От Гавайев до Трансвааля

Глава 14

Поручик Скурихин отвечал в батальоне за связь. Молодого и толкового офицера, два года маявшегося в Калуге помощником военного комиссара, «вдруг» перевели в гвардию, очевидно, вспомнили о заслугах дяди, ушедшего в Первую Экспедицию с цесаревичем Константином и отстроившего на Амуре станицу Константиновскую, центр Амурской губернии. Уже три с половиной десятка лет тому минуло, но его величество, как говорят знающие люди, помнит всех поимённо из Экспедиции, вплоть до последнего рядового и помощь семьям оказывает из личных средств, случись нужда или беда какая.

Выпустившись из военного училища по второму разряду (близорукость не позволяла набрать нужные баллы в стрелковых дисциплинах, да и в гимнастике, увы, не силён оказался) попал подпоручик Андрей Фёдорович Скурихин в Калужский военный комиссариат, где бы и тянул лямку все двадцать пять годочков службы, расставляя в нужном порядке карточки запасных, ждал выхода в отставку в чине капитанском, вряд ли до подполковника дослужиться вышло б.

Но, тяготеющего к новомодной телефонии офицера, устроившего проводную связь между губернским и четырьмя уездными комиссариатами, внезапно «выдернули» в Москву, где и вручили предписание на продолжение службы в «Пятом батальоне Калифорнийского полка», стоящего под Тулой.

Всего «батальонов Калифорнийского полка», причисленных к гвардии насчитывалось примерно полтора десятка (точное их число не публиковалось и знали верную цифру наверное только император и начальник Генерального Штаба) и раскиданы они были от Петербурга до Владивостока. В Москве расквартирован «Второй батальон», в Туле — Пятый, в Севастополе — Седьмой…

Остряки из Преображенского и Семёновского полков не без юмора именовали сии части «провинциальной гвардией», получая в ответ едкое «марш-марш-болванчики», с намёком на частые парады и упор на шагистику в частях гарнизона столицы.

Скурихину в «провинциальной гвардии» нравилось. Когда батальонный командир подполковник Кобзев понял, что стрелок из Андрея никудышный, не стал натаскивать молодого офицера, изнурять дополнительными занятиями на стрельбище, определил командиром «технического» взвода. Под началом подпоручика, впрочем уже через месяц службы Скурихин «вырос» до поручика, оказались четыре десятка возрастных солдат и унтеров, которые в штыки ломить ещё могли, ногоды и старые раны не позволяли также шустро как молодёжь в ротах, преодолевать полосу препятствий. Но чохом увольнять опытных вояк, готовых служить царю и Отечеству не рекомендовалось, а вот найти должность с учётом «износа организма», всячески приветствовалось. Потому и переходили со временем в технический и хозяйственный взвод возрастные солдаты. Хозяйственным взводом в «Пятом Калифорнийском» командовал подпрапорщик Иван Лыткин, из-за лени и дикой необразованности так и не сдавший экзамен на полноценный офицерский чин. Однако ж обсчитать Лыткина не удавалось даже пронырливому штабс-капитану интендантской службы из Тульского гарнизона, наоборот, лихой подпрапорщик всегда в батальон доставлял хоть чуть, но более положенного…

Главной задачей технического взвода являлось обеспечение связи между командиром батальона и ротными во время ведения боевых действий. Привычные посыльные с донесениями-записками никуда не делись, но свыше пришла директива внедрять в частях телефонию и заодно обучить сухопутчиков работать с таблицей сигналов, чтоб как у моряков, могли и отсемафорить и фонарём сообщение переслать, находясь в прямой видимости, или же «по цепочке».

В последнюю неделю апреля Скурихин вместе с Лыткиным дважды выезжали на гарнизонные склады, получать дополнительно восемь больших катушек телефонного провода и двенадцать новёхоньких аппаратов последней конструкции, весьма удобных для переговоров в полевых условиях. Проныра подпрапорщик кроме того наведывался в продуктовый подземный склад, где сверх накладных ухитрился умыкнуть два ящика тушёнки, отчего и пребывал в наипрекраснейшем настроении.

— Поляков усмирять пойдём, — заявил Лыткин, едва восемь батальонных подвод выехали за территорию гарнизонных складов.

— Отчего так решил, Иван Иваныч?

— А сам посуди, Андрей Фёдорович, только наш батальон сегодня грузился и всё больше провизией для похода предназначенной. В Тульском гарнизоне помимо нас еще железнодорожный батальон, пехотный полк, сапёры и артиллерийская бригада. Но отоварили всем нужным для дальнего похода лишь гвардию. Сухие пайки, значит кухни останутся здесь, как и половина моего взвода. А тебе, Андрей Фёдорович, везти придётся провода, катушки и прочее для развёртывания на новом месте.

— Польша то с какого бока? Спокойно там всё после смерти Александра Николаевича, мир его праху. Сын заступил на польский престол, армия присягнула единодушно, да и дядя, его императорское величество, поддержит короля польского, если потребуется.

— Видать и потребовалось, — хитро прищурясь, важно и многозначительно изрёк подпрапорщик, — велено распаковать оружейную комнату и подготовить винтовки к перевозке. А значит что?

— Что?

— Да то, разлюбезный господин поручик, что батальон наш отбывает в длительную командировку и разворачиваться до полка будет. Вместо четырёх «гвардейских» рот — десять обычных, ежели прикинуть число винтарей. И оружейнику Семёнычу все пулемёты, что в смазке на хранении велено посмотреть и обиходить, значит не учения. В Польшу двинем, точные сведения.

Скурихин с удивлением посмотрел за Лыткина. «Стратегические» домыслы подпрапорщика при всей их нелепости совершенно точно отражали систему развёртывания батальона в военное время, когда «гвардейские» роты делились по взводам, обрастая пополнением. Тогда батальон начинал именоваться вторым Тульским пехотным полком (дабы ввести неприятеля в заблуждение) и приступал к исполнению боевых задач, поставленных лично государем императором. Ну, так считали в офицерском собрании, дескать Константин Николаевич «свои» Калифорнийские батальоны направляет самолично, никому не передоверяя такую честь…

Ранним утром 23 апреля батальон, поднятый по боевой тревоге спешно грузил имущество и готовился к маршу на железнодорожный полустанок, в семи верстах от городка «Пятого Калифорнийского» расположенный. На хозяйстве оставался капитан Нестеренко с полувзводом Лыткина. Сам же хозяйственный подпрапорщик с наиболее молодыми и шустрыми подчинёнными из взвода отбывает с батальоном неведомо куда. Невыспавшийся Павел Павлович Кобзев ни единым словом не намекнул что и как.

Погрузка в вагоны прошла образцово, так и тренировались до того несколько раз, прибывая на «свой» разъезд, загружаясь и выгружаясь в специальные «поселенческие» вагоны. Только вместо семьи переселенцев в края дальние в теплушку помещался взвод, а со стороны и не понять кого перебрасывают по чугунке. Собрав офицеров на пятиминутную летучку подполковник Кобзев, только что вскрывший «особый» пакет несколько раздражённо поинтересовался как прошёл марш и погрузка в состав.

— Штатно, Павел Павлович, — браво отрапортовал командир первой роты капитан Заплетаев, — в норматив уложились, запас воды приготовлен на трое суток, поганые бачки в вагонах в наличии, можем катить безостановочно.

— Ин ладно, — отмахнулся от доклада давнего соратника Кобзев, — господа офицеры, с этой минуты считайте себя на войне, да и знайте, мы отныне Второй Астраханский полк, а вовсе не Тульский, о чём и расскажите подчинённым, особо упирая на секретность предстоящей операции и чтоб никаких разговоров в пути со случайными встречными-поперечными! Болтун — находка для шпиона!

Офицеры переглянулись, тот плакат, про трепача и шпиона, едва ли не самолично государем нарисованный, висел в каждой роте, даже в каптёрке у Лыткина наличествовал. После краткой речи комбата никто вопросов о маршруте не задавал, понимая, как ответит подполковник. Но то, что состав двинул на юг отметили едва проскочив первую развилку путей, позволяющую двигаться в западном направлении.

Располовиненный хозяйственный взвод, в два десятка человек с подпрапорщиком Лыткиным во главе «пристегнули» ко взводу Скурихина. Что ж в тесноте, да не в обиде, разместились в вагоне вполне комфортно, благо у запасливых «обозников» было чем поднять настроение, а понемногу «принять на грудь» в начале ДЕЛА (не зря же батальон на военном положении) сам Георгий Победоносец рекомендует. Поручик, как старший, распитие огненной воды разрешил, но строго настрого предупредил не злоупотреблять. Полста человек, если точнее — 53, рассредоточились по двухярусным нарам, заблаговременно устроенным в переселенческом вагоне службой воинских перевозок при Генеральном Штабе, очень серьёзной конторой, офицеры которой являлись подлинными владыками железных дорог, в том числе и частных. Всем памятен случай когда миллионщик Чемоданов, выстроивший линию от Екатеринбурга до Челябинска, в пьяном кураже оспорил действия какого-то жалкого подпоручика из «железнодорожных», не предоставил паровоз по требованию отдела военных перевозок. Арест, скорый суд, конфискация имущества, замена виселицы высылкой в Якутию (принимая во внимание меценатство Чемоданова) все понимали — то высочайшая воля, дабы никто более не дерзнул!

Помимо всего прочего «перевозчики» отменно маскировали воинские составы, которые издалека ни за что не отличить от переселенческих поездов, а близко кто ж зевак подпустит?

Расположившись в офицерском «купе» (закуток, досками отгороженый) Скурихин и Лыткин осушили по чарке за начало компании. То, что батальон перебрасывается на театр военных действий сомнений не было. Спор лишь шёл — где предстоит свершить подвиги во славу Отечества и государя.

— Что, Иван Иванович, опростоволосился с Польшей, — подначивал коллегу поручик.

— Может ещё и развернут, может то военная хитрость, — упорствовал упрямый прапор.

— Нет, на юг двигаемся. Скорее всего в Севастополь. А если это не учения, то погрузка на транспорта и переброска в Средиземное море, а далее, вероятно на Кубу. Обстановка непростая, как бы с англичанами и САСШ войны не случилось.

— Нет! — уверенно заявил Лыткин, — через Суэц погонят, на Мадагаскар. В помощь графу Востокову.

— Зачем туда гвардия? Корейские части успешно справляются с усмирением туземцев, — пожал плечами поручик, — нет, всё-таки в Северную Америку перебросят.

На коротких остановках, когда менялись паровозы и офицеры собирались у штабного вагона, Скурихин понял, что сам командир точь также не осведомлён о конечной точке маршрута и окончательно утвердился поручик, с детства грезивший о путешествиях и краях дальних, в правильности своей версии — Калифорнийские батальоны спешно гонят в республику Техас. Последний год в «штате одинокой звезды» участились нападения крупных банд на поезда и поселения. САСШ со своей стороны пытается дестабилизировать там обстановку, а Конфедерация не спешит приходить на помощь местной милиции, простить не может техасцам отсоединения…

Батальон быстро и организованно «перегрузили» из вагонов на большой грузопассажирский пароход, где гвардейцев уже ждали восемь сотен молодых солдат, лишь полгода как принявших присягу. Почему такая спешка, почему боевое слаживание разворачиваемого в полк батальона проходит на пароходе, версии ходили самые разные. Через два часа с момента погрузки на «Арзамас» всё разъяснилось, таким злым батальонного командира Скурихин ещё не видел. Кобзев собрал офицеров в малом салоне (столовой) пущей секретности ради выставив у двери подпоручика Васечкина. На пароходах даного типа для пассажиров, как правило переселенцев за океан, спроектировали три столовых, одна, поменьше, для «начальства» и две больших, которые сейчас завалены амуницией и ящиками с патронами.

— Что, орлы-соколы, — Кобзев бросил на стол увесистый пакет, принесённый с совещания, проходившего в Севастополе под руководством генерала Легостаева, — готовы повоевать? Знаю, многие сего часа ждали, бурчали, что карьера не задалась.

— Так это не учения, Фёдор Петрович? — капитан Арефьев, также давний сослуживец батальонного командира, решился «вызвать огонь на себя». Уж больно нервничает, даже дёргается, обычно уравновешенный подполковник, ищет на ком зло сорвать.

— Окстись, Денис Денисович, — Кобзев враз «сломался» и плюхнулся в «капитанское» просторное кресло, — такие авансы начальник Генштаба перед учениями не раздаёт. Вот! Полюбуйтесь!

Офицеры с четверть минуты смотрели на брошенные командиром на стол, рядом с пакетом, новёхонькие полковничьи погоны…

— Поздравляем, Фёдор Петрович, — начал Лыткин, удивительно быстро ориентирующийся в сложных ситуациях, даром что читал по складам.

— Поздравляться будем, когда дело сладим, — мрачно ответствовал подполковник, пардон, уже полковник Кобзев.

— Так куда идём? Где делу быть? — Арефьев говорил не от себя, от всех офицеров Пятого Калифорнийского…

— Так и не поняли? Ну, по правде я и сам ошалел, когда услышал что нам предстоит.

— Не томи, Фёдор Петрович, — взмолился Арефьев.

— Царьград! Константинополь! Да, господа, не Тихоокеанский, заметьте, Константинополь.

— Как?!

— А вот так. И это не все новости, господа. Нашему батальону выпала высокая честь занять и, самое главное, удержать Храм Святой Софии.

— Что? Почему мы?

— Действительно, почему не питерцы, не ухорезы генерала Сыромятова?

— А вот, Андрею Фёдоровичу спасибо скажите!

— Мне? — Скурихин ушам своим не поверил. И хотя батальонный командир в шутниках не числился, как мог какой-то поручик, в пенсне к тому же, попасть, нет, вляпаться в ИСТОРИЮ?!

— Точно так, точно так. Ваша любовь к телефонной связи сыграла решающую роль в выборе полка, которому надлежит схватиться с магометанами за главную православную святыню, ныне, увы, их святыней являющейся. Потому его высокопревосходительство генерал Легостаев, внимательно просмотрел личные дела офицеров и нашёл, что поручик Скурихин сумеет обеспечить устойчивую и надёжную проводную телефонную связь между командным пунктом, у собора расположенным и кораблями эскадры, вставшими на якорь в Золотом Роге. Тут и корректировка артиллерийского огня, тут и подробные, ежеминутные донесения о том какая обстановка в квартале, Святую Софию окружающем. К тому же, господа, у нас дюжина пулемётов, а в прочих батальонах где восемь, где девять. Ещё и потому высокое начальство выбор сделало в нашу пользу…

— Но, позвольте, как же мы проскочим Босфором?

— Именно этот вопрос я и задал генералу, на что получил предельно вежливый ответ: «Не ваша забота, готовьтесь исполнить свою задачу». И дополнительно получил от его высокопревосходительства полковничьи погоны. Надеюсь, все понимают, что в званиях подрастёт каждый? Остаётся сущий пустяк выполнить приказ и остаться живыми.

— Как выдержать, если турки навалятся всей мощью? Патронов не хватит отбиться! В штыки не переколоть миллион мусульман, кинувшихся отбивать собор.

— Полагаю, помимо Святой Софии целей у штурмовых отрядов будет немало. Тут и султанский дворец, казначейство, казармы гвардии, военное министерство, правительственные здания. Но то задача иных частей. У нас же, подойдите, господа, к подробной карте, видите, пунктиром отмечен путь батальона от высадки до Святой Софии. А эти здания надлежит занять и устроить в них укреплённые пункты.

— Как распределять пулемёты? Сколько рот будет создано?

— Хм, непростой вопрос, сами понимаете, ради соблюдения секретности впихнули на «Арзамас» сначала новобранцев, теперь вот нас в качестве «довеска». Потому, господа, во время перехода распределяем пополнение, планы по развёртыванию батальона в полк все изучали, неожиданностей быть не должно. Что касается пулемётов, — по одному на роту, рот всего восемь, моя девятая, командирская, с четырьмя оставшимися пулемётами плюс взвода Скурихина и Лыткина…

Разобрав карты, ротные офицеры пошли за унтерами, дабы прямо на ходу комплектовать свои подразделения, заодно и знакомиться с пополнением. В гвардейских частях в каждом взводе предписывалось иметь пулемётный расчёт, пусть даже на всех и не хватало пока «машинок смерти» поливающих неприятеля роем свинцовых пчёл. Но специалисты должны быть, пускай и на одном пулемёте учатся, как время придёт, получат грозное оружие. Скурихин же вымерял на карте расстояние от Святой Софии до места, где «Арзамас» предположительно встанет на якорь. Провода хватало с запасом, аж на три линии, но фанатики непременно начнут перерезать непонятный плетёный жгут, да и от огня артиллерии связь прерваться может, потому необходимо правильно распределить телефонистов, умеющих быстро сращивать провод, а лучше, провести показательное занятие с добровольцами. Дело то в принципе нехитрое, даже грамотей Лыткин сообразил что к чему, заглянув как-то «на огонёк» к телефонной команде. Кстати, у Лыткина почти двадцать человек без работы остаются, полевых кухонь нет, банки с консервами и без них откроют. А заполучить дополнительно в команду связистов два десятка «подсобников» — дело важное.

Полковник, к которому Скурихин обратился с просьбой-предложением, инициативу поручика одобрил.

— Вот ещё что, Андрей Фёдорович, команда «Арзамаса» усилена взводом морской пехоты Черноморского флота и они будут удерживать, контролировать сотню-другую шагов перед пароходом, учитывайте в своих расчётах и это. Да, скажите, как много к пулемёту положено воды для охлаждения? Мало ли, не получится в городе запастись жидкостью, а на пароходе есть ёмкости по 30 литров. Пара человек хоть и с трудом но утащит флягу.

— Запас дело хорошее, Фёдор Петрович, но солдат поздоровее я бы рекомендовал на перетаскивание пулемётов ставить, колеса уж больно хлипкие, обещали к осени переделать на третьем Тульском заводе, но сами видите как обернулось.

— М-да. Если отвалится колесо, сколько человек надо, чтоб дотащить эту дуру железную?

— Если быстро бежать, то четверо, притом надо продумать раму, что-то вроде носилок из железных прутьев.

— Займитесь, обратитесь к механику «Арзамаса» наваяйте чертеж, да и кузнец на таких пароходах точно есть, там и надо то несколько железяк соединить, плёвое дело…

— Смотри, Андрей, экая силища! — Лыткин, наплевав на дела стоял у борта и любовался невиданным доселе зрелищем. Две подводные лодки на полном ходу, ничуть не отставая от парохода, держали курс на Босфор. Субмарины сопровождали два больших минных крейсера.

Далее горизонт был запачкан дымом, то очевидно выходят транспорта с пехотой, боевые корабли Черноморского флота вышли в море уже как несколько дней. А телеграф, как вскользь обмолвился Кобзев, давно и надёжно контролируют жандармы…

— Ты б не пейзажами морскими любовался, а делом занялся. Полковник злой как дюжина чертей, гляди, попадёшь под горячую руку!

— Ай, — отмахнулся подпрапорщик, в мечтах уже свершивший героический подвиг и получивший из рук его величества Георгия и погоны подпоручика, нет — поручика! — всё сделано, каждый по две фляги водой залил, консервы и сухари на неделю розданы. На кухне парохода выпекают свежие караваи, что успеют — нам передадут.

— На камбузе.

— Чего?

— На флоте нет кухонь, там камбуз.

— Да какая разница. Ты Андрюха пойми, коли живы останемся — в герои попадём! Надо же — Святую Софию у нехристей отбить! Да меня в нашем городке на руках носить будут, в почётные граждане определят. Вот отец порадуется.

— Ты из каких местностЕй-волостЕй?

— Из Зарайска, не деревня какая, коренной горожанин, первый из города офицер гвардии! Да ты не смейся, мол подпрапорщик, курица не птица, Лыткин не офицер. Я своего всё одно добьюсь!

— Что ты Ваня, какой смех. Предстоит нам тяжёлое испытание, живы будем, непременно к тебе в Зарайск погостить приеду. Вырядимся в парадные мундиры, да как пройдём по главной улице, от церкви до ресторации!

— Здорово придумал, — обрадовался подпрапорщик, — непременно гульнём! Как думаешь, государь в Петербурге или где то здесь? Может вон на том большом пароходе?

— Какой же это пароход? Военный корабль! Крейсер или даже броненосец. Я точно не скажу, не знаток во флотских хитростях.

Без пяти минут почётный гражданин славного города Зарайска Иван Лыткин оказался удивительно прозорлив. Сначала на минных крейсерах вверх поползли какие-то сигналы, затем из чрева подводных лодок выскочили по два десятка крохотных фигурок и выстроились во фрунт, что-то радостно выкрикивая. На «Арзамасе» застучали каблуками матросы, а морские пехотинцы с оружием наизготовку изобразили невероятно ровный строй, несмотря на ужасную (так сухопутному поручику казалось) качку.

— Что за переполох? — Андрей обратился к помощнику капитана, спешно застёгивающему китель.

— Шли бы вы вниз, ваше благородие, — штатский моряк даже головы не повернул, — видите флагман Черноморского флота «Севастополь», а на мачте императорский штандарт. Может быть его величество сейчас наш «Арзамас» рассматривает, а вы тут раскорячились, эх!

Отмахнувшись от бестолковых «сухопутных сапог» помощник капитана побежал на мостик, попутно выкрикивая непонятные команды, половина из которых состояла из матов, вторая же из морских терминов.

— Урррраааа!!! — дружно и грозно взревели морпехи.

— Ура! Ура! — нескладно но искренне подхватили офицеры Пятого Калифорнийского батальона, конспирации ради ставшего Вторым Астраханским полком.

— Будет дело, Андрюха! — Лыткин заворожённо смотрел как стремительный и красивый крейсер на полном ходу обходит и подводные лодки с минными крейсерами сопровождения и большой неуклюжий «Арзамас». Капитан парохода почему то громким шёпотом умолял офицеров батальона не выходить на палубу, оставаться в салоне…

То, что Константин Первый, известный своим показательным равнодушием к делам балканских славян, принимает непосредственное участие в штурме Босфора и захвате Константинополя, наводило на определённые мысли. Вечером в кают-компании офицеры обсуждали грядущую драку и сходились в одном — будет жарко. Османские части, переброшенные в Болгарию, конечно же кинутся обратно, на защиту атакованной русскими столицы. И тогда придётся воевать за десятерых, какой бы десант многочисленный не был, но всех защитников города уничтожить нереально.

— Господа, — горячился штаб-капитан Кокошин, старший брат у которого дослужился в Севастополе до капитана второго ранга, соответственно Ефим Ильич мнил себя великим знатоком в делах морских, — турецкий флот в сравнении с Черноморским — ничтожная сила. Главное нейтрализовать батареи, прикрывающие Проливы. И тогда всё пройдёт как по маслу. Влетаем в Мраморное море и Царьград беззащитен против корабельной артиллерии! Абсолютно беззащитен, господа! Орды осман будут безжалостно перемолоты большими флотскими калибрами, а сама Турция окажется разрезанной надвое! По Босфору и Дарданеллам! Разделится на Европу и Азию!

— Выгнать турок из Европы возмечтали, Ефим Ильич? — Кобзев за прошедшие сутки успокоился, казалось с погонами полковника комбат напитался уверенностью в успехе. — только для начала хорошо бы проскребстись Босфором. Там пушек османских изрядно понатыкано. А еще Наполеон говорил, кажется, что одно орудие на суше равно десятку на корабле.

— Полагаю, батареи забота разведчиков из батальонов квартирующих в Сестрорецке, — Кокошин даже жест сделал, как бы отмахиваясь от предостережений полковника, — не будут же подвергать государя опасности, начиная перестрелку с неприятельской артиллерией. Высадят ночной порой пластунов недалеко от батарей и возьмут турок в ножи. А там и эскадра проскочит Босфором, тогда и нам потрудиться придётся.

— Позвольте, — вступил в разговор поручик Павловский, отвечающий за подготовку снайперов и получивший после расширения батальона, под командование третью роту, — но есть же ещё Дарданеллы, а их внезапно никак не захватить.

— Взяв Босфор, войдя в Мраморное море, — снисходительно, словно несмышлёнышу пояснил Павловскому Кокошин, — мы заходим на Дарданеллы с тыла, когда пушки, нацеленные на юг не смогут стрелять в северном направлении. Во всяком случае, подавляющее большинство тех орудий.

— Не потеряет ли Россия авторитет, напав на Турцию без объявления войны?

— Бросьте, капитан, расуждать о материях, вам неведомых. Может быть в эти минуты российский посол вручает ноту. А если даже и нет, получив приказ на выдвижение и открытие огня я не буду спрашивать объявлена война Османской империи по всем правилам или нет, я исполню приказ! — Кобзев не говорил, а казалось, выплёвывал слова.

Ситуацию разрядила реплика Лыткина, особенно громко прозвучавшая в «свинцовой» тишине.

— А государь наверняка к нам подойдёт, похвалить за службу, на Святую Софию взглянуть. Вот бы фотографическую карточку с его величеством заполучить…

Громкий смех был ответом на мечты честолюбивого подпрапорщика. Но, удивительное дело — фотографией года в декабре 1881, мировые информационные агентства единодушно признали снимок мичмана Андреева, запечатлившего на фоне Собора Святой Софии его императорское величество Константина Первого, зло и весело, торжествующе, смотрящего в объектив и обнимающего за плечи усталых, израненных героев — Андрея Фёдоровича Скурихина и Ивана Ивановича Лыткина. Чуть позже, став кавалером ордена Святого Георгия поручик Лыткин уволился (по ранению) с воинской службы и более тридцати лет подряд избирался городским головой, или же, говоря на американский манер, — мэром родного Зарайска.

Капитан же Скурихин поступил в Академию Генерального Штаба и впоследствии внёс огромный вклад в развитие радиодела в Российской армии. Но это уже другая история…