Патриот. Смута. Том 8

Глава 3

Левый берег реки Лопасня. Походные колонны московского войска.

Двигаться к переправе становилось все сложнее. Больше паникующих, мечущихся, бегущих навстречу.

Крики, шум, гам, лошадь под седлом нервничала, хоть и была привычна к бою.

Мимо пронесся какой-то одуревший от ужаса русский. Глаза ошалелые, рот раскрыт. Конь нес его неведомо куда, главное подальше отсюда. В боку зверя сломанная стрела, морда в кровавой пене. Ему было больно, а всадник не имел никаких сил остановить животное или спрыгнуть. Он обезумел от страха.

Вокруг стоял невероятный гвалт и суета.

Возницы прятались под возами. Выглядывали оттуда, что-то выкрикивали, прятались вновь. Кто-то тащил что-то с возов, мешки, имущество и удирал в лес. Спасал или воровал? Тут с какой стороны взглянуть.

Какие-то бойцы били другим рожи и орали, чтобы те не смели трогать вещи. Вот-вот за сабли схватятся.

Дева Мария, что творится!

Сотники, будучи конными, нависали над людьми, орудовали плетками и орали, чтобы успокоить и построить бойцов. Приструнить холопов. Одного такого разозлившаяся пехота, не желающая терпеть удары, стащила на землю, разоружила.

Он орал, словно его режут. Вырывался.

Безумие.

Впереди две лучшие московские сотни все же не так сильно подверглись панике, но у них там свои неприятные дела. Как раз их то и хотел понять Якоб. Скоротечный бой с рязанским бунтовщиком и его отрядом закончился. Но он не добавил порядка во все происходящее. Наоборот.

Делагарди с французами наконец-то добрался до кареты.

Люди в бронях сгрудились вокруг, на него смотрели косо, без какого-то уважения и тем более любви. Неприязнь у всех этих родовитых людей была к наемнику и ничего больше. Виделось в их глазах — чего пришел, самый умный, что ли, вот иди и воюй, тебе же деньги заплачены.

Почему еще здесь?

Несколько посеченных бездоспешных бойцов валялись на обочине. Ржала умирающая лошадь. Еще одна дергалась, билась, уже не издавая звуков. Люди ходили, проверяли жив кто из лежащих или нет. Обыскивали, раздевали.

Пара палачей, их Якоб сразу узнал, вязала веревки. Вешать будут. Даже трупы, видимо.

— Где воевода! — Якоб наконец-то протолкался к карете.

Дмитрий был жив.

Полулежал у колеса, привалился к нему, пыхтел как паровоз. Ему бинтовали плечо, где-то в районе ключицы, и под натянутой песцовой шапкой виднелась тоже ткань и потеки крови. Ухо видимо зацепило, щеку, плечо. Из чего же стрелял этот рязанец?

Лицо воеводы выражало совершенно безумную гримасу.

Он поднял взгляд, уставился на Якоба.

— Что? Что это? Что это такое⁈

— Враг, Ваше Высочество.

А что еще говорить-то. И что это за вопросы, вообще.

— Кто? Как? Откуда!

— Вероятно, разбойники, Ваше Высочество. — Делагарди попытался сделать лицо как можно более глупым.

Он знал, что Дмитрий не терпит, когда кто-то выглядит умнее, чем он сам. А сейчас, очень сложно было показать себя глупее. Воевода весь их поход вел себя как напыщенный индюк и полный идиот. Ничего не хотел и не желал слушать. Был уверен в том, что они идут по своей земле и им нечего опасаться.

А то что вокруг куча разных банд, дезертиров и изменников и слушать не хотел. Воровской царик в Калуге заперся, сидит, трясется. Этот второй упырь, как его именовали в близком окружении Шуйского, за Окой. Ляхи у Смоленска, а на севере несколько банд Лисовского и казаков орудуют. Здесь — тишь и благодать!

Полагал ошибочно — на, получай ответку.

— Почему не было вестей? — Простонал Дмитрий.

Действительно! Может, потому, что ты, тухлый потрох, не отправлял разведчиков и не утруждал себя их отчетами.

Якоб смотрел на него, попытался уйти от ответа.

— Какие будут приказания, Ваше Высочество?

— Почему! Не было! Доклада⁈ Что враг уже здесь! Я спрашиваю!

— Не могу знать, Ваше Высочество. — Процедил приходящий постепенно в бешенство Якоб.

— Господарь, Дмитрий. Это все рязанские сотни. — Проговорил один из стоящих рядом доспешных бойцов, поклонился.

— Что? Рязанцы! Твари! А что французы, почему… — Он вновь уставился на Якоба. — Почему они не были в дозоре!

Ах ты… Ты же сам…

Зубы Делагарди скрипнули.

— Вы сами…

— Молчать! Восстановить порядок! Отбросить врага! Догнать, схватить, повесить!

— А что рязанцы, господарь? — Вновь поклонился все тот же лебезящий боярин.

Кто это был, Делагарди не знал. Он хорошо помнил всех тех, кто воевал с ним и Скопиным-Шуйским. Тот офицерский корпус, который прошел с ними с севера от Новгорода до Москвы через многие испытания и сражения. Но вот после всех этих пиров и начавшихся вместе с ними злоключений все сильно поменялось.

Управление армией после смерти собрата по оружию Скопина сменилось.

Часть самых толковых командиров отправили на запад, противостоять полякам. Но не его наемники и неосновные силы. Только Эверт Горн с малым отрядом ушел.

Войска стояли в Москве и чего-то ждали.

Чего? Из слухов следовало, что на юге копится новая сила, которая будет похлеще, чем воровской царик Дмитрий, силы которого Делагарди и Скопин разбили и отбросили от Тушино в Калугу. Тот самый упырь, какой-то татарский ставленник, или казак, или… А черт разберешь эти слухи московские.

Игорь Васильевич Данилов — так звали эту новую силу.

— Повесить! — Выкрикнул Дмитрий Шуйский, выводя Якоба из гневных мыслей.

Воевода пытался подняться. Сморщился, осел своим грузным телом обратно.

— Господарь, кровь еще не встала. — Пролепетал бинтовавший его врач.

— Так останови ее, идиот! Меня окружают льстецы и идиоты! И третий сорт людей, немцы. — Последнее он произнес, смотря на Делагарди с откровенной ненавистью. — Покажи нам, немец, свои таланты.

Подавив желание прирезать этого борова здесь и сейчас, Якоб вытянулся, как бравый офицер и произнес.

— Какие будут приказы, Ваше Высочество?

— Ты что, не слышал. — Прошипел злобно воевода, смотря снизу вверх.

— Жду точных указаний, Ваше Высочество. — Отчеканил Якоб, стараясь действовать как наемник, которому должны выдать четкий приказ, и он его исполнит. Ведь ему за это платят деньги. И плевать он хотел на весь этот идиотизм. Пока приказ логичен и может быть исполнен, он будет пытаться делать это. В противном случае…

Все же он, Делагарди, человек, давший присягу иному королю. А не этим проклятым русским.

— Отбросить, схватить и повесить!

— Будет исполнено, Ваше Величество.

Якоб развернулся на каблуках. В душе он жалел, что этот боров не умер и что рязанцу, отцу несчастного мальчишки не удалось убить его. Отважный поступок. Безумный. Но швед понимал его. Это было дело чести. Эти люди замучили сына. Как отец мог поступить иначе, как такое стерпеть?

Нет, он не смог и рискнул. Неудачно, за что и поплатился, но все же.

Отходя от кареты, он услышал в очередной раз фразу, касающуюся рязанцев и вопрос, что делать с ними. Шуйский заорал в ответ.

— Я что, должен казнить три тысячи человек? Иди! Иди сам и найди их всех, чертовых заговорщиков, допрос! Хочешь? Или боишься, что они тебе кишки выпустят. А, черт! — Он заревел от боли, видимо, дернулся и потревожил рану. — Вяжи быстрее, пес шелудивый!

Делагарди взлетел в седло, отъехал чуть в сторону и уставился на творящееся.

А происходило что-то по-настоящему странное.

Сотни этого Игоря не думали переходить реку. Бронированная кавалерия, почти не понеся потерь, отходила к лесу и по дороге на юг. Уже перестроилась в походные колонны. Аркебузиры следовали за ней. Только одна сотня из них замерла на небольшом возвышении метрах в ста от края поселка на той стороне реки. Наблюдали. Над ними реяло красное знамя с ликом какого-то святого или… Самого Иисуса Христа?

Черт разберет этих русских. Они слишком набожные в войне.

Даже войско у них христолюбивым зовется, хотя если подумать — то столько ужасов оно несет всем вокруг. Не меньше, чем любое другое. А может, даже больше, если среди них есть жадные до грабежа казаки.

Якоб смотрел и не понимал.

Почему, черт возьми, почему? Ведь удача была на стороне этого Игоря и конные лучники на этой стороне реки…

Он уставился туда. Смотрел с удивлением. Они тоже отступали.

Луи де Роуэн повел против них свою тысячу, но столкновения не получалось. Они уходили, пуская стрелы. Те на излете мало что могли сделать людям, но легко ранили коней. Аркебузы же с такой дистанции могли дать залп, но… Вдруг после него легкая конница сократит дистанцию и засыпет стрелами французов?

Нужно было подобраться ближе.

Залп нужно делать решительным и точным. С минимальной дистанции, чтобы уложить сразу много этих мятежников.

Вроде бы кони под рейтарами Луи были выше и сильнее. Шанс нагнать их, уходящих к реке и думающих отходить, видимо, по ее руслу, были велики. Лучники жались прямо впритык к руслу, слишком быстро ушли с открытого поля.

Сглупили. Скорость их снизилась. Сейчас… Вот сейчас…

Якоб улыбнулся. Ну хоть здесь нам будет способствовать удача. Хоть где-то мы нанесем этому Игорю поражение. Ослабим его силы.

Он вновь посмотрел окрест.

Войско постепенно приходило в себя. Люди собирали раненых и убитых. Тяжелых тащили к обозам, легких бинтовали прямо на местах. Паника прекратилась, армия становилась на время настоящим медицинским лагерем. Сейчас всем нуждающимся окажут помощь, затем похоронят убитых и начнется движение дальше.

Когда? Скорее всего, уже утром.

Куда? К Серпухову, куда же еще. Нужно разить этого Игоря Васильевича. Дмитрий Шуйский не даст иного приказа. Догнать и повесить. Он уже сказал это. Может быть, правда, он умрет от потери крови, но… Черт возьми, это же не послужит расторжением контракта. Ему все равно придется выводить свои сотни против войск этого Игоря. Казалось, этот человек на такое и рассчитывал. Он не стал добивать паникующий авангард. Не ввязался в затяжной бой. Налетел и ушел.

Почему?

Дьявол! Почему⁈

Делагарди вновь перевел взгляд на отважно атакующих, преследующих врага французов. Над полем боя гудело лихое и яростное «Монжуа!». Сердце его горело от радости. В этот тяжелый день хотя бы малая победа, хотя бы какая-то.

Удача!

Строй легкой конницы смялся. Слишком быстро они прижались к воде и не форсировали ее, строясь в колонну. Все же развернутым строем идти быстрее. Время потеряно. Протиснуться в узкое пространство между лесом и рекой тяжело. Скорость пришлось сбавить. Вот сейчас, вот-вот широкий строй накроет их. Двести локтей, французы вскидывают аркебузы, готовятся к стрельбе и…

Первые кони поднялись на дыбы. Кто-то провалился в волчью яму. Ряды французов смялись. Те что шли сзади начали тормозить. Но некоторые влетали в первую шеренгу. Третья и четвертая тоже смешались. Вмиг яростная и кажущаяся успешной атака остановилась.

— Дьявол! — Заорал что было сил Делагарди. — Дьявол!

Конь под ним дернулся.

Но, это было еще не все. Из леса, к которому французы развернулись флангом, влетели в выкопанные ловушки, смешались — выдвинулось несколько сотен свежей конницы. И это были не лучники. В их руках Якоб увидел привычные европейцу аркебузы. Их было не так много, не тысяча, как под началом Луи. А где-то вполовину. Но силы наемников сейчас сломали строй. Секунды замешательства не позволили им вовремя отреагировать на появление нового врага.

Легкая конница также развернулась, перестроилась.

— Дьявол!

Загремели выстрелы. Стройный громогласный залп полутысячи аркебуз пришелся в поддавшийся сумятице фланг рейтар. Стрелы посыпались градом в центр. А огнестрельная конница Игоря понеслась также к реке.

Дала еще один залп из пистолетов и прикрываемая лучниками стала отходить.

Французы попытались стрелять в ответ, все же они были опытными вояками, и такое не могло выбить их из колеи на слишком уж большое время. Они перестраивались, готовились отражать удар. Но его не последовало. Два залпа — аркебузы и пистолеты. И ливень из стрел, последовавший за этим.

Потери в ловушках и от огня. А дальше! Чертовы русские не хотели вступать в прямой бой. Они удирали.

И Делагарди понимал, что Луи де Роуэн не поведет за ними сейчас свою поредевшую тысячу.

— Дьявол! — День стал по-настоящему ужасным. Радовало Якоба только то, что его полки пикинеров и мушкетеров не понесли никакого урона.

Я видел, как развернувшаяся для удара французская конница влетела в наши ловушки. Наблюдал за вышедшими ей во фланг конными стрелками с аркебузами и пистолетами. Те славно отстрелялись и начали уходить.

Все по плану, как и задумывалось.

Ниже по течению, верстах в пяти, куда пойдет по разведанной ранее тропе это воинство тоже есть неплохая переправа.

Все равно мы все отходим к Серпухову.

Встречать противника будем там, на подготовленных пехотой позициях. Или… Пока я раздумывал нужен ли будет ночной рейд. Может быть удастся просто обезглавить все это воинство, как и армию Лжедмитрия второго?

Пока все же не ясно, насколько мощный удар по их желанию сражаться нанесен. Потери приличные, пощипать удалось и наемников, хотя, конечно, основной костяк в виде мушкетеров и пикинеров не тронут.

А это грозная сила.

Пока что по моим прикидкам из строя выведено где-то с тысячу человек, может, даже больше. И здесь дело не в том, сколько мы убили. Хотелось бы, чтобы немного. А сколько не смогут принять участие в грядущем бою — раненые, бежавшие в панике, бросившие все.

Авангарду досталось сильно, это точно.

Тем, кто был на левом берегу тоже прилетело стрелами. Побило, посекло коней. А дворянин без лошади, с луком и копьем — это какой-то странный воин. Чего ему делать? Не пикинер, не стрелец. Толку от такого мало. Перевооружать. А получится ли? Хватит ли авторитета у воеводы?

Ну и французам прилетело. Уверен, человек двести они потеряли.

И все это — приличный удар по моральному воинскому духу московской армии.

— Господарь. — Богдан, что был рядом со мной, неуверенно заговорил. Был он бледен и нервно как-то правил конем. — Дозволь… Дозволь слово молвить.

— Говори. — Я улыбнулся, посмотрел на него.

Мы шли на юг к Серпухову. Потерь почти не было. Убитыми человек семь из тех, что были на моей стороне, на правой. Раненых около пятидесяти, но все более или менее легкие. Сколько-то еще потеряно там, на левом берегу.

Да, убитых мы не всех забрали.

Но, когда речь идет о живых, не стоит думать о мертвых.

— Говори. — повторил я, смотря на все еще сомневающегося собрата.

— Господарь, удача была на нашей стороне. Надо было бить! Бить господарь! И рухнули бы они, посыпались! Еще немного и… — Он уставился на меня, в глазах ярость была, гнев. — И победа была бы за нами. И Смуте конец.

Я смотрел на него с улыбкой.

— Богдан… — Повернулся и идущим рядом бойцам из сотни Якова. Все они все равно слышали наш разговор, спросил. — Кто еще так думает?

Бойцы молчали.

Сам Яков только головой покачал. Он меня уже понимал. Все же не был он молод и горяч, как этот казак.

— Слушайте, собратья мои. — Начал я. — Мы же не убивать людей русских шли. Наша цель Земский Собор. Чем больше здесь их поляжет и нас, тем сложнее с ляхами и шведами совладать будет.

Посмотрел на казака, в глазах того видел удивление.

— Французов мы знатно потрепали, а вот шведы и Делагарди, пехота. Они с нами сильно схлестнулись бы. Тяжело бы было. Может быть…

— Наша взяла бы.

— Может, и взяла бы. Уверен даже. Только. Сколько полегло бы? Половина?

Он смотрел на меня, скрипел зубами.

— А так сколько?

— Меньше сотни и то, почти раненые все. — Прогудел Пантелей доселе не встревающий.

— Вот. Как думаешь, страшно им? Страшно Делагарди? Страшно Шуйскому этому, Дмитрию? Каждому из его людей?

— Не знаю.

— А ты подумай. Мы налетели, побили сколько? Тысячу, две? И ушли. А ему еще к Серпухову идти. Он каждый шаг свой теперь будет страшиться сделать. Пойдет весь озлобленный и напряженный. Шуйский этот. А люди-то видеть это будут. И… Вот скажи мне Боган. — Уставился на него пристально. — Если бы атаман твой страшился каждого шага, ты бы бился за него?

— Ну… — Не очень понимая, о чем речь ответил казак. — Ты не страшишься, но отступил.

— Отступил, чтобы людей сохранить. Люди, наша сила. А страх, что мы вселили, их слабость. Побегут от него бойцы. Кто-то может даже к нам.

Он покачал головой.

— Мудр ты, господарь. Не понимаю я. Добить бы. Дело славное.

— Добивать русских не надо. Надо, чтобы они под наши знамена стали. А Шуйского, это да. Шуйского надобно.

Дальше ехали молча. До ночи нам надо было добраться до Серпухова, а это путь неблизкий с учетом скоростей воинств этого времени.

Вряд ли войска Дмитрия и Делагарди сдвинутся куда-то дальше реки Лопасни сегодня. Сегодня они будут заниматься ранеными и решать свои внутренние дрязги. Кто виноват в разгроме и что со всем этим делать. Это уже точно.

Время шло, и когда по моим прикидкам с момента боя прошло часа три, из Серпухова к нам прибыл гонец.