Едва мы открыли дверь кабинета Гулла, он схватился за телефон.
— Звонит адвокату, — сказал Майло, выйдя в коридор.
— Его вывел из себя твой вопрос о передаче Гэвина Коппел.
— Какая-то страшная темная тайна. Что-то выставляющее доктора в плохом свете.
— Интересно, как много известно об этом Куикам?
— Если им что-то известно, то почему они не рассказали мне?
— Может, это бросало тень и на Гэвина.
— Гэвин погиб, и зачем теперь его родителям покрывать Гулла? И с какого конца тут Коппел?
— Не знаю. Но все происходящее, похоже, связано с этим местом.
— Я попрошу Бинчи тихонечко понаблюдать за Гуллом.
— Тихонечко?
— Это тебе не детектив по ТВ, где полиция использует фантастическую технику и армию сыщиков для тривиальной слежки. Мне повезет, если удастся заполучить хотя бы две смены "топтунов" в день.
Мы спустились на первый этаж.
— Итак, как ты считаешь, насколько эффективным был мой накат на Гулла? — спросил Майло.
— Он звонит адвокату, — пожал я плечами.
— А стал бы это делать парень, который ни в чем не виноват? Вот именно! Я подобрался-таки к доктору. И все же… Мне очень хочется выяснить, почему Гэвин ушел от него.
— Невропатолог, направивший Гэвина к Гуллу, может кое-что об этом знать. Поскольку его пациента передали другому врачу, он должен был потребовать от Гулла объяснений.
Майло выхватил свой блокнот и зашелестел страницами.
— Леонард Сингх в Сент-Джон. Не против взять его на себя?
— Вовсе нет.
— И еще, если ты по-прежнему готов поработать с Недом Бионди, чтобы попытаться поместить в газетах фото блондинки, то дерзай. — Он вручил мне запечатанный конверт со штампом "Фото, не сгибать".
Мы дошли до начала лестницы. Роланда Кристофа и его пылесоса больше нигде не было видно, и Майло уставился в пустой коридор.
— Город призраков. — "Черитэбл плэннинг". Чувствуешь аромат мошенничества?
— Да, это похоже на корпорацию-призрак. Между прочим, ты, по-моему, достал Кристофа. Что, если он ударится в бега?
— Да и черт с ним! Он всего лишь мелкий уголовник.
— А не может здесь быть кое-что покрупнее?
— Например?
— Некий условно освобожденный нанят бывшим мужем Коппел. Он работает в здании, где какое-то время провели три жертвы убийства. И еще работа Флоры Ньюсом в конторе по делам досрочно освобожденных. До того как убили Коппел, мы предполагали участие в ее деле бывшего уголовника.
— Опять Флора, — сказал он и пошел дальше.
— Тебя это не беспокоит? — спросил я, когда мы выбрались на улицу.
— Что?
— То, что Сонни Коппел нанял условно освобожденного наркомана для уборки здания.
— Все меня беспокоит.
Мы подошли к машине.
— Что касается Флоры, — сказал Майло, — то мы предполагали, что она спала с каким-то уголовником. Флора Ньюсом могла делать что-то предосудительное с точки зрения общепринятой морали, Алекс, но мне трудно представить, чтобы она сблизилась с каким-нибудь ханыгой вроде Кристофа.
— А если Кристоф не единственный условно освобожденный на работе у Коппела? Быть может, Коппел нашел себе источник дешевой рабочей силы. Мэри Лу между тем занималась реабилитацией заключенных. Возможно, здесь есть какая-то связь.
— Ларсен говорит, что это он подал ей идею о заключенных.
— Ларсен расстроился, что мы не слышали его на пленке с радиопередачей. У каждого есть самолюбие.
— Даже у психотерапевтов?
— Особенно у психотерапевтов.
— Время повидаться с Сонни Коппелом, — сказал Майло, когда мы сели в машину. — Это необходимо сделать не откладывая. Убита женщина — иди прямо к бывшему мужу. Это из сериала "Расследование сто один", будь он неладен.
— У тебя на руках три дела, каждое из которых указывает в каком угодно направлении.
Он рассмеялся:
— Это у тебя называется "поддерживающая терапия"?
— Это называемся реальностью.
— Если бы я скучал по реальности, то не стал бы жить в Лос-Анджелесе.
Когда мы тронулись с места, Майло погрузился в молчание. Я пересек Олимпик, и он объявил, что к Шейле Куик для осмотра комнаты Гэвина пойдет один. Я высадил его возле полицейского участка и вернулся домой. Спайк с несчастным видом ждал меня возле двери.
Это было что-то новенькое. Как правило, он демонстрировал полное безразличие и оставался на боковом крыльце, когда я возвращался домой. А когда подходило время прогулки, пес изображал спящего до тех пор, пока я не поднимал его безвольное тело и не ставил на лапы.
— Привет, пацан.
Спайк хрюкнул, тряхнув мордой так, что слюни полетели в мою сторону, и лизнул мне руку.
— Одиноко, да?
Он опустил голову, но глаза продолжали смотреть на меня. Одно ухо щевельнулось.
— По-настоящему одиноко?
Спайк поднял глаза и издал низкий, хриплый стон.
— Эй! — Я опустился на колено и потеребил его загривок. — Она завтра будет дома.
В прежние дни я бы добавил: "Я тоже скучаю по ней".
Пес засопел и перевернулся на спину. Я почесал ему пузо.
— Как насчет немного подвигаться?
Он насторожился. Затаил дыхание.
У меня в кабинете в шкафу хранился старый поводок, и к тому моменту, как я вернулся с ним в руках, Спайк уже прыгал, повизгивал и царапал дверь.
— Приятно, когда тебя ценят, — сказал я.
Спайк перестал суетиться и изобразил на своей морде ответ: не стоит тешить себя иллюзиями.
Его кривые короткие изнеженные лапы выдержали полмили вверх по Глен и обратно. Неплохо для десятилетнего барбоса — по бульдожьим понятиям, он давным-давно перешагнул пенсионный возраст. Когда мы возвратились домой, Спайк умирал от голода и жажды, и я наполнил его мисочки.
Пока он ел, я позвонил Неду Бионди по самому свежему из всех имеющихся у меня его номеров. Впрочем, я уже давно знал, что Нед уволился с должности старшего репортера в "Таймс", поговаривал о переезде в Орегон, поэтому я не удивился, получив сообщение: "Номер больше не обслуживается. Я попытал счастья в справочной службе Орегона, но Бионди в ней не числился.
Много лет назад я лечил дочь Неда, замечательную девушку с завышенными запросами, которая морила себя голодом и чуть не умерла. И я подумал: поскольку Нед не озаботился тем, чтобы оставить мне свои новые координаты, его семья больше не нуждалась в моих услугах. Обнадеживающий факт. Сколько сейчас лет Энн Мэри?.. Около тридцати. Нед как-то позвонил мне от нечего делать, и я узнал, что она вышла замуж, родила ребенка и все еще надеется сделать карьеру.
Информация ко мне всегда поступала от Неда. Мне так и не удалось добиться взаимопонимания с его женой, которая во время лечения Энн Мэри практически не разговаривала со мной. Как только терапия закончилась, девушка тоже перестала со мной общаться, даже не отвечала на последующие звонки. Я сказал об этом Неду, он засмущался, принялся извиняться, и я прекратил разговор. Через год после окончания лечения Энн Мэри написала мне элегантное благодарственное письмо на розовой надушенной бумаге. Тон письма был вежлив, суть предельно ясна: "Я в норме. Отвяжись".
Поэтому позвонить ей, чтобы узнать, где Нед, я никак не мог. Но, в конце концов, должен же кто-нибудь в его газете знать, где он находится.
Когда я начал набирать редакционный номер "Таймс", ожила вторая линия.
— Привет, беби, — послышался голос Эллисон.
— Привет.
— Как прошел день?
— Неплохо. А у тебя?
— Как обычно… У тебя есть минута?
— Что-нибудь случилось?
— Нет-нет. Я просто… вчера, когда я подъехала… Алекс, ты знаешь, что мне нравится Робин, мы всегда ладили. Но когда я подъехала… увидела вас вдвоем…
— Я понимаю, как мы смотрелись, но она всего лишь благодарила меня за то, что я взял Спайка.
— Я знаю. — Ее смех был неестественным. — Я позвонила, чтобы сказать тебе, что я знаю. Но мне стало немного не по себе. Когда я увидела, как она тебя целует.
— Целомудренно. В щечку.
Она опять засмеялась, потом замолчала.
— Элли?
— Я не могла понять, что происходит. Я лишь видела двоих людей, которые… Вы выглядели как парочка… Было похоже, что вам хорошо вдвоем. Вот тут меня словно громом поразило. Вся твоя жизнь с ней… Я просто начала сравнивать ее с… Просто мне кажется, что у нас с тобой нет ничего даже близко…
— Эллисон…
— Я знаю, я знаю, что это нервы и комплекс неуверенности в себе. Но мне ведь дозволено такое время от времени, правда?
— Конечно, милая, но в данном случае это совершенно необоснованно. Единственной причиной ее приезда был Спайк. Точка.
— Всего лишь поцелуй в щечку.
— Именно.
— Я не хочу, чтобы ты думал, будто я превратилась в некую параноидную клушу, гребущую только под себя… О, только послушать меня!..
— Эй! Если бы возникла обратная ситуация, то я реагировал бы точно так же. Я совершенно не интересую Робин, она счастлива с Тимом. А я обожаю тебя.
— Я — твоя главная страсть?
— Ты.
— О'кей, я получила то, что хотела. Прости, что достала тебя в середине дня.
— Ты — моя девушка, доктор Гуинн. Если увижу тебя обнимающейся с каким-нибудь хлыщом, мне будет очень неприятно.
Она рассмеялась, на этот раз от всей души.
— Конечно. Ты — мистер Благородство. Мне просто не верится, что я решилась тебе позвонить. Меньше всего я хочу быть собственницей. Не нужно меня проверять.
— Иногда очень приятно, когда тебя считают собственностью.
— О'кей, хватит об этом. У меня еще три пациента, и каждому нужно показать себя всезнайкой. Потом еду в хоспис.
— А немного отдохнуть не желаешь?
— Хотелось бы. Хоспис устраивает бесплатный обед для всех добровольцев, поэтому я перекушу там. А свободного времени у меня практически нет. Если только не отменить сеанс в последнюю минуту… Я должна сейчас заполнять бумаги и отвечать на звонки, а не визжать на тебя.
— Я буду через двадцать минут.
— Что? — переспросила она.
— Я еду. Очень хочу тебя увидеть.
— Алекс, мой следующий пациент приходит через сорок минут. Одна дорога съест…
— Я хочу поцеловать тебя. Это не займет много времени.
— Алекс, я очень благодарна, что ты так стараешься, но я в порядке; не надо потакать моим…
— Это нужно именно мне. И я все равно должен ехать в местечко неподалеку от тебя. Мне надо побеседовать с одним доктором в Сент-Джон.
Правда, я еще не договорился о встрече.
— Беби, — сказала она, — уверяю тебя: со всеми сомнениями покончено.
— Я хочу увидеть тебя.
Молчание.
— Элли?
— Я тоже хочу тебя увидеть.
По пути к Санта-Монике я выяснил в справочной номер доктора Сингха, узнал, что он на обходе и будет через час. Я сказал его секретарше, что собираюсь заехать к ним, и дал отбой, прежде чем она успела спросить, с какой целью.
Когда я подъехал к зданию, где находился офис Эллисон, она ждала на боковой дорожке, одетая в голубой кашемировый свитер с капюшоном и длинную юбку, цвета вина и что-то потягивала из картонного стаканчика и постукивала каблучком туфли. Ее черные волосы были заколоты сзади, она выглядела молодой и нетерпеливой.
Я свернул на находившуюся перед ней запрещенную для парковки площадку, и она влезла на пассажирское место. От стаканчика пахло кофе и ванилином.
Я наклонился и чмокнул ее в подбородок.
— Я хочу в губы. — Она притянула меня к себе.
Мы надолго припали друг к другу.
— Я застолбила свой участок, — сказала Эллисон, когда поцелуй завершился. — Хочешь глоток?
— Я не пью девчоночий кофе.
— Ха. — У нее был мягкий, нежный голос, и ее попытка зарычать вызвала у меня улыбку. — Это, мой дорогой, первобытный звук, изданный настоящей женщиной.
Я посмотрел на картонный стаканчик.
— Настоящие женщины пьют именно это?
Она бросила взгляд на бежевую жидкость.
— В постфеминистскую эпоху кофе может быть одновременно и девчоночьим, и крепким.
— О'кей. Что дальше? Ты утащишь меня в свою пещеру?
— Хотелось бы. — Она вынула заколку, движением головы распустила волосы и заложила густые черные пряди за ухо.
У нее была молочного цвета кожа, и я прикоснулся к едва заметным голубоватым венам, обозначившимся под подбородком.
— Настоящая женщина, — вздохнула Эллисон. — Кого я дурачу? Я хнычу, а ты спешишь на помощь. Как профессионал, советую тебе не поощрять такого рода поведение, Алекс.
— А каков совет непрофессионала?
Она взяла мою руку. Минуты пролетали слишком торопливо.
— У тебя есть подвижки в деле Мэри Лу? — неожиданно спросила Эллисон.
Я рассказал ей о Пэтти и Франко Гулл.
— Гулла в самом деле подозревают?
— Майло присматривается к нему довольно тщательно.
— Злодей психотерапевт. Очередной пиаровский удар по нашей профессии.
— Ты говорила, что Гулл довольно скользкий тип. Не припоминаешь еще чего-нибудь о нем?
Она подумала.
— Я не удивлена, что он настолько неразборчив. В нем есть этакая развязность… физическая самоуверенность, как у тех, кто уже давно создал себе харизму. Если бы оказалось, что он спит с пациентками, это тоже не стало бы для меня шокирующим известием.
— Почему?
— Это просто ощущение.
— Но ты в действительности никогда не слышала ничего такого?
— Я никогда ничего не слышала о нем, кроме того, что он партнер Мэри Лу. Быть может, это наложило отпечаток на мое суждение о Гулле. Из-за ее репутации. Как дорогого и жадного до публики специалиста. Мне кажется, что Гулл — того же поля ягода.
— А Элбин Ларсен нет?
— В нем больше от профессора.
— Он вроде как защитник прав человека. Но, возможно, правозащитники приняли его в свою компанию для повышения ее респектабельности. Когда мы беседовали с ними, Гулл потел, а Ларсен, казалось, старался сдерживаться. Как будто Гулл для него был несколько… неприятен.
— Непохоже, что Мэри Лу и Гулл старались скрыть свою связь, поэтому Ларсен мог об этом узнать. Гулл оставил машину перед домом Мэри. — Она покачала головой. — Я достаточно разбираюсь в психологии, чтобы понимать: такие случайности происходят крайне редко. Мне кажется, они оба хотели, чтобы жена Гулла узнала о них. Довольно жестоко.
— Возможно, Коппел считала себя этакой настоящей женщиной.
— Настоящая женщина не стала бы воровать чужих мужчин. — Эллисон взглянула на автомобильные часы. — У меня всего пять минут.
— Черт возьми!
— После того как Мэри Лу не стало, что будет с ее практикой?
— Гулл и Ларсен говорят, что примут любого пациента, который захочет продолжать лечиться у них, а остальных направят к другим специалистам.
— Даже если небольшой процент ее пациентов перейдет к ним, это станет солидной прибавкой к доходам.
Я пристально посмотрел на нее:
— Ты усматриваешь в убийстве Коппел выгоду?
— Я согласна с тобой: здесь преобладают гнев и злоба и, возможно, есть сексуальный подтекст. Но и неплохая добыча. И если убийца — Гулл, то все сходится. Что может быть слаще для психопата, чем уничтожение женщины, которую он когда-то трахал, и захват ее бизнеса?
Щеки цвета слоновой кости покрылись пятнами румянца. Для Робин такого рода разговоры были всегда отвратительны.
— Ты, — сказал я, — интересная девушка.
— Интересная, но странная, а? Ты примчался на романтическое свидание, а я анализирую действия извращенца. — Прежде чем я успел ответить, она смачно поцеловала меня в губы, потом откинулась на сиденье. — С другой стороны, анализировать — это то, чему нас учили. Нужно идти. Позвони мне. И чем раньше, тем лучше.
Доктор Леонард Сингх оказался высоким сутуловатым мужчиной с темной кожей и ясными карими глазами. На нем был прекрасный итальянский костюм — темно-синий фон с едва заметной красной клеткой, желтая с отложным воротником рубашка, блестящий красный галстук и черный как вороново крыло тюрбан. Усами, а таКже густой седой бородой он напоминал героев Киплинга.
Он удивился, увидев меня в своей приемной, и удивился еще больше, когда узнал, почему я здесь. Но никакой настороженности. Сингх пригласил меня в тесное зеленое помещение, которое служило ему в больнице кабинетом. На деревянной вешалке висели три белоснежных халата. Стеклянная банка с мятными палочками стояла между стопками историй болезни. Медицинское образование он получил в Йеле, акцент у него был техасский.
— Доктор Гулл? Нет, я не особенно знаю его.
— Вы направили к нему Гэвина Куика.
Сингх улыбнулся и положил ногу на ногу.
— Вот как все получилось. Мальчик попал ко мне со "скорой помощи". Я как раз собирался сдавать дежурство, но мой коллега попросил меня дать консультацию.
"Коллега"? Джером Куик сообщил имя их семейного врача, партнера по гольфу…
— Доктор Силвер?
— Совершенно верно, — кивнул Сингх. — Итак, я посмотрел мальчика, согласился им заняться и сделал что мог — в соответствии с ситуацией.
— Закрытая черепно-мозговая травма, томография явных повреждений не показала.
Сингх вновь кивнул и потянулся к банке с конфетами.
— Не хотите немного сахарозы?
— Нет, спасибо.
— Попробуйте, они вкусные. — Он вынул мятную палочку, отломил кусочек, хрустнул им во рту и медленно прожевал. — В случаях такого рода всегда ожидаешь обнаружить на томограмме что-нибудь ужасное. Не хочется видеть этого, конечно, но надо же знать, в какой степени поражен мозг.
— У Гэвина была неясная ситуация?
— В таких случаях, как у Гэвина, проблема заключается в том, что тебе понятно: его ожидают проблемы, но ты не можешь сообщить семье, чего, собственно, нужно ждать и останутся ли эти проблемы навсегда. Когда я узнал, что его убили, то подумал: "О, какая трагедия!" Я позвонил и оставил послание его родителям, но мне так никто и не перезвонил.
— Они в довольно растрепанных чувствах. Есть какие-то мысли по поводу убийства?
— Мысли? Например, кто мог это сделать? Нет.
— У Гэвина сохранялись симптомы болезни в течение десяти месяцев.
— Нехороший признак. Хуже всего то, что его симптомы носили поведенческий характер. Это из области психиатрии. Мы, цитологи, предпочитаем что-то конкретное — атаксию, какой-нибудь отек, который мы можем снять и ощутить себя героями. Как только мы залетаем на вашу территорию, сразу же начинаем ощущать себя совершенно беспомощными. — Он съел еще кусочек мятной конфеты. — Я делал для мальчика все, что мог, постоянно наблюдал его, а потом прописал ему курс трудотерапии.
— У него были проблемы с моторикой?
— Нет, трудотерапия полезна сама по себе. Я знал, что он ощущает некие личностные изменения, и подумал, что кое-какая психологическая поддержка парню не помешает. Но когда я предложил родителям проконсультироваться с психологом, они даже и слушать об этом не захотели. Гэвин тоже. Поэтому я отступил и предложил трудотерапию, полагая, что это будет более приемлемо для них. Однако, к сожалению… Вам известно, что произошло между Гэвином и его психотерапевтом?
— Бет Галлегос?
— Хорошая девушка. А он ее мучил.
— Вам прежде доводилось сталкиваться с такими явлениями при закрытой травме мозга?
— Конечно, возможны маниакальные изменения, однако не могу сказать, что встречал примеры мании навязчивого преследования. — Сингх поднес к губам отломанный кончик мятной палочки.
— Значит, родители Куика отрицательно отнеслись к тому, чтобы Гэвином занялся психотерапевт?
— В крайней степени отрицательно, — печально улыбнулся Сингх. — На мой взгляд, эта семья слишком печется о том, какое мнение о ней сложится у окружающих. Доктор Силвер тоже так считал. Хотя он не очень хорошо знал Куиков.
— Мне показалось, что доктор Силвер был другом этой семьи.
— Барри? Нет, вовсе нет. Барри — гинеколог, начал лечить Шейлу Куик от предклимактерических симптомов совсем недавно.
Выходит, Джером Куик солгал, что Силвер — его партнер по гольфу. Маленькая ложь, но зачем?
— Вы как-то были связаны с доктором Гуллом?
— Нет. После того как у Гэвина начались неприятности из-за Бет, мне позвонил его отец и сказал, что мальчика арестовали и что суд в Санта-Ане приговорит его к заключению, если не будет представлено каких-либо смягчающих обстоятельств. От меня он хотел получить письмо, в котором было бы заявлено, что причиной неадекватного поведения мальчика является авария. Если бы оказалось этого недостаточно, он просил меня дать соответствующие показания в суде. — Сингх доел конфету. — Не скрою, меня мучили сомнения. Мне очень не хотелось идти в суд: я не знал, смогу ли с чистой совестью сказать все это. Бет Галлегос была одним из лучших наших психотерапевтов, по-настоящему классной девушкой, и я страшно переживал за нее. Мне пришлось задуматься над вопросом, стоит ли полностью снимать Гэвина с крючка. У мальчика имелись серьезные проблемы, так что, возможно, ему необходимо было преподать какой-то урок. С другой стороны, речь шла о тюремном заключении, а Гэвин действительно перенес черепно-мозговую травму и к тому же был моим пациентом. Я решил позвонить прокурору, которая вела дело, и она сказала, что это было первым нарушением со стороны Гэвина и никто не собирается требовать для него наказания на полную катушку. Она предложила выдать Гэвину направление к психиатру или психотерапевту — это парню поможет. Я обратился к паре психологов, работавших здесь, но они сослались на большую вероятность собственной необъективности, так как хорошо знали Бет Галлегос. Поискать других я не успел: позвонил мистер Куик и сообщил, что нашел хорошего психотерапевта, прямо здесь, в Беверли-Хиллз, вблизи от дома. Отец Гэвина сказал, что это очень важно, он не хотел, чтобы сыну пришлось далеко ездить.
— Мистер Куик попросил, чтобы направление было адресовано доктору Гуллу?
— Он попросил направление к доктору Коппел, но она заупрямилась и отослала его к Гуллу. Я распорядился, чтобы моя секретарша узнала о наличии у доктора лицензии; все оказалось в порядке. Я с ним связался, он показался мне хорошим парнем, и написал направление. — Он расправил галстук. Карие глаза остро взглянули на меня. — Итак, с этим возникла какая-то проблема? Поскольку я подписывал направление Гэвина к психотерапевту, то, если у меня намечаются неприятности, мне, конечно же, хотелось бы об этом знать.
— На данный момент я не считаю, что у вас могут возникнуть серьезные трудности.
— Это звучит удручающе туманно.
— Мне жаль, но еще слишком рано говорить что-то более определенное. Я обязательно дам вам знать, когда ситуация прояснится.
— Премного благодарен. — Сингх коснулся своего тюрбана.
— Вы знали, что Гэвин не стал лечиться у Гулла?
— В самом деле?
— Вам никто об этом не рассказывал?
— Через неделю после начала лечения Гэвин позвонил, поблагодарил меня, сказал, что все идет прекрасно. Больше я ничего ни от кого о нем не слышал. Так что случилось?
— Гэвин не поладил с Гуллом и был переведен к доктору Коппел.
— Значит, она нашла для него время. Бедный Гэвин! Что бы мальчишка ни натворил по отношению к Бет, ему пришлось несладко. У вас больше нет вопросов? А то мне еще нужно перелопатить тонну бумаги.
Доктор проводил меня на улицу, и я поблагодарил его, что согласился уделить мне время.