Панкомат

Глава 17

…Вова Автоян разносил Гуи. Было и радостно, и грустно. Время менялось быстро — только вчера все жило в этом кругу привычным ритмом, и никто не видел никаких признаков перемен. Казалось, что так будет происходить вечно, все будут собираться на блатхате, водку пить, развратничать, а вот уже и нет этого, и не вспомнить. В будущем же маячило что-то другое, более новое. Романтика резко поубавилась. Дело наше было снабжено серьезной динамикой. Мы сами менялись на глазах. Удачи сплотили нас. Петр был на высоте — ему верили. Флаг революции колыхался на ветру, и мы им питались, этим ветром. А Вова Автоян продолжал принимать бутылки и оставаться королем стеклотары. Ничто в его мире не менялось и не могло поменяться. Он собирался принимать бутылки до конца дней своих. Он был король бутылок. Он знал все виды стекла. Он командовал малоопытными приемщиками посуды.

— Вован, налей! — кричал ему Демьян.

— А, это ты, Демьян, — отвечал он.

Он не знал, покупать Демьяну пиво или нет. Здесь проявлялась некоторого рода проституция. Говорили даже, что Вова — пивной проститут. Женщина, чтобы подружиться, дает. Вова покупает пиво. Это метко подчеркнул Петр. Группа «Камаз» даже сочинила песню «Пивной проститут», которую исполнила на корпоративном концерте. Народ ликовал. По ходу исполнения раздавали бесплатное пиво местно завода.

— А что, если Вова узнает? — спросил тогда Сергей Чикаго.

— Он не узнает, — ответил Петр, — телевидение нас не снимает. Да и как он определит, что песня — именно о нем. Он сидит вместе с нами на блатхате, приезжает домой, и тут же мы устраиваем ему Петра.

— Ништяк, — сказал Чикаго.

Демьян тоже начинал на бутылках. Он тогда еще не понял, что он — бос-сяк, а потому работать было не западло. Это потом работать ему запретили понятия. А тогда он вместе с товарищем ездил по деревням на «шестерке» с прицепом. Принимали бутылки у населения. Ехали в город, сдавали тару шефу Вовы, которого старая бля Ламборджини называла Хшеф.

— Баб Галь, налей! — кричал он.

Или:

— Вова, как судьба? Ты когда замуж выйдешь?

— Пошел ты, Демьян.

— Да ладно, Вован, не ломайся! Сознайся!

— Демьян!

— Вован, сто грамм давай!

Теперь же блатхата была пуста, и Вова заскучал. Уже и не судьба было выяснить происхождение Черного Петра. Демьян тоже не появлялся. Он был звездой, хотя, всем было ясно, что явление Демьяна — дело временное. Нам приходилось за ним следить, чтобы он куда-нибудь не влип. Но все это было бесполезно. Выборы еще не наступили, а Демьян попал в «прикрывалово» за то, что скрысил у соседа тысячу рублей. Нам удалось его выкупить.

Вова носил гуи в одиночестве. Эксперимент продолжался. Мы зашли к нему в гости. Взяли бутылку водки, новую пачку гуев.

Судьба тренировалась на нас. Мы — на Володе.

— Мамик вчера с работы приходит, — сказал Володя, — ха, - он засмеялся звонким мальчишечьим голосом, — а я сижу, на компьютере играю, не встречаю. Ух, что было, что было. Как она мне вставила…. Ух. Я думал, это все. Будет мне неделю высказывать. Мол, все. За компьютером больше не сидишь. Пароль поставит. Блин. Как она меня отымела! А потом телек включила. А там…. Смотрю — сидит, забыла уже про меня, смотрит. Последний герой. Или как там его называют. Потом зовет меня на кухню. Ну, думаю, сейчас что-нибудь скажет. А она улыбается. Наверно, по телеку что-то увидела. Ложку протягивает, говорит — ешь! А я беру ложку, лапшу со сковородки набираю и говорю — ешь! А она мне другую ложку берет — суп набирает — ешь! А я ей вторую ложку беру — ешь! Ой, не могу, умора.

Слово «ешь» Володя произносил отчетливо, так, что и я бы так не сказал.

— А тут Лариска приходит. Слышу, что-то хочет в коридоре там сказать. Мол, я и ее должен встречать. А на кухню тока зашла, а я ей — ешь! Она встала, глазами — блям, блям, тут берет ложку, зачерпивает, и мне — ешь! И мамик тоже ложку берет, и ей — ешь!

— А есть, что пожрать? — спросил Петр.

— Не знаю.

— Да ладно. Пойдем, в холодильнике посмотрим.

Мы пошли на кухню и нашли в холодильнике много съестного. Я тут же разлил водку. Мы выпили и стали есть колбасу. В холодильнике у Автоянов было очень много колбасы. Тут была и толстая, вареная, и ветчина, которую можно было есть лишь с разрешения мамика, и сухая, достаточно дорогая колбаса, а также охотничьи колбаски к пиву, которые и употребили первым делом. Петр же достал ветчину, и, не раздумывая, нарезал ее дольками.

— Ништяк, колбаса, — оценил он.

Володя напрягся. Было очевидно, что он получит. У него не было никаких шансов на выживание.

— А это что за колбаса? — спросил я.

— Это — для Бони.

Боня — это толстая кошка, которая постоянно текла. Она текла почти, что 365 дней в году. Ей покупали таблетки, но это не помогало. Вову то и дело отправляли на выгул Бони. Одевался ошейник. Боня пыталась вырваться, завидев котов. Вся семья Автоянов наслаждалась, наблюдая сексуальные мучения Бони. Но выхода у нее не было.

— В смысле, хуевая колбаса — для Бони? — спросил Петр.

— Почему хуевая? — не согласился Вова. — Нормальная.

— Везет Боне, — позавидовал Юрий, — я такую не часто вижу. О, мясо! Давай пожарим!

— Нет! — запротестовал Вова. — Нет!

— Давай, давай! — воскликнул Зе.

— Точно! — вторил ему я. — Пожарим мясо!

До выборов оставалось, прочти уже ничего. Команда наша готовилась отмечать победу Петра. Шампанское закупали, водку, петарды. Петр же, устав от постоянных успехов, строил планы на дальнейшую жизнь. Борьбы-то никакой еще и не было. Все было впереди. Что касается меня, то у меня не было определенных планов.

Вика вернулась. Но все это было условно. Я уже для себя все решил, и никто бы меня не переубедил. Каждой твари — своя среда обитания. Рыбе — вода, червю — земля, птице- полет, пауку — угол с мухами, и так далее. Нельзя заставлять кого-либо жить в противоестественных ему условиях. Я потому с ней не ругался и ничего не предъявлял. Претензии — это разборки из-за собственности. А собственности теперь никакой и не было. А наблюдал ее как фон, делая вид, что этот фон мне не противен. Каким бы глупым не было мое сердце, но и оно имело право на то, чтобы поумнеть.

Мы лежали в постели. Я курил, складывая бычки в пепельницу, которая стояла рядом на стуле. Было часов десять, и в офис я не собирался. Позвонив Юрию, я спросил его подменить меня на пару дней.

Может быть, заменить? Заменить вообще? Вика, казалось, все чувствовала. Она не возмущалась, что я курю. Я даже предполагал, что в душе она отмечала победу. Более того, я не был уверен, что это не так. Что, если она предложит, чтобы я на ней женился? Мне стоило выбрать. Я слышал зов парусов. Все уже почти завершилось. Я сыграл новую партию. Теперь я мог перейти на новый уровень. Билет в один конец. Шум канатов. Таиланд.

— Как ты думаешь, выиграете? — спросила Вика.

— Не знаю, — я пожал плечами, — наверное. Представь, есть такие жуки. Ты их, наверное, видела. Их еще солдатиками называют. Красные такие, с плоскими спинами. По весне они толпами выходят, ползают, радуются солнцу.

— А чем они питаются?

— Не знаю. Пылью, наверное.

— Да ладно. Как они могут пылью питаться?

— Ну, как. Просто. Ты что, не знала, что многие животные пылью питаются?

— Не может быть!

— Может. Еще как может. Пауки — они, вот, вообще из пыли рождаются. Не зря же раньше говорили, когда паутину веником по углам собирали, мол, надо пауков погонять. А пауков там и не было. Это значило, что раз сейчас нет, то скоро появятся. Из пыли пауки и рождаются. Нет, я не об этом. Жуки эти красные могут сидеть друг на друге очень долго. У них половой акт может протекать несколько дней. Они залазят друг на друга. Могут сутки сидеть. Могут — двое. Могут по трое, по четверо сидеть, образуя пирамидки.

— Как это?

— А ты что, не видела?

— Нет.

— Хочешь сказать, ты и жуков таких не видела?

— Видела.

— Ну вот. Весна настанет — присмотрись.

— А к чему ты это говоришь?

— Ни к чему.

— А.

— Просто мы лежим с тобой уже 24 часа.

— Это плохо?

— Почему сразу плохо? Не веришь, не надо. Будешь шампанское?

— А что, есть?

— Есть.

— Почему я не видела?

— А я спрятал.

С ней так и надо было жить, понимая, что надолго ее не хватит, у нее все равно начнется моральная чесотка, вскочат прыщи на душе, и ей нужно будет куда-то их выдавить. Убегая на сторону, она просто мстит. Мстит передом за то, что ее что-то не устраивает. И раз уж так повелось, раз она не чувствует угрызений совести, это уже правило. Женщина — средство, думал я. Женщина слишком глупа, чтобы ломать себе из-за нее нервную систему. Если она не приручается — ищи другую. Законы просты, и проще не бывают. Другое дело, если тебя самого приручают. У кавказских, вот, народов, на этот счет все поставлено правильно. Но, видно, и романтиков там вообще нет. Даже не знаю, что лучше — восточная строгость или западная распущенность. Но у нас все смешалось, все давно потеряло четкие границы. Ни Запад, ни Восток. Что-то еще. Россия. Рассея.

— Ты меня любишь? — спросила она, пьянея.

— Я всех люблю, — ответил я. — Ненависть — это глупо, в силу того, что человек очень мало живет. Ты хочешь «Мерседес»?

— Если я скажу «да», то ты мне целую лекцию прочтешь.

— Не, я не прочту. Я тебя люблю. Просто люблю за то, что ты лежишь здесь, а я — на тебе, и нам все до лампочки. Твое тело хорошо пахнет, а я отражаюсь в твоих глазах. Мои глаза видны в твоих глазах. Мне кажется, что если ты закроешь их, то и я исчезну. Наступит тьма, а потом я проснусь — и ничего не было. Я заснул в виртуальном шлеме. Давай я еще налью.

— Я уже пьяная.

— Это хорошо. Зачем быть трезвым?

Шампанское выстрелило пробкой. Оно проживало свою короткую жизнь в этом рывке ото дна, к горлышку, и — наружу. В этом полете для него длился век. Я чувствовал умиротворение. Оставался лишь тот самый билет. Мне казалось, что я уже дошел до последней страницы. В новой книге не будет ни Вики, ни Верочки, ни, быть может, Петра. Да, он выиграл. Но что мне от этого. Каждый человек имеет право казаться счастливым.

Позвонил Демьян. У него тоже был теперь мобильник, хоть это и не соответствовало его босотским понятиям.

— Хай! — воскликнул он.

— Ну, и хай.

— И ч-чо?

Потянулась пауза.

— Чо делаешь? — спросил я.

— Я? А чо мне делать? Сижу, пиво пью.

— А.

— Ч-чо, а? Я хотел позвонить тебе, сказать, чтобы ты приезжал, пивка бы попили, побазарили. Пацаны тут сидят. Мы чисто на кофеюшнике собрались, сидим. Рыбу взяли. Чисто с-сом, прикинь. Жир, блядь! Течет! Юля нам поставила «Короля и Шута»…. Гэ… Я теперь этот… Ну, как…. Ну, короче, типа, не люблю я все эти умные слова, но, бля, куда от них деться? Кар-роче, креативный директор. Такая фишка. За это и пьем. Лютый говорит — ты с ума, мол, сошел, а ч-чо? Лютый — он еще тот босяк. А у него — красный диплом! И ч-чо! Ч-чо? А я — бос-сяк! Босяком родился — босяком и помру! Не, ну, дириком быть по кайфу. Ничтяк! Я…. Ну как… Я дело знаю. А ты там чо, а? С шумоголовой? Да? Ты, слышь, ну я тебе сочувствую. Вы вообще, пацаны, я с вас фигею! Бабы — они ведь все дуры. С головой у них не все ладно. Этот…. Как его. Юрий Александрович заходил сёдня. Я его развел, прикинь. Га! Гы! Так он чо? Пиво поставил! Говорит, а что вы тут делаете, молодой человек? А я ему кричу — ты, слышь, сам ты молодой. Я уже седой! Ты посмотри на меня! Я такое в жизни видел. Ну, типа, пива давай. Ну, он чисто не обломался. Проставился. Куда ж деваться? Нормальным пацанам надо же пиво ставить.

— Ага.

— Чо ага? Пиво приезжай пить.

— Не, Серый, в следующий раз как-нибудь.

Я представил, какой там из Демьяна креативный директор. Впрочем, если ему некоторые словечки поотключать, он еще и ничего будет. В телеке, вон, монстров немало. Представить страшно, каковы они в промежутках между телеками.

— Кто звонил? — спросила Вика.

— А, так.

— Да ладно, говори.

— Демьян.

— А. И что?

— Ничего. Пиво там пьет. Работает творческая личность. Вот.

— А.

Так мы и лежали, попивая шампанское. Я представлял себе призрачные паруса и запах свободы. Вика, должно быть, видела перед собой картины, где проезжал ее «Мерседес». Омерседесенная жизнь. Омерседесенные будни. Омерседесенный вечер. Она — иная. Все люди как люди, а она, разумеется, королевна. На «Мерседесе». Это вещи были важной частью ее мироосознания.

Я думал о Петре. О деле революции, которое я собирался бросить. Без меня они играли на гитарах, кричали, тренировались в питие, и все это могло продолжаться сколь угодно долго. В потенциале революция всегда возможна. Практика же показывает, что здесь далеко не все так просто. Нужен сильный катализатор. Общество — это организм.

— Мы правда купим «Мерседес»? — спросила она.

— Да, да.

— Да?

— Да, Вик. «Мерседес». Именно «Мерседес».

— Ой, как я тебя люблю!

— Хочешь, купим два «Мерседеса»?

— Да? Мы что, можем купить два «Мерседеса»?

— Да. Два.

— Я тебе хочу!

— Хочешь стоя?

— Стоя? Хорошо.

— Ладно, вставай.

Потом я поменяю все фильтры. Воздушный, топливный, масляный. Все к черту. Все заново. Я хочу быть свободным и прозрачным, как стеклышко. Мне не нужно большего. Петр победит. Впрочем, ведь он уже победил. Не важно, что будет дальше. Шаг системе — это уже почти мат. Ты победил себя, а остальное — это уже как придется.

Вновь позвонил Демьян:

— Слышишь, э!

— Ты чо, Серый!

— Слышишь, мы сделали королевского Петра!

— В смысле!

— Было двадцать два Петра подряд. Девки сделали Володе женского Петра. Мы еще сделали зоофилического Петра.

— Это как?

— Слышишь, да ты не поймешь! А ты что там делаешь?

— Ничо. Сплю.

— Х-ха. Видели мы таких сонь!

— Ладно, Серый. Ты меня разбудил.

— Хули ладно! Много видел таких ладных.

— Так ты что там делаешь?

— Что, что? Корпоративная, слышишь, вечеринка.

— А.

— Да хули ты акаешь! Приезжай, давай.

— Ладно, давай, Демьян.

— Ты, ды ладно.

Вика стала рассказывать мне о своих подругах, я слушал в пол-уха, видел их образы перед собой, и они меня даже чем-то развлекали. Потом я ей рассказал о программировании. Оно ей, конечно, сто лет было не нужно, однако ж и мне было все равно, слушает она или нет.

— Ты так и не сказал мне, почему ты уехал из штатов, — сказала она потом.

— А я и не уехал, — ответил я, — я в душе по-прежнему там.

— И как это?

— Просто. Я — в одном месте, душа — в другом.

— Тебе там надоело?

— Немного.

— А мы можем туда поехать?

— Конечно. Это легко.

— Правда?

— Правда.

— А как визу открывать?

— Ну, это чепуха.

— И мы вместе поедем?

— Почему бы и нет. Легко. Хоть завтра. Нет, завтра не получится. И послезавтра. И вообще, надо дождаться, когда выборы пройдут.

— А тебе они сильно нужны?

— Ты хочешь сказать, что мне выборы не нужны?

— Нет, я просто.

— Ну, поедем. В США. Хочешь — здесь останемся. Заведем детей.

— Ага.

— Тебе ж хорошо со мной?

— Да, Валерик.

— Ну вот. Это — самое главное.

Самое главное, что душа моя стала прохладней. В ней нет никаких обид. Виновата Вика — ну, что ж с того. Все люди исполнены грехов. Не стоит жить с кем-то через силу, как я это делал до сих пор. Разойдемся тихо и спокойно. Без шума. Она до последнего дня не будет знать, что я все решил. А мне — светло. Некого винить, некого ненавидеть.

Если б я не встретил революционеров этих, то по-прежнему продолжал бы жить и осматриваться по сторонам, ожидая опасность. Но что теперь сказать? Победить мне помог случай. Я представил, что бы сказал Женя Сёмин:

— Вы побели на выборах? Слушай, хуйня какая!

— Да ты что, Женя.

— Та! Выборы какие-то?

— Женя, а если бы ты сам участвовал?

— Если б в президенты, то еще ладно. А так — не пойму, на кой черт все это надо?

— Ты не прав, Женя!

— Это все хуйня, Валера!

…Выборы проходили обыкновенно. Да и как еще об этом сказать? Корабль революции шел сейчас на очень большой скорости. У нас был отличный двигатель.

Теперь все происходящее было лишь удачной схемой подтверждения. Петр прекрасно осознавал, какой ценой все это куплено, и все остальное было тем же компотом.

Я сидел в офисе. Телек работал. Сводки новостей иногда доносили какие-то скудные лоскутки информации. Я вслушивался, потом щелкал пультом и бездумно всматривался в лица фальшивых сериалов. Мне думалось, что мы, получив деньги, могли бы не мучиться и не строить корабль революции, а просто пойти куда-нибудь в звезды. В сериалах бы снимались. Пришли бы к продюсеру.

— Ара, аристэ!

— Инч?

— Ара, возьми в кино.

— ………………….

— Сколько.

— Столько.

Так бы начались великие карьеры, и никто бы не ломал головы. Если бы они предложили мне такой план, что ж, это даже проще, чем забивать себя экстремизмом. Ведь смысла не было и в моих предыдущих аферах. Здесь я не на много отличался от прочих ламеров, которые, прыгая на одном месте, не на многое были способны. Иногда они производили хиты и их тотчас сажали, иногда и не сажали, а брали на мушку, но общая схема была одинаковой. По телевизору же показывали что-то другое. Я даже предполагаю, что все, что касается взломов, выдумано. Я имею в виду, телевидение. Настоящие профессионалы давно объединились в развитые и умные системы.

Штаб вовсю суетился. Молодые участники движения кружились у дверей, что-то обсуждая. Для них вся эта каша была неимоверно сложна, им необходимо было победить, чтобы иметь шанс на будущее. Телефоны накалялись. Ко мне то и дело кто-то заглядывал и что-то пытался выспросить.

— Потом, — отвечал я, — я работаю. Где Петр Евгеньевич? Не знаю. Он мне не звонит. А раз не звонит, значит — все нормально. Потому и я ему не звоню. А вы этот сериал смотрите? Да? И про что он? Ладно, потом — так потом. Что? Да, откуда я знаю. Продолжайте работать. Занимайтесь, занимайтесь.

Петр зашел вскоре. На нем был хеменгуеевский свитер, в руках — бутылка коньяка.

— Еще — часов десять, — сказал он.

— Да. Для думающих людей давно нет никаких тайн. Вчера вот заходил журналист из «Региональных Новостей». Говорит, у них, мол, всем давно известно, чуть ли не списки есть, кто победит. Ты там есть, понятное дело.

— Я давно это слышал. Это предвзято.

— Может, и предвзято. Но ведь это так.

— Да. Посмотрим. Мы ж не зря бабло платили.

— Бабло все платят.

— Конечно. Власть — это хороший бизнес.

— Да. Значит, мы тоже что-то в этом смыслим.

— Я до конца не верю, — ответил Петр, — система не пропускает опасные для нее структуры.

— Значит — мы безопасны для системы.

— Ты считаешь, что мы — безопасны?

— Нет. Мы очень опасны. Хотя бы ты и я. Мы не хотим жить по законам этого мира, а это — очень весомый аргумент. Просто так происходит. Видимо, такой сложился момент, что бороться особо некому. Все свое имеют, а новые аппетиты чего-то еще не проснулись. Все дети — по Лондонам. Новые не подросли. У всех много тачек, дач, хороших работников, у всех фирмы свои службы безопасности, бандитов нет, менты уравновешены и обучены, в ФСБ — полный штиль, провинции молча мычат и доятся. Бывает же моменты. Я когда в институт поступал, такой момент был. Конкурсы на наш факультет всегда неплохие были, нужно были что-то знать, а если этого чего-то не доставало, то и заплатить. А у меня денег не было. И у родителей денег тоже не было. Да я еще и не готовился перед экзаменами, а по девочкам шлялся, водку пить учился. Я плохо мыслил логически, и по математике у меня три было. Я просто пришел, посмотрел на список факультетов и выбрал свой. Если честно, шансов никаких не было. А тут вдруг в тот год сложилась какая-та беда, что и недобор был, и вместо экзаменов — тестирование. Да еще и пацанов маловато пошло. Ну, я и поступил. Все остальное было уже потом. Так, что чудес не бывает. Большинство вещей подвержены логике. Другое дело — внутренняя сфера.

Петр налил коньяку. Мы выпили.

— Ты во всем уверен? — спросил он.

— Да. Это же не рядовые сявки. Тем более, за такие бабки, сам понимаешь, можно и пристрелить.

— Даже нужно.

— Даже нужно, я с тобой согласен. Мы, мы хоть и честные деньги представляем.

— Ты так думаешь?

— Пока еще это так.

— Пока еще Зорро не поймали.

— И он сам себя еще не поймал.

Мы выпили еще. В окне просматривалась улица. Шел мелкий снежок. Народ двигался как будто бесцельно. Семечки щелкали. Курили. Посещали магазины. Студенты попивали примерзшее пиво, кто-то собак выгуливал, кто-то — самого себя. Выборы интересовали далеко не всех. Были и такие, кто о них и вовсе не знал.

— У нас — честные деньги, — сказал я.

Петр кивнул.

— Честные, — подтвердил я, — мы их завоевали.

— Да.

Мне позвонила Вера. Она хорошо понимала, что мы пронеслись по разным полосам на больших скоростях. Возможно, что поведение было слишком картинным. Именно так ведут себя любители быстрых развлечений. И, хотя я ни о чем таком не думал, дело обстояло именно так. Вернее, это так казалось. Я действовал инстинктивно, и это доставляло мне удовольствие. В разумных, спланированных действиях, было гораздо меньше смысла.

— У вас много, кто балатируется, правда? — спросила она.

— Да. Хотя к финишу придут не все.

— Почему?

— Это очевидно.

— Это просто прогноз?

— И прогноз, и реальность. Я уже знаю, кто победит.

— Откуда.

— Все об этом знают. Шучу. Я просто чувствую. У меня очень развитая интуиция. Всем победить нельзя — это не очень справедливо. Корпоративная мысль — она ведь тоже не идеал. Мы ее изначально как идеал не выставляем. Это просто сверхпрактичность. Карьера. Бизнес. Попав в думу, мы будем содействовать программам обучения молодых специалистов, бизнесменов, политиков. Если мы все пройдем, то в думе будет скучно, потому что все будет слишком правильно. Некому будет воровать. Некому будет взятки давать. Глядишь, и взятки станут признаком дурного тона станут. Шучу, конечно. У нас в думе все люди — очень честные и порядочные.

— Ты бы победил?

— Конечно.

— Правда?

— На классе.

— Ты серьезно?

— Да. Честно.

— Почему же ты решил этого не делать?

— А не хочу. Не люблю я политику. Я раньше увлекался компьютерами. Я многого в этом достиг. Политика — это полип. Но она затягивает. Она присасывается к мозгу. Самое главное — это хорошие люди. Тогда и жить хочется. А чем ты занимаешься — это не важно. Ты знаешь Демьяна?

— Сергей Демьян?

— Да.

— Да. Знаю. Он часто выступает, и я его видела на телевидении раз, и еще раз — на радиостанции.

— Как ты думаешь, на что это похоже?

— Ты о чем?

— О Демьяне.

— Не знаю. Кажется, у него какая-та роль. А вообще, он неплохо ее исполняет. А, я вижу, ты знаешь его с какой-то другой стороны.

— А каким он кажется тебе?

— Очень уверенный и какой-то очень правильный. Иной раз не позволит себе резкого высказывания, а всякие народные эпитеты использует, чтобы не таким уж правильным казаться.

— Я отстал от жизни, — ответил я, — надо будет запись выступления Демьяна просмотреть. На самом деле он не чужую роль играет. Он сам в самого играет. Конечно, ему помогают специалисты. Правильно ставят речь. Составляют тексты. Но идеи — это все его идеи. Он такой и есть. Это очень реально. Это намного реальнее, чем может показаться.

— И ты по-прежнему призываешь меня вступить к нам?

— Мы бы могли быть вместе.

— Мы можем быть вместе только так?

— Нет, ну я не говорю….

— Такой прогруз?

— Никто никого не заставляет грузиться. Бывают идеи, созданные лидером. Так бывает чаще всего. Но у нас все по-другому. Я не говорю, что это создал я, а это — кто-то еще. Тут все общее. Знаешь, как хороши идеи, которые объединяют? Люди чувствуют общность духа.

— Вы тоже хотите город к своим рукам прибрать?

— Нет. Зачем? Это слишком громко. Я бы так не заявил. Нет. Просто у нас все по-человечески. Накроем большой стол. Нальем фронтовые сто грамм. Приезжай.

— Это так обязательно?

— Это вообще не обязательно.

— Может, это важно лично для тебя?

— Может быть.

— Тогда это — другое дело.

— У меня есть шанс?

— Очень много шансов.

Петр принес еще коньяку. Я уже чувствовал себя навеселе и был готов на подвиги. Саша Сэй перебирал на компьютере план развития, составленный две недели назад. Он тоже хорошо принял. Взгляд его был рассеян. Наконец, он включил слайд-шоу картинок, где-то ли местный художник, то ли кто-то из нас, представлял свое видение Гуя. Это было новой ступенью движений. Глобальная дурь воспринималась как-то иначе.

«Гуй и Куй. Две планеты. Два мира».

«Вселенские ветры над Гуем».

«Встреча брюссельских студентов с компанией Гуёв. 1897 г».

«Мое видение Гуя 1».

«Мое видение Гуя 2».

…..

«Мое видение Гуя 15».

….

«Мое видение Гуя 150».

— Вот прикиньте, пацаны, да? — сказал он, — завтра это будет уже история. В данную минуту все еще по-старому. А потом — потому уже все. Этот план опубликуют в газетах. Гуи мы спрячем в долгий ящик.

— Гуй — неотрицаем, — ответил я.

— Гуй и Куй — планеты спутники, — добавил Петр.

— Сын мой, — засмеялся Саша Сэй, — не выходи на улицу без Гуя!

— Давайте сделаем Петра! — предложил я.

— О! — обрадовался Петр.

— Он определитель себе поставил, — сообщил Саша Сэй. — Моя Ленка ему звонила часто и делала женского Петра. А Юлька — та женского утреннего Петра. А Юрец звонил строго в час ночи. Ха, ты еще не спишь? Вот и я. Они уже друзьями были. Прикинь, а потом мы с Юрцом приходим к Вове, а он бледный. Говорит, запарил меня какой-то Вася, все время звонит, говорит — я Вася. И ночью, и днем. Покоя нет. Я, говорит, сам его найду и не знаю, что с ним сделаю.

— Опасно, — заметил я.

— Опасно, — согласился Петр, — Я блокировку номера тогда включу, вот и все.

Я взял трубку и набрал номер. Пошли длинные гудки….