная буржуазия. А в остальных частях Испании это произойдет еще позднее.
Но так как «свято место пусто не бывает», то в интересующее нас время в образовавшуюся после изгнания евреев и бегства маранов нишу устремилась буржуазия иностранная. Как я уже отмечал, делать капиталовложения внутри Испании она избегала. Занималась экспортно-импортной торговлей. Испания производила много шерсти (отчасти в ущерб другим отраслям сельского хозяйства). Спрос на нее был хороший, ибо в ту пору Англия сокращает свой знаменитый экспорт шерсти и все больше сама ее перерабатывает. Так что испанская шерсть оказалась очень кстати на рынках континентальной Европы. Например в Венеции, в конце Средних веков бурно развилась суконная промышленность на базе переработки в первую очередь испанской шерсти[63]. Но даже вывоз шерсти, эту традиционную и единственно важную статью испанского экспорта, слабое испанское купечество в своих руках не удержало. Роль иностранных купцов в вывозе испанской шерсти в течении XVI века постепенно растет. К началу XVII века они там уже преобладают. А в импорте иностранцы преобладали издавна.
Но общественное мнение в Испании на все это обращало мало внимания. Виноваты во всех трудностях, по мнению многих испанцев, были евреи. Во-первых те, что сбежали. Они, якобы, натравили на Бразилию голландских мятежников (см. главу 53). Во-вторых те, что остались. И, думая о причинах неудач, испанцы занялись поисками еврейских предков, пусть дальних, у тогдашнего первого министра в Мадриде «графа-герцога» Оливареса, пытавшегося проводить в стране прогрессивные реформы. Его отправили в отставку, сделав козлом отпущения (1643 год, разгар Тридцатилетней войны)[64]. Но дела, после ухода Оливареса, лучше не пошли. Много еще времени должно было пройти, прежде чем испанцы стали догадываться, что существуют в мире и другие причины для бед кроме еврейских козней.