Патриот. Смута. Том 8

Глава 22

Тыловые части и лагерь войска Господаря Данилова.

Делагарди, пытаясь как можно более гордо поднимать голову, шел вперед.

За спиной его следовал, не отставая и что-то ворча себе под нос на неведомом наречии, этот степной варвар. Как там назвал его самозванец? Абдулла? Что за имя такое? Дьявол! Не хватало мне русских, еще и степняки эти.

Вот влип!

Рука шведа чертовски болела. Кровь он вроде остановил, перевязал платком, затянул, но… Этот русский дьявол отсек ему два пальца и точно сломал что-то еще. Расскажи кому, что проиграл самозванцу — не поверят. И как? В поединке. До сих пор непонятно, как это могло случиться. Каким чудом этот человек смог…

А он действительно мог одолеть его, причем без труда.

Якоб, морщась от боли, прокручивал в голове, произошедшее. Этот Игорь находился в очень плохой ситуации для дуэли. Закрытое шлемом лицо снижает обзор, тяжелая сабля, предназначенная для рубки кольчатых доспехов, а не для фехтования. Она короче рапиры шведа раза в полтора, пожалуй. У Якоба имелась еще дага, а у противника только один, неудобный клинок. Да и сам он… Конечно, Делагарди не считал себя прямо уж мастером меча, как любил похваляться проклятый Луи де Роуэн. Но, опыта боевого и в спаррингах ему не занимать.

Этот Игорь не мог одолеть шведа, ну никак. Нет среди этих варваров достойных фехтовальщиков.

Все было на стороне шведа. Все!

Но этот русский, не без труда, да, но одержал верх. Смешно. Он не надеялся только на свой клинок, понимал все аспекты боевого ремесла. Использовал то, что имел. Удар головой в лицо… А ведь шлем его был помят, а значит, самозванец мог быть еще и ошеломлен, оглушен. Прошел через рукопашную свалку, а потом еще и провел лихую атаку, вступил в бой.

Как такое возможно?

Может, он учился где-то в Европе? С юных лет? Тогда это могло все объяснять. Только так.

В таких раздумьях Делагарди брел к лагерю, где ему, по словам Игоря должны оказать помощь. Помощь! Это вызывало у него дрожь и мурашки по спине. Он видел, как эти русские делают операции. Дева Мария и все святые сохрани от такой помощи. Он наблюдал, как человеку читали отче наш и пилили ногу раскаленным тесаком, даже не перетянув предварительно, не остановив кровотечения. Никакого понимания о чистоте и остановке крови.

Его личный медик и полевые врачи приходили в ужас от того, как обходились с ранами в войсках Скопина. Они пытались научить, и даже кое-что получалось, но…

Внезапно он отвлекся. В лагере стоял какой-то странный аромат. От костров пахло… Хвоей?

То, что он увидел, привело его в настоящий шок.

Серая, небеленая, чистая ткань шла на бинты. Он видел все это. Они висели, сушились. Раны промывались не просто водой из родников, а кипяченой, остуженной, не обжигающей. Раненных на подходе сортировали и прикрикивали. Тяжелых вначале осматривали и… Пытались помочь тем, кому реально можно еще сделать это. С Легкими перевязывали на месте, промывали. Давали какие-то травяные настои.

С поврежденными конечностями разделяли. Многих отправляли в очередь к трем палаткам.

Людей, оказывающих помощь здесь было много. Очень много. Как такое возможно? Кто здесь у них главный? Откуда? Все творившееся на голову превосходило виденное шведом где-либо. Не то что в этой стране, вообще где-либо.

В тех самых палатках, куда сносили самых тяжелых, видимо, работали полевые хирурги. Оттуда слышались крики.

И… Дева Мария! Иисус Христос! Слышался женский голос. В этой дикой, варварской Руси с раненными возится женщина? Наверное, помогает. Потому что рук не хватает.

Он попытался направиться туда, к палаткам, видя, что там размещаются люди с похожими ранами, как у него. Его злобно остановили.

Боец уставился на него, ощерился.

— Куда прешь, черт немецкий. — Рука его недвусмысленно уперлась в эфес. — Вначале своих.

— Э, потише, брат, потише. — Раздалось из-за спины на ломанном русском. — Этот личный пленник наш господарь Игорь. Я вести его. Приказ.

Парень вытянулся по струнке, глаза его округлились.

— Все понял, не изволю препятствовать.

Абдулла смотрел на него, на лице все отчетливее проступало задумчивое выражение. Он явно не знал, как сказать, что хотел.

— Его… Э… Этого немца надо смотреть. Вот. Куда?

— Эээ… — Охранник явно колебался. — Легкий же он, Абдулла. Их там вот.

Махнул рукой в сторону, где обычные бойцы осматривали и бинтовали тех, у кого имелись неприятные, но неопасные для жизни раны.

— Нэ… Ты не понял. — Татарин скривился не то в злой, не то в пытающейся быть любезной ухмылке. Но получилось однозначно пугающе. — Он лычный пленник господаря. Надо лучший. Этот… Надо Войский. Во.

— Там. — Парень сглотнул, махнул рукой, указывая на один из шатров.

— И… Спаси бог. — Ответил степняк. — Пишлы. — Это уже относилось к Делагарди.

Он сильнее коверкал речь, видимо, при разговоре с Игорем и своими он старался подбирать верные выражения, а при немце особо не напрягался. Главное, чтобы понимал, а на произношение плевать.

Швед двинулся вперед.

Он мотал головой и был шокирован происходящим. Такой порядок, такой подход он не видел даже в своей просвещенной стране. Даже французы, по их рассказам о самых лучших госпиталях Европы, не говорили о подобном.

Тот, кто организовал все это — настоящий гений.

Татарин повел Делагарди через лагерь, обходя раненных, размещенных тут же. Кто-то ждал, кому-то оказывали помощь. Все работало и чувствовалось, что подготовка здесь проведена по-настоящему грандиозная. На уровне короля! Не меньше.

Вдвоем они подошли к шатру. Охраннику хватило одного взгляда, чтобы он кивнул и отошел в сторону. Видимо, этого степняка здесь действительно знали. Всегда видели его подле этого самозванца Игоря, и для солдат это значило очень и очень много.

Он положил руку шведу на плечо, кивнул, вошел, и тут же до ушей Якоба донесся крик, женский. Чудеса.

— Куда! Куда, а… Абдулла, с господарем чего? — Последнее было сказано с явным испугом.

— Нэт. — Ответил степняк. — Немец, иды сюды.

Делагарди вошел следом.

В шатре было чисто, невероятно убрано. С другой стороны, подносили воду, уносили грязные, окровавленные тряпки, туда же уносили на носилках сейчас какого-то обмотанного бинтами человека.

По центру стоял лежак. Подле него замерли старик и девушка в белых одеяниях, с убранными под белые шапки волосами, в масках смотрели на него.

— Яков, Понтес, Делградев. — Исковеркал имя татарин. — Личный пленник Игоря. Господарь сказал лечить. Я головой отвечать.

— Лечить так лечить. — Проговорил собранно старик. — Ты по-русски разумеешь? Немец?

Делагарди, ошарашенный увиденным, кивнул. Сделал шаг вперед, поднял обмотанную платком кисть. Показал.

— Снимай эту грязь. — Поморщился старик. — Сейчас все сделаем. Только… Терпи. Больно будет.

Швед кивнул. Он знал, что такое боль, стиснул зубы, подошел, сел.

Ему в зубы дали деревяшку. Чистую, сухую.

— Сожми, легче будет. — проговорила девушка, погладила его по голове. — Потерпи.

Повернулась к татарину, проговорила. Держи его, Абдулла, за плечи. Чтобы не дергался. Якоб знал все это, н оприметил, что на лежаке были организованы даже веревки — толстые жгуты, чтобы приматывать для операции человека.

Невероятно.

И тут жуткая боль скрутила его. Зубы сцепились, он струдом подавил желание заорать. Старик стал снимать повязку.

Два острожка все еще дымили. Да, гореть там уже почти что было нечему, но, видимо, занялась трава окрест и какие-то деревяшки, разлетевшиеся от взрыва, все еще тлели. Обзору это несколько мешало, но не так чтобы сильно.

Всмотрелся вдаль.

Моих гонцов видно не было. Все уже добрались, а обратно им еще рано.

Может, к войску Шуйского тоже послать? Глядишь… Сдадут воеводу своего и под мою руку перейдут. Кто знает, что там за настроения.

А так выглядело все пока что непонятно. Центральная часть, состоящая из наемников, перестраивалась. Они понесли тяжелые потери, лишились своего генерала — Делагарди, который являлся олицетворением совместной работы. Теперь каждый сам за себя. И все эти иноземцы точно не полезут еще раз. Не смогли в первый удар сломить нас, не пойдут во второй. К тому же без поддержки флангов даже пытаться не станут. Либо затребуют столько денег здесь и сейчас, что им просто не смогут заплатить.

Прищурился. У леса и уходящей на север дороги творилась некая суета.

Разъезды носились между наемными ротами. В целом их формация сейчас все больше напоминала муравейник. Не завидовал я им. Раненых много, лагерь далеко. Они-то надеялись на скоротечный легкий бой, а наткнулись на настоящую мясорубку. Хотели грабить, разорять мой обоз, а вышло так, что их товарищей, получивших раны, сейчас надо как-то лечить, куда-то девать. Кто-то о них должен заботиться. Особенно о тяжелых.

А кто это будет делать, если до лагеря два часа марша? Они же оставили большую часть обоза еще у Лопасни. Потом день двигались на юг, встали, не доходя Серпухова, а только утром совершили марш, вышли сюда.

Или сейчас буду разворачивать госпиталь здесь? Так, я могу ударом снести все это. Ведь инициатива на моей стороне.

Кривая ухмылка рассекла мое лицо.

Ох, наемнички, лучше бы вам со мной договориться. Так лучше будет и вам, и мне.

Что там еще? Фланги выглядели как-то неясно. Бездеятельно рассеянно на мой взгляд. Левый даже не отступил еще от леса. Как они туда встали еще до начала сражения, так и стояли. По крайней мере то, что я видел — первые конные шеренги войска. Что творилось за нестройными рядами легкой кавалерии — кто же разберет? Да, туда проехала в самом начале карета с Шуйским. Но, там ли он, или отъехал с поля боя, как было в известной мне истории клушинского разгрома?

Что вообще твориться, понять никак невозможно.

Справа все несколько проще. Этих людей я видел. Но пойдут ли они так легко и просто под мою руку? Все же это московские стрельцы — элитные отряды жителей столицы. Тысяча очень хорошо снаряженных, тренированных и опытных в военном ремесле людей. Костяк боевого построения, вокруг которого все держится. Уверен у них опытный воевода, полковник. Эти люди знают, за что сражаются, и вполне, может не на уровне бояр, конечно, но играют в свою политическую игру. В этом я уверен.

Хорошо, подождем, что принесут вестовые.

А что у нас здесь?

Я заприметил Серафима. Он помогал в разборе тел за первым валом. Здесь все же германцев оказалось ощутимо больше. Живых, кто не успел удрать сам, оттаскивали, осматривали, снимали доспехи и прочее снаряжение. Кто мог идти, объединяли в группы и отправляли в тыл. По приказу полковника даже кое-как перевязывали прямо здесь.

Там за нашими спинами уже по моему приказу должен сейчас вовсю работать настоящий полевой госпиталь.

Спасение раненых и возвращение их в строй — важнейшая задача.

Каждый из моих людей должен видеть это и понимать. Его жизнь попытаются спасти. Это повысит моральный дух.

Как я это сделал? Не без труда, поскольку уровень медицины этого времени меня по-настоящему разочаровывал и шокировал. Но — я делегировал и лишь немного подправлял и наставлял, когда выдавалось время. Все то, что со стариком Войским мы обсуждали еще в Воронеже. При подготовке к сражению мы еще раз проговорили с ним важные факторы и мелочи. Я потребовал выделения санитарной зоны, максимально возможной в текущих условиях дезинфекции. Разделения раненных и оказания помощи в первую очередь тем, кого можно спасти.

Жестоко — но логично.

Еще нам помогла Тула. Там организованной Фролом Семеновичем отряд медиков, удалось раздобыть некоторое количество инструментов, пригодных для хирургии. Да, даже до уровня медицины времен отечественной войны тому, что нам удалось сделать расти и расти, не то что до привычных мне, современных госпиталей и больниц. Но, я приложил некоторые усилия, направил Войского и вверенных ему людей в нужное русло и дело начало развиваться.

Это уже на голову превосходило то, с чего я начал под Воронежем.

По крайней мере, заготовлены были бинты и инструменты. Каждый из отряда полевых медиков знал, что он будет делать и как функционировать. Хотя бы в теории. Люди этого времени схватывали на лету. И у них был очень важный плюс. Они знали, что такое боль и кровь. Не боялись всего этого и действовали в рамках сказанного им, стараясь четко выполнить установки.

Поэтому работа шла хорошо.

Девушки, рекрутированные еще у поместья Жука, впитали некоторые базовые знания. Они стали основой хирургического отделения. Старик продолжал учить их в походе. Осмотр небоевых потерь, а также лечение пострадавших в наших коротких стычках стали проверкой навыка и отличной практикой.

В каждой сотне, как я и говорил, были выделены те, кто также проходил краткий курс медицины. Да, это с огромным натягом можно было сравнить с тактической медициной или даже санитарами более ранних времен. Им до них было, как до луны. Ни моего опыта, ни опыта Войского не хватало для полноценного обучения медиков. Но, что самое важное — мы научили их действовать.

Увидел рану, перетянул ремнем, остановил кровопотерю, перевязал, сопроводил сам или передал товарищам, чтобы транспортировали в лагерь. Все. Там уже более компетентные люди, которыми в поте лица весь путь от Воронежа до Серпухова занимался Войский — займутся.

Сейчас у всего этого собранного началась настоящая проверка боем.

Страшная и тяжелая, но без нее никак. И по факту нам нужно будет улучшить систему.

Цель всего этого — потерять как можно меньше от ран. Вернуть в строй или оставить на этом свете, как можно больше. Заложить в голову каждого бойца то, что о нем позаботятся. Если он будет ранен, его попытаются спасти. Не только господь хранит его, но еще и товарищ по сотне — санитар, а также в обозе — медик.

Именно туда, в лагерь, он же госпиталь, двигались отряды раненных, в том числе пленных наемников.

Бойцы мои требовали, чтобы они собирались, сидели или лежали подле вала и не вздумали разбегаться. Здесь была охрана, присматривающая и контролирующая процесс. Как только их набиралось человек пятнадцать шла команда к подъему. Легкие брали тяжелых, и процессия удалялась. Германцы были шокированы таким. Думали, что их уводят на казнь, но мои люди холодно пытались объяснить, что им будет оказана помощь. Надежда на то, что долгий поход со Скопином научил их хоть немного русскому языку.

Говорили мои обязательно, что так велел Господарь Игорь.

Сразу видна стала явная проблема. Носилок не хватало.

Еще до битвы я распорядился, чтобы изготовили из плотной ткани и дерева обычные приспособления для переноски. Но, санитарных бригад, выделенных из обоза и сформированных частично из жителей Серпухова, оказалось мало. В первую очередь помощь получали все же мои люди. А все эти немцы — по остаточному принципу.

Но сам факт такого обращения с пленными и раненными должен сыграть плюсом в переговорах с их капитанами.

Я вышел из задумчивости, глянул на батюшку, возящегося с раненными.

— Здрав будь, Серафим. — Проговорил я громко, привлекая его внимание. — Как ты?

Бойцы, приметив меня, кланялись, но работу продолжали. Я же сам им отдал такой приказ, отрываться — гневить господаря. Да и каждый понимал, нужное дело делают. Так больше жизней спасти можно. Пускай не только своих, но и этих… Чужих.

Глядишь, спасешь, и человек поймет, что зря оружие против нас поднимал. Наемники же они. Платят им и работают. Да — бились друг против друга, но… Сработало некое исконное для нашего человека сострадание к тому, кто нуждается в помощи.

— С божией помощью, Игорь Васильевич. — Батюшка мой боевой распрямился, оторвался от осмотра очередного немца.

Руки в крови, одежда испачкана, весь чумазый. Лицо сосредоточенное. Глаза горят, рад, что победили, но цена победы в горы трупов — не то, что усиливает этот эффект. Неважно свои или чужие, смотреть на десятки мертвецов после боя-то еще удовольствие.

— Много полегло?

Он вздохнул, покачал головой.

— С божией помощью и твоей… Твоими хитростями да подготовкой. — Опять вздохнул. Подошел, заговорил совсем тихо. — Я уж думал, в какой-то миг, конец нам всем. Молиться начал истово. Хотя команды и отдавал как мог. Они же в кирасах, а мы? С одной верой в Христа и тебя, господарь Игорь.

Он перекрестился, голову склонил.

— Совладали, Серафим. Спасибо тебе. — Хлопнул я его по плечу, в знак особого уважения.

Он дернулся, явно с непривычки. Такой жест от господаря, царя, каким все войско уже меня чтило, казался ему невероятным. Воззрился на меня с удивлением, перекрестился вновь, поклонился в пояс.

Распрямился. Ничего в ответ не сказал.

— Работай, отец. Не буду отвлекать.

Лицо его выглядело совершенно ошарашенным, но он отпрянул и приступил вновь к работе.

Я занял позицию по центру вала, обозначив знаменем, что именно здесь моя ставка, мой штаб. Что сюда надо слать всех гонцов, всех вестовых. И здесь вести переговоры. Начал осматриваться.

Первым вернулся мой человек от Рязанцев. А вместе с ним сам Прокопий Петрович.

Хм… Что привело старика ко мне?

Мгновение — и я в прошлом. Без Родины, среди чужих интриг, на службе у самого Велизария.

Что ж… если у меня отняли прошлое, я построю новое. Денис Старый. Славянин

https://author.today/work/524521