Градоначальник, или же, на американский манер, — мэр Владивостока Никодим Иванович Селивёрстов, вооружившись морским биноклем, с крыши четырёхэтажного здания городской управы «обозревал окрестности»…
Подготовка города к визиту императора вступила в завершающую фазу. Его Величество два дня как изволил покинуть Константинополь-Тихоокеанский и армада в полсотни вымпелов (четыре из которых океанские пассажирские пароходы с морской пехотой на борту) двинулась на запад. Владивостокская эскадра ушла загодя на Гавайи, где и встретит самодержца, усилив и без того мощный конвой. Невероятные меры безопасности по маршруту обусловлены активностью масонов и карбонариев, желающих лишить Русь помазанника Божьего. Никодим Иванович читал в служебной записке, призывающей усилить бдительность, что студенты-полячишки, вознамерились выйти на пароходе заполненном морскими минами в океан и набросать свой смертоносный груз перед кораблём императора. Да ещё в Константинополе жандармы накрыли двух бомбистов, которые взорвали себя вместе с полудюжиной нижних чинов и ротмистром Ясеневым.
К городской управе примыкал штаб Владивостокской эскадры Тихоокеанского флота и Селивёрстов с гордостью отметил на плацу сына — Егор Никодимович среди гардемаринов старшего класса выделяется и статью и выправкой, не скажешь даже, что парень из простецкой семьи, вон рядом с ним князь Гагарин застыл в строю, так у князюшки куда как менее бравый вид, чем у Селивёрстова младшего.
Кавторанг Галковский, опираясь на трость, вразумлял будущих морских офицеров, призывая «не посрамить»…
— Разгильдяи! Вбейте в свои дурные головы — Владивосток особый город! Тридцать с лишком лет минуло как здесь, в глуши таёжной основан форпост России на Тихом океане, основан великим князем Константином Николаевичем. Его величество тогда не гнушался и лес валить и баню рубить и столбы ставить. А вы кем себя возомнили, так-растак-вперехлёст?! Не пристало гардемаринам с носилками да лопатами большую приборку делать? А уголёк в топку подкидывать на миноносках не зазорно?
Кавторанг ещё с четверть часа «вразумлял» будущих офицеров, но ругался больше для порядка, всяк во Владивостокский Морской Корпус поступивший знал — Арсений Павлович Галковский горячий патриот Владивостока, жаждет так «выдраить» город-порт к высочайшему визиту, чтоб утереть нос коллегам из Константинополя-Тихоокеанского. Между двумя городами шло негласное соревнование и пока Владивосток уступал нашпигованному калифорнийским золотом оппоненту. Однако, с открытием Великого Сибирского Железнодорожного Пути (всё с заглавных букв, а как же) конечной точкой коего станет Владивосток, появится шанс (и какой!) уесть заносчивых «американцев»!
Спустившись в кабинет, градоначальник всего за четверть часа «разогнал» с поручениями и чиновников и жаждущих приёма горожан.
— Господа, всё после, после всё! Андрей Власович, ну где я тебе щебёнки пятнадцать возов найду? Сам покумекай как изыскать! А хоть и укради, я глаза закрою.
— Никодим Иваныч, так есть щебень! Есть! И отменный. Но у флотских, а те ни в какую. А как украсть — там часовые и палить станут непременно. Твой же Егорка и бахнет по дяде Андрею, не посмотрит, что крёстный — присяга!
— Что за шум, а драки нет? — Арсений Галковский зашёл «на огонёк» к соседу и приятелю.
— На ловца и зверь бежит, — обрадовался мэр, — ваше высокоблагородие, соблаговолите выделить гильдии рыбопромышленников щебня. Остался только у вас и у железнодорожников, но к тем и не подойти сейчас — наиважнейшие люди, великий князь Владимир Константинович велел не тревожить путейских…
— Это да, генерал-адмирал даже от дел флота несколько отошёл, переключился на паровозы, — подтвердил кавторанг, — ну так и ответственность какая, к приезду его величества подготовить Транссибирскую Магистраль, запустить сквозное движение от столицы до Владивостока.
Второй сын императора уже как с месяц «сосланный» грозным отцом из солнечной Калифорнии в хмарь дальневосточную, инспектировал и готовил к высочайшему смотру вторую по силе эскадру Тихоокеанского флота. А как подготовить корабли и личный состав, если все лучшие, сильнейшие боевые единицы ушли на Гавайи, а в заливе Петра Великого остались только лишь ледоколы и миноносная флотилия, неспособная к дальним океанским переходам.
Правда, жандармский полковник Путивлев, «разоткровенничался» с управляющим гражданской частью города-порта и чуть-чуть, но таки приоткрыл завесу тайны о перемещениях правящей фамилии. Оказывается генерал-адмирал попал во Владик исключительно чтобы не пересекать Тихий океан в одно время с императором — мало ли, вдруг да случится шторм какой, силы, невероятной, что половину эскадры перетопит. Потому и поменялись приоритеты у Владимира Константиновича с пароходов на паровозы…
А цесаревич, едва государь отправится из Владивостока до Санкт-Петербурга, в свою очередь тронется из столицы до Томска, где и произойдёт «воссоединение семейства». Далее Константин Николаевич, делая остановки в городах и весях империи, прибудет на брега Невы, а Александр Константинович на берегу Томи, в Университетском городке станет обдумывать планы по преобразованию дикой Сибири. А планов громадьё, тут уж и сам Селивёрстов, без жандармских подсказок знает как намереваются обустроить азиатскую часть державы. Вон, под Ачинском, дирижабли строить начали и уже совершают облёты междуречья Оби и Енисея, проводя картографическую съёмку с воздуха!
Во Владивостоке таких «пузырей» наличествовало аж семь, но все относились к флоту и тренировались выискивать вражеские подводные лодки, могущие (всё больше в теории, но всё-таки, бережёного Бог бережёт) подстеречь в заливе Петра Великого флагманский корабль с Его Величеством на борту. Ради учений вторая бригада подводных сил (первая в Константинополе-Тихоокеанском — 3 единицы, третья в Петропавловске-Камчатском — 5 единиц) в полном составе, все семь субмарин, по два раза за световой день погружались в заданном посредниками квадрате, а доблестные аэронавты, заполучив приказы от тех же посредников, старались отыскать в бездне вод «врага»…
Подводная лодка «Красноярск» три дня назад поцарапала «брюхо», вылетев из-за ошибки штурмана на отмель у острова, поименованного в честь первооткрывателя Владивостока капитан-лейтенанта Бровцына (прим. о. Аскольд нашей реальности) на сей момент уже полного адмирала, в отставке пребывающего. Оттого великий князь «серчать изволил», обматерил офицеров штаба Владивостокской эскадры и, устыдившись своей несдержанности, укатил в Константиновск-на-Амуре, отбив на одном из полустанков телеграмму с извинениями всем, кого «высочайше обложил»…
— Арсений Павлович, — воззвал к соседу и нечастому, но всё же собутыльнику мэр, — выдели, будь ласков, сотню лоботрясов старших курсов для обустройства дороги от города к военному порту, срамотища же, всё поразбито!
— Потому и поразбито, что гоняете почём зря, вон колею какую прорезали! Не переживай, Никодим Иванович, государь ещё на Сахалин заглянет, вероятно и в устье Амура наведается, а потом — Эдзо! Это абсолютно точно, месяц у нас есть и потому гардемарин получишь, но через неделю, пока же грузчиками пускай поработают, в трюмах «Сивуча» лбы порасшибают.
— Сын в увольнительную вырвался, рассказывал, недовольны в Экипаже.
— Чем это?
— Весь город от мала до велика вышел на работы: метут, скребут, ремонтируют, новое строят. Солдаты и моряки оружие в пирамиды поставили, за лопаты и ломы, за мётлы да носилки взялись. И только корейский батальон прохлаждается.
— Гм, во-первых не прохлаждается. А готовится к исполнению важной и секретной миссии, а во-вторых, сам и предложи его сиятельству графу Востокову привлечь охранный батальон к работам.
— Упаси Господь, — испугался Селивёрстов, — это я так, болтаю невесть что…
Старший сын императора Константина, прижитый от кореянки-наложницы и как раз здесь, под Владивостоком, в станице Воскресенской родившийся, после долгих лет учёбы и дипломатической службы в Южной Америке, вернулся в родные края, ожидая новое назначение. Генерал-лейтенант Олег Константинович Востоков на корейца походил не сильно, перебарывала романовская порода, да и ростом пошёл в отца, восхищая статью богатырской низкорослых и щуплых корейцев, за сотни вёрст приходивших глянуть на бастарда.
Недавно образованная Особая Экспедиция, которую по высочайшему повелению возглавил граф Востоков, состояла из «Отдельного батальона», куда отбирались корейцы, повоевавшие против Северо-Американских Соединённых Штатов, либо особо отличившиеся в усмирении китайских провинций. Надо ли говорить, что солдаты и офицеры батальона своего начальника боготворили и готовы были в огонь и воду за Олегом Константиновичем. По числу штыков «Отдельный батальон» перевалил за полторы тысячи. Ну а если учесть, что там солдатами служили люди, командовавшие в Русско-Американскую войну взводами и ротами, громившие янки под Сент-Луисом и у Большого Солёного озера, так такой батальон запросто в дивизию развернуть, с эдакими-то ветеранскими кадрами!
Во Владивостоке гадали, куда государь направит внебрачного отпрыска, «особо информированные» знатоки сходились на том, что Хоккайдо-Эдзо, очищенный от японцев, отдадут под заселение корейцами и устройства там вассального государства с образованием новой династии. Вторая версия оригинальностью не отличалась — старший сын русского императора при поддержке армии и флота Российской Империи, опираясь на личную гвардию из отборных бойцов, возглавит Корею, женившись на одной из дочерей нынешнего вана…
При Востокове находилась большая группа офицеров Генерального Штаба, причём все они прогуливались в штатском, вызывая такой конспирацией преизрядное удивление у людей, мало-мальски соображающих в армейской иерархии…
Под Особую Экспедицию зафрахтовали сразу два больших океанских лайнера, за сутки «перекраивающихся» во вспомогательные крейсера, способные пару месяцев без захода в порты рейдерствовать на океанских просторах. Надо ли говорить, что места под орудия и снарядные погреба закладывались в чертежи таких, «двойного назначения пароходов», ещё на стадии проекта.
То, что граф Востоков получает под командование, по сути, небольшую эскадру, — помимо двух пассажирских пароходов в отряд судов капитана первого ранга в отставке Алексея Алексеевича Небольсина вошёл и угольщик, спешно выведенный из состава флота и «показательно» проданный на аукционе отставному морскому волку, наводило на определённые размышления…
Сам бастард инициативы «войти в общество» не проявлял, визитов не наносил, жил уединённо в «корейском квартале», часами занимая линию телеграфа. А вот куда депеши отправлял граф, неясно — та «нитка» особая, не каждый в тот домишко неприметный, проводами опутанный как паутиной, пройти сможет. Но генерал-лейтенант Востоков на «императорский» телеграф проходил без помех, к тому же всегда перемещался с «личной гвардией» из полутора десятков азиатов, зло зыркающих по сторонам.
Владивосток, а точнее говоря «Владивостокский особый крепостной район» все тридцать лет существования непрестанно укреплялся, став к октябрю 1876 года воистину неприступной твердыней, которую взять затруднительно, даже стотысячные армии и сильнейшие флоты собрав в сём месте. Но кто решится, даже англичане, гнать эскадры на край географии, чтобы положить десятки тысяч на подступах к «бане Константина», главной городской достопримечательности, так шутили местные острословы. Ту баню великий князь в далёком 1844 самолично рубил, сам конопатил и пророчил, что пройдёт время и народ сюда ходить станет как в музей, а потому чтоб тащили лучший листвяк на нижние венцы и чтоб лаги под пол непременно лиственные! С 1856 года, после воцарения Константина Николаевича, гарнизонная баня и стала музеем, очень уж хотелось жителям молодого города заполучить некий «исторический объект». Сама баня содержалась смотрителем с небывалым бережением, хоть сейчас затапливай и мойся-парься…
А поскольку те, первые строения ставились в ключевых точках, то все последующие планы по совершенствованию обороны города-порта, города-крепости «плясали от банной печки»…
На острове Русский, поименованном так лично Константином Николаевичем (впрочем как и большинство географических объектов) уже три десятилетия строились и совершенствовались батареи, оснащёнными лучшими и дальнобойными орудиями. Подразделения морской пехоты перекрывали все подступы к пушкарям, а корректировка огня с аэростатов, зависших в пяти ключевых точках укрепрайона, особо отмечалась всеми инспекциями, настоятельно рекомендующими перенять передовой опыт крепости Владивосток.
Именно на острове Русском граф Востоков устроил полигон для своей азиатской гвардии, отыскивая среди бойцов лучших стрелков. Триста винтовок для снайперской стрельбы, снабжённых оптическим прицелом проделали путь через два океана с Тульского завода № 3 и все достались корейцам из батальона Особой Экспедиции, морпехам ни одной — всё по телеграмме самодержца отошло «боевым корейцам». Может оттого Владимир Константинович и рванул на Амур, — его попытка «располовинить» три сотни снайперок поровну, корейцам и флоту по полтораста, успехом не увенчалась, «старший брат» почтительно но твёрдо заявил великому князю, что указание императора должно исполнять и «младшенький» только и сумел дверью хлопнуть в ответ, даром что генерал-адмирал…
— Так не болтай, не зря тебя люди выбирали! — Галковский улыбнулся, — гардемаринов в помощь выделю, тротуары надо подновить, это понятно, да и утрамбовать дороги всяко надо, его величество наверняка на недельку во Владике остановится.
— Точные сведения?
— Окстись, сосед! Да кто ж точно знать может о планах государя? Таким знатокам генерал Сыромятов мигом рты зашьёт. И руки к туловищу приколотит, чтоб жестами не объяснялись.
Упоминание о «лейб-Малюте» подстегнуло градоначальника не откладывать объяснение с товарищем министра путей сообщения империи, Лихолетовым Павлом Владимировичем, курирующим на месте укладку «золотого звена» Великого Пути. По сути всё уже как месяц было готово, движение запущено, но без помпы, «по тихой», негоже вперёд государя объявлять о завершении грандиозной стройки. Лучшие российские инженеры, собранные со всей империи на «завершающий рывок» работу свою исполнили и откровенно скучали. А по домам разъехаться — никак-с! Самодержец из американского далека отбил телеграмму, что хоть со всеми героями «стройки века» на брудершафт выпить не сумеет, тут никакого здоровья не хватит, но чтоб лучшие инженеры, техники, бригадиры, наиболее добросовестные подрядчики непременно присутствовали при «стыковке», которая должна состояться в полутораста верстах, пардон, километрах западнее Владивостока. Путейцы не посмели ослушаться грозного властелина, но поскольку делать на дистанции было нечего, оставили там по паре помощников, техников из студентов старшего курса Института путей сообщения а сами «закатились» во Владивосток.
Да так «закатились», что разгульные моряки и даже аэронавты, спирт на высоте хлещущие и не пьянеющие, оказались посрамлены рыцарями железных дорог, романтиками рельс и семафоров…
Грандиозная драка инженеров и флотских офицеров в ресторане «Владивосток» открытом при одноимённой гостинице попала на полосы ведущих европейских газет, ибо три репортёра из Великобритании, Германии и Дании, забившись в испуге под столы, тем не менее прилежно зафиксировали все этапы «Патриотического Побоища»…
Началось всё с пустяка, свежеиспечённый лейтенант Нечволодов, «обмывал погоны» с сослуживцами и, раздосадованный шумной компанией путейцев, сдвинувших три стола и яро что-то непонятное обсуждающих, перекрывая сиплыми, на ветру закалёнными голосищами небольшой оркестрик, решил «уесть шпаков». Лейтенант не придумал ничего лучше, чем громко проорать тост: «За здоровье государя императора Константина Николаевича» и подняв бокал с вином, ждать когда инженеры умолкнут и осушат водочные стаканы за самодержца. И тут, в наступившей тишине, изрядно принявший на грудь мостостроитель Василий Семёнович Уткин, берега Оби и Енисея соединявший, ответно прокричал, что за русского царя надо пить русскую же водку а не заморские розовые сопли, демонстративно, в два глотка осушил стаканюгу, зачем-то бросив пустую посудину в Нечволодова…
Тут-то всё и началось. Путейцы, набравшие в «поле» прекрасную физическую форму, почти одолели в кулачном бою блестящих флотских офицеров, но к тем на подмогу ринулись денщики, дабы спасти «благородий». Патрули, пытавшиеся разнять дерущихся, были приняты технической интеллигенцией за новые полчища врагов и товарищ начальника Амурской дороги Олег Патрикеев выскочил во вторую залу ресторации для публики «попроще», узрил там знакомых техников с дистанции и проорав: «Там наших бьют, вперёд, ребята! Не посрамим!», повёл «подкрепление» в бой…
Ущерба заведению насчитали на 5761 рубль 25 копеек, гарнизонная гауптвахта впервые за тридцать лет существования оказалась забита до отказа, а вице-адмирал Фомин, отбил покаянную телеграмму в Константинополь-Тихоокеанский, прося отставки.
Константин перед отплытием из Америки в Азию ответил Фомину пространной депешей, приказал буянов держать на хлебе и воде, никакой передачи спиртного и колбас-сыров-окороков сердобольными дамами и сослуживцами! Также государь велел расплатиться с рестораном из личным сумм, что размещены во Владивостокском отделении Тихоокеанского банка. Драчунов же следовало держать на гауптвахте до приезда царя-батюшки, взявшегося самолично рассудить то беспрецедентное дело. Шутка ли — цвет нации, флотские и путейские накуролесили на 37 вызовов на дуэль! И хотя Константин Николаевич поединки не одобрял, замять сей скандал будет даже ему весьма затруднительно. Не дать возможности офицерам поставить «рыцарей шпалы» к барьеру, так половина флота в отставку подаст…
Селивёрстову, начальствующему в том числе и над городской каталажкой, пришлось срочно распорядиться отмыть и отчистить узилище, дабы перевести туда неистовых железнодорожников, товарищ министра Лихолетов поспешил развести военных и штатских по разным «тюремным замкам» во избежание дальнейших склок и драк уже между «арестантами».
Кавторанг же Галковский помимо муштры гардемаринов, числился ещё и помощником командующего гарнизоном по взаимодействию с гражданской властью. И теперь двум соседям, двум приятелям предстояло придумать, как обустроить быт инженеров, волею случая угодивших за решётку. Нет, в том, что император простит буянов, слегка отругав (а может и не слегка, матерной терминологией Константин владел в совершенстве, к тому же с малых лет моряк, как загнёт «в зюйд-вест грот бом брамсель»…) сомнений не было. Но надо и исполнить категорический высочайший приказ- содержать «на хлебе и воде», то есть на каше и рыбе. А депутации друзей с огромными сумками-передачами как отвадить? Градоначальник ещё и потому с биноклем на смотровую площадку на крыше выходил — высматривал жён-подруг офицеров и путейцев, прям таки жаждущих вручить мэру судки с борщом и котлетами. А не дай Бог возьмёшь, что тогда? Нарушить приказ императора? Или самому съедать горы провианта? Давиться и съедать? Да, задачка.
— Послушай, Арсений Палыч, может твоих оглоедов из Морского Корпуса припрячь к важнецкому секретному делу?
— К какому?
— Пожирать все передачи, каковые для инженеров приносят в городскую тюрьму.
— С ума сошёл, Никодим Иванович? Чтоб будущий офицер флота объел узника? Да твой Егор от отца скорее отречётся, чем так поступит! Лучше отдавай снедь уголовным, только, конечно, без спиртного.
— Да нет уголовных в городе! Нет! Всех на дистанцию вывезли вылизывать магистраль: и злодеев и пьянчуг горьких. В тюрьме только господа инженеры обретаются.
Моряк понимающе кивнул, — Владивосток перед высочайшим визитом изрядно «подчистили» и все мало-мальски неблагонадёжные элементы из города вывезли. Однако приезд нескольких тысяч человек в составе делегаций сибирских и дальневосточных городов, на «стыковку» Великого Пути, а помимо сибиряков прибыли и волжане и из Москвы и Петербурга гости, и даже из Варшавы приехали представители короля польского, изрядно оживил «здешнее общество».
В городских ресторациях строились самые грандиозные планы по завоеванию новых рынков, купчины и сановники жаждали вести пароходы в Южную Америку, Африку, Антарктиду и отыскать там столько золота, чтоб кержаки из «Калифорнийской золотодобывающей компании» почувствовали себя жалкими нищебродами…
Большим успехом у гостей пользовалась аренда пассажирских пароходов на сутки-другие, с катаниями по заливу Петра Великого. На миноносках, в обязательном порядке конвоировавших каждое прогулочное судно (мало ли, вдруг пираты-карбонарии-масоны захватят пароход и под видом добропорядочных граждан таранят крейсер с императором) считать уставали бутылки, выбрасываемые гулеванами за борт. Первогильдеец Саврасов из Самары, упившись, решил освежиться и, раздевшись донага сиганул в воды залива. Хорошо, палубная команда на «Акулине» дело туго знала и выловила почтенного негоцианта в момент, кстати, протрезвевшего и поклявшегося в ознаменование чудесного спасения выстроить часовенку на одной из сопок Владивостока в честь святой Акулины. Поверенный Саврасова матом крыл патрона, изучая святцы в поисках хоть какой-нибудь святой, пусть и не Акулины, но чтоб имечко на слух примерно соответствовало…
— Плохи дела, сосед, — кавторанг недовольно покрутил головой, будто воротничок жал.
— А что такое? — Селивёрстов подумал поначалу, что сын накуролесил и грозит отпрыску исключение из Корпуса, — Егор чего утворил?
— Нет, старший твой образцовый моряк. Я об арестованных офицерах. Считай, половина Минной дивизии в каталажке блох давит, а меж тем у корейского берега три английских парохода чего-то выжидают.
— Подумаешь, пароходы, его величество сопроводит весь Тихоокеанский флот.
— Да не о том речь, сосед. Помнишь как в войну России и КША с САСШ наши подводники в Нью-Йорке отличились?
— Как не помнить, мичман Овсянников тогда на радостях фуражку Егорке подарил, сын с той поры и решил пойти по флотской части, а вся Владивостокская эскадра неделю не просыхала, а потом и офицеры и матросы рапорта писали на войну.
— Было дело, — крякнул морской волк, — а кто мешает сейчас джентльменам выпустить при приближении конвоя пару-тройку подводных лодок на пути следования, сколь не велик океан, а подходы то к порту вот они.
— Это ж сразу война! А англичане с французами ещё не расцепились, где им с нами в довесок задираться?
— А чёрт знает, — Галковский раздосадовано махнул рукой, — умом понимаю, что ерунда, что нервы то и домыслы, поиск козней врагов таинственных и могущественных. А сердце щемит. Да ещё с Нечволодовым пьянствовали лучшие офицеры с «бомбосбросок», теперь «каторжанят» вместо того, чтоб вражеские подлодки отыскивать и топить.
Бомбосбросками во Владивостоке называли 500-тонные миноносцы «Охраны водного района» вооружённые парой трёхдюймовок, но имевшие на борту до сотни глубинных бомб. Здесь Российский Морской Генштаб не мудрствуя лукаво, перенял опыт англичан, выводивших на дежурство в Канал до пяти десятков «минных канонерок». Ну, это у них там, в ЛондОнах «минные канонерки», во Владике же — «бомбосброски» и никак иначе.
В кабинет градоначальника, где Галковский и Селиверстов переживали за безопасность маршрута императора, без стука вошёл генерал-лейтенант, граф, командир Особой Экспедиции, обладавший чрезвычайными полномочиями, Олег Константинович Востоков.
— Здравия желаю, Арсений Павлович, — по свойски «по домашнему» обратился бастард к кавторангу, — а к вам, Никодим Иванович, дело неотложное.
— Рад служить вашему высокопревосходительству, что требуется вашему сиятельству?
— Я только что с телеграфа, через неделю во Владивосток прибудет пять тысяч, или чуть больше рекрутов из Кореи, необходимо провести медицинский осмотр будущих воинов. Но как назло три врача из гарнизона крепости и эскадры, приняли самое деятельное участие в эпической драке с инженерами железнодорожниками и ныне прохлаждаются на нарах, откуда вытащить эскулапов нет никакой возможности, не оспорить же приказ его величества, тогда вся иерархия рухнет. Необходимо содействие врачей городской больницы и ваше, Никодим Иванович на то разрешение.
— Я не прочь, но сами доктора…
— Работа в комиссии будет достойно оплачена.
— Если так. То конечно.
После ухода Востокова и мэр и моряк прильнули к окну. Перед городской управой стоял экипаж, окружённый двумя десятками конных корейцев.
— Большую силу забрал граф, — хмыкнул кавторанг, — личные башибузуки, только ему преданные, прям как хан какой, или эмир.
— Пять тысяч солдатиков, — прикидывал мэр, — это ж на неделю, не меньше врачи ими заниматься станут. И ведь не откажешь, а как с больными быть?
— А есть выход, сосед, — Галковский рассмеялся, — и запрет царский не нарушим и все формальности соблюдём. Надо на гауптвахте открыть приём, зарядить всех трёх драчливых докторов с утра и до вечера на осмотр пациентов. За пределы гауптвахты провинившиеся не выходят, нарушения нет, а то, что отбывая наказание, помогают людям, государь поймёт и оценит.
— Арсений, друг, — взмолился градоначальник, — скажи адмиралу, он гарнизоном командует. Я ж, сам понимаешь, Олегу то Константиновичу отказать не могу.
— Добро, сейчас же иду к Фомину.
— Как думаешь, господин капитан второго ранга, а куда граф навострился с такой силищей. Эдак в его Экспедиции под семь тысяч только пехоты будет, да плюс команды на пароходах. Если не в Корею, то куда?
— Хм, даже не скажу. Филиппины вряд ли, разве что Гуам забрать и там старшего посадить на новообразованное королевство или герцогство, государь решил. Нет, не Гуам. Я бы на Панамский перешеек графа командировал. После Сент-Луиса от корейцев шарахаются как чёрт от ладана, можно было бы малой кровью забрать стратегически важный участок и канал там впоследствии отрыть, сугубо для российских нужд.
— Голова, Арсений Павлович. Не зря тебя на флоте после ранения оставили.
— Правило такое уже лет тридцать, и в армии и на флоте: если офицер получил увечье, но желает продолжать службу, подыскать ему место, соответствующее возможностям. А гардемаринов распекать и исполнять редкие адмиральские поручения я и с тростью могу.
— Никодим Иванович, — секретарь мэра как привидение вырос в дверном проёме, — телеграмма из Казани, тамошняя делегация застряла в Чите, просят казанцы «прицепить» земляков к литерному составу номер семнадцать, дабы те не опоздали на «стыковку».
— Успеют, — махнул рукой Селивёрстов, коему чрезвычайно льстил факт вхождения в Комиссию по организации торжеств и право давать «зелёную улицу» делегатам от городов и губерний России матушки, едущим на край материка, приветствовать государя, завершающего кругосветное путешествие и заодно введение в эксплуатацию Великой Сибирской Магистрали широко и шумно отпраздновать…