— Надо было прислушаться к собственному чутью, — сказал Гулл, — мне с самого начала не хотелось заниматься этим парнем.
— Не ваш тип пациента? — спросил я.
Он не ответил.
Несколько минут назад Гулл прокашливался так, будто у него запершило в горле, и Майло предложил Мирне Уиммер попросить кого-нибудь принести воды для ее клиента. С раздосадованным видом она куда-то позвонила, и в комнате появилась девица с подносом, на котором стояли наполненный водой графин и стаканы, но Гулл пить, однако, отказался.
— Почему вы не хотели лечить Гэвина Куика? — переформулировал я вопрос.
— Я не люблю молодых. Слишком много кризисов, слишком много переменных факторов.
— Плюс ко всему травма мозга.
— Это тоже. Не люблю психопатов. Скучно. Неинтересно.
— Молодой человек с травмой мозга. К тому же мужского пола.
— Я принимаю и мужчин.
— Не слишком-то много.
— Откуда вы знаете?
— Я ошибаюсь?
— Я не стану разглашать информацию о моих пациентах. Как бы вы на меня ни давили.
— Этические нормы и все такое, — кивнул я.
Гулл промолчал.
— Итак, Гэвин следил за зданием. Но как он все же узнал, что вы спите с пациенткой?
Гул поморщился:
— Это необходимо?
— В высшей степени.
— Хорошо, хорошо. Он стоял на парковке, когда мы вышли.
— Вы и пациентка?
— Да. Милая женщина. Я провожал ее. Было поздно, темно, она оказалась последней пациенткой, и я уже закончил работу.
— То есть вы вели себя по-рыцарски. И что же Гэвин увидел?
Гулл заколебался.
Майло вытянул ноги. Уиммер полировала рукавом стекло на часах.
— Мы целовались, — наконец сказал Гулл. — Да, было глупо делать это вот так, в открытую. Но кто знал, что за нами следят? Мальчишка припарковался за поворотом.
— У него был длинный нос.
— Вы должны понять: я не пользовался положением. Это была любовь. Взаимная любовь. Эта женщина перенесла в жизни немало жестоких утрат, и ей требовалось утешение.
— Утешение по полной программе, — вставил Майло.
— То, что я делал, — неправильно. С формальной точки зрения… С позиции этических норм. Но особенность ситуации диктовала определенную степень интимности.
— Это был психотерапевтический прием, — кивнул я.
— Можно и так сказать.
Мирна Уиммер взяла свой блокнот и притворилась, что читает. У нее на лице было такое выражение, словно она наглоталась помоев.
— Значит, вы занимались этим в офисе. На диване? На столе?
— Это вульгарно…
— Ваше поведение вульгарно.
— Я вам сказал, ей было одиноко…
— И она перенесла немало жестоких утрат.
Мирна Уиммер вздохнула и покачала головой.
— Хорошо, — сказал Гулл. — Я ублюдок. Вы это хотите услышать?
— Давайте вернемся к самому началу. Вы не любите молодых людей мужского пола, но согласились лечить Гэвина Куика.
— Мэри попросила. Парень был направлен к ней, но она оказалась занята, а я как раз закончил курс с одним из пациентов… с очень успешным результатом, должен добавить. Таким образом, у меня образовалось окно. Что бывает крайне редко.
— Почему Мэри попросила заняться Гэвином вас, а не Элбина Ларсена?
— У Элбина неполный рабочий день.
— Слишком занят служением обществу?
Гулл пожал плечами.
— Мэри рассказывала вам, почему именно к ней направили Гэвина?
— Ее бывший муж поспособствовал. Между прочим, он владелец помещения, которое мы арендуем… Отец Гэвина также был арендатором мистера Коппела и рассказал ему об имеющихся у парня проблемах с законом. Но формально направление на терапию ему давал какой-то невропатолог, о котором я никогда не слышал. Гэвин говорил мне, что он стал преследовать женщин из-за травмы мозга.
— Вы в это не верите?
Гулл вместо ответа пожал плечами.
— Можно и без мозговой травмы быть сексуальным агрессором, — сказал я.
Гулл выдохнул:
— Это меня уже утомляет.
— Ох, простите, ради Бога!
— Есть еще что-нибудь? — осведомилась Уиммер.
— Вы много общались с родителями Гэвина? — спросил я.
— Только с отцом, и то однажды. Он пришел вместе с Гэвином на первый сеанс. Мне показалось это не совсем обычным, поскольку в подобных случаях сына, как правило, сопровождает мать. Я спросил про нее мистера Куика, тот ответил, что мать Гэвина плохо себя чувствует.
— Что вы еще узнали от мистера Куика?
— Не много. Я получил краткие сведения о семье. Он казался очень встревоженным из-за сына.
— Значит, у Мэри не было времени для Гэвина, но как только этот парень дал вам отставку, она немедленно взяла его к себе. — Я вопросительно посмотрел на Гулла.
— Полагаю, она выкроила время, чтобы сделать мне одолжение.
— Значит, Гэвин не стал гнать волну?
Молчание.
— Она что-то попросила в качестве компенсации?
— Я согласился взять на себя ночные вызовы в течение двух месяцев.
— Это включало посещение по ночам и Мэри Коппел? — встрял в наш диалог Майло.
Гулл с негодованием посмотрел на него.
— Вопрос поставлен, доктор.
— Мэри была в высшей степени сексуальной особой с соответствующими потребностями, а я имел физическую возможность удовлетворять их. Мы наслаждались друг другом. Я не считаю это грехом.
— Кто убил ее? — как бы между прочим спросил я.
— Не имею никакого представления. Судя по этим вопросам, вы явно полагаете, что мои отношения с Мэри как-то связаны с убийством Гэвина Куика.
— А вы нет?
— Я ничего не полагаю.
— Психотерапевт и ее пациент убиты с разницей всего в несколько дней. Вы никогда не размышляли об этом?
— Размышлял. Только у меня нет ответов.
— Какие-нибудь предположения?
Он покачал головой.
— Девушка, убитая вместе с Гэвином… Вы ее когда-нибудь раньше видели?
— Нет. Я об этом сказал еще тогда, когда вы показывали мне фотографию.
— Этот снимок был помещен во вчерашней "Таймс". Может, он навел вас на какие-нибудь воспоминания?
— Я не читал вчерашнюю прессу.
— Не интересуетесь международными новостями?
— Не особенно. Я не слежу за политикой.
— В отличие от Элбина Ларсена?
— Вы все время ввертываете его имя в свои вопросы.
Я взглянул на Майло. Он казался безмятежным.
Мирна Уиммер подалась вперед, примостившись на самом краешке своего кресла. Ее губы напряглись, плечи расправились.
— Гэвин Куик, теперь Элбин. По-моему, вы про меня забываете, — недовольно произнес Гулл.
— Почему Элбин недавно проинформировал Сонни Коппела, что ваша группа больше не заинтересована в аренде нижнего этажа? — спросил я.
— Больше не заинтересована? Да зачем нам вообще мог понадобиться нижний этаж? Он ведь уже арендован каким-то благотворительным фондом.
— "Черитэбл плэннинг"?
Он кивнул.
— Чем они там занимаются?
— Не имею понятия.
— Вы довольно долго были соседями.
— Никогда не видел, чтобы туда кто-нибудь заходил, кроме Сонни Коппела. Да и тот это делал не очень часто.
— Насколько все-таки часто?
— Один-два раза в месяц. Возможно, это одна из его фирм. У него их несколько.
— Он что, магнат?
— Что-то в этом роде.
— А откуда вы знаете?
— От Мэри. Она заполучила для нас помещение через него. Выполнила всю бумажную работу по аренде.
— Слабый пол взял на себя общее руководство предприятием?
— Мэри была движущей силой. Мы с Элбином… помогали ей советами. Она устроила нам эту аренду, поскольку Сонни все еще был от нее без ума.
— Это вы от Мэри узнали?
— Да. Она рассказывала мне об их отношениях с бывшим мужем и смеялась по этому поводу.
— Вроде как развлекалась за его счет?
— Если честно, ей было на него вообще наплевать.
— И Сонни это в конце концов понял?
Гулл пожал плечами.
— Что конкретно Мэри рассказывала вам о Сонни?
— Вскоре после женитьбы он превратился в жирного червяка. Она никогда не считала его привлекательным, но уговаривала себя, что он может оказаться полезным. Ей нравилось то, что он учился на юрфаке. Потом он провалил экзамен на адвоката, и она начала смотреть на него как на полного неудачника. Это ее слова.
— Неудачник, который стал магнатом.
— Это стало для нее сюрпризом. Сам факт богатства Сонни она считала нелепостью, он совершенно не умел тратить деньги, не знал, как наслаждаться жизнью.
— Итак, Сонни хорошо относился к Мэри, она — наоборот.
— Вы считаете, что он ее убил?
— С чего это мы должны так считать?
— Бывший муж, безответная любовь. Возможно, он действительно узнал, как на самом деле Мэри к нему относится.
— Мэри когда-нибудь упоминала в разговоре с вами, что их отношения с Сонни приобретают угрожающий характер?
— Нет, но она и не стала бы говорить об этом мне.
— Несмотря на то что вы друзья? Несмотря на ваши интимные отношения?
— Я просто рассказываю, что происходило на самом деле, вот и все.
— А лично вам не кажется, что Сонни мог убить Мэри?
— В данной ситуации я бы всмотрелся в него попристальней.
— Вместо того чтобы всмотреться в себя, — сказал Майло.
Гулл скрипнул зубами:
— Я никого не убивал.
— Сколько у вас в настоящее время пациентов? — спросил я.
Смена темы выбила Гулла из колеи. Он сел ровно, пригладил волосы, покачал головой:
— Я уже говорил, что не могу распространяться о своих пациентах..
— Я не спрашиваю об именах, мне нужно количество.
Гулл взглянул на Мирну Уиммер, но та не обратила на него внимания.
— Вы трахаете их, но не хотите о них говорить? — повысил голос Майло.
— Подождите одну сек…
— Нет, это вы подождите, доктор. — Голос Майло стал похож на рык. — Вы обещали быть откровенным, а это означает, что больше не будет никакого дерьма. Был поставлен вопрос о количестве пациентов, а не о размерах их бюстгальтеров.
Лицо Гулла побелело:
— О'кей, о'кей, дайте подумать… Тридцать восемь часов в неделю с постоянными пациентами… И еще… двадцать семь с теми, кто приходит на сеансы время от времени.
— Те, кто на тюнинг, — сказал Майло.
— Я не держу гараж.
— Значит, всего шестьдесят пять? — уточнил я.
— Это примерная цифра.
— Так или иначе, вы должны помнить их по именам.
— Конечно.
Я вытащил из кармана компьютерную распечатку и развернул ее на колене.
— Вам что-нибудь говорит имя Гэйфорд Вудроу?
— Нет.
— А Джеймс Лерой Крейг?
— Тот же ответ.
— Карл Филип Руссо, Лудовико Монтес, Дэниел Ли Барендо, Шендли Пол, Орландо Джонс?
Гулл покачал головой.
— Ролан Кристоф, Ламар Ройстер Коллинз, Антонио Ортега?
— Да кто все эти люди?
— Пациенты, по которым вы выставили счет "Медикал" за шесть месяцев.
Гулл выглядел ошеломленным:
— Это просто смешно. Во-первых, я не принимаю пациентов "Медикал". Во-вторых, все названные вами люди — мужчины, а мои пациенты почти исключительно женщины… Третье: если бы я кого-то лечил, имя знал бы точно.
— И получили бы за это оплату. — Я взял лист и прочел еще несколько фамилий:
— Акуно Уильяме, Сальвадор Паз, Маттиас Солдовар, Хуан Хорхе Монтоя, Хуан Эдуардо Лунарес, Бейлор Хокинс, Пол Эндрю Макклоски?..
— Я не знаю никого из них. Это какая-то ошибка.
— Никогда не лечили ни одного из перечисленных лиц? Ни разу?
— Ни разу.
— Вообще не принимали пациентов "Медикал"?
— С какой стати? Компенсация просто слезы, а у меня все пациенты при солидных деньгах.
— Тогда для чего вам нужно было суетиться, чтобы получить лицензию "Медикал"?
— Кто говорит, что я ее получал?
Я подошел к нему и показал распечатку:
— Это ваша подпись на ходатайстве о получении статуса провайдера, поставщика психологических услуг?
— Похоже, моя… Да, я мог получить лицензию, но ни разу не воспользовался ей.
— За последние шестнадцать месяцев вы получили от "Медикал" триста тысяч баксов в виде компенсации. Если быть точным, триста сорок три тысячи долларов пятьдесят два цента.
Он попытался выхватить листок, но я быстро убрал его.
— Дайте мне взглянуть на это!
— Значит, вы получили провайдерскую лицензию, но на самом деле не пользовались ею?
Молчание.
— Хорошо, хорошо, — наконец сказал Гулл. — Я ходатайствовал о получении лицензии, так… на всякий случай, чтобы иметь выбор. Но триста тысяч баксов? Вы просто не в себе!
— Выплаты от штата шли на указанный в ходатайстве адрес в Марина-дель-Рее.
— Да у меня нет никаких адресов в Марине! Не помню даже, когда в последний раз ездил туда. Ваше так называемое расследование облажалось. — На его губах медленно расцветала улыбка. — Предлагаю вам дома хорошенько обо всем подумать. Вам обоим.
— Никакой Марины? — продолжал я допытываться. — И никто не устраивал никаких обедов на берегу залива для вас и вашей дамочки?
Гулл повернулся к Уиммер:
— Вы верите всему этому, Мирна? Я только что доказал им, что у них нет вообще никаких оснований… А они не могут это признать… Вы думаете, что я… Жалоба за оскорбление…
Уиммер не реагировала.
Я пошуршал распечаткой:
— Значит, ни одно из этих имен ничего вам не говорит?
— Ни одно.
— А вот это название — "Стражи справедливости"?
Гулл перестал улыбаться. Одна рука инстинктивно взлетела вверх и, схватившись за верхнюю губу, стала ее вертеть. Он был словно ребенок, играющий с резиновой маской.
Печальной маской.
— Вам это название известно?
— Ну и дела, — сказал он.