Администратор жилого комплекса был мужчиной за шестьдесят, с редеющими волосами и недовольно поджатыми губами. Звали его Стэн Паркс. Одет в белую рубашку с короткими рукавами и серые брюки. Тридцатилетней давности диплом инженера Калифорнийского технического колледжа висел у него за спиной. Кабинет управляющего находился на первом этаже, рядом с лифтом, и его грохот периодически сотрясал комнату.
— У Хэкера нет долгосрочной аренды, просто снимает квартиру помесячно. Он и его сосед по квартире.
— Рэймонд Дегусса? — спросил Майло.
— Рэймонд как-то-там-не-помню. Дайте я посмотрю. — Паркс стал нажимать клавиши на лэптопе. — Ага, Дегусса.
— Он въехал в то же время, что и Хэкер?
— На два месяца позже. Хэкер договаривался об этом со мной. Я сказал, что никакие субаренды не разрешаются, чек должен быть один и приходить от него.
— Они хорошие квартиросъемщики?
— Неплохие. Хотя от помесячников всегда жди неприятностей. Я предпочитаю долгосрочную аренду. Но это не самая лучшая квартира, она долго стояла пустой.
— А что с ней не так?
— Все так, просто это не лучшая наша квартира. Окна выходят не на берег залива, да и деревья совершенно закрывают обзор.
— Говорите, квартира долго остается пустой… А почему лично вас это так беспокоит?
Пп нахмурился и принялся поигрывать карандашом, потом зажал его в ладони.
— Видите ли, я не просто управляющий, а совладелец здания. Поэтому я непосредственно заинтересован в доходах.
— Кто остальные владельцы, сэр?
— Мои свояки, дантисты. — Лифт заставил стены задрожать. Паркс стоически не обратил на это внимания. — Я дорожу своим местом. Мне есть о чем тревожиться?
— В данный момент нет. У вас были какие-нибудь проблемы с Хэкером и Дегуссой?
— Сначала иногда поступали жалобы на шум. Я поговорил с Хэкером, и жалобы прекратились.
— Что за шум?
— Громкая музыка, голоса. Они, видимо, приводили женщин, устраивали вечеринки.
— Видимо?
— Я в основном сижу внутри.
— Но когда-нибудь видели с ними женщин?
— Пару раз.
— Одних и тех же?
Паркс покачал головой:
— Вы же понимаете…
— Что понимаем, сэр?
— О каких женщинах мы говорим.
— Это о каких же?
— Не то чтобы… из высшего общества.
— Девицы для вечеринок?
У Паркса забегали глаза.
— Хэкер платит за квартиру. Я не вмешиваюсь в личную жизнь квартиросъемщиков. После тех первых нескольких жалоб к ним нет нареканий.
— Какова арендная плата за их квартиру?
— Дело связано с деньгами? Какое-то финансовое преступление?
— Назовите арендную плату, пожалуйста.
— Хэкер платит две тысячи двести долларов в месяц. В квартире две полноразмерные спальни и кладовка, две ванные и встроенный бар для напитков. С видом на залив она стоила бы три тысячи.
— А вот женщин, которых вы видели, могли бы узнать?
Паркс покачал головой:
— Я не обращал на них внимания. Здесь все занимаются своими делами. В этом смысл Марины. К нам приходят разведенные люди, вдовцы. Люди хотят уединения.
— Значит, каждый занят своим делом, — кивнул Майло.
— Как и вы, лейтенант. Вы задаете все эти вопросы, но ничего мне не рассказываете. Вы, похоже, здорово умеете скрывать свои дела.
Майло улыбнулся.
Паркс улыбнулся в ответ.
Майло попросил показать парковочное место Хэкера, и Паркс повел нас в подземный гараж, пропахший машинным маслом и мокрым цементом. Черный "эксплорер" стоял на месте. Мы с Майло заглянули в окна машины. Коробки от еды, ветровка, карты, какие-то бумаги.
— Это связано с наркотиками? — спросил Стэн Паркс.
— С чего вы взяли?
— Вы осматриваете машину. — Паркс подошел и тоже заглянул в салон. — Я не вижу ничего подозрительного.
— А где место мистера Дегуссы, сэр?
Паркс указал на "линкольн-таункар". Большой, угловатый, раритетная модель. Хромированные накладки, сверкающая красно-коричневая краска.
— Довольно уродливая машина, как вы считаете? — сказал Паркс. — Вложить все деньги в восстановление, и в результате получить вот такое. У меня есть несколько коллекционных машин, но я ни за что бы не выбрал этот цвет.
"Этот цвет" до мельчайшего оттенка совпадал с цветом высохшей крови.
— Уродство, — кивнул я. — А какие машины у вас?
— "Кэдди" сорок восьмого года, "ягуар" Е-класса шестьдесят второго года, "мини-купер" шестьдесят четвертого. Я ведь учился на инженера-механика, поэтому все делаю сам. Кстати, Дегусса еще ездит на мотоцикле, ставит его там. — Паркс показал на нишу справа с меньшими по размеру парковочными местами, предназначенными для двухколесных транспортных средств.
Там ничего не было.
— За место он платит дополнительно. Хотел за так, но я выставил ему двадцать баксов в месяц.
— Дешево, — сказал Майло.
Паркс пожал плечами:
— Это не самая лучшая квартира.
Мы выехали из Марины, и Майло попросил бумажку, на которой я записал число "805" и имя Коди Марш.
Он набрал номер Марша. Два гудка, и голос сообщил, что его переключают на мобильный телефон. Еще два гудка, и отозвался какой-то мужчина.
— Мистер Марш?
— Да.
— Это лейтенант Стеджес.
— О, привет! — Несколько странная реакция. — Подождите, я выключу радио… О'кей, вот и я. Спасибо за звонок. Я в машине, еду в Лос-Анджелес. Вы можете как-то встретиться со мной?
— Вы где?
— Сто первое шоссе, подъезжаю к… Бальбоа. Движение довольно напряженное, но, видимо, я буду в западном Лос-Анджелесе в течение получаса.
— Кристина Марш ваша сестра?
— Она… была… Так вы можете найти время, чтобы встретиться со мной?
— Конечно. Ждите меня в кафе возле полицейского участка. Кафе называется "Могол". — Он произнес по буквам название и подробно описал, как доехать до места назначения.
Коди Марш поблагодарил его и отключился.
Мы подъехали прямо к кафе, дорога заняла у нас двадцать пять минут. Долго ждать нам не пришлось: когда мы вошли в кафе, за угловым столиком сидел одинокий посетитель и пил разбавленный молоком чай. Это и был Коди Марш. Он выглядел именно так, как должен выглядеть человек, потерявший кого-то из близких.
Майло приветствовал его.
— Спасибо, что пришли повидаться со мной, лейтенант. Когда я смогу увидеть сестру… опознать тело?
— Вы уверены, что хотите пройти через это, сэр?
— Мне казалось, что я должен… У Кристи больше никого нет.
Это был человек лет тридцати, с длинными волнистыми каштановыми волосами, разделенными пробором посередине, одетый в серую рубашку, местами потертый жилет из потрескавшейся коричневой кожи, помятые бежевые брюки и белые кроссовки. Румяное квадратное лицо с толстыми губами, усталые голубые глаза за очками в роговой оправе. Рост примерно пять футов десять дюймов и намечающееся пивное брюшко. Единственное, что было у него общим с убитой девушкой, — ямочка на подбородке.
— В действительности, сэр, — сказал Майло, — вам не обязательно ехать в морг. Вы можете опознать сестру по фотографии.
— О'кей. Куда мне пойти посмотреть снимки?
— Один прямо здесь, у меня, сэр, но я должен вас предупредить…
— Я посмотрю.
— Может, мы присядем?
Коди Марш долго смотрел на посмертный снимок, сощурив глаза и поджав губы.
— Это Кристи, — наконец произнес он и поднял кулак, словно хотел ударить по столу, но его рука остановилась в нескольких миллиметрах от поверхности. — Проклятие.
Приятная женщина в сари обернулась и удивленно посмотрела на нас. Майло никогда не обсуждал с ней какие-либо дела, но она знала, кто он.
Майло улыбнулся ей, и она продолжила свертывать салфетки.
— Сожалею о вашей утрате, сэр.
— Кристи… Как это случилось?
Майло убрал фотографию.
— Вашу сестру застрелили в машине, которая была припаркована на Малхолланд-драйв, вместе с молодым человеком.
— Молодой человек был ее другом?
— Видимо, да. Его звали Гэвин Куик. Знаете такого?
Коди Марш покачал головой:
— Есть версии, почему это случилось?
— Идет расследование… Значит, Кристи никогда не упоминала Гэвина Куика.
— Нет. Правда, мы с Кристи не очень… тесно общались.
Подошла женщина в сари.
— Только чай и прямо сейчас, пожалуйста, — сказал Майло. — Завтра, наверное, приду к вам на ленч.
— Это было бы очень любезно с вашей стороны. У нас будет овощной салат сабджи с сыром панир и севрюга под маринадом тандури в качестве блюда дня.
— Можно… можно забрать Кристи? Для похорон? — спросил Коди Марш, когда женщина удалилась.
— Это зависит от коронера.
— У вас есть его телефон?
— Я позвоню от вашего имени. Видимо, потребуется несколько дней, чтобы подготовить необходимые бумаги.
— Спасибо. — Марш щелкнул по своей чашке ногтем. — Это ужасно.
— Вы ничего не можете рассказать о вашей сестре, что было бы полезно для нашего расследования, сэр?
Щелк, щелк.
— Что бы вы хотели знать?
— Для начала, когда Кристи переехала в Лос-Анджелес?
— Точно не скажу, но сестра позвонила мне с год назад и сообщила, что она уже здесь.
— Вы оба родом из Миннесоты?
— Да, из города Бодетта, мировой столицы пучеглазых. Люди, оказавшиеся там, обязательно фотографируются с Пучеглазым Вилли.
— Это рыба?
— Сорокафутовый макет рыбы. Я сбежал оттуда, как только смог. Учился в колледже в Орегоне, преподавал несколько лет в колледже в Портленде, поэтому собрал достаточно денег на университет, где занимался историей.
— То, что вы находились в Санта-Барбаре, как-то связано с приездом сестры в Калифорнию? — спросил я.
— Было бы приятно ответить "да", но я серьезно сомневаюсь в этом. За весь год мы виделись всего два раза. По телефону разговаривали, может, раза три-четыре. И совершенно перестали общаться еще задолго до отъезда Кристи из Миннесоты.
— Те два раза… Расскажите об этих встречах.
— Я был в Лос-Анджелесе на симпозиуме и позвонил ей. На самом деле я приезжал сюда и звонил ей трижды, но один раз она была занята.
— Чем занята? — спросил Майло.
— Она не сказала.
— Где вы с ней встречались?
— Мы обедали в гостиницах, где я останавливался.
— В каких гостиницах?
— Это важно?
— Все может оказаться важным, сэр.
— Вы специалист… Дайте подумать, одна "Холидей инн" в Пасадене, другая — "Холидей инн" в Вествуде. Мы встречались в кафе, и она приходила одетой совершенно неподобающим образом. В смысле для академического общества. Не то чтобы Кристи участвовала в каких-то встречах, но… но там повсюду были научные работники.
— А она никак не походила на работника умственного труда, — кивнул Майло.
— Совершенно.
— А как это — неподобающим образом? — спросил я.
— Я вообще-то не хочу сказать ничего плохого о своей сестре.
— Я понимаю.
Марш еще несколько раз щелкнул по своей чашке.
— Оба раза она была в топиках на бретельках с оголенной спиной, в очень, очень коротких юбках, в туфлях на шпильках и чрезмерно накрашенной. — Марш вздохнул. — Там вокруг были знакомые, все глазели. В первый раз я промолчал, подумав, что она просто по неопытности не знает, как и что… Во второй раз я ей попенял, и обед прошел напряженно. Она быстро закруглилась, объявила, что должна идти, и, не попрощавшись, ушла. Я не стал догонять ее. После я понял, что вел себя как последний идиот, и позвонил ей, чтобы извиниться. Оставил сообщение на автоответчике. Но она не перезвонила. Я попытался позвонить снова, но к тому моменту ее номер был уже отключен. Через месяц она сама мне позвонила, но ни словом не обмолвилась, что у нее есть парень.
— Где она жила?
— Мне показалось, что у нее не имелось постоянного жилья.
— Обитала на улице?
— Нет, думаю, что Кристи где-то жила, но не на постоянном месте. Я попытался узнать где, но она отказалась отвечать. Я не настаивал. Вообще-то мы с Кристи брат и сестра только по отцу и росли порознь. Кристи значительно моложе меня… Мне тридцать три, а ей… было двадцать три. К тому времени, когда она подросла настолько, что с ней можно было общаться, я находился в Орегоне, так что в действительности между нами не имелось никаких связей.
— Ее родители живы?
— Наш отец умер. И моя мать тоже. Мать Кристи жива, но у нее серьезные проблемы с психикой и она долгие годы находится в клинике.
— Как давно?
— С тех пор как Кристи исполнилось четыре года. Наш отец был запойным алкоголиком. Я считаю, что это он убил мою мать. Курил в постели пьяный до беспамятства. Моя мать тоже пила, но сигарета была его. Дом вспыхнул, ему удалось кое-как выбраться. Он лишился руки, но пить не перестал. Мне было семь лет, и я стал жить с бабушкой и дедушкой по материнской линии. Вскоре после этого он в баре познакомился с матерью Кристи и завел себе новую семью.
— И у его новой жены были серьезные проблемы с психикой?
— Карлин — шизофреничка. Потому она и подцепила однорукого пьяницу с изуродованным лицом. Уверен, что общее у них было только одно — выпивка. Думаю, пьянство и совместная жизнь с моим отцом не улучшили ее психическое состояние. Мне повезло: дед с бабкой были образованными людьми, оба учителя, религиозные.
— И ваш отец воспитывал Кристи, после того как ее мать поместили в клинику?
— Вряд ли это можно назвать воспитанием. Деталей я, правда, не знаю, так как жил в Бодетте, а отец увез Кристи в Сент-Пол. Я слышал, что сестра бросила школу, но не могу сказать точно, сколько классов ей удалось закончить. Позднее она перебралась вместе с отцом в Дулут… Он работал в какой-то сельской артели. Потом вернулась в Сент-Пол.
— Звучит так, будто вы внимательно отслеживали ее жизненный путь, — заметил Майло.
— Нет, я слышал все это от бабки с дедом, которые рассказывали о жизни отца и Кристи так, как считали нужным. — Марш убрал несколько прядей волос с лица, откинул их назад, потряс головой. — Они ненавидели отца, винили его в смерти матери и во всем на свете. Они любили в подробностях перечислять его несчастья. Трушобы, в которых он вынужден жить, Кристи, которая плохо училась, потом вообще забросила учебу и постоянно попадала в какие-то передряги. Они интерпретировали события, а не просто их излагали. Они видели в Кристи его продолжение… дурную кровь. и не хотели иметь с ней ничего общего. Потому нас с сестрой держали подальше друг от друга.
— В какие же передряги попадала Кристи? — спросил я.
— Обычные: наркотики, плохая компания, магазинные кражи. Дед с бабкой говорили, что ее поставили на учет в отдел по делам несовершеннолетних, отправляли в колонию. С одной стороны, это было их шаденфрейде — злорадство по поводу несчастий другого, с другой — они в глубине души тревожились обо мне. Генетически я наполовину был таким же, как отец. Поэтому они приводили его и Кристи в качестве отрицательного примера. В результате Кристи стала для меня олицетворением всего, что я презирал в своих корнях. В отличие от нее я был хорошим учеником, примерно себя вел и считал, что предназначен для лучшей жизни. Я уверовал в это. Только после развода… — Он улыбнулся. — Я забыл упомянуть, что на короткое время успел вкусить семейной жизни. Брак длился девятнадцать месяцев. Когда вскоре после развода и дед и бабка умерли, я почувствовал себя довольно одиноко, и тут осознал, что у меня есть кровная родственница и мне не стоит корчить из себя чопорного чистюлю. Итак, я попытался установить контакт с Кристи. Изводил другую бабку — сестру моей, — пока она не сказала, что Кристи по-прежнему живет в Сент-Поле, выступает где-то в шоу. Я обзвонил несколько клубов со стриптизом — мне казалось, что именно в такого рода заведениях она должна работать, — и в конце концов нашел ее. Она не особенно мне обрадовалась, уж слишком мы были разные люди. Поэтому я подкупил ее, переведя по телеграфу сто баксов. И тогда она стала звонить каждые два месяца. Иногда поговорить, иногда попросить денег. Это, казалось, мучает ее… необходимость просить. Кристи часто притворялась крутой, но могла быть и очень нежной.
— Она рассказывала вам какие-нибудь подробности из своей жизни? — спросил Майло.
— Только то, что танцует в шоу. Мы никогда не вдавались в детали. Кристи всегда звонила из клуба, мне была слышна музыка. Иногда я думал, что она может добиться успеха в жизни. В ее дела я не вмешивался: мне не хотелось предпринимать ничего такого, что могло отдалить нас друг от друга. Ей нравилось, что я преподаю. Иногда она называла меня "препод", а не по имени. — Марш снял очки, протер их салфеткой. Без очков его глаза были маленькими и тусклыми. — Потом ее звонки прекратились, а в клубе сказали, что она уехала и адреса не оставила. Я целый год не получал от Кристи известий, пока не обнаружил от нее записки в почтовом ящике колледжа, где я преподавал.
— Не представляете, чем она занималась в течение этого года?
Марш покачал головой:
— Она сказала, что танцами заработала достаточно, чтобы немного расслабиться, но я подумал…
— О чем?
— Не занялась ли она чем-то другим. Но потом я выбросил это из головы, потому что у меня не было фактов.
— Другим — это?..
— Торговлей собой. Это еще одна вещь, о которой мне твердили дед с бабкой, рассказывая про Кристи. Она была неразборчива в связях. Они употребляли и менее щадящие выражения. — Он взял чашку, глотнул немного чаю. — У Кристи были проблемы с учебой, но у нее имелось то, на что она всегда могла рассчитывать, — ее внешность. еще в детстве Кристи была очень красивой, с белокурыми волосами ниже пояса. Правда, они всегда были грязными и нечесаными, а Кристи носила плохонькую одежду. Отцу было наплевать… Однажды Кристи, когда ей исполнилось четыре годика, взбежала по лестнице, раскрыла мою дверь и кинулась ко мне. — Марш подергал кожу на щеке. — Обнимала, щекотала, смеялась… Идиоту было понятно, что она тянулась ко мне, но меня это раздражало. Я крикнул, чтобы она прекратила. И она отошла от меня, у нее был такой взгляд. И убежала. Я просто раздавил ее. — Его глаза оставались сухими, но он потер их. — Мне было четырнадцать лет, что я мог тогда знать?
— Что вам известно о ее жизни в Лос-Анджелесе? — спросил я.
— Она не просила у меня денег, это все, что я могу сказать. — Он отставил свою чашку в сторону. — И меня это тревожило. Не давала покоя мысль о том, чем она могла заниматься, чтобы заработать. Кристи была связана с плохими людьми?
— Она намекала на это?
Марш заколебался.
— Сэр?
— Она рассказала мне несколько диких историй. В последний раз, когда мы разговаривали по телефону…
— Как давно это было? — спросил Майло.
— Три-четыре месяца назад.
— Что за дикие истории?
— Скорее, пожалуй, безумные, чем дикие. Кристи говорила очень быстро и сбивчиво, и я заподозрил, что она села на наркотики… амфетамины, кокаин. Кристи могла закончить как ее мать…
— Расскажите, что она говорила, — прервал я его.
— Она заявила, что работает на секретные агентства, работает под прикрытием, следит за гангстерами, связанными с террористами. Зарабатывает хорошие деньги, носит дорогую одежду… дорогую обувь, она долго распространялась о своей обуви. Кристи несла полную околесицу, но я ее не прерывал. Потом она просто замолчала, сказала, что ей нужно идти, и повесила трубку. — Он потянул себя за волосы. — Это был наш последний разговор.
— Секретные агентства, — вздохнул Майло.
— Я же говорил — безумие.
— А что она сказала про свою обувь? — спросил я.
— Что носит хорошие туфли. Она даже упомянула фирму, что-то китайское.
— "Джимми Чу"?
— Именно. — Марш уставился на нас. — Что? Это была правда?
— На ней были туфли "Джимми Чу" в ту ночь, когда она умерла.
— О Господи! А все остальное…
— Остальное было фантазией, — сказал Майло.
— Бедная Кристи… Фантазии, как при психическом заболевании?
Майло взглянул на меня.
— Нет, — сказал я. — Ее ввели в заблуждение.
— Тот, кто ее убил?
— Возможно.
Марш застонал и прикрыл рукой лицо.
— По крайней мере, — выдавил он, — Кристи не сходила с ума.
— Для вас это важно?
— Мои дед и бабка… Они хорошо меня воспитывали, в нравственном, казалось бы, духе. Но я понял, что сами они не были нравственными людьми. При том, как они относились к Кристи, ее матери. Да и к отцу. Я ненавидел его, но теперь пришел к пониманию, что каждый заслуживает уважения и милосердия. Бабка и дед всегда говорили, что Кристи кончит так же, как ее мать. Шутили по этому поводу. "Безмозглая как курица", "Будет плести корзины в сумасшедшем доме". Это они говорили о ребенке. О моей сестре. Мне не нравилось это слушать, но я не возражал. — Он схватил себя за волосы и дернул так, что натянулась кожа на лбу. — Они ошиблись. Это хорошо.
— Кристи называла имена людей, с которыми она работала в "секретных агентствах"? — спросил я.
— Она говорила, что не может. "Это операция под прикрытием, препод. Это по-настоящему могущественная организация, препод". — Марш пододвинул чашку поближе. — Кто-то ввел ее в заблуждение… Кто?
— На данный момент больше ничего сказать не могу, — ответил Майло.
Улыбка Марша была сдержанной, но она согрела его лицо:
— Проводите свою тайную операцию?
— Что-то вроде этого.
— Можете вы по крайней мере сказать следующее: вы настроены хоть сколько-нибудь оптимистично? Есть надежда установить, кто это сделал?
— У нас есть прогресс, сэр.
— Вероятно, мне придется удовлетвориться эти ответом. У вас остались ко мне вопросы?
— На данный момент нет. — Майло записал номер его телефона, и Марш встал.
— Значит, вы позвоните коронеру от моего имени? Я хочу увидеть мою сестренку.
— Организация секретных агентов, — сказал Майло. — Думаешь, она была не в себе?
— Я думаю, что кто-то убедил малограмотную девушку, что она участвует в шпионских играх.
— Джерри Куик.
— Он свел ее с Гэвином. Возможно, Джерри решил дать ей еще одно задание: шпионить за подельниками. Что, если он запустил аферу внутри аферы, был раскрыт и потому сбежал?
— Использовал Кристи как агента.
— Она была идеальной кандидатурой. Малограмотная, доверчивая, нетребовательная, едва сводящая концы с концами. Выросшая с отцом-алкоголиком, которому до нее не было дела, она мечтала о внимании мужчины старше себя. Джерри хоть постоянно и задерживал платежи по аренде, но ездил на "мерседесе" и жил в Беверли-Хиллз. Девицам вроде Энджи Пол и Кристи он должен был казаться этаким папочкой, пожилым ухажером, от которого можно ждать богатых подарков.
— Кристи идеально подходила и для кое-чего еще. Она могла участвовать в вечеринках с Хэкером и Дегуссой и выведывать информацию для Джерри. По сравнению с теми потаскушками, с которыми мы их видели, Кристи — просто конфетка.
Женщина в сари подошла и спросила, не нужно ли нам чего.
— Как насчет какого-нибудь ассорти? — сжалился над ней Майло.
Она отошла, сияя.
— Этот выродок купил ей "Джимми Чу".
— И духи "Армани", а также другие игрушки, — сказал я.
— Паркс заявил, что не узнал бы никого из женщин, с которыми развлекались Хэкер и Дегусса, но я мог бы на всякий случай показать ему посмертный снимок Кристи. Но я боялся, что он разволнуется и захочет выселить постояльцев. Не было уверенности, что он удержит язык за зубами.
Принесли поднос со всякой всячиной.
— Хочешь чего-нибудь?
— Нет, спасибо.
— Тогда это все мне. — Майло окунул нечто круглое в посыпанный петрушкой йогурт. — Кристи убили не просто потому, что она случайно оказалась с Гэвином. Ее раскрыли… Черт, возможно, объектом была она, а не Гэвин, как мы думали вначале.
Я подумал над этим.
— Дегусса проткнул в тюрьме нескольких мужчин и то же самое проделал по меньшей мере с тремя женщинами. Он не протыкал Гэвина. Возможно, ты прав, он сосредоточил свою ярость на Кристи. Но и тогда Гэвин мог быть не просто случайной жертвой, а объектом для мести. Как сын Джерри Куика. Или же Дегусса повторил вариант с Флорой Ньюсом.
— Что ты имеешь в виду?
— Ревность. Если Дегусса развлекался с Кристи, то увидев, как она занимается любовью с Гэвином, он впал в ярость.
— У Дегуссы был, можно сказать, роман с Флорой, а Кристи — просто девочка для вечеринок. Таких, как она, этот урод снимает в барах, тут нет места чувствам.
— Может, все-таки есть. Не в романтическом плане, а в смысле обладания. Ты сам говорил: Кристи — просто конфетка. Молодая, симпатичная, покладистая. Что, если Дегусса хотел, чтобы она принадлежала только ему? Вспомни место преступления на Малхолланд, в каком положении были найдены тела: у Гэвина расстегнута ширинка, у Кристи сверху ничего нет. Дегусса следил за ними, смотрел, как они паркуются, как начинают готовиться к сексу. Если бы ему нужно было только прикончить их, он бы сразу сделал это. А Дегусса ждал. Наблюдал за ними. Важно было не дать им закончить начатое. Идея следующая: можешь попытаться, но у тебя не получится. Застрелив Гэвина на глазах Кристи, он показал ей, что с ним шутки плохи. Она была в шоке. Возможно, попыталась флиртовать, чтобы спасти свою жизнь, но ей уже подписали смертный приговор. Дегусса ее тоже застрелил, потом позабавился со своим железным штырем.
Майло отложил вилку. Выглядел он так, словно ему совершенно расхотелось есть.
— Чем больше я думаю о Дегуссе, — продолжил я, — тем это выглядит очевиднее: мы имеем дело с гипермачо, ориентированным на насилие психопатом, для которого быть отвергнутым — совершенно непереносимое состояние.
Он положил деньги на стол, позвонил Шону Бинчи и приказал найти еще пару копов для тщательного наблюдения за Хэкером и Дегуссой.
— Не потеряй их, Шон. — Отключившись, потер лицо. — Если Джерри Куик приставил Кристи к Гэвину и Дегуссе, то сделал это так, что она ничего не заподозрила.
Майло схватил стакан с аперитивом. Выпил залпом. Нахмурился.
— Дрянной сорт? — спросил я.
— Дрянной мир.