Панкомат

Глава 15

Погода еще за час была морозная — теперь же все неожиданно поменялось. Где-то в углах дороги морщинами лежал снег. Смешавшись с грязью, он таял неохотно, зато луж было много, и мне постоянно приходилось уворачиваться от машин. Во дворе дома они еще не спешили, а уж в проезде им словно необходимо было давить на газ. Повернув к остановке, я миновал дом, на ступеньках которого всегда тусовалась молодежь. Играла гитара. Шипело пиво. Хихикали девочки. Я мог бы преспокойно попивать пивко среди них — там не одни только полные юнцы собирались. Но — Вика. Кто так за меня решил? Какое шестое чувство? Может быть, нужно просто побольше сидеть за компьютером, изобретать, думать, и все мысли вылетят из головы? Но в этом городе — здесь же нет проектов. Здесь по фирмам сидят умельцы, перетыкающие взад-вперед железо. Но и к ламерам не так просто подступиться. Они думают о себе очень много. Это — свойство провинциальных ламеров. Это, конечно, не их одних проблема, так думает большинство. Так все устроено. То ли для самообороны, то ли для другдругапоедания, но мне то что с того? Мне, собственно, понимание фальши — ни к чему. Я и понимаю, но мне и по барабану. Это вот Петр. Он — герой. Другой бы от отсутствия результатов давно бы скис и водку пил. А он и водку пил, и к результатам пришел, и даже, как ни странно, от этого всего его не заносит. Во всяком случае — внешне. Я ж не знаю, что он там думает.

Возле остановки было полным полно таксистов. Я приоткрыл дверцу темно-синей «Ауди» и спросил:

— Едем?

— Поехали, — отозвался парень.

Это был мой сосед по этажу. Имени его я не знал. Мы иногда здоровались, иногда — нет. Ему, наверное, года двадцать три было. Я его постоянно видел во дворе возле дома — он дружил с беловолосой девочкой, крашеной-перекрашеной. Иногда он играл футбол с ребятами на площадке, и я даже запомнил его коронную фразу:

— Да бей, ёб! Ёб те, ноги кривые, что ли? Хуярь, ёб!

— Куда едем? — спросил он.

— В кафе N.

— Я там недавно с пацанами сидел, — заметил он, — хорошее место.

— Я тоже там бываю, — ответил я.

— А мы там постоянно сидим.

— Ну да.

— Я тебя чо то там не видел?

— Я тебя тоже не видел, — ответил я.

Позвонила Вика. Я сбросил звонок, давая ей понять, что ее тем самым посылают. Впрочем, она вряд ли что-то поняла. Я был совершенно уверен, что все ее действия исходят от чистого сердца. Или, если можно так сказать, от грязного сердца. Но оно, сердце это, относительно ее самой, перманентно. Это способ существования паразитического существа в этом мире. Взять, хотя бы, глистов. В чем виноваты глисты? Это, пожалуй, Бог виноват в том, что они есть, глисты. С их точки зрения сосание крови из теплого, дающего, организма — есть благо. Никак не иначе. Если бы взять и интерпретировать меня с этой позиции, то — ничего страшного. Я питаюсь не худшей кровью. Во всяком случае, пытаюсь так делать.

Выйдя из машины возле кафе, я почувствовал внезапное головокружение. Подойдя к металлической колонне, я остановился и закрыл глаза. Что же происходит? Может, происходит именно то, что и должно происходить? Я вошел в правильное русло….. Река. Нечто, пускающее нас, будто бумажные кораблики. Ни одной самостоятельной мысли. Ни одного решения. Только — течение. Твои мысли — это мысли потока. Тебе не дано сделать ни шага. Нужно быть более оторванным, чтобы относиться к жизни соответственно. Так, наверное, живет солист группы «Камаз» Сергей Чикаго. Творчество навсегда честнее. Даже если ты и погибаешь в этом творчестве, испаряя свой мозг алкоголем, наркотиком, чем-нибудь еще. И все это было, опять же, моими мечтами. Я мог замучивать себя до головной боли, и это ничего не меняло.

Я покурил и вошел в кафе. Вера ждала меня за одним из центральных столиков. Головокружение мое не исчезало. Мысли роились в голове странные, яркие какие-то, дурацкие, такими мыслями можно было воспринимать реальность неадекватно и даже весело, дауновато. Некоторое время я смотрел на свое отражение в ее зрачках, интуитивно улыбаясь. Она что-то говорила, и я записывал это на воображаемую ленту. Спустя пять, десять минут, мне стало ясно, что, еще немного, и моя новая знакомая поймет, что со мной не все в порядке. Я пытался поубавить силу дурных мечтаний. Я улыбался. Вера думала, что я рад.

Принесли вино.

Мое лицо в ее глазах позеленело — кто-то проходил мимо нашего столика в зеленой куртке и оставил отсвет. Да, пора брать себя в руки. Пора вспомнить волнующий разрез ее кофты, ее внешне уверенный взгляд, а также ту энергию, которая захватила меня с самого начала.

— Выпьем вина, — сказал я.

— За что?

— За знакомство. Хотя знаете, Вера, вино — напиток священный, его можно пить просто так, без причины.

В живой природе есть охотники и жертвы, подумалось мне, и это устроено естественным образом. Исполняя свою роль, существо не испытывает моральных переживаний. Но здесь все устроено как нельзя хуже — все закручено по кругу. Змея кусает себя за хвост. Человек разрушает сам себя. Человек разрушает другого человека. Нет бы, жить просто так, никого не трогая, попивая вино и куря вечерние сигареты.

— Я с детства мечтала стать журналисткой, — сказала Вера.

Я улыбнулся.

Она улыбнулась в ответ.

На самом деле, улыбаясь, я смотрел на свое отражение в ее глазах.

Я — охотник? Но если это так, то я раньше не знал об этом. Уже некоторое время я не живу в мире цифр. Наверное, такое чувство испытывают те, кто лечится от алкоголя или наркотиков. Это нужно проверить. Являясь хищником сети, я чаще играю с собственной глупостью — с тем же успехом можно было заниматься каким-нибудь разработками. Один неверный шаг моей глубинной логики, и все сыпется в тартарары. Но охотник ли я повсеместно? Вот здесь, в этом кафе, наполненным запахом пиццы, вина, мыслей, скрытыми и развернутыми желаниями. Интересно, чем пахнет ее кожа?

— Мы в детстве играли в шпионов, — сказал я, — у нас в подъезде много пацанов было. Компьютеров тогда не было, и все играли во дворе. Одни футбол гоняли, другие — в Чапаева, ну, и все такое. А мы, вот, в шпионов.

— А потом?

— А я и сейчас — шпион, — улыбнулся я.

— Правда? — засмеялась она.

— Да. Знаешь, вот взять общество. Взять 99 процентов людей. Утро. Встаешь. Зеваешь. Идешь на работу. Приходишь с работы. Ешь. Утыкаешься в телевизор. Грузишься. Ложишься спать. День ото дня. Потом пенсия. А мне так не интересно.

— Мне — тоже не интересно.

— Отлично. Выходит, мы друг друга нашли.

— Хм…

— Именно это я и увидел в твоих глазах.

— С первого взгляда?

— Да, наверное. Я хорошо разбираюсь в людях.

Я выпиваю вино, я все переворачивается вверх ногами. Наверное, я вновь пересидел возле компьютера. Я и сам не заметил, как из монитора выползли щупальца, проникли ко мне в душу и стали там править. Вот теперь, в период, когда я уже несколько часов, как не пялюсь в стогерцовое свечение, наступает ломка. Закипает испорченная кровь. Сердце ловит дисбаланс — мне нужен компьютер, чтобы все исправить.

— В вашем движении есть что-то очень свежее, — говорит она.

— Да, мы стараемся, — отвечаю.

— Хотите выиграть?

— Мы и так выиграем.

— Значит, за победу можно выпить уже сейчас?

— Честно говоря, не боюсь.

— Правда?

— Совсем не боюсь пить заранее. Не потому, что можно сглазить. Просто не боюсь. Просто не страшно.

— Если нет страха в душе, значит, и правда все нормально.

— Точно. Выпьем.

— За победу?

— Да. Только вот за чью?

— За вашу идею.

— Может быть, за нашу?

— Интересное предложение. Хорошо. Попробуем.

Я вновь смотрю в ее глаза, и — они то далеко, то близко, точно небеса. Случайные мечты проносятся по крови. Импульсы. Но я вряд ли способен распознать их. Наверное, я чувствую запах. Мне просто нужна добыча.

Вика там бесится. Посуду побила. Вновь почистила зубы. Вымыла руки.

— Любовь, это…. - говорит Вика.

— Любовь глиста к стенкам кишечника, это, — ответил бы я.

— Это — цветы! Это — когда мы сидим в одной ванне, приятные пузыри отражают нас маленькими проекциями, водяная пыль…. А на столе стоит залитый жирным соусом сом. Колбаса, одетая в пластиковую кожу. Никакой водки! Только он, король умов! Мы пялимся в него вместе и улыбаемся. Мы любим одну и ту же передачу. Мяско! Салатик! Сок! Я люблю сок! Ах! Какой галстук у телеведущего! Костя — 17 лет! Артуру — 16 лет! Сергею было 22, я поняла, что он для меня слишком стар. Гена….

— Если говорить о нашей позиции, то тут нет ничего нового, — говорю я, — может быть, она кажется несколько бесчеловечной. То есть, не сама позиция, а взгляд на вещи. Позиция-то, как раз, человечна. Петр Марков разработал цельную модель развития человечества. Тебе интересно?

— Конечно, Валер. Это все для меня так ново.

— Представляешь, человек разработал схему развития человечества. Его никто не заставлял. Он не участвовал в проекте. Он совершенно нормальный, не считает себя мессией. Просто он однажды понял, что способен смотреть на вещи более здраво, более обобщенно. Ведь не каждый может понять мотивацию. Простой человек создает новую партию совершенно на пустом месте. Он просто уверен в своей правоте, и вот, наконец, это сбывается.

— Это похоже на американскую мечту.

— Да нет, это — русская мечта. Чисто русская, без примесей чего-то еще. Пути решения — тоже русские. Сначала — кухня, водка, сигареты, разговоры, потом — решения. Возможно, мы первые, кто сумел объединиться и сказать, что современный человек живет в искусственной реальности. Мы говорим, что есть Московия, питающаяся от всей страны, а прочие движения — это воспитание послушного населения. Фабрика звезд. Эстрада. Тысячи юмористов. Запугивание через криминальную хронику. Средства массовой информации не оставляют человеку шансов на собственное мнение. Но это в общем, Вер. Нас просто дрессируют. Впрочем, и это — неправильно. Мы все дрессируем друг друга в этой цепи. Глупо думать, что существуют некие злачные толстяки, которые поработили народ. Нет, они конечно, есть. Но они есть мы. Если нам с тобой дать много денег, мы тоже купим дом на Рублевке и будем изнемогать в роскоши.

— Действительно, грустная теория, — заключила Вера.

— Да. Н давай отвлечемся от этого.

— Да. Нет, не подумай. Мне правда интересно.

— Да.

— Мне никто и никогда этого не говорил. Мы привыкли, что кричать от отчаяния — удел стариков, которым не хватает пенсии. А мы, как будто, неплохо живем.

— Да.

— На самом деле, это удивительно, что вам удалось найти какое-то практическое решение. Это правда много стоит.

— Да. По большому счету, мы — единственные в своем числе. Остальные партии — это другие части целого. Все партии — это одна большая партия. Люди думают, что в стране есть демократия. Они думают, что политика — это сложная наука, пропитанная терминами и методами, которые нужно изучать годами. Это некое программирование. Мы начинаем с малого. А богатые люди — это иные люди. Они живут как-то не так, как мы, у них иные свойства ума, и потому мы видим их на думских собраниях. Впрочем, если прийти в гараж и забухать с мужиками, они тотчас скажут вам правду-матку: воруют.

— Да. Молодцы. Вы, как раз, подвели это под метод.

— Я надеюсь, что это — лишь наш первые шаги.

— Что же потом?

— Это естественно.

— Революция?

— Да. Именно революция. Но это вряд ли будет переворот. Мы хотим внести в общественную мысль свежее дыхание. Во-первых, люди должны знать, что мы есть, и что мы думаем именно так. Они нас поддержат, и именно так мы придем к власти. Но это потом. Сейчас мы просто начинаем.

— Очень оптимистично.

— Да. Слушай, скажи честно, ты ждала встречи со мной?

— Ну, такой прямой вопрос….

— Да. Но я привык задавать прямые вопросы.

— Я же позвонила….

— Да.

— А ты?

— Да, конечно. Все свободное время я сижу за компьютером.

— Что ты делаешь?

— Сейчас я занят концепциями. Их нужно сочинить и распечатать. Я надеюсь, что скоро у меня будет побольше свободного времени.

— У тебя что, совсем нет свободного времени?

— Сейчас — да. Я раньше жил в другом городе. Впрочем, я постоянно живу в разных городах. У меня свободный график.

— Как у моряка, у которого в каждом порту — по жене?

— Может, и так. Нет, шучу, — я рассмеялся, — я — хороший.

— За это и выпьем?

— За то, что — хороший?

— Да.

Мы выпили, и я почувствовал, что во мне играет выбор безразличий — на что-то обязательно нужно было плюнуть. Одно безразличие лучше другого. Это как попса. Есть две попсы, но ни в одной нет перца. Они равнозначны. Энергия, которую генерирует своими действиями человек, стремится распределиться равномерно. Быть может, мне стоит впасть в эту русскость и начать…. Но и без русскости я могу охотиться за ощущениями, не вдаваясь в детали. Жизнь — бесполезная погоня за наслаждениями. Тебе кажется, что впереди тебя ждет победа, но это пустое. Впереди — лишь старость и закостенелость.

Пришла SMS от Зе. Она гласила: «ГУЙ!».

Я улыбнулся.

Я вновь смотрел сам на себя в ее глазах. Я улыбался сам себе. Наверное, эта откровенность ее купила. Она бы никогда бы не подумала, что я — просто так. Я пинаю мысленный мячик. Мне больше ничего не нужно. Если мне удастся уложить ее в постель тут же, это будет тот же мячик, только — более приятный.

— Я тоже чувствую себя заговорщицей.

— Классно, Вера.

— Честно. Знаешь, как в кино.

— Джеймс Бонд.

— Да.

— Неужели это возможно?

— Еще как. А еще — мы можем поехать в любой клуб. Куда захочешь! Хоть на всю ночь!

— Куда?

— Не знаю. Впрочем, если ты не против.

Я вновь посмотрел на самого себя и улыбнулся. Зрачок подсветился — на этот раз, мимо прошла красная куртка. На какое-то мгновение мне показалось, что я себя не контролирую. Показал ли я сам себе язык?

Вера, верно, видела перед собой настоящий омут с бесами, куда предстояло либо прыгнуть, либо не прыгнуть. Но я уже знал, что прямо сейчас она прыгнет в него с головой!

— Покатаемся на такси?

— Сейчас?

— Конечно.

— Я…. Ладно.

Допив вино, мы вызвали такси и поехали на другой конец города, где я предлагал найти первое попавшееся кафе. На самом деле, я сам не знал, чего же я хотел. Впрочем, знал, но сомневался. Но плох ли тот охотник, кто сомневается? Уверен ли ты, что дичь вдруг сама не сделает тебя своей добычей?

Мы курили в такси. Я полез целоваться, пользуясь своим абстрагированным мироощущением вечера. Вера, очевидно, постеснялась сопротивляться, чтобы не обратить внимание водителя. Но мало она меня знала. Первые ее ответные действия были искусственными. Когда же она попыталась заставить себя быть откровенней, я сумел протиснуть ладонь к ней под джинсы. Я всегда так делал.

— Что ты делаешь? — шепнула она взволнованно.

— Ничего, — ответил я спокойно.

— Человек за рулем.

— Он не видит. Я аккуратно.

— Что аккуратно?

— Ничего, — улыбнулся я.

Она попыталась перехватить мою руку, но я успел попасть к ней в трусики. Может быть, Вера бы успела как-нибудь отстранить меня, но я ее поцеловал, и, потерявшись на мгновение, она уже была не способна себя контролировать. Когда мы остановились возле какого-то сумрачного кафе, Вера внимательно посмотрела мне в глаза.

— Все нормально? — спросил я, бесовски улыбаясь.

— Да, — выдохнула она, — зачем мы сюда приехали?

— Мы катаемся.

— А, — сказала она на выдохе.

Я знал этот выдох. Все уже произошло, хотя еще не было никаких действий. Главное — победить сомнения. Нужно дать женщине необходимый заряд энергии, чтобы стена рухнула. Тогда для нее уже все конечно. Начинается падение. Она думает, что летит, и это — крылья, жаркие, сильные, но это не так. Это — невесомость вследствие падения. Здесь нет ничего другого.

Я размышлял над тем, что она сделает в следующий момент — бросится бежать или что-нибудь другое.

— Ты опасен, — сказал она, наконец.

— Но тебе же это нравится?

— Да, наверное. Ну что, идем в кафе?

— Идем, — ответил я.

— Напьемся, что ли?

— Напьемся.

— И куда потом?

— Не знаю. Куда хочешь.

— Думаешь, я знаю, куда я хочу?

— Знаю. Хочешь, поедем в гостиницу?

— В гостиницу? Зачем?

— За тем.

— За чем, за тем?

— За тем.

— А. Ладно. Посмотрим. Мы еще в кафе не вошли.

— Хорошо. Идем.

Я вновь смотрел на себя в ее глазах. Но, мало помалу, мое самосозерцание улетучивалось. Да, я продолжал охотиться. Но не охотился ли я сам на себя — вот вопрос. Вскоре я оставил свое лицо и смотрел в лицо Веры. Она улыбалась. Я улыбался. Вика продолжала мне мерещиться, но отступать я не любил — это было выше моих правил, даже если ей и удалось завладеть моей душой.

— О чем ты думаешь? — спросила она.

— О тебе.

— Я так и думала.

— Я и не сомневался.

— У тебя глаза смеются.

— Они всегда смеются.

— Почему?

— Я просто живу и смеюсь. Жизнь смеется надо мной, а я смеюсь над жизнью. Все очень просто.

— А надо мной ты не смеешься?

— Ни капельки. Все — по честному.

Это был клуб, наполненный синим светом. Все люди были в нем нереальными мертвецами. Звонила Вика. Я не умею читать мысли, но ее — всегда, потому, что они — на поверхности, вывернутся, словно внешнее пищеварение у паука. Наступит утро — я вернусь и скажу, что ночевал в подъезде. Она расплачется и бросится мне на шею.

— Кем от тебя пахнет?

Это классически. Нужно покурить сигареты без фильтра, побрызгать на себя водки, и запах чужого тела тут же улетучивается. Не стоит усугублять. Жизнь зла. Возможно, что мне придется жить с ней всю оставшуюся жизнь. Это раньше, когда я был совсем еще юношей, мне всюду чудились искры максимализма. Я женюсь на королеве. Я буду ездить на «Мерседесе». А теперь — жизнь на тонкой грани. Сегодня — пан, завтра — пропал. Я нажал на кнопку ответа и тут же сбросил.

— Все нормально? — спросила Вера.

— Да. Почти.

— Почему почти?

— Я тебя хочу.

— Прямо здесь?

— Прямо здесь.

— Что же делать?

— Не знаю. Твои предложения?

— Не знаю.

— Ты боишься?

— Сейчас я ничего не боюсь.