Патриот. Смута. Том 8

Глава 18

Мы врубились в редкий строй пикинеров.

Сущее самоубийство, но по-другому никак. И стой они здесь плотно, нам точно пришел бы быстрый и безоговорочный конец. Но так некий шанс был. Надежда на то, что продавим и рассеем.

Мои выстрелы из рейтпистолета и пистоля свалили двоих. Один схватился за лицо, завалился на спину. Второй пал на колено, держась за бедро. Жив, но самое главное — выронил пику.

Я особо не целился, когда палил, кучность тел была достаточная, чтобы не промахнуться.

А убойная сила не позволила бы противникам продолжить бой.

Уже пешим отвел наведенную в бок пику, швырнул в кого-то слева пистолет. Разряженный он мне здесь не помощник. Саблей махнул направо, вкладывая в удар как можно больше сил. Не достал, слишком далеко.

Переступил, сократил дистанцию, покачнулся.

Под ногами были тела. Те самые люди, что пали здесь недавно — русские, наемники. После смерти они становятся так похожи. И кровь у нас всех одного цвета. А мы, живые, толкались, втаптывали их в грязь.

Собрался, увернулся от острия, получил ощутимый удар в плечо древком. Терпимо доспех такое сдержит. Синяк — не страшно. Выжить бы.

Шаг. Вокруг творился сущий хаос.

Лица немцев были яростными, собранными, готовыми ко всему.

Они попятились, пытались выйти на дистанцию, чтобы лучше орудовать своими длинными пиками, но не тут-то было. Струсившие было копейщики, которых мы вернули в строй, ощутили свое преимущество в ближнем бою. Плотного строя нет, можно подбираться ближе. Да и по сути вместе с влетевшими в неровный строй кавалеристами с саблями нас было уже ощутимо больше.

Животные ярились, били копытами. Кого-то валили немцы, но они тоже добавили хаоса во всей этой толчее.

Их наездники, пытаясь, удержатся в седлах, рубили сверху, отклоняли целящиеся в них пики, орудовали всем, что только можно.

Копейщики наваливались на германцев по двое на одного, а то и по трое.

Я отвел в сторону еще одну пику, рванулся вперед. Ошибка. Еле устоял покачнувшись. Опора сквозила, была неровной, местами податливой. Здесь у бруствера слишком много павших. Кровь лилась рекой, мешала двигаться.

За спиной и впереди гремели одиночные выстрелы. Где-то за нашими спинами кто-то орал призывая.

— В строй! Заряжай! Давай!

В нос ударило запахом жженого пороха. Лучше так, чем дышать ароматами этой бойни.

Немец, к боку которого я подбирался, швырнул пику, понял, что я слишком близко. Потянул свой кацбальгер, но не успел. Я рубанул сверху. Не зря взял боровку, все же проламывать кирасы моя легкая сабля точно не могла. Она и эта — вряд ли бы справилась. Но был шанс перерубать древки.

Я целился под марион, в голову, по глазам. Куда видел и куда мог попасть. Противник взмахнул руками, отпрянул.

Вперед! Шаг по мертвецам, еще удар, на этот раз попал, но куда — уже смотреть некуда.

— Господарь! — Слева взревел Богдан.

Я резко повернулся. Казак двумя руками, с трудом удерживая саблю, вцепился в пику, которая целилась в меня, отвел ее. Тутже на него налетел какой-то бросивший древковое оружие немец, рубанул.

Казак отпрянул, подхватил саблю, встретил его следующий удар.

Сталь зазвенела о сталь.

Но, мне некогда было наблюдать. Передо мной оказалось двое. Один еще надеялся проткнуть кого-то за моей спиной, видимо, всадника, потому что целился вверх. Ощерился кривой, щербатой улыбкой. Понимал, что весь в моей власти, если не выпустит оружия. Но надеялся на товарища. А тот, второй уже отшвырнул древко и взялся за меч.

Выпад, я ловко отбил его.

Ответил финтом, изловчился, но далеко выбрасывать руку не стал. В такой толчее, не ровен час, и отсекут, сам не увидишь. Черт! Слишком много всего вокруг. Ощутил удар по спине. Это было чье-то древко. Не сильно приложили мне по лопаткам. Мимо пролетела пика. Кто-то колол мне прямо в лицо, но я уклонился.

— На! — Это Яков.

Из-за спины раздался громкий, оглушающий бабах.

— А-а-а. — Немец схватился за лицо, из щеки брызнула кровь. Оружие выпало из его рук.

— Вперед! Ура! — Заорал я, что было мочи. — Навались.

Достать бы того мечника, но древко мешает. Шаг, удар. Скрежетнула сабля по кирасе, слетела вниз, черканула по плечу.

Какой-то копейщик поднырнул рядом и нацелил короткое свое орудие в грудь отбивающемуся немцу. Оно скользнуло по кирасе, полетело вниз. Парень качнулся, не устоял, потерял равновесие. Но успел перенацелить острие, оно вошло в выстеленное вперед бедро врага.

Тутже последовал удар меч слева. Копейщик упал, тихо, беззвучно, лишившись руки.

Но его действия дали мне мгновение. Еще шаг.

Я рубанул саблей по замершему боком противнику, все еще державшему пику. Он успел повернуть голову и втянуть ее в плечи. Рассек руку, брызнула кровь. Ощутил удар себе вбок. Вновь древко.

Черт, как тесно.

Краем глаза увидел летящую алебарду. С трудом отпрянул. Послышался громкий чвак.

Сержант, или какой-то еще офицер, ведь так вооружены были только они, не рассчитал и сделал слишком сильный замах. Его страшное оружие, не попав по мне, влетело в тела под нашими ногами.

Кто-то тут же навалился на него, сбил с ног. Они покатились куда-то вниз. Наконец-то мы выдавили их за бруствер.

Я понял, что мы тесним их. И сердце мое забилось с новой силой.

— Ура! Вперед!

Получил удар по шлему, в ушах загудело. Ерехонка хорошо сдержала удар. Что это было? А черт его знает, звякнуло вроде. Встряхнулся, рубанул куда-то направо, достал германца, рассек ему руку, что все еще пыталась маневрировать пикой, нацеленной мне за спину.

Мимо меня ломанулись несколько копейщиков. Я отпрянул, почувствовал руки, ухватившие меня за плечи.

— Господарь!

Богдан потащил меня назад.

— Господарь! Назад! Господарь!

Я не очень понимал, что происходит, но они с Яковом пытались вытащить меня из толчеи и давки. Победа? Поражение? Видимо, удар по шлему все же слегка ошеломил меня. Хотя вроде бы звона в ушах не было. Что такое контузия и сотрясение мозга я знал, и вроде бы обошлось.

Меня вытянули из толчеи, где стало чуть свободней.

Вглядывался, оценивал происходящее. Мы били их, гнали немцев, заставили побросать пики и взяться за мечи. Строй их распался, а здесь уже наша точно возьмет. Но там же еще и мушкетеры!

Раздался нестройный залп.

Люди передо мной, слева, справа, падали. Кричали. И тут мимо, держа строй шеренгой, прошло около сотни казаков. Они вобрали нас в себя, пропустили через порядки, прикрыли. Вооруженные аркебузами, они вскинули свое оружие. От запальной части каждого шел дымок.

— Пали! — Заорал кто-то. Сотник? Его заместитель?

Люди спустили курки, предварительно отворачивая головы от ружей. Грохнуло так, что в ушах у меня заложило.

— … Ё… — Все что я мог сейчас услышать.

Отряд рванулся вперед, врукопашную. Следом двигались еще люди. Мешанина и хаос продолжались, но уже меньше.

Вокруг стало свободнее. Бой сместился куда-то дальше, туда за бруствер, вниз.

Я сделал несколько шагов назад, осмотрелся, отдышался, мотнул головой. Богдан замер, смотрел на меня ошалело. Его тегиляй оказался в нескольких местах посечен, но вроде бы глубоких кровоточащих ран я не увидел.

Помят, но доволен собой, как всегда. Кривая дикая ухмылка, скошенный рот.

— Господарь. Ну вы… Ну вы… — Он тяжело дышал и мотал головой. — Ну вы и лихой. В самую гущу. Куда же так. Вам. Нельзя так рисковать.

С фланга раздался еще один стройный залп. Впереди кричали люди. Слышался звон стали, громкие вопли. Бой шел там, чуть впереди за валом. А я здесь за спинами своих бойцов приходил в себя.

Казалось бы, минута, может, даже меньше в этой мясорубке, невероятный риск. Но мы справились, мы отбросили их.

— Конь, где?

— Господарь, да кто же его знает. — Это был голос Якова. В шлеме окрест видно чертовски плохо, но без него в таком бою вообще смерть.

Я повернулся. Мой верный сотник сидел. Правая рука болталась плетью, из плеча шла кровь.

— Ты как?

— Жить буду, а вот воевать пока нет. — Спокойно ответил он.

Какой-то боец начал тут же на месте бинтовать его. Раненные, кто мог отползали сами, кому-то помогали менее побитые товарищи. Легкие кое-как вытаскивали из груды тел средних и тяжелых. Тех, кто звал, кричал, двигался.

Врагов добивали ударами сабель.

Жуткая картина поля брани.

Но, все еще не было кончено. Я услышал яростные крики, повернулся, смотрел из-за бруствера на происходящую прямо передо мной рукопашную, где сошлись мои копейщики, остатки пикинеров, мушкетеры, казаки и часть от трех конных сотен, что привел я с собой.

Мы теснили врага, потерявшего строй. Последний их залп нанес приличные потери, но больше палить они не могли, шла сеча, где каждый был сам за себя. Но, беда в том, что к противнику с тыла подходили еще мушкетеры. И там среди них я приметил несущегося вперед всадника.

Он громко орал что-то на неизвестном мне языке. Вел пару сотен бойцов.

Кто это? Неужели сам Якоб Понтус Делагарди.

Взгляд налево — там мои бойцы оттеснили противника с острожка, полностью выбили, но не стали преследовать. Германские пикинеры, не ломая строя, начали свой отход. Медленно, очень медленно пятились, ожидая удара. Мушкетеры, что прикрывали им фланги, продолжали бить по нашим позициям. Им отвечали.

Но их ряды тоже дрогнули. Они все еще пытались прерывать флангом тот острог, за который мы сейчас бились, но уже было видно, что они не полезут дальше и настроены двигаться назад. Неспешно выходя из-под огня и удара.

Что справа?

Там остатки наемников с пиками редким строем, угнетаемые тем что их основной фронт проломлен, рассеян и разбит пытались как-то вновь перестраиваться. Им противостояла вышедшая, маячившая неподалеку бронная конница. Она неспешно маневрировала вне предела огня мушкетеров и тем более пикинерской атаки.

Стрельцы и весь фланг войска Шуйского замерли посреди поля боя на удобной высоте и вообще не думали идти на помощь Делагарди и его людям.

А наемники обильно пролили здесь кровь за русского Царя.

В целом, как и в реальной истории при Клушино.

Наука вам, немцы — не надо лезть в наши дела и стравливать одних с другими. Мы здесь сами как-то разберемся. А поддерживать одних, против других в междоусобной войне чревато тем, что вас будут использовать и вашими трупами будет выстлана чья-то дорога к трону. В этот раз — дорога для Шуйских.

Только вот вас же, наемников, могут вот так кинуть в мясорубку рукопашной и не поддержать в важнейший момент.

Я встряхнул головой, уставился вперед.

— Стрелы кончились, господарь. — Проговорил из-за спины Абдулла. — Хотел подстрелить этого на коне. А нечем.

В голосе его слышалось разочарование. Понимал мой татарин, что этот всадник — какая-то важная птица.

Боевые порядки московского войска.

Проклятые русские, проклятая земля, проклятая страна, проклятый Царь!

Делагарди клокотал злостью, рвал и метал, несся вперед, увлекая за собой примерно две сотни мушкетеров. Еще небольшие отряды, видя его во главе, присоединяюсь. Но количество не выросло сильно.

Он видел, как ситуация в острожке, к которому он мчался, менялась.

Германцы героическим напором вроде бы почти выдавили противника, но здесь на них налетели конные бездоспешные стрелки. Безумие. Но часть из них после стрельбы ломанулись врукопашную, поведя за собой тех, кто было бежал с поля боя.

Среди всадников он отметил несколько выделяющихся, в бронях. Сотники?

Или сам проклятый Игорь⁈

Знаменем над центральным редутом сейчас никто не размахивал, там вновь стояла эта махина, неприступно, как скала. Огромный человек, но не тот, не самозванец. Можно было дать голову на отсечение, юнец сам повел своих людей, последний резерв в битву против германцев.

Сам ринулся на пики, спешился, врубился в дрогнувшие ряды пикинеров.

Исчез в хаосе боя.

Якоб с замиранием сердца молился пресвятой Деве Марии, чтобы она направило чье-то орудие этому Игорю прямо в голову или сердце. Чтобы не ранен он был, а прямо здесь и сейчас при виде сотен глаз пал смертью храбрых. Плевать — геройской или какой. Его втопчут в землю, и память о нем сотрется. А они одержат победу!

Боже, дай, только чтобы он издох и больше не коптил этот свет!

Но господь отвернулся от Якоба.

Русские отбросили и рассеяли большую часть пикинеров. Те, потеряв преимущество строя, отбивались мечами, отступали. Их фланг, что встал против нависающей конницы, еще как-то пытался держать строй, а в редуте завязался кровавый бой. Где все сражаются против всех и каждый за себя. Нет спины сотоварища рядом, нет плеча — есть просто свои и чужие и надо выжить.

Русские перевалили через вал второй линии, по ним дали залп, многие пали, но все равно рвались вперед.

Это самозванец так воодушевил их после панического бегства?

Мушкетеры отбросили ружья, выхватили клинки, и тут с вала по ним дала залп казацкая пехота. Миг и люди смешались с людьми.

Делагарди, ведя за собой собранный отряд, взлетел на вал. Здесь еще был хоть какой-то порядок, но впереди, уже вот-вот, рукой подать рубились люди. Между валами первой и второй линии.

Здесь же под ногами, на подъеме валялось истоптанное в грязи знамя одной из шведских мушкетерских рот.

— Вперед! — Заорал Делагарди. — Стройся в шеренги, готовься!

Офицеры поняли его и начали выкрикивать команды.

Якоб бросил в бой своих последних людей. Всех тех, кого еще мог собрать. Они подперли своим присутствием дрогнувших было, уже сражающихся врукопашную мушкетеров. Те рванулись к ним, а ровный строй еще не понесших потери вскинул свои орудия. Здесь с бруствера им было хорошо видно, куда палить, ведь бой шел там, между двумя возвышениями, двумя линиями укреплений.

Сам же Делагари склонился к истоптанному знамени.

Злость переполняла его. Какого цвета это полотно было — сказать сложно, оно было залито кровью, замазано грязью. Вероятно, оно когда-то было синим. Рядом с ним валялось несколько истыканных стрелами бойцов. Все они были мертвы. Один так и не разжал руку, не выпустил древко. Рухнул вместе с ним.

Оперение торчало прямо из его лица, залитого кровью.

Якоб разжал остывающие пальцы. Покрепче схватился и вскинул этот стяг. Смотрите все! Мы здесь! Наемники взяли редут! Вперед трусы и предатели! Вперед московские полки! Покажите, наконец себя! Сколько можно нам, наемникам проливать за вас кровь.

Это же ваш царь! Где ваша честь⁈

Я смотрел во все глаза и видел, как на бруствер первой линии выходят ровные шеренги мушкетеров. Они вскидывали свои аркебузы. По ним тут же начали палить те, кто стоял с моей стороны. Но далеко не все они еще перезарядились. Грянул залп, люди падали. Первая шеренга, стараясь держать строй, двинулась вперед, перезаряжая на ходу. Вторая вышла еще для одного выстрела.

С нашей стороны залп выдался уже более организованным. Шведы падали, строй их поражался, но они ответили. Начали перезаряжаться.

А там внизу между валами творилось настоящее безумие. Все, кто остался в живых сейчас бились в отчаянной рукопашной и пытались просто выжить и убить всех врагов, что рядом. Противник отступал, бежал. Казалось, они понимали, что все, для них все кончено. Мои люди давили их, рвались вперед, но получалось так, что все это превратилось в настоящий хаос.

Конные бездоспешные рейтары, частично увязшие в бою, копейщики, бывшие пикинеры в кирасах, мушкетеры, казаки, кто-то с саблей, кто-то с аркебузой, кто-то со шпагой.

Все бились в этой мешанине на небольшом пятачке земли.

И тут я увидел, как за спиной вышедших на позиции двух с лишним сотен шведов поднимается рваное, истоптанное и грязное знамя. Солдат, да нет офицер или даже полковник, а может… Может сам Якуб Понтус Делагарди сейчас пытался показать всему войску Шуйского, что они не разгромлены.

Они взяли верх и этот острог их.

Плохо, чертовски плохо.

— Нет стрел, господарь. — Абдулла повторил это более злобно. Он прямо сетовал на то, что не может пристрелить знаменосца. — Я принесу его голова тебе.

Он толкнул коня пятками и помчался чуть в сторону, огибая редут. Хотел пройти мимо отступающих и прикрытых дымом мушкетеров, что там отходили от наших позиций и этой мешаниной между двумя валами, где развернулась кровавая бойня.

— Куда! — Процедил я сквозь зубы, но понимал, что в целом он действует верно. Хотя и слишком самонадеянно.

Прошла секунда. В паре метров от меня стоял, подергивая ушами и, нервничая, конь Якова. Это шанс, действительно шанс захватить шведского генерала.

Я взлетел в седло.

— За мной! — Заорал что есть сил. — За мной!

Перестроившиеся, оставшиеся здесь примерно полторы сотни аркебузиров, что не влетели в рукопашную схватку за редут, подтянулись. Они уже перезарядили свои аркебузы и, возможно, пистолеты. Еще три сотни сейчас били издали отступающих пикинеров, перестреливались с прикрывающими их с фланга шведскими мушкетерами. Вся эта компания отступала.

А здесь, у этого укрепления началась какая-то невероятная рубка. За каждую пядь земли.

Если это сам Якоб — это будет невероятное приобретение.

— За мной! — Я взмахнул саблей, призывая бойцов идти в обход, не вслед за татарином. Черт бы побрал этого лихого вояку, а с другой стороны, где ранее был строй пикинеров.

Богдан был тут как тут. Тоже в седле, помятый, но воодушевленный.

— Берем офицера, или генерала? Господарь. — Он криво улыбнулся.

Спиной я ощутил злобный взгляд Якова, который говорил. Ну куда ты… господарь! Без тебя уже побеждаем! Поберегись.