От Гавайев до Трансвааля

Глава 8

Уже полгода как нахожусь в Северной Америке, точнее, в Русской Америке. За это время побывал на Аляске, Камчатке, выходил в Северный Ледовитый океан Беринговым проливом. Охрана нервничала, подогнали для страховки все три оказавшихся поблизости ледокольных судна, плюс пять крейсеров, пароходы, — более десятка вымпелов эскадра собралась.

В этой реальности Петропавловск-Камчатский не захудалая дыра, а динамично развивающийся город-порт, связанный линиями телеграфа и с заокеанскими губерниями и с «коренной» Россией. В Авачинской бухте база подводных сил, секретности ради, от шпионов подальше, уведённых из Константинополя-Тихоокеанского. Батальон морской пехоты в здешних краях предмет для шуток. Гоняют бравые морпехи на лошадках и их, именуют, не поверите — «конно-водолазными войсками»!

Полковника Вересаева, начальствующего над Камчаткой уже восемь лет, поздравил генерал-майором.

— Только, Павел Александрович, придётся ещё лет пять в здешних краях повоеводствовать. Хвалят вас подчинённые, да и проверяющие докладывают о замечательном управлении сим прекрасным краем.

— Благодарю за высокую оценку моих трудов, ваше величество! И пять и десять лет готов служить, прикипел душой к Камчатке.

— Ваши дети в Калифорнийском Университете обучение проходят?

— Так точно, там. Только младший в Томск уехал, в медицину подался. А в Сибири — школа Пирогова!

Оставалось только кивнуть понимающе и поинтересоваться экспедициями вулканологов, исследующими Ключевскую сопку. Там работали сразу две партии — из Томского и Калифорнийского университетов, соответственно, два лагеря, две научных школы, споры, соперничество. Калифорнийский и Томский универы, студенты и даже преподаватели, «враждовали» между собой совсем как болельщики ЦСКА и Спартака иной реальности.

В Томске отучился наследник престола, чем сибиряки невероятно гордились, поставляя добровольцев в подшефный цесаревичу полк (две роты полностью укомплектованы солдатами и офицерами из Томской губернии) но калифорнийцы парировали особостью своего положения — единственный российский Университет в Новом Свете! Петербург и Москва в свою очередь не жалели средств на «повышение рейтинга» своих учебных заведений, попечительские советы буквально охотились за лучшими преподавателями, за учёными с мировым именем, которых приманивали на кафедры сказочными условиями, прописанными в закрытых контрактах. Совсем как звёзд футбольных «покупали»…

Я за такими «войнами» пристально наблюдал, не то чтобы поощрял, но дух соперничества поддерживал, упоминая в непременных ежемесячных обзорах в «Российской Газете» то один ВУЗ, то другой. Студиозы и профессура с нетерпением ждали тот самый номер и тщательно изучали — сколько раз государь отметил Питер, Москву, Томск, Казань, Калифорнию…

Уж лучше пускай в науках друг друга превзойти стараются, чем злоумышлять против императорской фамилии. Что ж, четвертьвековые труды по созданию образованной прослойки, лично преданной государю, обязанной своим возвышением сети Императорских Училищ, не были напрасны. Талантливая молодёжь, делающая карьеру в науке, промышленности, коммерции, прекрасно помнит пирожки и чай (сладкий, с сахаром!) выдаваемые школярам в сельских школах от имени великого князя Константина, а затем уже и императора. Прорву денег вбухал тогда в образовательные программы, личных и бюджетных миллионов не жалея, даже армейскую реформу немного «ужал» и во внешней политике резких движений старался не делать, перехватив у Горчакова крылатую фразу: «Россия сосредотачивается». И уже года примерно с 1860 пошла отдача. Те крестьянские ребятишки, что в лаптях или босиком бегали за знаниями (и чаем сладким с пирожками, само собой) взросли и впряглись в переустройство России. По большей части такие «птенцы гнезда Константинова» перебрасывались в Русскую Америку, но потом и на внутренние губернии кадров стало хватать. И таких орлов (орлиц) талантом и упорством вышедших в люди никакие агитаторы не собьют с панталыку. Вон Вересаев, ревностно посматривает на заокеанские губернии, настоятельно просит приравнять Камчатку и Чукотку к Аляске и Калифорнии-Орегону-Вашингтону, дабы ускоренно развивать дальневосточные территории. Логика новоиспечённого генерала понятна, — приоритетное финансирование, так сказать. А покамест Камчатку обделяем, увы, спеша закрепиться на Тихоокеанском побережье Северной Америки. Кстати, у камчадалов идёт своя «торговая война» с «гавайцами». После того как Гавайи отошли Российской империи, на архипелаге расквартировали бригаду морской пехоты, отряд лёгких крейсеров и начали отстраивать на Оаху большой и современный Константинов-порт (ага, тот самый Пёрл-Харбор) и судоремонтный завод. Отчего финансирование Камчатки сократилось, но камчадалы, патриоты родного края, выкрутились, начали промышленную добычу золота и продавили прокладку подводного океанского кабеля, дублирующего основной. Также интересно, что небольшие пароходы с не очень «отважными» капитанами и экипажами предпочитают идти из Владивостока до Константинополя-Тихоокеанского по «северной дуге», заходя на Сахалин, Камчатку, Чукотку, Аляску. Знаю, конечно, что там свой бизнес по купле-продаже шкур морского зверя, но пока в рамках приличий всё держится, не следует кошмарить купцов, поддерживающих северный маршрут. Тем более иностранных пиратов-браконьеров в северной части Тихого океана нет, извёл хищников ещё Геннадий Иванович Невельской, а теперь даже англичане не дерзают вести промысел в «Русском Море», начинающемся от гряды Алеутских островов. Заявил Константин, что это территориальные воды России, — и всё. Побесились просвещённые европейцы и успокоились. Берингов пролив на день сегодняшний вовсе на Гибралтар и не Суэц, драться с Российской империей за лёд, отстаивая права мореплавания, никто не собирался. Вересаев подробно рассказал как поставлена служба на «Северо-Тихоокеанской эскадре», как раз Алеутские и Командорские острова сторожащей. Там несут службу полдюжины пароходов ледокольного типа вооружённых дальнобойными трёхдюймовыми орудиями. Базируется эта эскадра на Петропавловск а не на Ново-Архангельск, по настоятельной просьбе «начальника Камчатки».

— Павел Александрович, а браконьерская добыча морского зверя российскими подданными имеет место?

— Имеет, ваше величество, — Вересаев развёл руками, — пароходы, идущие с грузами до Америки по северному маршруту, бывает и наведываются втайне от береговой охраны на лежбища. Но то несравнимо с прежними временами, когда английские, американские китобои и прочие браконьеры приходили в северные широты. А нынче куда как проще, жадных и глупых отлавливаем, наказываем штрафами. Сложнее со здешними старообрядцами, — хитры больно. Берут патент на полторы сотни шкур, а добывают две-три тысячи.

— Ладно, праведников нечасто встречать доводилось в жизни, все мы грешны. Только, Павел Александрович, просьба к камчатской земли жителям, личного свойства.

— Слушаю, ваше величество.

— Прекращайте байки распространять, что шторма в центральной части Тихого океана такие страшенные, где волна высотой с сотню метров и более. Гавайский маршрут эдакими россказнями на север не переключить, а выглядит, право слово, глупо. Глупо и вредно, особенно когда слышат сии сказки крестьяне из Тверской губернии и далее по деревенькам начинают пересказ ужасов…

— Государь! — Вересаев покраснел аки синьор Помидор из ненаписанной пока повести о приключениях Чиполлино, — исключительно ради процветания Камчатки то делалось! Прекратим! Слово чести!

— Полно, генерал, успокойтесь. Через пару месяцев, когда вникну во все нюансы промыслов, квоту вашу, губернскую, на добычу ценного зверья, увеличу вдвое или трое. А полученные доходы уж сами с Советом выборных делегатов решайте как потратить на благо земли чукотской да камчатской…

Оставив генерал-майора переваривать информацию в губернском правлении, отбыл на флагман, крейсер «Цесаревич Александр», где уже дожидались здешние телеграфисты. Двое суток дополнительно ушло на переход до Ново-Архангельска, — экую честь оказал царь-батюшка, самолично посещая промежуточные станции, связывающие линиями телеграфа материки. Тут же и выдал решение — согласовать нахождение на таких станциях супругов, при условии, что жена будет обучена азам фельдшерской профессии и телеграфного дела. А вот ребятишек — в школу-пансионат в Константинополе-Тихоокеанском, пускай знают — папка да мамка важным государственным делом заняты, денежку зарабатывают на полугодовых сменах. Генерал-губернатор Аляски толково всё расписал — две семейные пары на таких станциях, оптимальный вариант. Памятуя об эмансипации выразил сомнение, что две бабы уживутся без склок и свар, но убедили моё величество, на примерах убедили. Такие телеграфисты они ещё и метеорологи, ведут журналы наблюдений, фиксируют прилежно всё происходящее в вахтенный журнал и на фотографические пластины. Ну и порыбачить поохотиться не забывают. По негласному уговору «стационерам» обвинений в браконьерстве не выдвигается.

А, махнул рукой и подмахнул распоряжение. Им здесь виднее!

Англичан мои «шатания по северам» чрезвычайно переполошили, джентльмены совсем было решили, что император Константин собрался соединить российские владения в Новом Свете и вымести Великобританию с Тихоокеанского побережья, пока в Европе назревает очередная заваруха.

А всему виной события во Франции. Эжен, став Наполеоном Четвёртым, получил поддержку не только офицерского корпуса и национально ориентированной буржуазии, но и друга в лице генерал-адмирала российского флота, великого князя Владимира Константиновича. Отбыв в Париж по моему указанию, Володька развил бурную агитационную деятельность за «дорогого друга Эжена», начав самый настоящий чёс по крупным городам Франции с произнесением речей о дружбе двух великих держав и устройством банкетов. Когда поинтересовался шифрованной телеграммой: «За чей счёт банкет?», генерал-адмирал отбил наиподробнейшую ответную депешу, где повинился в тратах на пару мероприятий, а далее муниципалитеты брали все расходы на себя. Французы видели во всём, в том числе и смерти Наполеона Третьего происки шпионов королевы Виктории и призывали обрушить всю мощь державы на уничтожение «змеиного гнезда», конкретно — «стирания с лица земли» Лондона путём ночных бомбардировок зажигательными бомбами с дирижаблей. Я из заокеанского далека взывал к благоразумию сторон, заявив, что если Франция начнёт первой, Россия останется нейтральной. А вот если на Францию нападает Германия, тогда и мы вступаем в драку. В Берлине всё поняли правильно и Бисмарк попёрся через Атлантический океан, хотя и было сказано чёртову юнкеру — в Петербурге сидит Александр Константинович в ранге соправителя, с ним и решай…

Ефим Кустов в очках — стократ смешнее Петросяна, но сопит прилежно губернатор Русского Вашингтона, передавая самодержцу листы со статистикой, касательно развития промышленности в губернии.

— Фомич, распорядись насчёт чая.

— Сей момент, Константин Николаич. Эй, Федька, самовар тащи в горницу.

— А Федька, он чьих будет. В первой партии не его отец был, такой же рыжий да кудрявый?

— Точь так, ваше величество, Пётр Макаров то был, батька Фёдоров, но Петра в шахте задавило в одна тыща дай Бог памяти пятьдесят втором годе, Федька ещё пешком под стол ходил. Ну, адъютантом у меня, шустрый и сообразительный парняга, главное — честный, даром что рыжий. К племяннице моей сватается второй год, да та кобенится.

— А что так? Неужели из-за яркой расцветки жениха?

— Не, там другое. В Университет девка поступила, на учительскую должность.

— Специальность.

— Ага, специальность. И не хочет из Константинополя-Тихоокеанского уезжать. Дескать, Новосибирск-Сиэтл большая деревня, а самые лучшие люди там проживают, в Константинополе стал быть.

— Ого, как жизнь заворачивает, Фомич. Племяшка то из старообрядческого семейства, из самого считай кондового. Как старшие такое попустили?

— Ай, да что там. Полинка в мать пошла, в Марфу. Та как выучилась в беловодьевской школе, у Образцова Сергей Вениаминыча в управе работать стала. Тогда старшие бурчали знатно. А ныне попритихли, если по старине жить, так в тайге надо прятаться от мира. Молодняк в прошлое не загнать, сколь ни пытались, не выходит. Как ты говорил, Константин Николаич: «Знание — сила»! А наше старичьё видит, как внуки в инженеры вышли, в капитаны, или заводы ставят, то гордость, конечно. И нет резона бунтовать — церкви открыто стоят, молись сколь хочешь, никонианские попы не мешаются.

Тут Ефим прав. С момента восшествия на престол, двадцать уже как лет, прилюдно порицаю Никона, обзываю гордецом и преступником, ввергшим Церковь в раскол на ровном месте. Но велю богослужения вести каждому по своим канонам. И что произошло за это время — в старообрядцы «переписалось» несколько миллионов «православных». Оно и к лучшему, чем скрыто веру исповедовать и власть ругать — каждому по «своей» Библии. То, что аввакумовцы авансом зачислили царя-батюшку в святые, я в курсе, но помирать, дабы такой чести удостоиться не спешу, дел много предстоит сделать. Как, например это.

— Фомич, а ещё твой родственник, который тоже Кустов, но от деда общего, ну который на Камчатке сейчас.

— Андрюха то?

— Он самый.

— А как университет закончил и перебрался значит, вулканы изучать, второй год как на Ключевской квартирует, жена не знает что и делать. Да и он там девку нашёл, из учёных. Живут во грехе, срамота!

— Шекспировские страсти прям.

— Читал. Читал Уильяма. Про Ромео с Джульеттой. Прям точно про нашего Андрюху.

— Вот и пускай поезжает неугомонный Ромео-Андрюха с той учёной девкой на юга. Вулкан Кракатау изучает, близь Явы и Суматры.

— Далече, — крякнул Кустов, за годы губернаторства изрядно поднаторев в географии, равно как и в прочих науках.

— Не близко, это Камчатка вот она — под боком. А Кракатау вулкан интересный, в скором времени извержение начнётся. Туда и сослать проштрафившегося, а?

— Тебе виднее, Константин Николаич, — губернатор Русского Вашингтона, принял у Федьки самовар и кивком отослал любопытного адъютанта, — мёд какой велишь подать? Или всех сортов сразу?

Всего сортов мёда оказалось с полтора десятка. Кержачьё и в моей прежней жизни славилось своими пасеками и по Чулыму и по Кети, а тут в Русской Америке развернулись вовсю. Ефим посетовал, что за продукты много не выручишь, тот же мёд — едва ли не даром продаётся, а по большей части раздаётся родне да друзьям в обмен на какие иные услуги. Вообще Русская Америка поражала переселенцев не только волей и просторами, но и невероятной отдачей земли. Умелые садоводы разбили такие сады-огороды, что влёгкую за полцены, снабжали воинские части овощами, немилосердно демпингуя. С мясом проблем также не было, что уж говорить о рыбе, на берегу океана сидючи в девятнадцатом то веке…

Пока ситуацию удерживали работающие 24 часа в сутки консервные заводы, запасающие впрок мясные и рыбные консервы для нужд армии и флота. Но уже подходил срок выемки первых закладок, а куда девать пятилетней выдержки банки, если свежего мяса да рыбы да овощей навалом?

Одна надежда на «истребление» продовольствия — снабдить консервами бандформирование «команданте Цезаря», жаждущего стать вассалом России и отщипнуть от погрязшей в междоусобицах Мексики, изрядный кусок территории. Года два как проявился ещё один «пограничный барон», наполеончик со звучным имечком Цезарь, он же экс-лейтенант, бежавший от ревнивого полковника в горы, сколотивший изрядную банду, и промышлявший в мексиканской части Калифорнии.

Подполковник Кучеров, отвечающий за охрану южного участка границы Русской Калифорнии и республики Мексика, ручался за лояльность «лейтенанта-полковника» Цезаря и разработал отменный план по походу «освободительной армии» бравого команданте и созданию «Республики Мексиканская Калифорния».

На сей день у Цезаря 570 бойцов, если запустить честолюбца в рейд, снабдив оружием и продовольствием, так у нашей границы поспокойнее станет, а проблемы мексиканцев русоамерикано не волнуют, да-с.

Впрочем, не Цезарем единым. Испания, добрый наш союзник, задёргалась — устрашились в Мадриде перспектив столкновения как с САСШ, так и с КША. И янки и дикси почти одновременно предложили потомкам конкистадоров уступить «сахарный остров» за приличное вознаграждение. Затевать драку с конфедератами Россия однозначно не будет, но вдруг темпераментные южане решат, что у испанского дуба усохли корни? Конечно, если на Кубу позарятся САСШ, помочь Испании святое дело…

Однако предложение Мадрида выкупить половину острова Гуам и контролировать заморскую территорию совместно, заинтересовало. Правда цена за «половинку» Гуама в пятьдесят миллионов франков показалась в разы завышенной, пускай кабальеро и готовы принять «по бартеру» стрелковое оружие и артиллерию для формирующихся оккупационных частей Кубинского корпуса. Дело по Гуаму обсуждал с сыновьями перед отъездом, интересно посмотреть на реакцию отпрысков. Александр подошёл к делу взвешенно, заявил, что остров нужен России или целиком или же вообще не нужен. И, конечно, цена должна быть раз в пять меньше.

А вот генерал-адмирал загорелся идеей покупки половинки острова. По мнению Владимира, оборудование там базы позволит контролировать центральную часть Тихого океана и надо брать пока дают, а оплату растянуть, да и сбыть испанцам заодно можно устаревшее стрелковое оружие, бесцельно на складах пылящееся.

М-да, ЗДЕСЬ нет чехарды с принятием на вооружение шести или семи типов винтовок, да и в оружейные заводы я вложился едва в Петербург вернулся в 1848 году, так что запас прекрасных, но однозарядных «константиновок» накопили преизрядный, тем более в Туле, Казани и Константинополе-Тихоокеанском есть цеха, продолжающие выпуск тех винтовок и боеприпасов к ним. Так, на всякий случай, «шоб было»…

«Подвесив» вопрос с Гуамом, ибо в таком деле спешить — себя не уважать, я отбыл за океан. А по прошествии нескольких месяцев выяснилось — Конфедеративные Штаты Америки поставили целью завладение Кубой к 1880 году. Вот же хитрюги, почтенные плантаторы. Дождались пока мои бравые корейцы помогут истребить кубинских, прости господи, партизан, наведут на острове порядок и отбудут в Юту, драться с рейнджерами янки за Большое Солёное озеро. Теперь прибыльный сахарный бизнес отчего не вести — тишь да благодать на Кубе. Разумеется, российский капитал и интересы наших промышленников конфедераты не зацепят, не дураки. Но мечтания по овладению райским островом стали достоянием не только нашей разведки, но и англичан и северян. Кто из англосаксов «слил» испанцам намерения Конфедерации — не суть важно. Важно то, что вслед за Бисмарком в Константинополь-Тихоокеанский рванула представительная делегация испанских, так их распротак, грандов. В том числе военный министр инкогнито, и министр иностранных дел, такоже инкогнито.

— Фомич, посмотри, сколько «константиновок» у тебя на хранении в губернском Арсенале.

— И так скажу, по памяти, Константин Николаич — 22 450 стволов, на каждый по 700 выстрелов.

— Неплохо, дивизию вооружить можно.

— Не, дивизию магазинками снарядим, их 25 тыщ ровно в Арсенале, а «константиновки» для ополчения самое то и для самооборонных отрядов.

— У Мезенцева примерно столько в загашнике?

— Наверное да. Это у Николай Николаича, понятно дело, больше, но он не только губернатор калифорнийский, так ещё и цельного наместничества склад под ним.

— Ясно. Вот что, твоё превосходительство Ефим Фомич. Оставь себе половину и магазинок и половину «константиновок», а остальные будь готовь на пароходе перекинуть на флотские склады в Константинополе-Тихоокеанском.

— Война?

— Боже упаси. Фомич. Я в сии края благословенные не порох жечь приехал и не людей изничтожать. Мёд вон какой замечательный. С твоей пасеки?

— С моей. Внук, старший, серафимовский, проживает с нами до поступления в Университет, пристрастился парень к пчёлам, в ихней Японии такого не видел.

— То уже не Япония, Ефим Фомич, а российский остров имени государя Николая Павловича! Через двадцать лет никто и не вспомнит, что он Хоккайдо прежде назывался! А сын твой — его первый губернатор!

— Так не весь остров пока прибрали то?

— Не весь, да. Северную часть. Но и остальное отожмём под державный скипетр, обязательно. Нельзя быть сильными везде, иначе сговорятся иные державы, навалятся на Россию и так отмудохают, что мало не покажется.

— Так Франция союзник, Испания, Южные штаты, Итальянское королевство опять-таки, — Кустов изрядно подковался в геополитике, впрочем, Ефим и раньше был мужиком умным, хоть и необразованным. А на посту губернаторском немало книжек прочёл, много чего повидал.

— Против сильного объединятся, былые распри забыв, и первыми в спину ударят. Потому, Фомич, мускулами играть и гордо грудь выпячивать не следует. Сам же видел, в Петербург наезжая, по какому краешку прошли, избежав большой войны. А ввязались бы в драку за Константинополь, который Царьград, получили против себя коалицию Англии и Франции, да вдобавок турки и австрияки. А тут, в Америке, САСШ бы ударили со всей мочи. И что тогда было бы?

— Ты, Константин Николаич с младых лет умом отличался и прозорливостью, — Ефим замялся.

— Что так смотришь, генерал? Отставки не получишь. Мезенцева заменили, а ты поскрипи ещё два-три года. Очень надо, Фомич.

— Если надо, поскриплю, — уныло согласился верный сподвижник, — а на замену есть ребята дельные. И в военной части отличились под Луисвиллем, и после, в мирной жизни преуспели, пойдя по чиновной линии.

— Это про кого речь? Не про Аркадия Старыгина?

— Про него, Константин Николаич, парень толковый, и лесное дело поставил в губернии и рыбный завод казённый, что с прибылью работает.

— Он же вроде не из ваших, не из кержаков.

— Ай, — как-то по бабьи всплеснул руками головорез Кустов, снявший очки и вновь ставший грозным бородачом (седобородым уже) — да какая разница, из Беловодья человек, или нет. Вон старцы как над Никитой Сыромятовым сюсюкали, а он подрос и казну общины отобрал.

— Скажешь тоже, отобрал. Казна и осталась в общине, только перешла от дедов к внукам. Старые мудозвоны разве б построили заводы, пароходы купили, чтоб в промысел выйти, в железные дороги вложились? Да ни хрена! Пердели бы, золото в кубышке пересчитывая и всё. А на сегодня раза в три или в четыре большую сумму обернулись те деньги.

— Оно так, — согласился Ефим, — ты, Константин Николаич приглядись к Аркашке то. Пускай парень при тебе побудет.

— Хорошо, зачислю Старыгина в свиту, как его по батюшке то?

— Аркадий Сергеич.

— Хм, знавал я в жизни прежней одного Аркадия Сергеевича…

— Это которого?

— Тебе, Фомич, тот Аркадий незнаком. Лучше расскажи как питание бригад и батальонов, что в губернии расквартированы, налажено. Не голодают солдатики?

Кустов возмущённо вскинулся и поведал как доблестные воины катаются аки сыр в масле, получая сколь угодно хлеба, овощей и мяса да рыбы. Неудивительно, ведь каждый отдельный батальон имеет хозяйственную полуроту, где собраны все балбесы и слабосильные, отряженные на работы по разбивке огородов и откорму свиней да кур господам офицерам. А Русский Вашингтон не пустыня, всё-таки, климат самое то. Третий Вашингтонский батальон даже пасеку собственную держит в полста колод и стадо бурёнок. Не везде, разумеется, такая пастораль. Есть части, где консервы жрут и тем счастливы. Да взять тот же гарнизон, что Берингов пролив «держит». Там не до выращивания апельсинов, как в Калифорнии.

Десятки, сотни встреч в Русской Америке позволили самому, без посредничества Гоголя и Толстого, выделить народившийся «русоамериканский типаж». В основном в заокеанской России проживают молодые и энергичные люди, в семьях по трое-четверо ребятишек. Образование гораздо выше среднего, практически все грамотные. Тут ещё и хорошо поработали переселенческие пункты, где заставляли колонистов учиться и ещё раз учиться. Знаю, даже угрожали хитрые чиновники, — оставить в карантине лентяев, пока те чтением, письмом и счётом не овладеют.

Случилась и встреча со старой знакомой. Впрочем, графиня Мезенцева не так уж чтобы и стара, а вовсе даже и ого-го! Эдакая Моника Беллуччи слегка за сорок, в самом расцвете женского обаяния. Граф, заполучив титул и почётную отставку, пребывал в постпохмельном состоянии, из которого после аудиенции и не вышел, — продолжил запой. Эх, Андрей Дмитриевич, да как так-то? Командир передового отряда моей Экспедиции в Северной Америке. Эх!

Но на просьбу Моники, пардон, графини Мезенцевой о встрече, откликнулся. Хотя верный Никитос категорически возражал. Упирая на вероятную связь Перлиты-Моники с адъютантом супруга. А вдруг тот болезнь какую постыдную передал графине?

— Никита, так ты считаешь, что госпожа Мезенцева страшное бактериологическое оружие?

— Чего? Думаю да, заразная. От греха, ваше величество. Бережёного, как известно и Бог бережёт.

— С чего взял, что потащу её в койку? Поговорим, попросит мужа куда пристроить. Пойду навстречу, заслужил Андрей Дмитрич и пенсион достойный и пост соответствующий заслугам и званию.

— Ага, пристроить. Юбку скинет и ей встроить попросит.

— Ладно, иди. Можешь самолично обыскать, от тебя не то что револьвер — булавку не спрячешь.

Никита, бурча под нос что-то про ведьму, вышёл. Через пару минут в кабинет не впорхнула — вплыла величаво подружка дней моих молодых и беззаботных.

— Проходи, Перлита, вино, шампанское?

— Государь, вы сами повелели называть меня Моникой.

— Было дело, не спорю. Так что, Моника, белое, красное?

— Белое!

Похоже, любовника у графини всё ж таки не было. Накинулась на моё величество словно кошка изголодавшаяся. Хотя, может и великолепная актёрская игра, чёрт её знает. Овладел Перлитой-Моникой прямо на полу, потом перешли на диван. Во время «перерыва» в любовных утехах, высунулся в коридор.

— Никита, распорядись воды прохладной два, нет, три ведра. И ковшик. И не подсматривай больше. Видишь же, баба не со злыми намерениями пришла, а блядануть чутка. Ступай, не кривись.

Прямо в кабинете, небрежно проливая воду на огромный ковёр (царь я или нет?!) ополоснулись с графиней.

— Чего лыбишься, мексиканочка?

— Я знала, что мы будем вместе. Все эти годы знала и ждала.

— Точно ведьма.

— У Сыромятова ужасные манеры, а ещё генерал.

— Хорошо, не ты военный министр. Чего хотела то? Может снова послом куда супруга определить? Подумайте.

— Константин, хотела тебя увидеть. И только.

— Ну-ну. Смотри, мне бастарды более не нужны.

— Всё в руке Божией, Константин, — и улыбнулась торжествующе.

Вот же сучка. Прав был Никитос, есть такой тип баб, не могут без интриг, без того, чтоб не напрягать окружающих. Воистину ведьма. Но до чего ж хороша, стервь!

— Слушай, детка. Ты свои комбинации прекращай проворачивать. Иначе вздёрнешься в петле, как некие петербургские интриганки. А у тебя дети, а кто такой Сыромятов, сама знаешь…

Затравленно дёрнулась. Прочувствовала. Ну, не мексиканской девке, пусть и в графини выбившейся, мозгами и передком работая, шантажировать российского императора. Да, баба сладкая, но мне не 18 лет и даже не 28, утешусь с иными-прочими фаворитками, благо есть с кем. Перед Мезенцевым, конечно, неудобно. Хотя он Монику после меня в жёны брал, вполне осознавал, с кем связывается. Ладно, твоё величество, вперёд. Свершать дела великие.

Чёрт, кажется накаркал — Никита проводил Монику и вернулся с Репниным, сжимающим в руке бланк телеграммы.

— Николай Николаевич, что там? Дети, внуки здоровы?

— Всё в порядке, ваше величество, — наместник напряжённо улыбнулся, — у графа Бисмарка, высадившегося в Галвестоне, случился удар.

— Опа, не такой уж железный оказался старик Отто. Что говорят медики?

— Пока вся информация, телеграмма получена шесть, нет, уже семь минут назад. Ждём новых сообщений, освободив линию.

Так-так-так. А в МОЕЙ реальности Бисмарк прожил 83 годочка, но ТУТ уже в 70 решил скопытиться? Наверняка техасская жара и нервотрёпка спровоцировали инсульт у «самого крепкого дуба германского леса». Любопытно, как изменится внешняя политика Германии без первого канцлера…