Памятное лето Сережки Зотова

ПЕРВАЯ УДАЧА

Ночь накануне, не в пример минувшим, была теплой и ясной. Небо усеяли звезды. Их высыпало так много, что казалось, будто им тесно.

Косарям надоела духота небольшой будки, а теплая ночь так подкупала и манила, что ребята разошлись по своим местам только после полуночи.

Не спал на стане один Петр Александрович Дьячков, в обязанности которого входило присматривать за лошадьми и ночью.

На рассвете стало свежо. Петр Александрович нащупал в углу телогрейку, надел ее, раскурил трубку и уселся на пороге будки. Светало очень быстро. Скоро обозначилась четкая линия горизонта, выплыли из синеватого полумрака далекие курганы.

Вдруг Петр Александрович поднялся и, чуть вытянув шею, начал всматриваться в даль. Вся степь отливала серебристой белизной, будто землю покрывал легкий налет инея. Но Петр Александрович знал, что это не иней. Он немного отошел от будки и, наклонившись, провел по траве рукой — рука покрылась прохладной влагой.

— Роса! Ну, теперь дождям конец, — прошептал Петр Александрович и пошел будить бригадира.

Не в силах сдержать своей радости, он, войдя в будку, обратился не к Лукьяну Кондратьевичу, а крикнул во весь голос:

— Эй вы, косари, хватит спать, роса на траву упала! Косить сегодня будем! Вставайте-ка, пожалейте свои бока.

Стан ожил.

Молодые косари настолько истосковались по работе, что готовы были тут же начинать косить, но бригадир приказал ждать, «пока малость подтряхнет».

— Накормит завтраком тетя Груня, и двинемся.

Вскоре на стан приехала Семибратова. Вслед за ней — Григорий Лысенко и редактор районной газеты Кремнева.

Григорий Лысенко подошел к Павлу Ивановичу и Сергею:

— Ну как, друзья?

— Все готово. Ждем сигнала.

— От всей души желаю удачи.

После завтрака, едва лишь ударили в рельс, Сергей кинулся запрягать.

Тройка отдохнувших и хорошо подкормленных лошадей легко подхватила лобогрейку и на крупной рыси умчала ее со стана.

Покрикивая на лошадей, Сергей все время следил за тем, чтобы ни одна из них не отставала и не переходила с рыси на шаг. Он одновременно посматривал и на полотно лобогрейки, стараясь править так, чтобы машина брала траву на полный захват и не одна секция косы не работала впустую. А Павел Иванович не отрывал взгляда от крыльев лобогрейки, которые с огромной быстротой мчались одно за другим и непрерывно подгребали к его ногам увесистые охапки сочной травы.

Но вот один круг пройден, на какую-то долю минуты машина останавливается, Павел Иванович и Сергей торопливо смазывают ее и меняются местами.

Павел Иванович гикнул, машина загремела, застучала всеми шестеренками.

— Сережа, — чуть обернувшись, кричит Павел Иванович, — если устанешь среди круга — говори, я сменю! И не стесняйся. А я уже отдохнул.

Сергей ничего не ответил, только слегка качнул из стороны в сторону головой, желая этим сказать, что он не устанет и ни за что не согласится, чтобы его сменили раньше положенного срока.

В начале круга он не испытывал особой тяжести в работе. Сильный, он свободно сваливал одну за другой пудовые охапки травы и даже подумал о том, что может объехать без смены не один, а два круга.

Но чем больше проходило времени, тем труднее становилось сбрасывать. Позади больше половины круга. Уже виден конец делянки, там они поменяются местами с Павлом Ивановичем, а в руках уже слабость, вилы еле успевают сгребать траву. «Не выдержу, не дотяну до конца, — с тревогой думает Сергей. — Нет, нужно выдержать». Он до боли закусил нижнюю губу.

Еще немного, совсем немного! А в ушах стоит какой-то противный шум и звон. Руки слушаются с трудом. Разве окликнуть Павла Ивановича? Но Сергей знает, что этого он ни за что не сделает. Скорее свалится с машины, но помощи просить не будет. Вот если бы Павел Иванович сам остановил лошадей, тогда бы… Может, сказать? А?

Павел Иванович полуобернулся к Сергею.

— Молодец, Зотов! Молодец, Сережка, крепись, сейчас конец!

И Сергей чувствует, как с этими словами Павла Ивановича будто пришли к нему новые силы, он словно стряхивает с себя усталость, и вилы проворнее сбрасывают траву…

— Тпр-р-р!

Лошади остановились — конец!..

Когда перед обедом докашивали последний круг, Аня сделала замер, подсчитала.

— Сколько? — спросила Семибратова.

— Угадайте, — усмехнулась Аня. — Четыре гектара и две сотки.

На стане все ждали вечера.

…Лобогрейка умолкла, когда стало темнеть.

Аня снова замерила и взволнованно объявила:

— Двенадцать гектаров и четыре сотки! А?

Семибратова заботливо наклонилась к Сергею и тихо спросила:

— Сережка, сильно устал?

— Мы с Павлом Ивановичем и ночью бы еще прихватили, да темнота мешает. А насчет усталости хвастаться нечего — не на рыбалке были.

Семибратова обратилась к стоявшему рядом Храбрецову и бригадиру:

— На машину нужно посадить третьего человека — погоняльщика. Из школьников. Свободный лобогрейщик должен отдыхать.

Павел Иванович согласился, но добавил:

— Пожалуй, и погоняльщиков должно быть два, пускай тоже соревнуются.

В этот же вечер погоняльщиками к Павлу Ивановичу и Сергею были назначены Витя Петров и Таня Ломова.