Патриот. Смута. Том 8

Глава 8

Выспался я отлично.

Все же отдыхать в тереме, в покоях воеводы, да и в целом под крышей над головой ощутимо лучше, чем в походных условиях. Да, я к невзгодам привычен, но, когда можно в большем комфорте восстановить силы, глупо этого не делать.

Не успел я одеться, как-то звать Ваньку ради того, чтобы помог в столь тривиальном деле, непривычный я был. Здесь же забарабанили в дверь. Оттуда донесся гулкий голос Пантелея.

— Господарь, вас просят, дела срочные.

— Зайди. — Я ускорился в застегивании кафтана, перепоясаться и готов. Надевать, пока доспех я не торопился, боя вроде не предвидится.

Пантелей открыл дверь, замер на входе, снизу доносились встревоженные голоса.

— Что там? — Глянул на него напряженно.

Неужто войско Шуйского совершило ночной марш и уже нависает над нами?

— Господарь, люди от Шуйского. — Он замялся, видно было, что не очень понимает, как сказать четко и точно.

— Войска?

— Да… Ты лучше сам, господарь. Здесь, сложно как-то.

Ну раз он не говорит, что ждет нас бой, значит, случилось что-то менее опасное, но весьма непонятное.

Облачился, перепоясался, начал спускаться.

Прошлый поздний вечер! Берега реки Лопасня. Походный лагерь московского войска окрест безымянной деревни.

Солнце уже почти закатилось за горизонт.

Московское войско стояло лагерем на двух берегах реки Лопасни.

Делагарди ходил между костров, где разместились его люди — наемники, разговаривал с офицерами. Спрашивал, кто и что думает, пытался понять — как настроение у бойцов.

Выходило так, что его люмди не очень-то доверяли всем этим русским. Да, когда они бились вместе со Скопиным, то каждый, по крайней мере, из офицерского корпуса всего наемного воинства чувствовал, что в бой их ведет настоящий рыцарь, человек достойный. Да, он не царь, не король, не все зависит от него. Но понимание, что этот человек приложит все силы для победы и для того, чтобы сплотить людей для этой цели были у всех.

Сейчас, смотря на творящееся, они все больше сомневались. У шведской части еще все отчетливее вставал вопрос, который мучил самого Якоба: «Когда будем бить ляхов?».

Ситуация ухудшилась после того, как этот Игорь устроил свой налет.

Русские праздновали победу. Благо каких-то хмельных напитков в войске нашлось мало и перепиться по дурости своей было чрезвычайно сложно. Почти никому это не удалось, но какие-то песни и даже пляски присутствовали.

Дурость полнейшая. Победа!

Так назвал Дмитрий Шуйский произошедшее днем. Ведь Игорь позорно бежал со своими ратями с поля боя.

Делагарди хотел разбить пару рож у тех, кто поздравил его с первой победой над самозванцем. С трудом удержался, поскольку сам воевода провозгласил ее. Раненый, обессиленный…

Победа⁈

Что, черт возьми, такое несут эти люди?

Да, этот Игорь был дьявольски хитер. Он налетел на них крупными силами, но не настолько большими, чтобы с легкостью разбить и опрокинуть. Хотя мог попробовать, но не рискнул. Сохранил инициативу и людей. Их было, по прикидкам шведа порядка шести тысяч. Много, чертовски много для какого-то никому не известного, как говорили приближенные к царю Шуйскому, человека.

И это только конница.

Здесь не было пехоты. А сколько ее под началом этого самозванца?

Он был мудр и Якоб все отчетливее осознавал это. Ударил и отошел. Потерял, насколько понимал Делагарди какую-то сотню, а они лишились порядка тысячи, если не больше, бойцов. Авангард смят, он не сможет сражаться так, как должно. Много раненых. Да, пускай легко, но бросать их в бой — идиотизм. Нужно оставить здесь еще часть сил, чтобы прикрыть госпиталь. То есть это еще минус люди, боеспособные сабли, пики, аркебузы.

Что еще?

Французы… Якоб вспомнил Луи де Роуэна и направился к нему. Нужно было поговорить. Днем полковник выглядел удрученным и сильно озлобленным.

Пока шел, мысли генерала витали вокруг осмысления того, что же сделал этот Игорь Васильевич. Если отбросить идиотскую мысль, что он якобы был разгромлен и бежал в ужасе при виде царева войска на юг. Он показал свое мастерство, нанес невероятный, хитрый и сильный удар. Не потерял почти никого и ушел.

Если это повторится завтра на марше, и если Шуйский потеряет еще тысячу… А потом еще и еще, то кем, дьявол, мы будем воевать?

Мы просто растворимся в этих лесах.

Якоб добрался до расположения французов, благо идти недалеко.

Его встретили дозорные, узнали в лицо, поприветствовали, поклонились и тут же проводили к полковнику.

Луи де Роуэн был в расстроенных чувствах. Развалился на своем плаще возле костра и в сообществе троих, наиболее доверенных капитанов, предавался отдыху. По западному, привычному для этих людей обычаю. Пара бутылей были уже опустошены, а смотрящие в костер люди напевали что-то грустное на своем родном языке.

— О, граф, присаживайся у нашего костра. — Проговорил Луи, смотря на него и используя несколько ломаный шведский. — Будь гостем на этом празднике нашей победы.

Сказано это было с явной издевкой, сарказмом.

— Почту за честь. — Делагарди никак не ответил на провокацию, сел, посмотрел на собравшихся. То, что видел он, ему не понравилось.

— Выпьем же за наших павших… товарищей. — Полковник пригубил из бутылки, передал ее по кругу.

— Луи. — Холодно произнес Якоб. — Я пришел узнать, как раненые? Как настроение у твоих людей? Что ты думаешь делать дальше? Как сражаться?

— Настроение. — Француз уставился на шведа. — Настроение! Мы потеряли четверть наших людей. Четверть, Якоб. Пресветлая Дева Мария. — Он перекрестился. — Я хочу отомстить этому… Как его там?

— Игорь.

— Этому русскому. — Он специально не произнес его имени, пренебрегал, но Якоб начал подозревать весьма неприятное.

Француз, этот лихой рыцарь боялся. Дьявол! Ему было страшно, и это чувство убивало его, сводило с ума.

— Хочу отомстить! Убить своими руками! Вызвать его на дуэль. Мерзавца, хитреца, обманщика. — Щеки Луи были красны. — Каков… Он обставил нас. Или, или? Как говорят русские, это все было колдовством, и мы не поддались на него. Вот заслуга. И это победа! Вива ла виктория! — Заорал он громко. — Вива ла виктория!

— Ты веришь в это. — Зубы Якоба скрипнули от злости.

Неужели и в его силы, силы наемников вторглось это безумие. Победа? Что за чушь! Им закатили хорошую трепку, а потом, когда решили, что пора остановиться, развернулись и просто ушли. Вот что это было. Игорь делал с ними все, что только хотел. Глупо говорить о какой-то победе.

Луи де Роуэн уставился на Якоба

— Русские очень убедительны. — Икнул и исторгнул из чрева благородную протяжную отрыжку, достойную славного рыцаря. — Но, по крайней мере, теперь они отправили за реку приличный отряд своих людей. И, пресвятая дева, наконец-то они выставили дозоры. Наконец-то есть охранение и нас не перережут эти… Казаки!

Все понятно, этот француз не выдает желаемое за действительное.

Он смеется, впав в какое-то странное состояние, он просто не может взять и признать свое поражение, рыцарская честь не позволяет сказать такое. Но, в душе он все понимает, и ему грустно, а еще страшно, да и смешно оттого, что русские пытаются выдать едва не случившийся разгром за военный успех.

Нас не разбили, враг отступил — мы молоды, это победа.

Как же тупо! Дьявол, как же!

— Что скажешь о своих людях, они готовы сражаться? — Попытался сменить тему Делагарди, видя, что его подчиненный распаляется все больше. Глаза его начали блестеть яростным пламенем.

— Мои рейтары? — Луи уставился на Якоба прилично так плавающим взглядом. — Мои рейтары…

— Да. — процедил Делагарди.

— Я же сказал, мы хотим отомстить. Я лично убью этого выскочку. Кину ему вызов.

— Думаешь, он согласится?

Сказав это, Якоб понял, что ошибся. Дьявол, не следовало этого делать!

— Твой гость, голландец… — Луи икнул. — Дьявол, я не помню, как зовут этого славного малого, говорил со мной.

Вот как, посыльный от Игоря успел пообщаться не только с Делагарди, но еще и с прочими полковниками. Так-то ничего ужасного в этом швед не видел, но парень явно приехал сюда не просто так. Понятно, что они его не собирались отпускать обратно. О чем Якоб сразу же ему сказал.

В лагере наемников он был гостем и…

Да что там. Якоб после всего произошедшего все отчетливее думал, а не кинутая ли это ниточка самим Игорем. И если так и есть — этот человек невероятен. Как он мог такое предвидеть и получается… Да, дьявол, получается, что он, отправляя голландца, уже понимал, что начнет громить войско Дмитрия Шуйского так, как делает это сейчас. Понимал и осознавал, что здесь творится и дал ему — Якобу Понтусу, генералу всего этого наемного корпуса возможность уйти с поля боя. Показывал: Это не твоя война, швед. Нам надо всеми воевать с ляхами, а не друг с другом.

И после событий дня Делагарди все отчетливее осознавал, хоть и пытался убедить себя в обратном, что войско этого Игоря может гораздо больше, чем о нем думали изначально.

— Так что, гость? — Проговорил он, выходя из раздумий.

— А, гость, какой гость? — Луи вновь передали бутылку, и он жадно припал к ней.

— Голландец.

— А, этот гость. Да, я говорил с ним. Ух и повезло ему быть голландцем. Сама дева Мария хранит его.

— Это почему? — Несвязная речь француза начинала злить. Но шведу хотелось узнать как можно больше о том, что хотел делать дальше этот человек. Их объединяла служба. Им вместе завтра или через день идти в бой.

— Русскому мальчишке не повезло. — Мотнул головой Луи. — Не повезло, а голландцу повезло.

Делагарди вздохнул, вспомнив рязанца. Да, действительно, наемнику удалось притвориться своим и без проблем проникнуть в лагерь. В отличие от того несчастного русского.

Луи тем временем продолжал.

— Он сказал мне, что этот Игорь, заправский мечник. А я, как ты знаешь… — В глазах его засветились дьявольские огоньки. — До приезда в Швецию, в твое распоряжение, граф, был хорош в этом деле. Очень хорош.

Он скривился в злобной ухмылке убийцы.

Делагарди знал о подвигах и приключениях своего полковника. Он был, судя по рассказам, хорошим дуэлянтом, бретером и покинул свою страну в том числе по причине того, что за ним шел кровавый след из дуэлей, за которые король мог покарать.

— Так вот. Якоб, друг мой. Во франции только три клинка, что могут сравниться с моим. Один мертв, это точно. Один пропал, мой друг Франсуа де Рекмонт. — Он хохотнул. — И я последовал его примеру, тоже уехал. Также растворился. Ну и еще один выскочка. Но он не в счет.

Делагарди слушал внимательно.

— Так вот. Нас четверо, и мы лучшие из лучших. — Он буравил Якоба осоловелым взглядом. — Понимаешь, лучшие из лучших.

— Понимаю. — Процедил тот.

Ему очень не нравилось то, к чему шел весь этот разговор. Дуэли на войне, здесь в этих бескрайних лесах. Глупость.

— И я вызову этого ублюдка на поединок. — Луи опрокинул бутылку, кадык его активно заработал. Алая жидкость обильно заливалась в брюхо.

— Я буду молиться за твой успех. — Холодно проговорил Якоб.

Если уж отважный француз, рыцарь, полковник решился на поединок с самозванцем, то все довольно плохо. Это свидетельство того, что он боится за своих людей. Страх поселился в его душе. Опасение, что он вновь поведет их в атаку и потеряет теперь не четверть, а всех. Всю тысячу. Поэтому он решил взять всю ответственность на себя, прославиться в веках и убить этого чертового русского.

Француз в этот момент поднялся на плохо слушающих его ногах. Уставился на своих сотоварищей, на Якоба, тряхнул бутылкой. Там уже ничего не было. Скривился, отбросил ее в сторону.

— А чего ждать? Якоб, собратья. — Попытался сделать реверанс, но чуть не упал. Выпалил. — Коня. — Дернулся, закричал громче. — Коня мне!

— Что ты творишь? — Делагарди в холодной ярости поднялся.

— Я поеду и убью его. Сам, один. И Все эти неотесанные варвары поймут, что Луи де Роуэн не трус. Что он славный рыцарь и сделал то, что не смог сделать ни один из этих русских, казаков, бояр, царей, князей. А я… — Он уставился осоловелым взглядом на Якоба. — Я! Сделаю это!

— Не дури. — Делагарди сделал шаг вперед.

Друзья полковника пытались подняться, но на них выпитое произвело более убойный эффект, чем на их командира.

— Коня! — Он выхватил прекрасный клинок, направил его на Якоба. — Не смей останавливать меня, швед. Я заколю тебя. Не посмотрю, что мы друзья с тобой. Дева Мария мой свидетель. Убью не думая.

Делагарди трясло. Он понимал, что происходит нечто невероятно безумное. Просто не укладывающееся у него в голове. Полковник, наемник сейчас собирался мчаться куда-то через русский лес по дороге к вражескому лагерю, который был в дне пешего, быстрого марша, и творить там какое-то рыцарское безумие.

Поединок!

— Остынь! — Выкрикнул он, но клинок в руках француза говорил, что его хозяин настроен невероятно решительно.

— Коня!

Ошалелые солдаты подвели своему командиру его скакуна и второго, заводного.

Несмотря на состояние Луи де Роуэн резко дернулся, подпрыгнул, взлетел в седло, заорал что есть мочи.

— Монжуа! Сен-Дени! — Дал пяток коню и понесся в ночь.

Это было безумием. Делагарди не знал, что даже сказать по этому поводу. Он замер у костра, где полулежали ошалелые капитаны французской тысячи. Его трясло.

Безумие! Полнейшее безумие накрывало всех его людей.

— Русь сведет нас с ума. — Прошептал он. — Бог мне свидетель.

Он повернулся, двинулся к своим кострам.

Брел, пытаясь убедить себя, что произошедшее лишь плод его воображения, и это на самом деле не случилось. Что полковник, закаленный в боях ветеран, сейчас не повел себя как безумный мальчишка и молился Господу и деве Марии о том, чтобы он сверзился где-то с коня, рухнул бы и остался цел.

Утром он нашел бы его спящим в какой-то канаве или стогу сена.

Но… Надежда эта была слишком туманной.

Делагарди понимал, что войско этого Игоря — не сборище рыцарей. Это опасные, хитрые, коварные русские, готовые на все. Там мало дворян и бояр. Там казаки и откровенная голытьба. Хотя… Да как голытьба могла сотворить днем такое!

Дьявол! Дожить бы до битвы!

В прямом сражении шансы на победу есть. Этому самозванцу нечего противопоставить его отлично обученной, сплочений пехоте. У него не было ничего, не могло просто быть. Нужно дойти и разбить этого… Этого…

Да кто же он такой! Дьявол! Кто⁈

Прошлая ночь! Берега реки Лопасня. Походный лагерь московского войска окрест безымянной деревни.

Делагарди проснулся резко, схватил привычным движением рукоять своей рапиры.

Вскочил, осмотрел.

Вокруг было спокойно, паники не было, бойцы поднимались, вглядывались в темноту, на другой берег реки. Начинали спешно снаряжаться. Это было у них вбито в привычку. Если что-то творится, лучше быть готовым к бою. Хотя бы самому, а лучше в строю с такими же, как ты.

За Лопасней, во мраке творилось что-то странное.

Шум, крики, звон стали. А разбудили всех громкие выстрелы и взрыв. Что-то… скорее всего, пороховой припас, бочонок — рванул. Ржали кони, кто-то истошно орал так, что было слышно даже здесь.

— Нога! Мать моя… моя нога! Верните! А!

Этот безумный, долгий, очень долгий день не собирался заканчиваться. Судя по луне и звездам отбой состоялся не так давно, лагерь только-только улегся, угомонился после «победного» разгулья. Делагарди только убедил себя в том, что поутру сможет без проблем найти замену обезумевшему Луи де Роуэну. Перепился рыцарь и сотворил дурость. Может, в канаве его где-то днем по дороге к Серпухову и найдется. Слишком уж далекий путь, да еще в ночи и в таком состоянии. Добраться — непростая задача.

Только все улеглось. Теперь новая неурядица. Что-то творилось на том берегу.

Хаос постепенно перекочевывал оттуда на эту сторону.

— Трубить подъем и построение!

Загудел горн. Ему ответил второй ближе к воде, третий где-то за спиной, четвертый, пятый. Все московское воинство поднималось.

Вроде бы внезапность рейда, если это конечно он, удалось предотвратить.

Будь это он в исполнении самозванца Игоря, то можно ждать, что его сотни переправятся и на эту сторону. Неужто дозоры, на этот раз выставленные, опять прошляпили⁈ Это уже невозможно терпеть, за такое головы рубить надо!

— Ваша милость.

Оруженосец Якоба уже был готов помогать генералу облачаться. Мальчишка держал наготове колет, кираса лежала рядом, как и морион.

Привычными движениями он снаряжался.

Следом пошла железная юбка, прикрывающая бедра. Получить в ночном бою случайный удар ему совершенно не хотелось, поэтому железо экипировалось по максимуму.

Наемное воинство, имеющее опыт ночных боев, сильнее жгло костры повышая видимость окрест, готовилось к отпору.

Там, ближе к реке продолжался хаос. Странно, костров на правом берегу почти не было. Света слишком мало. А на этом — у русла, в безымянной деревеньке расположившиеся бойцы так же как и наемники снаряжались. Покрикивали сотники, уровень злости и ругани нарастал. Заспанные русские все отчетливее понимали, что нечто угрожает их жизням, торопились.

— Измена! — Слышались выкрики. Раздавался звон стали.

Все это было как-то единично, не организовано.

Чем больше Якоб вглядывался, прислушивался и раздумывал над ситуацией тем меньше это напоминало ночной налет. Слишком мало хаоса, пальбы и воплей. Как-то вообще излишне спокойно на том берегу. Да. Шум присутствует, но будь там серьезный бой, звучали бы сотни выстрелов и началась паника.

Ее не было. Просто зарево от пожара в одном месте. Местами какие-то выкрики.

Все.

Но, береженного сберегает пресвятая дева Мария. Делагарди продолжал отдавать приказы к построению. Отправил гонца узнать к Шуйскому, что творится, а также направил разведку в передовые отряды русской рати на этом берегу. К деревеньке.

Прошло совсем немного времени, как они вернулись.

Штаб пребывал в неведении, и там все только-только просыпались, а вот разведка сообщила неприятные вести. На правом берегу от двух с небольшим тысяч переправившихся бойцов и части обоза, которыми они отгородили, якобы себя с южной стороны от возможных вылазок — осталось пара сотен человек.

Рязанцы ушли.

А раз дорога здесь была только одна, и к Москве двинуться они не могли, то… Они пошли к этому самозванцу Игорю. И, зубы Делагарди скрипнули от этого осознания — явно не с тем же желанием, что у одуревшего француза, а с иным.

Переметнулись!