Патриот. Смута. Том 8

Глава 12

Долгоруков кинул взгляд на пишущего письма француза. Взгляд его на миг стал удивленным, но почти сразу он собрался и перевел все внимание на меня.

Сел слева, близко от края. Пара служилых людей, что привела его, замерла позади. Это явно злило князя. Приемный покой, место для аудиенций, а он ощущал себя под надзором, как пленник. Но… Он пока что им и был. Да и в целом человек этот исторгал холодный гнев, всем своим видом показывая, что негодует и недоволен.

— Здравствуй, Владимир Тимофеевич. — Проговорил я спокойно. Задачи взбесить его у меня не имелось.

— Здравствуй, Игорь Васильевич. Люди твои тебя господарем зовут, а за глаза и царем, государем порой. Кто же ты? — Он смотрел холодно, пронизывающе.

— Не с того ты разговор начал. — Хмыкнул я. — Тут вопросы мне задавать. Но если ответы получу, то и тебе ответить могу, отчего нет. Если по-хорошему поговорим.

Он молчал. В глазах его я видел, что думает изрядно. Прикидывает, пытается понять, как так вышло, что вроде бы батюшку он моего знал и у Мстиславских бывал, и меня, может быть, даже видел. Хотя сам его не помнил. Память реципиента не давала подсказок.

Чувствовалось во взгляде, что он недоумевает. Ведь тогда я был никем, а теперь… Мне и князь Трубецкой кланяется, и Ляпунов, а может кто-то еще.

Это он еще Романова не видел. Да и размеры войска моего представлял очень и очень отдаленно. Кого он там ночью видел, то, когда его с теми двумя бугаями взяли. Просто лагерь.

Хотя может, и расспросил охрану. Мало ли что сболтнуть могли.

— Поговорили мы с тобой жестко. — Начал я. — Ты меня дураком выставил, а я тебя порезать обещал. — Прищурил глаза. — Но, давай по-новому попробуем. Ты, как я понимаю, как сам говорил от Гермогена приехал с предложением.

Он насторожился, насупился, но кивнул.

— Так и есть. От патриарха, что за землю русскую радеет.

— Скажи, а кто выше стоит? — Буравил его взглядом. — Кто из них главнее, кто кем управляет, а? Гермоген или Шуйский, Василий?

Вопрос мой ввел его в ступор, но ненадолго.

— Патриарх и царь, две власти, что над всей землей Русской ставлены господу богу на радость. — Он перекрестился.

Руки и ноги его я загодя потребовал развязать, чтобы чувствовал он себя здесь более свободно. Конечно же, никакого оружия, да и вообще вещей, кроме одежды с собой у него не имелось. А стража и мои телохранители были начеку.

— Хорошо. А если, скажем, Шуйский умрет. Сейчас есть, а завтра нет. Все же лета его не малые, тогда что? Гермоген за кого встанет?

Князь еще больше напрягся.

— Ты к чему клонишь. — Проговорил зло. — Не болен царь. Жив, здоров.

— Я к тому клоню, что тебе Шуйский денег для меня передал или Гермоген. — Рубанул я с плеча, уставился с кривой ухмылкой.

— То все едино.

— Э нет, князь. Вот сам посуди. Гермоген, вопросов нет, человек святой, патриарх. Старый только. Умереть может. И что тогда? Ты за Шуйского будешь или за нового патриарха? А если им тот станет, кто против Шуйских слово скажет? Или, наоборот, если вдруг так случиться, что заговор в столице. — Я следил за ним, но видел, что он подковерные дела вроде бы и не знает.

— Смутить ты меня хочешь. — Ответил он холодно. — Живы все, здравствуют. Господь хранит.

— Я к тому, что любой патриарх не поддержит католика на троне. И Шуйский. — Улыбнулся ему. — Потому что трон пока что его. Но, не станет, если одного, если Владислава на трон сажать будут, то что? Ты его поддержишь? Он же сын иезуита. Они, даже перекрестившись, все равно остаются теми, кто есть. Как тебе король вместо царя, на троне, а? Владимир Тимофеевич?

— Не бывать этому! — Выкрикнул Долгорукий.

Я гляну на насторожившуюся охрану. Что, мол, нормально все, говорим.

— Вот и я бы этого не хотел. Русский, православный должен Русью править. Так думаю.

Выдержал паузу, изучая его. Судя по лицу с таким утверждением согласен он был.

— Я сейчас тебе скажу многое, а ты подумай. — Начал раскрывать тайну понемногу. — Мстиславский со своими людьми, многими, хочет на трон ляха посадить. В Москве уже готов заговор. Войско ушло, считаные дни остались Шуйскому на троне сидеть. — Он смотрел на меня зло, скалился, не верил, но я продолжал. — Может, уже и не сидит на троне Василий. Ты сам подумай, Шуйский же думал, да и ты до встречи со мной, что я тут с двумя тысячами где-то в поле обретаюсь. Под Дедиловым. Так.

— Допустим. — Прошипел Долгоруков.

— Так вот. Скажи мне, на кой черт двадцать пять тысяч человек… — Я специально добавил посошную рать в число воинства, чтобы увеличить его размер. — Столько народу посылать против того, кто даже Оку не перешел, по сведениям? Тула, ладно. Она не раз поддерживала самозванцев всяких. Но Серпухов. Отправить к броду через Оку тысячи три. Укрепить рубеж. Да я даже своими бы силами текущими очень тяжело переправлялся бы. А тут все силы на меня. — Перевел дыхание. — Сколько к Смоленску пошло? Разрозненные отряды наемников, которым платить надо, а так воюют они, считай, никак. И при них генерала нет, Делагарди нет, опытного командира. Уверен. Их раскидали, растянули, в единый кулак не собрали. А почему? Смекаешь?

Он смотрел на меня пристально, думал. Какая-то линия мыслей вроде бы строилась в его голове.

— Ты пойми, Владимир Тимофеевич. Мне Русь крепкая нужна и Царь сильный. Был бы таким Василий, я за него сам, первый встал.

— Врешь… — Прошипел он опять, но в голосе уже слышались нотки сомнения.

— Ты же слышал, что все мои бойцы про Собор Земский говорят.

— Прикроешься им, сам на трон сядешь. Видано ли. Шуйский же тоже… — Он осекся, покраснел.

Ага, значит, все же тот собор, что Василий созвал тебя не очень-то и устраивает.

— А чего плохого в том? Чем хуже я Шуйского? Если уж на то пошло? — Рассмеялся я, чувствуя, что все же давлю его. — Я молод, Василий стар, детей у него нет, а у меня вся жизнь впереди. У меня войско и уважение людей всего юга, а у него? Те люди, что к нам идут? Родня его? Сколько раз они с битвы отъезжали, бросая войска? Был бы Скопин, еще куда не шло, так нет, отравили его.

— Василий, помазанный царь.

— Кем? Собор Земский был? Всем миром его сажали? Сам же про это чуть не сказал. — Я довольно улыбался. Нашел ту ниточку, за которую можно потянуть.

— Гермоген за него! А я за патриарха стою, и слово мое крепко в этом. — Проговорил он громко.

— Так это хорошо, Владимир Тимофеевич. Отлично. А против чего вы стоите, кроме меня и самозванцев всяких, а? Против ляхов, что Жигмонт под Смоленском держит, так?

— Против него и татей всяких, что страну наводнили.

— Ну так давай объединим усилия, князь. Не в бою за трон. Нет. Тут сам увидишь, Шуйского скоро там не будет, не моими усилиями. А кто будет?

Он замотал головой.

— Нет, не верю

— Да не верь, хоть сто раз. Мне с того дела нет. Ляхов остановить надо. Слушай. Я тебе готов письма показать, от Мстиславского. — Действительно всю переписку я готов был предъявить. — Человека готов показать, что подтвердить многое может. Артемия Шеншина.

— Знаю такого. Да и в обозе вроде видел, похожего. — Он дернулся. — Откуда он у тебя? Как добрый человек к тебе в плен попал, а?

Опять вопросы задаешь. Что же это такое-то.

— Этот добрый человек татарам дань вез, чтобы их на сторону Шуйского переманить. Позорно кланяется Василий тем, кто землю нашу топчет, жжет и людей в полон уводит. — Я криво ухмыльнулся. — В общем. Я тебе глаза открыть готов на дела Мстиславского. Мне от тебя надо, только чтобы ты помог людей против ляхов сплотить, против Жигмонта.

Он смотрел на меня, и я видел, что в глазах сомнения есть. Пробил я его броню недоверия.

— С Шереметьевыми, знаю, ты дружен. — Продолжал давить. — В Москве он вроде сейчас. Как Мстиславский Шуйского скинет, действовать нужно будет. Не дать посадить ляха на трон. Войска польские уже от Смоленска идут. Уверен, самого опытного человека король послал. Станислава Жолкевского, чтобы он к Москве вышел. Власть ляхов подтвердил.

— Врешь… — Простонал он.

Видимо, он знал кое-что помимо того, что я ему говорил, и, собрав мыслвоедино, начал понимать, что я говорю правду. Но поверить в нее пока что был не готов. Слишком ужасна она для него была. Царя вот-вот не будет. Клушинский разгром заменит южный поход и битва со мной, в которой войско может завязнуть. Важно же было раздробить его, растянуть. Лишить царя сил в столице.

И, столкнуть, предложив Жигмонту Феодосию для его сына.

Отличный план по возведению ляха на престол.

— Нет, в том и беда. — Проговорил я спокойно. — Шуйскому уже конец. Его не я с трона скину, а Мстиславские. Дни его сочтены. А за веру православную кто постоит тогда? Ты, Долгоруков, это сделать должен! Ну а еще я и бояре, что при мне.

Он ощерился.

— Ты волком не смотри. — Улыбнулся я. — Тут интересная картина вырисовывается. Дмитрий, воровской царь у меня. Признал, что не царь он, а Матвей Веревкин, ляхами. Подчеркиваю это, ляхами убежденный под угрозами царем зваться. Марина Мнишек, шляхтянка, у нас. Проводница воли ляшской. Заговора этого. — Я, конечно, гнал приличную пургу, но сейчас мне было важно перетащить этого человека на свою сторону, вынудить написать письма, предостерегающие от присяги Владиславу и польской угрозы Москве. А там дальше, разберемся уже по ситуации.

Продолжил, смотря ему прямо в глаза, очень удивленные и даже пораженные.

— Трубецкой за нас, его ты видел. Ляпунова Прокопия Петровича ты тоже видел. А он с Голицыными дружен. Древний род, весомый союзник против ляха на троне. Мы их уже предупредили, что враги идут к Москве. Гонца послали, господа молю, чтобы успел. А еще Романов за нас.

— Филарет. — Глаза его округлились.

— Не веришь? В монастырь тебя прикажу отвести, там он. Здесь под Серпуховом.

Он замотал головой.

— Мне надо, Владимир Тимофеевич, чтобы ты патриарху Гермогену писал и другу своему Шереметеву, Фёдору Ивановичу. Спасать землю надо. Быстро и решительно и Собор Земский собирать. Не дать Мстиславскому силы набрать и ляхов в город пустить.

Он молчал, обхватил свою голову руками. Думал крепко.

— Не веришь, в монастырь поезжай, с Филаретом говори. К ночи жду тебя, письма писать будешь. А утром гонца пошлем.

Махнул рукой, приказал охране вывести его.

Ушел князь в больших думах. А я сел, глаза потер. Уже чем только давить и не приходится. И словами, и уговорами, и фактами, и даже переписку предлагать показать, коли надо. Все для дела, для того чтобы убедить этих людей действовать сообща, всеми вместе ради страны. Чтобы все объединились и единым порывом не дали ляхам трон захватить.

Перевел дыхание, обдумал итоги переговоров. В целом — вроде хорошо.

Француза, дописавшего свои бумаги, увели под стражей. Посмотрел, вроде бы неплохо написано. Отправлять надо. Распорядился и сам пообедал.

Время шло за полдень, стали приходить гонцы от обоза. Наконец-то, вот-вот, он прибудет.

Примчался человек, доложил, что Марина Мнишек со мной встречи требует. Судя по моему лицу, он сразу понял, что сморозил глупость, замялся. Я отпустил его, с отрицательным ответом. Здесь не вина служилого человека, а откровенная наглость этой супруги двух Лжедмитриев, а может, еще кого, для достижения власти. С такой интриганкой держи ухо востро, она смутить и опытного дипломата сможет.

Чего ей от меня потребно? Ванную, что ли, просить будет?

Хмыкнул, улыбнулся.

Нет. Некогда мне с ней лясы точить, бой впереди, а дальше решим. Распорядился, чтобы все ее вопросы теперь адресовались Ваньке. Он от этого был совершенно несчастлив. Явился, доложил, что подготовил для нее достойные, вполне сносные покои на территории терема. В нем, как и в Воронежском, имелись комнаты со входом с торца. И это в целом было приемлемо. Лучше держать эту шляхтянку поближе, как самого опасного врага. Да и завтра после битвы мне, скорее всего, потребуется весь набор этих моих пленников, чтобы потребовать от них написание очередных писем.

Я уточнил, не будем ли мы пересекаться с Мнишек. Он сказал, что… Приложит все усилия.

После победы, уверен, как только вести дойдут до Москвы — это станет последней гирькой на весах заговора. Как это было после Клушинского разгрома, так и здесь случится. Шуйского скинут, и время пойдет на дни. Тогда же войска ляхов выйдут к Москве. Им же не противостоит царево войско. Сейчас ситуация даже опаснее, чем в реальной истории. Там был шанс на победу под Клушино. Сейчас — там разрозненные части раздерганного корпуса Делагарди и еще более разрозненные силы нескольких дворянских военных корпораций.

Войско противостоит мне.

И кто будет быстрее — мы или ляхи, вопрос не ясный.

Вечер пришелся на организацию и размещение пришедших сил, последние приготовления, тренировки, выходы на позиции. Смотря на все это и объезжая редуты и лагерь, я был уверен в завтрашнем деле.

Ближе к ночи дальние дозоры сообщили, что войско Шуйского вышло на то место, где днем, до обеда стояли рязанцы.

Завтра будет битва. И я был к ней готов!

Утро следующего дня. Походные порядки московского войска.

Делагарди с холодной решимостью готовился к битве.

Вчера они преодолели большую часть расстояния до Серпухова.

Также вчера на военном совете еще утром он настоял на том, чтобы оставить часть обоза, раненных, тяжелую артиллерию и почти всю посошную рать у речушки Лопасня. Под прикрытием наименее боеспособных сил. Примерно полтысячи сборной солянки из пехоты и дворянской конницы.

И его, внезапно, послушали.

Да, попытались противостоять, оспорить. Требовали холопов тащить с собой, рыть. Что рыть, если враг встречает нас, а мы атакуем? И эти работяги могут начать валить лес для строительства плотов, потом спустят его по маленькой речушке к Оке. Все будут при деле. А войско сможет двигаться быстрее.

И, о чудо, Дмитрий Шуйский руку поднял и потребовал тишины. Выслушал шведа, всего его доводы и дал добро сделать почти все так, как он говорил.

Идея была в том, чтобы за день подойти к окрестностям Серпухова, как можно ближе. Оставить небольшое расстояние, чтобы там действовали разъезды и невозможно было устроить ночной рейд. Выждать и с зарей выдвинуться на поле перед городом, где разбить в быстрой схватке войска самозванца.

Так и решили действовать.

Якоб с момента налета на авангард воинства чувствовал все более нарастающую холодную злобу. Но итог совета заставил его радоваться.

Ему противостоял опытный, рассудительный противник, и это с одной стороны злило, с другой — заставляло все обдумывать по нескольку раз.

Состояние московского войска, кроме его четырех тысяч было посредственное. Но он надеялся на своих, непревзойденных пикинеров, поддерживаемых стрелками. И еще немного на русских стрельцов. Толковые мужики, и полковник у них вроде бы — годный.

Что остальные?

Французы. Эти напыщенные идиоты пали духом оттого, что получили по рогам. Чертовы пожиратели лягушек хорошо воюют, только когда побеждают. А здесь, получили на орехи и размякли. Луи де Роуэн так найден и не был. Это привело Делагарди в холодное бешенство. Еще и оправдываться пришлось за его дезертирство на совете. Что рыцарские обычаи взяли верх, а не решил он переметнуться к русским.

Француз, мастер меча, решил геройствовать, бросил войско. С трудом шведу удалось найти замену. Одного из капитанов на время он назначил полковником, лично. Перед всем строем потребовал от этих людей вероятности в бою.

Русские.

О, здесь он вообще не понимал, что происходит.

Эти люди, вроде бы должны сражаться за своего царя, но творили какие-то невероятные кульбиты. Рязанцы ушли. Ладно, этих можно попытаться понять. Их земляка повесили только за то, что он был гонцом этого Игоря Васильевича. Отца этого несчастного, с малым отрядом, убили во время попытки мятежа. Возможно, подковерная борьба бояр привела бы к тому, что их силы стали бы разменной монетой в грядущем бою и они решили не рисковать.

Свернулись и ушли. Все, кроме пары сотен. А это немало. Почти две тысячи.

Дворянская конница, люди вообще непонятные. Кто-то из них служил Скопину, и в них Делагарди более или менее уверен. Но таких немного. Основной состав той самой «старой гвардии» отправили противостоять ляхам на запад от Москвы и ждать подхода победоносно разгромившего самозванцев основного войска с юга.

Сейчас план похода на Серпухов и Калугу для Якоба становился все менее понятным.

Кто-то из новоприбывших был с виду неплохо организован. Но все они — чертовы татары, с виду. Луки, сабли. Брони нет. Использовать их как рейтар — слабо верится в успех. Как ударную конницу — невозможно. Как степные части, оказывающие постоянное давление стрелами на неприятеля — наверное, но швед в этом был не силен.

Отряды лично Шуйского боярской конницы.

О, это были почти что паны, почти шляхтичи. Конечно, не крылатая гусария, но некое ее подобие. Было их две сотни, но уже хорошо. Правда, этими людьми руководил лично Дмитрий, и можно было забыть о том, чтобы дать им какой-то приказ.

Русская Пехота.

Стрельцы были толковыми. Их полковник говорил со шведом после военного совета, и они пришли хоть к какому-то более или менее адекватному мнению. Как взаимодействовать. Остальная пара тысяч без малого — кто это? У них были копья, но не пики. Кто это, как их использовать.

Более опытная, по сути, посошная рать по виду.

Вот и получалось, что его пехота. Четыре тысячи. Только она. Все! Дьявол, это все! На что он может рассчитывать. А значит, нужно опираться только на этих людей. Нужно поставить их так, чтобы проломить оборону Игоря, желательно так и там, где он сам и находится. Нанести уваренное поражение основной силе. А дальше уже Шуйский и его люди довершат дело.

Но, Игорь, скорее всего, будет в конных ратях, где-то в тылу.

Делагарди, ведя войска к полю боя, скрипел зубами, думал. Как действовать.

Каково же было его удивление, когда, выходя на простор и начиная разворачиваться в боевые порядки, он понял, что прямо по центру построенных противостоящих им мятежных сил, над одним из редутов развевается уже знакомое по недавнему налету красное знамя с ликом господа.

Гонцы забегали между отрядами Делагарди и Штабом всего войска.

Отряды разворачивались. Шведская пехота — пикинеры и аркебузиры строились в центре. Вначале это вызвало ропот в боярской коннице. От них примчался человек с требованием сместиться и оставить центр им. На что Якоб махнул рукой и указал на укрепления.

— Хотите лезть и штурмовать их? — Произнес он злобно. — Думаю, нет. Это моя работа!

Вопрос тут же был снят. Гонец умчался, и больше от Дмитрия никто не приезжал.

Московское войско строилось, чтобы сломить силы самозванца, разгромить их и повернуться наконец-то лицом к своему основному врагу. Двинуться через Калугу на Смоленск.

Битва под Серпуховом решит весь исход компании.

Делагарди, сидя в седле, осматривал противостоящие им силы противника.

От автора

Бывалый офицер в отставке гибнет и попадает в СССР 80х. Чтобы спасти брата, а потом и свою заставу, он должен стать пограничником на Афганской границе.

На все книги серии скидки до 50 %: https://author.today/work/393429