Патриот. Смута. Том 8

Глава 13

Проснулся я еще до восхода.

Еще бы — важный, опасный и, скорее всего, переломный день всего моего похода и всего пребывания в этом времени.

Задача-то стояла передо мной нешуточная. И неоднозначная в плане ее решения. Нужно разгромить московское войско Дмитрия Шуйского и Якоба Делагарди. Но! Разгромить так, чтобы это не стало клушинской трагедией. То есть нанести поражение и вынудить русские силы переметнулись на мою сторону, чтобы уже вместе, объединившись дойти до Москвы и нанести удар по пропольской оппозиции.

А оттуда и по самим чертовым ляхам, засевшим под Смоленском.

Мстиславские и идущие к столице силы короля Жигмонта под предводительством Жолкевского — опытного командира должны быть сокрушены. Иного варианта развития событий нет. Либо так, либо всему конец.

Да и дело не только в опытности ведущего польско-литовский контингент полководца. У него в армии крылатая гусария. Козырь, который бил в реальной истории в открытом бою все, что только могла противопоставить ему в это время Русь.

С восходом солнца со своими телохранителями я стоял на позициях и всматривался на север, на дорогу, ведущую к Серпухову. Выбрал для себя один из редутов. Центральный.

Пантелей развернул над укреплением знамя. Замер.

Это тоже часть плана. Обозначить свое местоположение. Была у меня некая уверенность, что основные и самые опасные силы московского войска ударят туда, где буду я. Они посчитают, и вполне справедливо, что, сломив самых верных мне людей, а также убив меня или хотя бы вынудив бежать — уже возьмут верх. И я на это тоже рассчитывал.

Силы были, в целом равны.

Мои десять тысяч плюс две, переметнувшихся в последний момент рязанцев. И его пятнадцать, минус все те же рязанцы и побитый мной авангард. Плюс-минус — сопоставимое количество. Но, четыре тысячи наемников — отличной пехоты. Проблема! Орешек, который надо расколоть хитростью. Ведь это то, что по факту крыть, как думал противник и я в этом был уверен, мне нечем. Надеюсь, что он ошибается и то, что я для них подготовил — сработает.

А еще. Бомба замедленного действия. Спасибо первому мечу Франции Луи де Роуэну.

С помощью него я постараюсь вывеси из игры неполную тысячу рейтар.

Француз сидел здесь, в редуте, осунувшийся, утомленный, но выглядевший ощутимо лучше, чем вчера на допросе. Все же зеленое пойло никого до добра еще не доводило, даже таких славных вояк, как этот, прошедший ни одно сражение. Будь он в силе, в поединке с ним пришлось бы мне попотеть.

А так — самонадеянно бросил вызов и проиграл в пух и прах.

Сегодня же его ждала некоторая работа уже под моим началом. А именно: отсвечивать своим лицом на моих позициях там, куда выставят его соотечественников рейтар. Да, он мог переметнуться. Не очень верилось в то, что останется он верен и крепок. Глаз да глаз за Луи. Но для задуманного его самоотверженность не требовалась. Желательно просто присутствие.

Я осмотрел свои войска.

Пять редутов по центру, построенных в шахматном порядке — основной клин нашей обороны, о который должна разбиться московская армия.

Казаки, да и вообще все русские войска, очень часто воевали от земли. Поместная конница, это, конечно, хорошо, но что против легких татар, хорошо умеющих маневрировать и засыпать стрелами, что против поляков, привыкших давить своими гусарами и проламывать любые построения, Русь всегда выставляла крепкую оборону. Да, нас считали не маневренными и пассивными. Но, это только на словах. Измотав врага и отсидевшись в острожках и за гуляй-городом, следовала яростная и беспощадная атака.

Сейчас в редутах разместилась моя пехота.

Самые лучшие, тренированные и мотивированные ее части — бойцы Серафима, а также стрельцы, собранные по городам и сформированные из худой конницы. И казаки, те, которые пешие, считай теже воины огненного боя. Преимущественно в таком виде они ко мне перешли от Трубецкого.

Общим числом вся рать на пять укреплений около трех с небольшим тысяч человек.

Поделил я их между редутами.

Основной заполнил полутысячей Серафима и самой крепкой частью стрелецкой, идущей со мной еще от Воронежа. Слева и справа от себя поставил больше людей с аркебузами и мушкетами. Их позиции были укреплены лучше и выступали чуть вперед для возможности ведения перекрестного огня.

Ну а по флангам уже более сборную солянку.

Удар на их должен быть не такой мощный

За нашими спинами замерли самые лучшие, отборные части — ближе к флангам, поделенные пополам бронные сотни. Примерно по триста бойцов каждая. Северская с одной стороны и Воронежская с иной. Понятно, что они были дополнены и доукомплектованы людьми из других мест, но основной контингент был именно такой.

А по центру прямо за моей спиной заняли позицию сотни конных аркебузиров.

Рейтарами их называть не поднимался язык. Не тянуло их защитное снаряжение, поскольку особо его никакого и не было. Но в плане огневого давления это были почти те самые рейтары. Использовать я их на начальном этапе планировал как драгунов для усиления тех направлений, где понадобится подкрепление. Все это резерв на случай если мои пешие сотни дрогнут. А если все пойдет по плану, такой расклад вполне возможен.

Все же мы будем стоять против опытных наемников, вооруженных пиками и прикрывающих их мушкетеров. А это очень серьезная и грозная сила. Лучшее, что есть у Шуйского.

Но, есть кое-что, чем я планировал их встречать. Туз в рукаве я припрятал.

Главное, чтобы они вышли именно сюда, на меня.

А что по флангам? Оставшиеся, довольно крупные силы поместной конницы, чуть доукомплектованные незначительным количеством конных сотен огненного боя, я поделил примерно поровну и разместил на флангах. Слева — Трубецкой и Чершенский, справа братья Ляпуновы. Прикрыл гуляй-городом на всякий случай. Идея была в том, чтобы обозначить противнику: мы вперед не пойдем, надо, лезьте сами. Часть даже спешилась, готовясь отражать атаки противника.

Почему так?

Все просто. Я не хотел больших потерь со стороны русских частей в войске Шуйского, да и своих тем более.

По моей задумке основной бой произойдет в центре. Пехотный Корпус Делагарди должен развернуться прямо напротив моих острожков-редутов. Кому еще их штурмовать, как не пешим бойцам? Используя историческое после знание, я рассчитывал, что произойдет аналог клушинской баталии. Наемники пойдут вперед, вступят в бой, а русские части будут стоить против моих частей и не полезут в драку. Особенно если мои не начнут действовать активно. Ведь именно так было, когда столкнулись в известной мне истории Дмитрий Шуйский и Жолкевский. Именно отсутствие помощи со стороны русского контингента повлекло полнейший разгром всего войска.

Тогда наемники посчитали себя преданными. По идее — так должно случиться и сейчас. И к этому я все и вел.

Поглядим, выйдет ли. Война — дело переменчивое. Но, подготовка и планирование должны склонить чашу весов в нашу сторону.

В чем опасность? Все же на стороне московского войска есть еще стрельцы и крепкая боярская конница, верная лично Шуйским. Бьются все эти силы не с ляхами, которым противостоять просто невозможно с их гусарией, а с примерно равной, в плане конницы силой. Примут ли остальные силы активное участие в сражении?

Бабушка сказала надвое.

Стоял, смотрел по сторонам, изучал построения своих войск, отсылал гонцов на фланги, слушал донесения от разведки и возвращающихся вестовых. Шуйский все ближе. Можно было бы начать давить легкой конницей на его авангард, но я, опять же, из-за нежелания наносить потери не стал этого делать.

Рисковал. О чем мы тогда и спорили с Франсуа и прочими представителями офицерского корпуса, совершая осмотр линии обороны.

Противник приближался.

Солнце только-только показалось из-за леса, а гонцы уже вовсю сообщали мне, что воинство идет. Враг на подходе, движется достаточно быстро. Оставались считаные минуты до того, как он выйдет на простор перед Серпуховом, предстанет моим глазам.

Тягота ожидания.

Порой это томление, тяжелее самого боя. Но, вряд ли сейчас. Битва обещала быть тяжелой, особенно здесь, за редуты. А вот на остальных участках, как я надеялся все будет не так уже и тяжело.

Что до руководства.

Конным резервом, лучшими силами руководил Тренко. Там были самые толковые сотники. А прямо за моей спиной я поставил сотню прикрытия Якова. Людей, на которых не раз полагался во всех своих вылазках. Ляпуновых я поставил над всеми рязанцами. Единый фланг по факту они и сформировали. Даже часть его бойцов пришлось передать Трубецкому с Чершенским, которые возглавляли эдакую мешанину. Но, признаться, больше я был уверен в их силах. Все же там были люди, прошедшие со мной ощутимо дольше, чем те же северцы и рязанцы, а значит, более крепкие и замотивированные.

Поэтому Трубецкого подпирали бронные его же части, а вот Ляпунова — более проверенные и стойкие, пришедшие со мной с юга.

Стоял, смотрел вдаль, размышлял.

Невероятно выходило.

Меньше чем за месяц войско мое от тысячи, с которой я отстоял Воронеж, да и то состоящей не только из служилых людей, но и казаков Чершенского выросло в двенадцать раз. Двенадцать! И это не предел. После боя я рассчитывал на переход ко мне примерно половины, а то и двух третей русского контингента.

Что до наемников — здесь было сложнее, все же их я рассчитывал бить нещадно, сломить гордость Делагарди и вынудить либо отступать, либо перенаняться ко мне.

Выиграть надо, а дальше, что-то решим.

Дальше? Москва, нижегородцы и поход на запад. Пока будет собираться Земский Собор — это же дело небыстрое, сложное и невероятно ответственное, войско должно громить ляхов. Опрокинуть их от Смоленска. А уж когда соберутся представители всей Земли Русской, то можно и возвращаться. Из похода, из воинства тоже часть представителей вольется в Собор.

И тогда уже выбирать Царя.

Меня или еще кого, здесь уже, как мир решит!

Наконец-то с севера на дороге появились вдали маршевые колонны московского войска. Начали разворачиваться для боя. Обоза с ними, как доложила мне разведка не было. Шли налегке, видимо, рассчитывали, что поле останется за ними и поживиться можно будет за счет моего снаряжения и фуража.

Наконец-то Шуйский действовал агрессивно, и это несколько удивляло.

Обычная пассивность московских сил сменилась новой тактикой. А не Делагарди там сейчас всем заправляет? Это мне даже на руку. Дмитрий же ранен и руководить сможет постольку поскольку. А боярская конница, да и большинство людей, что за Шуйских стоят, иноземца, слушать не будет. Не по месту ему ими командовать.

Кривая усмешка исказила мое лицо.

Если все выгорит, так даже лучше будет. Больше раздрая в рядах противника.

Смотрел во все глаза. И верно. Пехотные отряды стали разворачиваться прямо напротив редутов. Вначале произошла некоторая суета. Но чуть помедлив, конница большим числом двинулась против моего левого фланга. За ними потянулись облаченные в кирасы рейтары.

Далековато.

Думал, французы будут предвещать удар пехотных тысяч.

— Луи, твои солдаты прибыли. — Проговорил я, бросив взгляд на француза.

Тот тяжело вздохнул что-то пробормотал себе под нос.

Присматривать за этим человеком я приставил Григория. Ему я доверял как себе. Руководить войсками, когда мы с ним поговорили об этом, он как-то отказался. Не то чтобы наотрез, но… В своей манере вздыхал и говорил, что сотней-то он может и сможет, а большим числом… Он же больше по фуражу, снабжению, складскими делами занимается.

Не любят его люди, хоть и за порядок уважают. Да и в тактике — не силен.

В общем — не желал большим числом людей руководить, и я понимал его. Все же поднаторел он не в бою, а в бумажной работе. Потерять такого, как он… пожалуй, из всех, это была бы самая тяжкая потеря.

Как ни странно, но Григорий Неуступыч стал почти незаменимым человеком в войске.

Вот и нашел я ему очень важное дело. Десяток бойцов из уже привычной ему команды по сбору и охране инвентаря приставил. Им нужно встать там, где будут французы, разместиться вместе с Луи, куда будет направлен удар конных наемников.

Сделать важное и рискованное, чего уж там, дело.

Взглянул опять на разворачивающиеся силы противостоящего мне войска. Все же центр остался за шведами. Слева от него против Трубецкого и Чершенского вставали основные силы дворянской конницы. Видно, что там тоже есть снаряженные доспехами люди. Только не собраны они в сотни, а размазаны по всему войску. Бестолковое дело в тактических целях.

Там же приметил я карету, запряженную четырьмя лошадями.

Массивная, неказистая, скрывающаяся за рядами воинов.

Это еще что? Хм… Скорее всего, раненый Шуйский в ней. С битвы отъехать пока он не мог, а ввиду ранения перемещаться на коне, судя по всему, в силах не был. Понимал полководец — не явись он, часть войска просто разбежалась бы.

Зачем воевать за тех, кто не рискует своими жизнями наравне?

Взгляд на другую сторону бросил.

Против правого моего фланга, подпирающего лес, против братьев Ляпуновых и возглавляемых ими рязанцев строились преимущественно пехотные полки и незначительный по числу в сравнении с другим флангом отряд конницы. Тысяча где-то. Но здесь я приметил стрельцов. Их единообразно одетые сотни сложно было спутать с кем-то еще.

Прикрывали их копейщики. Обычная русская пехота. Не особо толковая и плохо воюющая без гуляй-города.

По-хорошему сейчас моей легкой коннице следовало бы еще на подступах выдвинуться вперед и осыпать противника стрелами, пока не построились в порядке. Но, цель-то моя была в ином и по этой причине такой маневр я совершать не показал.

Врага это не отбросит, а только разозлит, раззадорит.

Время шло безмерно медленно. Люди вокруг смотрели во все глаза на своих противников. Слышен был все нарастающий гул молитвы.

Я тоже резким движением припал на колено перед знаменем. Пантелей аж дернулся. Многие уставились на меня. Недоумевали. Бережно взялся рукой за его полотно, поцеловал, голову склонил. Сделал вид, что произношу слова молитвы. Все же ненабожный я человек и из речей божьих, церковных знал только «Отче наш» да и то, скорее всего, в неверной его формулировке.

Зато Серафим, увидев такой мой ход, заговорил громко.

— Помолимся, братья!

И вместо единоличных обращений к господу над войском разнеслась единая молитва громкая и растекающаяся от центрального редута к флангам. Люди склоняли головы, подхватывали речи и начинали говорить один за другим.

Сам же батюшка моего воинства, как настоящий боевой жрец, несущий слово божие, стоял рядом со мной, крестился.

Тем временем войско московское наконец-то построилось.

Я поднялся, перекрестился, вгляделся на север. Реют знамена, кони роют копытами землю, фыркают. Расстояние-то приличное, но масса такая большая, что видно все. Покачиваются пики пехотные, словно лес против нас выстроился настоящий.

Дух захватывало.

И чувство ответственности за то, что здесь и сейчас решится все давило нестерпимо.

Считай, двадцать пять тысяч человек под этим небом и солнцем, будут решать судьбу Руси. Дальнейшее ее существование. Станет ли она сильной и независимой державой, выберет ли могучего, достойного Царя всей силой своей, Земским собором или погрязнет на годы в еще большей пучине Смуты. И, как вариант, ведь история уже прилично изменилась, станет частью Речи Посполитой.

Ставки слишком велики, проиграть нам нельзя. Нет у нас такого права.

Здесь и сейчас устоять надо!

Взвыли трубы, развернулись знамена над рядами наемников Делагарди. Всадник вылетел перед ними, пронесся перед строем, что-то крича. Якоб. Кому же еще это быть. Точно он. В кирасе, марионе, размахивающий палашом.

Ударили барабаны.

Пикинеры и мушкетеры двинулись на наши редуты.

Как того я желал. Ловушка захлопывается, только тут… Для кого она ловушка — для них или для меня. Решит бой!

— Сила та какая. — Стиснув зубы, проговорил стоящий рядом Серафим. — Господь, отец небесный, оборони нас, дай сил не дрогнуть и совладать с врагом.

— Надеюсь, всех их хоронить нам не придется. — Процедил я сквозь зубы, накидывая ерехонку и застегивая под подбородком ремешок.

Заорал громко.

— К бою! Собратья! За Землю Святую! За Русь великую! За собор Земский! За царя грядущего! Бить, братья, только когда увидите их глаза. Не раньше!

От моего редута к флангам понеслись гонцы с указаниями к действию.

Луи де Роуэна подняли, повели налево. Двигался он без какого-то явного желания, но спуску ему давать никто не собирался. Слово дал, исполнить должен. А раз не хочешь, так тебе помогут специально обученные товарищи.

Именно в стык редутов и конного войска, прикрытого гуляй-городом, судя по тому, что я видел, планировался удар французской кавалерии. Этакий заводной бой. Попытка вытянуть наши силы на сражение.

Но, карту будем бить их же козырями.

Вглядывался я в ряды московской поместной конницы — пока что движения там не было. Это радовало. Стояли кони спокойно, ровно. Трубы не трубили там. Тишина и спокойствие. А вот против моего правого фланга, прикрываемые наступающими по центру наемниками неспешно, чуть отставая за гордо марширующими пикинерами и аркебузирами, двинулись стрельцы и пехота. Позади двигалась конная тысяча, готовая к маневру.

Рязанцам, видимо, придется сегодня показать, на что они способны.

А на наши пять острожков стройными рядами накатывал настоящий лес из копий.

— Готовность!